(no subject)
Ну шоб два раза не вставать.
Бобик таки сдох.
В смысле - кончился мой энерджайзер, кончился.
Ничего не делаю.
Гуляю.
Сплю.
Посещаю музеи.
Оказывается, Фаюмские портреты - это тоже Пушкинский.
Где были мои глаза все эти годы?
Юноша в золотом венке смотрит сквозь века - и ничего удивительного в том, что этот портрет сохранился лучше всех - красоту нельзя уничтожить.
Остановилась в зале голландцев - боже, как мне там хорошо.
Я бы осталась там жить.
Примерно там, где смертельно-бледная аллегория Порока, задрапированная в красно-оранжевое платье с тоской смотрит на проигрыш - одетая в невнятно-серую хламиду Добродетель получила-таки себе еще одну душу.
Боже, как прост и логичен был тогда мир.
Или там, где у ангела крылья раскрашены во все цвета радуги.
Или у рембрандтовской "Старухи".
Да неважно, в принципе, где.
Пойду в смотрительницы, однако.
Проводишь дни в любимом месте, а тебе за это еще и платят...
Идеально.
Бобик таки сдох.
В смысле - кончился мой энерджайзер, кончился.
Ничего не делаю.
Гуляю.
Сплю.
Посещаю музеи.
Оказывается, Фаюмские портреты - это тоже Пушкинский.
Где были мои глаза все эти годы?
Юноша в золотом венке смотрит сквозь века - и ничего удивительного в том, что этот портрет сохранился лучше всех - красоту нельзя уничтожить.
Остановилась в зале голландцев - боже, как мне там хорошо.
Я бы осталась там жить.
Примерно там, где смертельно-бледная аллегория Порока, задрапированная в красно-оранжевое платье с тоской смотрит на проигрыш - одетая в невнятно-серую хламиду Добродетель получила-таки себе еще одну душу.
Боже, как прост и логичен был тогда мир.
Или там, где у ангела крылья раскрашены во все цвета радуги.
Или у рембрандтовской "Старухи".
Да неважно, в принципе, где.
Пойду в смотрительницы, однако.
Проводишь дни в любимом месте, а тебе за это еще и платят...
Идеально.