Прохоров: чем правее, тем лучше, или От качества к количеству.
Г. Павловский резонно напоминает о потенциальной широте возможного электората правой партии, но прибегает для этого к средствам из арсенала имеющей несколько потёртый вид концепции «правого» как естественного умонастроения собственников, которым «есть что терять», в связи с чем они «за стабильность и т . д.»:
«Мы - страна тех, у кого что-то есть. Некоторые из нас полны сантимента и считают, что у них нет ничего, они полны отчаяния, но у них тоже что-то есть. Но большинство - это люди, у которых есть семьи, квартиры, дома, крыша над головой и уверенность, что никто не имеет права соваться в их дела. Вот «правое» большинство».
Павловский традиционно изобретает «большинство», уже не «путинское» - в потенциале «прохоровское», и в его основу помещает «собственность». Прохоров как кумир политизированных собственников - интересный, конечно же, образ, но рабочий ли?
Нашим собственникам ещё есть что приобрести, прежде чем начать бояться потерять. Их правизна могла бы заключаться скорее в стремлении наверстать нечто до сих пор упущенное. И речь идет не столько о собственности, сколько о власти, что не совсем тождественно. Привычки раннего «авантюристического капитализма» подразумевают ограниченно критическую озабоченность вопросами собственности, каковая приходит и уходит. Институт собственности у нас лишь в стадии формирования. Однако не будет такого, что люди сначала начнут серьезно относиться к своей собственности, а затем и как следствие к своей власти. Если это и случится, то одновременно, как то было в Европе, где укрепление государства, начавшееся с XVI века, и замена института феодального держания институтом частной собственности осуществлялись в рамках единого процесса.
Мне ещё в 1995 г. приходилось писать следующее:
«Декларация «священности» частной собственности (или чего бы то ни было еще) должна начинаться с провозглашения того, что вообще существует нечто Священное. Католицизм де Голля или подчеркнутая (хотя, в конечном счете, и фальшивая) набожность Рейгана - краеугольный камень в том политическом здании, которое они строили».
Можно рассуждать о судьбах уже сложившегося института в условиях секуляризации, но у нас-то разговор об источниках его формрования.
От «национально-освободительной революции» во главе с Путиным к буржуазной революции во главе с Медведевым-Прохоровым… или Прохоровым-Медведевым: кажется, примерно такой вектор рисует Павловский, частично, по следам египетских и т. д. событий. Движение от «восставшего народа» ранних нулевых к «восставшей буржуазии» ранних «десятых», возможно, представляется прогрессом, однако, замена привычной российской парадигмы восстания парадигмой власти тем самым отодвинута до лучших времен. Наступят ли они? Нет, пока не будет осознано, что власть не извлекается из оппозиционности самой по себе, аналогично тому, как, например, нефтепродуктами можно заправить бак, но питаться ими нельзя.
Основать власть на восстании не получается, как и на собственности. Основать власть можно только на власти. «Правый ренессанс», который, возможно, намечается и у нас, и в Европе в ближайшие десятилетия, как раз и состоит в признании этого факта. Все другие основания власти, включая точку зрения, популярную в XVIII - XIX вв.: «власть основывают, договорившись друг с другом, собственники, которым есть что терять», казавшиеся очевидными, сбоят, демонстрируют иллюзорность. То, что раньше публично «созидало» власть, теперь служит стимулом публичного отпадения от неё с постановкой диагнозов наподобие «постдемократии», неполиткорректности, уклонения от бремени антикризисных решений, злокачественного разрастания опухоли бюджетно-дефицитных пузырей и т. д. Альтернативная теория новой власти, воздвигнутой на смену прежней теми, кому, наоборот, нечего терять, также выявила неэффективность: стало очевидно, что на отсутствии собственности власть строится не более успешно, чем, «собственно», на собственности. Не слишком удачным кажется опыт производства власти не только из квартирного, но и из национального вопроса. Власть - это не «нация» и не национальная озабоченность. Власть - это все те, кто осознаёт себя Властью.
Понимание, к которому подводит наступающее время, выражается тезисом: способность к власти не генерируется собственностью или национальным движением, она генерируется способностью к власти. Она порождается напрямую правым типом самосознания - и уже больше ничем. Посредствующие звенья утрачивают силу. Не помогает даже «готовность к смерти», привычно превозносимая в традиционалистских кругах (иногда с отсылкой к популярному тандему «Раб & Господин» имени Гегеля, а иногда без неё). Это эпоха самоопределения, время глобальной смуты, побуждающее обратиться к истокам.
Истоки изначально глубже, чем там, откуда многие хотели бы запустить спасительные стратегии. И при всём при этом сила взрыва Нового времени была такова, что сегодня они почти выброшены на поверхность.
Выжженный ландшафт, который описывают искренние доброжелатели, стремясь донести до Прохорова полубезнадежную тяжесть правого дела, характеризует не только российскую специфику, «там» тоже хватает красот пейзажа. Картина зияющих проблем и решений общая, хотя и в разных стадиях прорисовки.
Полагаю, что масштаб воли, способной переиграть негативный тренд, должен быть весьма значительным, а её развёрнутого присутствия следует ожидать не только в политическим, но и в культурном пространстве, что я уже пытался сформулировать год назад. Построить испуганных собственников, аполитичных «офисных клерков» и прочих дёрнутых с миру за сетевые нитки - теоретически и политтехнологически можно. Но это - одноразовый вариант. Кто-нибудь испугает или дёрнет их с другой стороны, и они разбегутся, если прежде не успеют, зевая со скуки в поисках очередного зрелища, разбрестись кто куда.
«Единая Россия», как её ни критикуй, есть проект, которого хватило надолго: предыдущие рекорды долгожительства партий власти превзойдены ею во много раз. Названная организация - почтенный долгожитель до такой степени, что уже забыла, ради чего когда-то создавалась и как это было. Сделать следующий шаг в развитии идеи настолько же труднее, насколько в текстах А. Морозова, например, в этом, «про позитив» и план действий всегда короче и менее вдохновенно, чем про заблудшего «питерского интеллигента» и его соинтеллигентников. Не уверен, что Прохорову интересно переместиться из относительно комфортного состояния просто одного из самых богатых в мире людей на хлипкий стульчик главы небольшой фракции некоей сомнительной заштатной партиёшки, то выпадающей из Думы, то, поднапрягшись с очередным политкреативом, обратно туда впадающей. Существует вероятность, что и Д. Трамп привнес бы кое-что новое в американскую политику, если бы таки добрался до неё.
Уже привычных описаний путинско-медведевских «большинств» и «меньшинств», примеры которых мы находим и у Павловского, и у Морозова, недостаточно. Намечая будущее, придётся открывать в людях новое качество, которое (трансформируясь по дороге в количество), сможет заново организовать распавшуюся политическую среду.
«Мы - страна тех, у кого что-то есть. Некоторые из нас полны сантимента и считают, что у них нет ничего, они полны отчаяния, но у них тоже что-то есть. Но большинство - это люди, у которых есть семьи, квартиры, дома, крыша над головой и уверенность, что никто не имеет права соваться в их дела. Вот «правое» большинство».
Павловский традиционно изобретает «большинство», уже не «путинское» - в потенциале «прохоровское», и в его основу помещает «собственность». Прохоров как кумир политизированных собственников - интересный, конечно же, образ, но рабочий ли?
Нашим собственникам ещё есть что приобрести, прежде чем начать бояться потерять. Их правизна могла бы заключаться скорее в стремлении наверстать нечто до сих пор упущенное. И речь идет не столько о собственности, сколько о власти, что не совсем тождественно. Привычки раннего «авантюристического капитализма» подразумевают ограниченно критическую озабоченность вопросами собственности, каковая приходит и уходит. Институт собственности у нас лишь в стадии формирования. Однако не будет такого, что люди сначала начнут серьезно относиться к своей собственности, а затем и как следствие к своей власти. Если это и случится, то одновременно, как то было в Европе, где укрепление государства, начавшееся с XVI века, и замена института феодального держания институтом частной собственности осуществлялись в рамках единого процесса.
Мне ещё в 1995 г. приходилось писать следующее:
«Декларация «священности» частной собственности (или чего бы то ни было еще) должна начинаться с провозглашения того, что вообще существует нечто Священное. Католицизм де Голля или подчеркнутая (хотя, в конечном счете, и фальшивая) набожность Рейгана - краеугольный камень в том политическом здании, которое они строили».
Можно рассуждать о судьбах уже сложившегося института в условиях секуляризации, но у нас-то разговор об источниках его формрования.
От «национально-освободительной революции» во главе с Путиным к буржуазной революции во главе с Медведевым-Прохоровым… или Прохоровым-Медведевым: кажется, примерно такой вектор рисует Павловский, частично, по следам египетских и т. д. событий. Движение от «восставшего народа» ранних нулевых к «восставшей буржуазии» ранних «десятых», возможно, представляется прогрессом, однако, замена привычной российской парадигмы восстания парадигмой власти тем самым отодвинута до лучших времен. Наступят ли они? Нет, пока не будет осознано, что власть не извлекается из оппозиционности самой по себе, аналогично тому, как, например, нефтепродуктами можно заправить бак, но питаться ими нельзя.
Основать власть на восстании не получается, как и на собственности. Основать власть можно только на власти. «Правый ренессанс», который, возможно, намечается и у нас, и в Европе в ближайшие десятилетия, как раз и состоит в признании этого факта. Все другие основания власти, включая точку зрения, популярную в XVIII - XIX вв.: «власть основывают, договорившись друг с другом, собственники, которым есть что терять», казавшиеся очевидными, сбоят, демонстрируют иллюзорность. То, что раньше публично «созидало» власть, теперь служит стимулом публичного отпадения от неё с постановкой диагнозов наподобие «постдемократии», неполиткорректности, уклонения от бремени антикризисных решений, злокачественного разрастания опухоли бюджетно-дефицитных пузырей и т. д. Альтернативная теория новой власти, воздвигнутой на смену прежней теми, кому, наоборот, нечего терять, также выявила неэффективность: стало очевидно, что на отсутствии собственности власть строится не более успешно, чем, «собственно», на собственности. Не слишком удачным кажется опыт производства власти не только из квартирного, но и из национального вопроса. Власть - это не «нация» и не национальная озабоченность. Власть - это все те, кто осознаёт себя Властью.
Понимание, к которому подводит наступающее время, выражается тезисом: способность к власти не генерируется собственностью или национальным движением, она генерируется способностью к власти. Она порождается напрямую правым типом самосознания - и уже больше ничем. Посредствующие звенья утрачивают силу. Не помогает даже «готовность к смерти», привычно превозносимая в традиционалистских кругах (иногда с отсылкой к популярному тандему «Раб & Господин» имени Гегеля, а иногда без неё). Это эпоха самоопределения, время глобальной смуты, побуждающее обратиться к истокам.
Истоки изначально глубже, чем там, откуда многие хотели бы запустить спасительные стратегии. И при всём при этом сила взрыва Нового времени была такова, что сегодня они почти выброшены на поверхность.
Выжженный ландшафт, который описывают искренние доброжелатели, стремясь донести до Прохорова полубезнадежную тяжесть правого дела, характеризует не только российскую специфику, «там» тоже хватает красот пейзажа. Картина зияющих проблем и решений общая, хотя и в разных стадиях прорисовки.
Полагаю, что масштаб воли, способной переиграть негативный тренд, должен быть весьма значительным, а её развёрнутого присутствия следует ожидать не только в политическим, но и в культурном пространстве, что я уже пытался сформулировать год назад. Построить испуганных собственников, аполитичных «офисных клерков» и прочих дёрнутых с миру за сетевые нитки - теоретически и политтехнологически можно. Но это - одноразовый вариант. Кто-нибудь испугает или дёрнет их с другой стороны, и они разбегутся, если прежде не успеют, зевая со скуки в поисках очередного зрелища, разбрестись кто куда.
«Единая Россия», как её ни критикуй, есть проект, которого хватило надолго: предыдущие рекорды долгожительства партий власти превзойдены ею во много раз. Названная организация - почтенный долгожитель до такой степени, что уже забыла, ради чего когда-то создавалась и как это было. Сделать следующий шаг в развитии идеи настолько же труднее, насколько в текстах А. Морозова, например, в этом, «про позитив» и план действий всегда короче и менее вдохновенно, чем про заблудшего «питерского интеллигента» и его соинтеллигентников. Не уверен, что Прохорову интересно переместиться из относительно комфортного состояния просто одного из самых богатых в мире людей на хлипкий стульчик главы небольшой фракции некоей сомнительной заштатной партиёшки, то выпадающей из Думы, то, поднапрягшись с очередным политкреативом, обратно туда впадающей. Существует вероятность, что и Д. Трамп привнес бы кое-что новое в американскую политику, если бы таки добрался до неё.
Уже привычных описаний путинско-медведевских «большинств» и «меньшинств», примеры которых мы находим и у Павловского, и у Морозова, недостаточно. Намечая будущее, придётся открывать в людях новое качество, которое (трансформируясь по дороге в количество), сможет заново организовать распавшуюся политическую среду.