мавр рычит и грызет кулисы: Отелло как бешеный безумец
В книге В.А. Нелидова (б. управляющий труппой Московского Императорского Малого Театра), "Театральная Москва (Сорок лет московских театров)" (опубл. 1931), передается разговор с главным режиссером театра А.М. Кондратьевым, который еще мальчиком видел российские гастроли актера Айры Олдриджа, в свое время покинувшего Штаты из-за расизма. (Оказывается, кстати, Олдридж похоронен в Польше.) Так вот, у Нелидова:
"А как же, Алексей Михайлович, говорят ему, знаменитый Олдридж, негр-трагик, ведь кулису грыз перед выходом, а потом раза два в его жизни у него со страху Яго в третьем акте со сцены убегал. Ведь грыз он кулису, правда?"
"Кому говоришь, дурак, сам мальчиком видел и страху набрался. Был я в школе, лет мне было 12, играет Олдридж Отелло в Большом Театре, выходить ему, стало быть, в третьем акте. Смотрю, рычит, кулису трясет, а из рта пена, а глаза: - сейчас убьет, и на меня уставился. Застыл я со страху, а он на меня как кинется, обхватил руками и рычит, а я реветь. А он меня по голове погладил, коробку конфект из шаровар вытащил, - заранее готовил, - и подает, улыбнулся этак добро и на сцену пошел. И всегда он в этом месте за кулисами готовился, выберет кого посмирнее, заграбастает, а как тот испугается, так сейчас и отпустит. Так вот, ты и пойми. Грыз он кулису и на людей кидался, чтобы, как, царство ему небесное (Кондратьев крестится), покойный Александр Николаевич говорил, меру соблюсти. Равнялся по чужому, что ли, испугу, и знал, чего потом перейти нельзя. А ты - кулисы грызть! Талант и кулисы грызет умеючи" (стр. 117).
Во-первых, было бы хорошо поискать, главым образом для удовлетворения невинного любопытства, были ли какие-то другие свидетельства (скажем, из Британии, где Олдридж тоже много играл) о грызении кулис.
А во-вторых, какая ведь прекрасная история! Актер настолько вживается в образ своего грозного, экзотического и малоцивилизованного персонажа, что вынужден даже испытывать сначала степень свирепости на какой-нибудь невинной жертве, чтобы не распугать зрителей, да и остальных участников спектакля.
Сравните с описанием в книге мемуаров Владимира Полякова, "Товарищ Смех" (опубл. 1976); причем тут интересно и сама пародия, и стиль игры, который пародируется. Описывается Владимир Лепко в пьесе "Гастроль турецкого трагика Абрама Мамазяна":
"Недавно закончились в Ленинграде гастроли знаменитого армянского трагика Ваграма Папазяна, который играл Отелло на французском языке. Папазян изумительный артист. Он всегда играл с полной отдачей, забывая обо всем. Он раскидывал в порыве безумия декорации и даже чуть было не сломал руку актрисе, игравшей Дездемону.
Лепко играет пародию на Папазяна. Отелло идет на немецком языке. Вся его роль состоит из шести слов: "Их бин, ду бист, эр вист, вир зинд, ир зэйд, зи зинд". На Лепко роскошный генеральский костюм, баки мавра, сверкающий "драгоценными" камнями кинжал. Он мечется тигром по сцене, крушит декорации и съедает цветы. Трясется перепуганная насмерть Дездемона, дрожит и заикается от страха быть зарезанным Кассио, жмется к стенке потерявший способность речи Яго, а Лепко - Отелло рычит, рыдает, стонет и в течение пятнадцати минут вкладывает в "их бин, ду бист, эр вист, вир зинд, ир зэйд, зи зинд" все эмоции, все чувства и переживания венецианского мавра. Эта блистательная пародия около полугода держалась в репертуаре театра."
В обоих описаниях интересно то, что такой стиль исполнения роли Отелло - грызений кулис, раскидывание декораций "в порыве безумия" - не задается самой пьесой. У Шекспира Отелло занимает высокий пост, на него возлагаются все надежды, когда становится известно об атаке турецкого флота. Дездемона полюбила его за те фантастические истории, которые он ей рассказывал, - то есть в первую очередь за хорошо подвешенный язык. А свирепый мавр из диких мест, что увидит, то и съест, опасный для венецианского общества - это скорее то состояние, до которого его хочет довести Яго. В первой картине четвертого акта, когда Яго все-таки начинает убеждать Отелло в неверности Дездемоны, у того случается эпилептический припадок - потеря контроля над собой, невозможность принять происходящее. Уговаривая наткнувшегося на них Кассио уйти, Яго говорит ему, что если Отелло потревожить во время припадка, тот впадет в "savage madness" (свирепое безумие). Но это всего лишь предлог, как он позже скажет самому Отелло. Даже в сцене убийства Дездемоны, Отелло не становится безумным дикарем.
В Отелло, которого до ужаса боится сам Яго, есть что-то очень глубоко удовлетворительное (на сцене ведь Яго не боится ничего; даже в конце пьесы, когда все открылось и его схватили, он холодно информирует всех вокруг, и персонажей, и зрителей: "Вы знаете то, что вы знаете: / С этого момента я не произнесу ни одного слова больше"). То есть в некотором роде, сбегающий со сцены Яго в первом рассказе - это анекдот, который переделывает неудовлетворительный сюжет, дописывает желаемый поворот событий.
Но с другой стороны, даже немного пугает, до какой степени Отелло в этих постановках подается как воплощение каких-то животных страстей, и очень быстро утрачивает какой-либо налет цивилизации.
Тут еще любопытно, что и Олдридж, и Папазян, судя по всему, играли для российского зрителя не на русском, без какого-либо перевода. Это отдельный разговор, конечно.
А вот тут Кеннет Брана и Лоуренс Фишбурн играют сцену эпилептического припадка. (Я вообще это кино не очень, по ряду причин, но Брана в роли Яго, мне кажется, очень хорош; и цепи тоже как-то к месту.) Оцените динамику.
"А как же, Алексей Михайлович, говорят ему, знаменитый Олдридж, негр-трагик, ведь кулису грыз перед выходом, а потом раза два в его жизни у него со страху Яго в третьем акте со сцены убегал. Ведь грыз он кулису, правда?"
"Кому говоришь, дурак, сам мальчиком видел и страху набрался. Был я в школе, лет мне было 12, играет Олдридж Отелло в Большом Театре, выходить ему, стало быть, в третьем акте. Смотрю, рычит, кулису трясет, а из рта пена, а глаза: - сейчас убьет, и на меня уставился. Застыл я со страху, а он на меня как кинется, обхватил руками и рычит, а я реветь. А он меня по голове погладил, коробку конфект из шаровар вытащил, - заранее готовил, - и подает, улыбнулся этак добро и на сцену пошел. И всегда он в этом месте за кулисами готовился, выберет кого посмирнее, заграбастает, а как тот испугается, так сейчас и отпустит. Так вот, ты и пойми. Грыз он кулису и на людей кидался, чтобы, как, царство ему небесное (Кондратьев крестится), покойный Александр Николаевич говорил, меру соблюсти. Равнялся по чужому, что ли, испугу, и знал, чего потом перейти нельзя. А ты - кулисы грызть! Талант и кулисы грызет умеючи" (стр. 117).
Во-первых, было бы хорошо поискать, главым образом для удовлетворения невинного любопытства, были ли какие-то другие свидетельства (скажем, из Британии, где Олдридж тоже много играл) о грызении кулис.
А во-вторых, какая ведь прекрасная история! Актер настолько вживается в образ своего грозного, экзотического и малоцивилизованного персонажа, что вынужден даже испытывать сначала степень свирепости на какой-нибудь невинной жертве, чтобы не распугать зрителей, да и остальных участников спектакля.
Сравните с описанием в книге мемуаров Владимира Полякова, "Товарищ Смех" (опубл. 1976); причем тут интересно и сама пародия, и стиль игры, который пародируется. Описывается Владимир Лепко в пьесе "Гастроль турецкого трагика Абрама Мамазяна":
"Недавно закончились в Ленинграде гастроли знаменитого армянского трагика Ваграма Папазяна, который играл Отелло на французском языке. Папазян изумительный артист. Он всегда играл с полной отдачей, забывая обо всем. Он раскидывал в порыве безумия декорации и даже чуть было не сломал руку актрисе, игравшей Дездемону.
Лепко играет пародию на Папазяна. Отелло идет на немецком языке. Вся его роль состоит из шести слов: "Их бин, ду бист, эр вист, вир зинд, ир зэйд, зи зинд". На Лепко роскошный генеральский костюм, баки мавра, сверкающий "драгоценными" камнями кинжал. Он мечется тигром по сцене, крушит декорации и съедает цветы. Трясется перепуганная насмерть Дездемона, дрожит и заикается от страха быть зарезанным Кассио, жмется к стенке потерявший способность речи Яго, а Лепко - Отелло рычит, рыдает, стонет и в течение пятнадцати минут вкладывает в "их бин, ду бист, эр вист, вир зинд, ир зэйд, зи зинд" все эмоции, все чувства и переживания венецианского мавра. Эта блистательная пародия около полугода держалась в репертуаре театра."
В обоих описаниях интересно то, что такой стиль исполнения роли Отелло - грызений кулис, раскидывание декораций "в порыве безумия" - не задается самой пьесой. У Шекспира Отелло занимает высокий пост, на него возлагаются все надежды, когда становится известно об атаке турецкого флота. Дездемона полюбила его за те фантастические истории, которые он ей рассказывал, - то есть в первую очередь за хорошо подвешенный язык. А свирепый мавр из диких мест, что увидит, то и съест, опасный для венецианского общества - это скорее то состояние, до которого его хочет довести Яго. В первой картине четвертого акта, когда Яго все-таки начинает убеждать Отелло в неверности Дездемоны, у того случается эпилептический припадок - потеря контроля над собой, невозможность принять происходящее. Уговаривая наткнувшегося на них Кассио уйти, Яго говорит ему, что если Отелло потревожить во время припадка, тот впадет в "savage madness" (свирепое безумие). Но это всего лишь предлог, как он позже скажет самому Отелло. Даже в сцене убийства Дездемоны, Отелло не становится безумным дикарем.
В Отелло, которого до ужаса боится сам Яго, есть что-то очень глубоко удовлетворительное (на сцене ведь Яго не боится ничего; даже в конце пьесы, когда все открылось и его схватили, он холодно информирует всех вокруг, и персонажей, и зрителей: "Вы знаете то, что вы знаете: / С этого момента я не произнесу ни одного слова больше"). То есть в некотором роде, сбегающий со сцены Яго в первом рассказе - это анекдот, который переделывает неудовлетворительный сюжет, дописывает желаемый поворот событий.
Но с другой стороны, даже немного пугает, до какой степени Отелло в этих постановках подается как воплощение каких-то животных страстей, и очень быстро утрачивает какой-либо налет цивилизации.
Тут еще любопытно, что и Олдридж, и Папазян, судя по всему, играли для российского зрителя не на русском, без какого-либо перевода. Это отдельный разговор, конечно.
А вот тут Кеннет Брана и Лоуренс Фишбурн играют сцену эпилептического припадка. (Я вообще это кино не очень, по ряду причин, но Брана в роли Яго, мне кажется, очень хорош; и цепи тоже как-то к месту.) Оцените динамику.