Читаю про Ахматову
Принесла из библиотеки еще книжку с дневниками Ахматовой и Цветаевой. Такая странная АСТовская компиляция разных дневников и воспоминаний в двух частях. Цветаевского там меньше, чем ахматовского, я за Ахматову, которая первой в названии, и зацепилась.
Они переписывались, но встретились в жизни один только раз (хотя и два дня подряд), когда обеим было вокруг пятидесяти - за две недели до начала войны. Ахматова там рассказывает о встрече и я не сразу поняла тонкость. Перечитала и только потом дошло.
Цветаева Ахматову любила гораздо больше - письма ей писала, подарки дарила, стихами восхищалась. Ахматова отвечала коротко, ссылаясь на аграфию - невозможность писать. Но она и в самом деле всего эпистолярного написала намнооооого меньше Цветаевой, которая длинные письма писала всем регулярно.
Бурнее всего Цветаева Ахматову любила в начале, когда им было по двадцать с небольшим лет, письма писала очень горячие и восторженные. И интересно, что даже в такое письмо могла вставить просьбу-поручение. Я сегодня все думаю, что это такое в ее характере было. И мне кажется, что ранняя смерть матери создала отсутствие женской направляющей руки, женского "правильного" воспитания. Никто девочек-Цветаевых целенаправленно не учил светским манерам - к кому как обращаться, как разговаривать с равными и как с теми, кто выше или ниже тебя. В художественном смысле это дало ей совершенно необычную уникальность - отсутствие границ того, что ей "можно" и что "нельзя". Но в реальной жизни вот эту странную манеру раздавать всем поручения, просьбы сделать для нее что-то - людям, которые еще с нею не знакомы и никаких чувств не проявили.
Так в восторженном письме 1912 г к Ахматовой (а они не то, что не дружны, а даже незнакомы лично и в письмах не особенно близки) в середине МЦ пишет:
Еще просьба: если Алконост возьмет моего «Красного Коня» (посвящается Вам) - и мне нельзя будет самой держать корректуру, - сделайте это за меня, верю в Вашу точность.
Вещь совсем маленькая, это у Вас не отнимет времени.
Держать корректуру означает вычитать пробный оттиск будущего произведения на предмет ошибок, неточностей, неверно набранного, несоответствия авторскому тексту - в общем, работа такого корректора с авторским взглядом. И вот она дает такое поручение человеку незнакомому, не проявившему по отношению к ней особенной близости. Взять в издательстве оттиск, вычитать его, исправить ошибки, отдать обратно в издательство. C какой стати? - строго бы спросила популярная блогерша Э.
Поэма эта и на самом деле не очень большая. Но там такая характерная для МЦ обрывопись, что непонятно, как там можно корректировать. Вы, вот, возьметесь решать, лишнее там тире в этой строке, по ошибке всунутое - или в этой наоборот пропущенное?
Но, в общем, прошло двадцать пять лет и Цветаева из эмиграции вернулась в Москву. К этому времени ей ахматовские последние стихи уже не очень нравились, концовки ей казались слабыми, она их критиковала у себя в записях. Ахматовой и сразу ее стихи были не близки особенно, но в последние годы, как ей казалось, неуемное подражание Пастернаку совсем их испортило. Бесконечные анжамбеманы-перепрыги перестают работать если это не изредка примененный прием.
Но тем не менее Цветаева очень хотела Ахматову увидеть. И через разных знакомых просила разрешения. Ахматова как раз приехала из Ленинграда в Москву в гости. Пастернак, в очередной раз увидевшись с Цветаевой, передал от нее Ахматовой просьбу о встрече и телефон. Дальше цитата из записанного Чуковской рассказа:
"Я позвонила. Она подошла.
- Говорит Ахматова.
- Я вас слушаю.
(Да, да, вот так: она меня слушает.)
Я не сходу поняла, да. А потом перечитала и осознала. В те времена не как у нас сейчас, этикет телефонный был еще понятен и определен. Ситуация была такая - один человек просит о встрече другого. Ему эта встреча нужна, нужнее, чем второму, второй не особенно рвется, но соглашается. Второй звонит и называет себя, этого достаточно, чтобы понять, что тебе оказали милость вежливость, и по идее нужно обрадоваться, поблагодарить за звонок и объяснить просьбу о встрече.
МЦ же отвечает, как начальник, к которому обращаются с чем-то своим - просьбой, вопросом - и он дает знать, что готов выслушать. Это Ахматову и поразило:)
Но у нее хорошее воспитание, и она не ответила язвительно - нет, это я вас слушаю. А сказала просто и по существу: Мне передал Борис Леонидович, что вы желаете меня видеть. Где же нам лучше увидеться: у вас или у меня?
Дальше там было еще много интересного. МЦ выбрала у Ахматовой, но сказала, что черного и белого не носите, что не ездит на метро, в автобусах, троллейбусах и такси, ей нужен маршрут с трамваями и пешком. Пришлось призывать хозяина, чтобы он придумал и рассказал ей маршрут. МЦ пришла и просидела семь часов. Вечером АА шла в театр со знакомыми. МЦ пошла за нею, ей там доставали билет и устраивали место. Наутро она позвонила и сказала, что хочет опять увидеться. АА ответила, что уходит в гости и дала телефон места, где она будет. Все повторилось - Цветаева позвонила тем людям, сказала, что сейчас к ним приедет, но не ездит на метро, в автобусах, троллейбусах, такси и по эскалаторам. Теперь уже эти люди создавали ей маршрут и выходили, чтобы встретить. Хотя, те люди может, и счастливы были увидеть известную поэтессу.
В результате обе они остались друг от друга не в восторге, хотя и стихов начитали и записанными текстами обменялись. Ахматова уже в 1962 г написала:
"Страшно подумать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы она осталась жива, а я бы умерла 31 августа 41г. Это была бы "благоуханная легенда", как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-летней любви, которая оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно."
Они переписывались, но встретились в жизни один только раз (хотя и два дня подряд), когда обеим было вокруг пятидесяти - за две недели до начала войны. Ахматова там рассказывает о встрече и я не сразу поняла тонкость. Перечитала и только потом дошло.
Цветаева Ахматову любила гораздо больше - письма ей писала, подарки дарила, стихами восхищалась. Ахматова отвечала коротко, ссылаясь на аграфию - невозможность писать. Но она и в самом деле всего эпистолярного написала намнооооого меньше Цветаевой, которая длинные письма писала всем регулярно.
Бурнее всего Цветаева Ахматову любила в начале, когда им было по двадцать с небольшим лет, письма писала очень горячие и восторженные. И интересно, что даже в такое письмо могла вставить просьбу-поручение. Я сегодня все думаю, что это такое в ее характере было. И мне кажется, что ранняя смерть матери создала отсутствие женской направляющей руки, женского "правильного" воспитания. Никто девочек-Цветаевых целенаправленно не учил светским манерам - к кому как обращаться, как разговаривать с равными и как с теми, кто выше или ниже тебя. В художественном смысле это дало ей совершенно необычную уникальность - отсутствие границ того, что ей "можно" и что "нельзя". Но в реальной жизни вот эту странную манеру раздавать всем поручения, просьбы сделать для нее что-то - людям, которые еще с нею не знакомы и никаких чувств не проявили.
Так в восторженном письме 1912 г к Ахматовой (а они не то, что не дружны, а даже незнакомы лично и в письмах не особенно близки) в середине МЦ пишет:
Еще просьба: если Алконост возьмет моего «Красного Коня» (посвящается Вам) - и мне нельзя будет самой держать корректуру, - сделайте это за меня, верю в Вашу точность.
Вещь совсем маленькая, это у Вас не отнимет времени.
Держать корректуру означает вычитать пробный оттиск будущего произведения на предмет ошибок, неточностей, неверно набранного, несоответствия авторскому тексту - в общем, работа такого корректора с авторским взглядом. И вот она дает такое поручение человеку незнакомому, не проявившему по отношению к ней особенной близости. Взять в издательстве оттиск, вычитать его, исправить ошибки, отдать обратно в издательство. C какой стати? - строго бы спросила популярная блогерша Э.
Поэма эта и на самом деле не очень большая. Но там такая характерная для МЦ обрывопись, что непонятно, как там можно корректировать. Вы, вот, возьметесь решать, лишнее там тире в этой строке, по ошибке всунутое - или в этой наоборот пропущенное?
Но, в общем, прошло двадцать пять лет и Цветаева из эмиграции вернулась в Москву. К этому времени ей ахматовские последние стихи уже не очень нравились, концовки ей казались слабыми, она их критиковала у себя в записях. Ахматовой и сразу ее стихи были не близки особенно, но в последние годы, как ей казалось, неуемное подражание Пастернаку совсем их испортило. Бесконечные анжамбеманы-перепрыги перестают работать если это не изредка примененный прием.
Но тем не менее Цветаева очень хотела Ахматову увидеть. И через разных знакомых просила разрешения. Ахматова как раз приехала из Ленинграда в Москву в гости. Пастернак, в очередной раз увидевшись с Цветаевой, передал от нее Ахматовой просьбу о встрече и телефон. Дальше цитата из записанного Чуковской рассказа:
"Я позвонила. Она подошла.
- Говорит Ахматова.
- Я вас слушаю.
(Да, да, вот так: она меня слушает.)
Я не сходу поняла, да. А потом перечитала и осознала. В те времена не как у нас сейчас, этикет телефонный был еще понятен и определен. Ситуация была такая - один человек просит о встрече другого. Ему эта встреча нужна, нужнее, чем второму, второй не особенно рвется, но соглашается. Второй звонит и называет себя, этого достаточно, чтобы понять, что тебе оказали милость вежливость, и по идее нужно обрадоваться, поблагодарить за звонок и объяснить просьбу о встрече.
МЦ же отвечает, как начальник, к которому обращаются с чем-то своим - просьбой, вопросом - и он дает знать, что готов выслушать. Это Ахматову и поразило:)
Но у нее хорошее воспитание, и она не ответила язвительно - нет, это я вас слушаю. А сказала просто и по существу: Мне передал Борис Леонидович, что вы желаете меня видеть. Где же нам лучше увидеться: у вас или у меня?
Дальше там было еще много интересного. МЦ выбрала у Ахматовой, но сказала, что черного и белого не носите, что не ездит на метро, в автобусах, троллейбусах и такси, ей нужен маршрут с трамваями и пешком. Пришлось призывать хозяина, чтобы он придумал и рассказал ей маршрут. МЦ пришла и просидела семь часов. Вечером АА шла в театр со знакомыми. МЦ пошла за нею, ей там доставали билет и устраивали место. Наутро она позвонила и сказала, что хочет опять увидеться. АА ответила, что уходит в гости и дала телефон места, где она будет. Все повторилось - Цветаева позвонила тем людям, сказала, что сейчас к ним приедет, но не ездит на метро, в автобусах, троллейбусах, такси и по эскалаторам. Теперь уже эти люди создавали ей маршрут и выходили, чтобы встретить. Хотя, те люди может, и счастливы были увидеть известную поэтессу.
В результате обе они остались друг от друга не в восторге, хотя и стихов начитали и записанными текстами обменялись. Ахматова уже в 1962 г написала:
"Страшно подумать, как бы описала эти встречи сама Марина, если бы она осталась жива, а я бы умерла 31 августа 41г. Это была бы "благоуханная легенда", как говорили наши деды. Может быть, это было бы причитание по 25-летней любви, которая оказалась напрасной, но во всяком случае это было бы великолепно."