Поскольку аэропорт Краснодара закрыт, я больше узнаю о краснодарской сцене.
Писать сегодня о театре очень сложно (как знают мои коллеги, перед которыми я бесконечно извиняюсь), но обещала и пробую.
На днях я побывала на спектакле школы-студии «Гелиос» по пьесе Леонида Андреева «Жизнь человека»; спектакль называется «Реверсия жизни». Постановочная группа (во главе с руководителем студии Екатериной Константиновой) реверсивно «переверстала» пьесу, начав ее с последнего блока: «Человек умер». Человека, то есть главного героя, играет, вполне профессионально и точно, давний воспитанник студии Эдуард Степанян - постепенно освобождаясь от красного халата, от седины в волосах и бороде, от строго жилета, переходя от образа обедневшего архитектора к нищему, но счастливому юноше с прекрасной юной женой (Лиза Табунщикова).
Сначала не очень ясно, к чему ведет этот обратный путь - то ли просто к хэппи-энду: вначале умер, а в конце родился, - то ли к осознанию-просмотру всей жизни перед смертью.
Кроме того, из пьесы исчез «Некто в сером» - то ли Бог, то ли безличная судьба. Вместо него появилась некая загадочная двойница Человека: то ли его полусумасшедшая душа, то ли начало неразумное, то ли дьявольское. Ее замечательно выразительно играет Анастасия Ветошкина - эмоционально, зловеще-ярким лицом и подвижным телом, дублируя происходящее с героем. За персонажем очень интересно наблюдать, разгадывать - кто же она такая? Мефистофель? Судьба? «Сумасшедший с бритвою в руке»?
Только в самом финале спектакля приходит понимание - в чем собственно состоит постановочный диалог с пьесой. Андреев предлагал трагикомическое размышление над жизнью «гордого человека». А тут предлагается альтернатива. Увидев, к чему жизнь приведет архитектора, который больше всего хочет уйти от бедности, Человек делает иной выбор: здесь происходит реверсия внутри эпизода. Не очень ясно, какой именно выбор делает талантливый юноша. Но, очевидно, другой.
Так текст Андреева утрачивает экзистенциальный стоицизм, отчасти теряет в социальной иронии, зато приобретает ясную дидактику - очевидно, вполне уместную в контексте учебного спектакля.
Впрочем, по оформлению и выполнению своих задач постановка выглядит вполне профессиональной. Это касается и средневекового флера в костюмах и музыке, и работы с масками, и вообще коллективного героя-общества: здесь эту значительную роль играют ребята-студийцы. Они пластически выразительны, выполняют все задачи точно, в должной мере пугают своими отстранёнными, полузакрытыми под маской лицами; и социальная сатира в образе этого общества смыкается с инфернальным началом, неким искушением.
И, когда человек уже ушел, его женский доппельгангер доигрывает финал, искушающе предлагая зрительнице свой плащ - тот самый, от которого отказался герой. Но никто не хочет играть в этот «Интерстеллар для мрачных».
Рада была узнать, что у нас есть такой интересный и серьезный учебный театр. Жду их новых премьер.