ПОЕЗДКА
Это надо ж было выдумать: в день 8 марта в Загорск поехать!
А что? Всё равно - воскресение и весна, та весна, которая «пахнет весной», когда еще снег не до конца сошел, а в воздухе уже такая свобода! И хочется пальто расстегнуть… Потом этот запах свободы куда-то уходит, заглушается ревом грузовиков и автобусов и всякой пыльной суетой.
Вставать надо рано, чтобы поспеть к обедне с поезда. Потому что, если не к обедне, то зачем вообще ехать? Хорошо, Борька согласился, а то одному как-то…
«Что «как-то»?! - одергивает себя Петя, - просто перед Борькой похвастать хочется знанием некоторых молитв и церковных реалий…, а когда один, то не пред кем, ага?! - Ну, есть такое. Только тянет туда все-таки что-то большее, а не похвастать перед Борькой».
Зимой Петя отрыл в старых шкафах молитвенник, Евангелие, и еще много дореволюционных книг, и стал их жадно читать. Церковно-славянский шрифт ему очень понравился. Особенно эти красные строчки, которые, в самом деле, красные, а не просто отступают!
Петя быстро нашел те молитвы, которые от отца слышал в далеком детстве, и кое-что выучил наизусть. Вот только «Отче наш» не сразу, и «Верую» тоже: много и сложно. Зато как хороша вот эта молитва: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!» - Просто музыка! Музыка и покой. Потому что все враги разбежались.
С Борькой встречаемся на Ярославском вокзале без десяти семь утра. Еще не до конца рассвело, а видно, что скоро небо станет голубым.
«Ну, куда же вы, куда? - мысленно кричит Петя снующей по перронам толпе, - надо ехать в Загорск, как мы!» И ему представляется, что они с Борькой едут уж точно за делом, а все прочие - так, зря…
В электричке деревянные ребристые лавки, сонные пассажиры, а за окном черные ели и под ними сугробы синего утреннего снега. Говорить не хочется. Надо смотреть в окно и думать.
Но вот за выпуклым пустынным полем внезапно возникает золотая главка.
- Смотри, смотри! Вон загорская колокольня»! Видишь: самый верх! Ну вот же, прямо из поля торчит! - тормошит Петя задремавшего Борьку.
- Что? - сонно спрашивает Борька.
- Уже скрылась. Ладно. Скоро приедем.
Пристанционная «стекляшка», в которой можно перекусить, а то в обморок упадешь.
Улица по-весеннему грязная. Монастыря не видно.
- Как пройти к монастырю? - спрашивает Петя бабку, совсем деревенскую.
- В Лавру? - Бабка подозрительно поглядывает на молодых людей.
- Да-да, в Лавру, - поправляется Петя.
- А вот по этой улице, потом налево свернете, там увидите, - наставляет бабка.
- Спасибо.
Друзья отправляются к цели, а бабка смотрит им вслед, недоверчиво поджав губы. Зато небо уже совсем мартовское - как у Левитана и у Грабаря.
Лавра открывается неожиданно и сразу вся.
«Просто Билибинская картинка, только поярче» - отмечает Петя.
На площади перед Лаврой квадратное здание с портретом Ленина и буквами на крыше: «Вперед к победе коммунизма!» А в воротах - долгих сквозь толстые монастырские стены - нарисовано, как Сергий кормит медведя и другие случаи из его жизни.
До обедни еще есть время. Куда пойти? Вот! Дверь небольшого собора открыта, через нее входят и выходят люди. Туда!
От входа сразу всего обдает особым церковным запахом, который Петя очень любит. Это запах ладана, свечей и старых книг. И домашние книги из шкафа тоже так пахнут, когда их раскроешь и носом уткнешься! И окунаешься в прошлое время, где и говорят иначе, и одеваются, и с улицы слышен стук колеса…
В соборе полумрак и пение. Приглядевшись, Петя обнаруживает сидящих на полу совсем Мясоедовских персонажей (наверное, странники?), которые еще и едят припасенную снедь. «Это в церкви-то?!» - недоумевает Петя. Будто сто лет назад…
А справа возле ряда разноцветных лампад черный монах читает монотонно-сладким голосом, а люди сзади него поют. Что они поют? Ага: «Преподобный отче наш Сергие, моли Бога о нас! Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу…». И опять монах читает, а они вдруг поют что-то со словом «Радуйся». Иконостас теряется в сумраке, а в высоте чуть брезжит свет из узких окошек.
«Где Борька-то?.. Нет, не важно… Надо подойти к этим лампадкам, что там?»
- Вы к Преподобному? - спрашивает женщина в черном платке.
- Где?
- А вот по ступенькам немного, и там рака Преподобного. Подойдите, молодой человек!
Да, по ступенькам, направо… Лицо монаха сделалось красным от свечей, но он на Петю не обращает внимания. Вот мужчина отошел. Неожиданно для самого себя Петя оказывается прямо перед… как это… могила Сергия? Да… Под стеклом - он. Накатившая волна пения словно подкашивает ноги, и Петя падает на колени, шепчет какие-то молитвы, заглядывает за стекло и целует голову Сергия, закрытую монашеским покровом. И стекла будто и нет совсем, не мешает оно, не препятствует.
- Молодой человек, проходите, и другим надо приложиться! - слышит Петя голос над собой.
- Да-да… - виновато бормочет он, но встать тяжело и не хочется. А люди всё поют и поют это «радуйся». Хорошо!
Монах, быстро взглянув на Петю, кладет ему на голову легкую руку, и только это возвращает Пете силы, чтобы отойти от Преподобного. Он пробирается к выходу. Там стоит Борька.
- Ты чего так долго?
- Долго? А?.. Я еще пойду туда!
И тут раздается удар большого колокола: звонят к обедне.
_ Ух! Старинушка-матушка! - восклицает странница с клюкой, увешенная мешками, и улыбается во весь свой щербатый рот.
Колокол гудит на одной ноте, а удары нанизываются на нее, как бусины на веревочку. Здорово! Совсем не то, что в Болгарской церкви у нас на Таганке…
Потом была и обедня, долгая, душная, многолюдная. Но Пете нестерпимо хотелось опять туда, к Сергию, чтобы на коленях, чтобы пели бесконечное «радуйся». Он и бросился туда, как только вышли из длинного храма. Однако собор, где Сергий, закрывали на перерыв, и Пете удалось лишь войти и послать жадный взгляд в сторону раки. Монаха не было. Пение прекратилось, стояла темная тишина, почти не нарушаемая шелестящим шепотом странников. Они, видно, и не думали уходить, их впрочем, никто не выгонял.
Обратная дорога показалась легкой и скорой. Когда Петя взглянул на свое отражение в окне электрички, то почти что не узнал себя: у него было лицо получившего неожиданную и незаслуженную пятерку на экзамене.
Они о чем-то увлеченно говорили с Борькой, но поверх всех разговоров Петя знал, и знал наверное, что никогда теперь не сможет уйти из Церкви, а в ушах его звучало: «Радуйся, Сергие, скорый помощниче и преславный Чудотворче!»
22 окт. 2016 г.
А что? Всё равно - воскресение и весна, та весна, которая «пахнет весной», когда еще снег не до конца сошел, а в воздухе уже такая свобода! И хочется пальто расстегнуть… Потом этот запах свободы куда-то уходит, заглушается ревом грузовиков и автобусов и всякой пыльной суетой.
Вставать надо рано, чтобы поспеть к обедне с поезда. Потому что, если не к обедне, то зачем вообще ехать? Хорошо, Борька согласился, а то одному как-то…
«Что «как-то»?! - одергивает себя Петя, - просто перед Борькой похвастать хочется знанием некоторых молитв и церковных реалий…, а когда один, то не пред кем, ага?! - Ну, есть такое. Только тянет туда все-таки что-то большее, а не похвастать перед Борькой».
Зимой Петя отрыл в старых шкафах молитвенник, Евангелие, и еще много дореволюционных книг, и стал их жадно читать. Церковно-славянский шрифт ему очень понравился. Особенно эти красные строчки, которые, в самом деле, красные, а не просто отступают!
Петя быстро нашел те молитвы, которые от отца слышал в далеком детстве, и кое-что выучил наизусть. Вот только «Отче наш» не сразу, и «Верую» тоже: много и сложно. Зато как хороша вот эта молитва: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!» - Просто музыка! Музыка и покой. Потому что все враги разбежались.
С Борькой встречаемся на Ярославском вокзале без десяти семь утра. Еще не до конца рассвело, а видно, что скоро небо станет голубым.
«Ну, куда же вы, куда? - мысленно кричит Петя снующей по перронам толпе, - надо ехать в Загорск, как мы!» И ему представляется, что они с Борькой едут уж точно за делом, а все прочие - так, зря…
В электричке деревянные ребристые лавки, сонные пассажиры, а за окном черные ели и под ними сугробы синего утреннего снега. Говорить не хочется. Надо смотреть в окно и думать.
Но вот за выпуклым пустынным полем внезапно возникает золотая главка.
- Смотри, смотри! Вон загорская колокольня»! Видишь: самый верх! Ну вот же, прямо из поля торчит! - тормошит Петя задремавшего Борьку.
- Что? - сонно спрашивает Борька.
- Уже скрылась. Ладно. Скоро приедем.
Пристанционная «стекляшка», в которой можно перекусить, а то в обморок упадешь.
Улица по-весеннему грязная. Монастыря не видно.
- Как пройти к монастырю? - спрашивает Петя бабку, совсем деревенскую.
- В Лавру? - Бабка подозрительно поглядывает на молодых людей.
- Да-да, в Лавру, - поправляется Петя.
- А вот по этой улице, потом налево свернете, там увидите, - наставляет бабка.
- Спасибо.
Друзья отправляются к цели, а бабка смотрит им вслед, недоверчиво поджав губы. Зато небо уже совсем мартовское - как у Левитана и у Грабаря.
Лавра открывается неожиданно и сразу вся.
«Просто Билибинская картинка, только поярче» - отмечает Петя.
На площади перед Лаврой квадратное здание с портретом Ленина и буквами на крыше: «Вперед к победе коммунизма!» А в воротах - долгих сквозь толстые монастырские стены - нарисовано, как Сергий кормит медведя и другие случаи из его жизни.
До обедни еще есть время. Куда пойти? Вот! Дверь небольшого собора открыта, через нее входят и выходят люди. Туда!
От входа сразу всего обдает особым церковным запахом, который Петя очень любит. Это запах ладана, свечей и старых книг. И домашние книги из шкафа тоже так пахнут, когда их раскроешь и носом уткнешься! И окунаешься в прошлое время, где и говорят иначе, и одеваются, и с улицы слышен стук колеса…
В соборе полумрак и пение. Приглядевшись, Петя обнаруживает сидящих на полу совсем Мясоедовских персонажей (наверное, странники?), которые еще и едят припасенную снедь. «Это в церкви-то?!» - недоумевает Петя. Будто сто лет назад…
А справа возле ряда разноцветных лампад черный монах читает монотонно-сладким голосом, а люди сзади него поют. Что они поют? Ага: «Преподобный отче наш Сергие, моли Бога о нас! Слава Отцу и Сыну, и Святому Духу…». И опять монах читает, а они вдруг поют что-то со словом «Радуйся». Иконостас теряется в сумраке, а в высоте чуть брезжит свет из узких окошек.
«Где Борька-то?.. Нет, не важно… Надо подойти к этим лампадкам, что там?»
- Вы к Преподобному? - спрашивает женщина в черном платке.
- Где?
- А вот по ступенькам немного, и там рака Преподобного. Подойдите, молодой человек!
Да, по ступенькам, направо… Лицо монаха сделалось красным от свечей, но он на Петю не обращает внимания. Вот мужчина отошел. Неожиданно для самого себя Петя оказывается прямо перед… как это… могила Сергия? Да… Под стеклом - он. Накатившая волна пения словно подкашивает ноги, и Петя падает на колени, шепчет какие-то молитвы, заглядывает за стекло и целует голову Сергия, закрытую монашеским покровом. И стекла будто и нет совсем, не мешает оно, не препятствует.
- Молодой человек, проходите, и другим надо приложиться! - слышит Петя голос над собой.
- Да-да… - виновато бормочет он, но встать тяжело и не хочется. А люди всё поют и поют это «радуйся». Хорошо!
Монах, быстро взглянув на Петю, кладет ему на голову легкую руку, и только это возвращает Пете силы, чтобы отойти от Преподобного. Он пробирается к выходу. Там стоит Борька.
- Ты чего так долго?
- Долго? А?.. Я еще пойду туда!
И тут раздается удар большого колокола: звонят к обедне.
_ Ух! Старинушка-матушка! - восклицает странница с клюкой, увешенная мешками, и улыбается во весь свой щербатый рот.
Колокол гудит на одной ноте, а удары нанизываются на нее, как бусины на веревочку. Здорово! Совсем не то, что в Болгарской церкви у нас на Таганке…
Потом была и обедня, долгая, душная, многолюдная. Но Пете нестерпимо хотелось опять туда, к Сергию, чтобы на коленях, чтобы пели бесконечное «радуйся». Он и бросился туда, как только вышли из длинного храма. Однако собор, где Сергий, закрывали на перерыв, и Пете удалось лишь войти и послать жадный взгляд в сторону раки. Монаха не было. Пение прекратилось, стояла темная тишина, почти не нарушаемая шелестящим шепотом странников. Они, видно, и не думали уходить, их впрочем, никто не выгонял.
Обратная дорога показалась легкой и скорой. Когда Петя взглянул на свое отражение в окне электрички, то почти что не узнал себя: у него было лицо получившего неожиданную и незаслуженную пятерку на экзамене.
Они о чем-то увлеченно говорили с Борькой, но поверх всех разговоров Петя знал, и знал наверное, что никогда теперь не сможет уйти из Церкви, а в ушах его звучало: «Радуйся, Сергие, скорый помощниче и преславный Чудотворче!»
22 окт. 2016 г.