Вот такой стих содержится в раннем сборнике Редъярда Киплинга Казарменные баллады (перевод Сергея Лукача):
Со Скиндией в Дели
В шафран одевшись, нанесли на руки и на лица
Мы символ гибели своей - куркумы желтый цвет.
Так мы скакали в Панипат, чтоб с млехами сразиться,
Теперь оставлен Панипат, и царства больше нет.
Нас было трижды тридцать тыщ на берегу Ямуны
Дамаджи кони; Бхао вел испытанных мужчин;
Декана острые мечи над лавою табунной,
И Малхар Рао, козопас, ничтожной шлюхи сын!
Все эти трижды тридцать тыщ явились в полумраке,
Военных раковин призыв тумана смел следы,
Бхавани вознеся мольбу, мы на врагов в атаке
Речным потопом понеслись и смыли их ряды.
От сабель дети Хоста прочь неслись, как от пожара;
Рахилов, словно стадо в хлев, загнал могучий вал;
Но Мулхар Рао не нанес последнего удара;
Атаку тысяча спасла; он с десятью бежал!
Ни мига отдыха; рвались доспехи как бумага;
Нога к ноге, лицом к лицу и тут же грудь на грудь.
Пытались горцы бить коней под брюхо из оврага,
Но мы втоптали в землю их и продолжали путь.
А слева орудийный вой во рвении жестоком,
А справа искры от мечей, как молнии зигзаг;
Парят апсары в вышине, под ними кровь потоком,
И черной пылью иссечен наш треугольный стяг.
Вот знамя Бхао на древке качнулось и упало,
Я чей-то голос услыхал, переходящий в хрип:
«Эй, нимбалкарец, пристыди трусливого шакала,
Пусть Мулхар Рао вступит в бой. Скорее! Вождь погиб!»
Ямуна пенится, когда придет осенний холод,
И по прибрежному песку бьет сизая волна -
Вот так враги теснили нас, и был наш строй расколот,
Повсюду, сколько видит глаз, река была красна.
Я вслед за Скиндией скакал, оберегая спину,
А рядом падали бойцы от смертоносных ран,
Он в субы произвел меня, я предан господину,
И должен я его спасти от сабель северян.
Я подле Скиндии скакал, направо бил и влево,
Я жажду утолил копья, напиться дал клинку.
У махараджи на седле испуганная дева
Перекрывала визгом бой, цепляясь за луку.
(Он эту лалун повстречал однажды на охоте,
И тем была судьба ее предопределена,
С тех пор она повсюду с ним - возможно, вы поймете:
У махараджи двадцать жен, она зачем нужна?)
Но вот остатки наших войск на поле битвы пали,
Тогда военачальник мой велел трубить отбой,
К седлу девицу привязал, мы в Дели поскакали,
Галоп пуштунских жеребцов услышав за собой.
За Лутуф-Уллой по пятам спешили попалзаи,
Он вел их клан, презренный вор и бывший свинопас;
Я порывался задержать погоню волчьей стаи,
Монарх велел не отставать - я выполнил приказ.
За лигой лига - долгий путь - белесой пылью спрятан
Был облик белых кобылиц, несущих нас вперед.
За лигой лига - и кусты бесформенностью пятен
Скрывали от пуштунских глаз дороги поворот.
Был день позора поглощен вечерними тенями,
И мрак бездонный отнимал у нас остаток сил,
И ужас коршуном кружил и тешился над нами,
Как черный волк, скользил в ночи, безумием разил.
Тяжелой ношей короля я был обеспокоен,
Решил убить ее, но тут услышал слабый стон:
«Прошу тебя, не тронь ее, не тронь, мой верный воин,
Ей суждено назавтра стать единственной из жен!
Из всех, кто ел мой хлеб вчера, она одна со мною,
Любовью страх преодолев, отправилась к врагу,
И я провозглашу ее любимою женою,
И свой сегодняшний позор тогда превозмогу!»
Двойная ноша тяжела, устала кобылица,
А за спиною все слышней топочущий табун.
О как же было нужно нам до Дели дотащиться,
И Дели был недалеко, но ближе был пуштун.
Да, Дели был недалеко... И девушка взмолилась:
«Кобыле не снести двоих, убей меня, молю!»
Не слушал Скиндия - тогда она с седла скатилась,
Упала в пыль, и жизнь, и честь спасая королю.
А тот поводья натянул и, напрягая жилы,
Вонзает в холку скакуна безжалостный кинжал,
И наземь рухнула его несчастная кобыла,
И на дорогу вместе с ней мой Скиндия упал.
Но прежде, чем любовь его настигли вражьи кони,
Явили боги доброту в тот злополучный час:
Как сон, мелькнули перед ним и битва, и погоня,
Блажен был обморок его - я махараджу спас.
Заметно невооруженным глазом, что любитель типа просто музык под гитару, то есть 90% российских фанатов Киплинга, ничего в этом стихе не поймет... Поэтому поспешим ему на помощь и растолкуем все эти непонятные хиндустанские словечки.
Событие, на фоне которого разворачивается повествование - так называемая 3-я битва при Панипате, состоявшаяся 14 января 1761 года. В бою сошлись войска государства марахтов (народ, населяющий Среднюю Индию и создавший к описываемому периоду большую и независимую Маратхскую Конфедерацию) под командованием племянника пешвы (то есть, наследственного главы правительства), сарсенапати (главнокомандующего) Садашива Рао Бхао и армия Ахмад-шаха Абдали Дуррани, основателя афганского государства [империи] Дуррани. Предметом соперничества было влияние при дворе Великого Могола Шах Алама II - этнические афганцы и мусульмане против маратхов и индуистов. Дели и двор Великого Могола были уже несколько лет марионетками оккупировавших столичную область марахтов, но мусульмане во главе с навабом (наследственным правителем) окрестной области Ауд[х] Шуджой уд-Даулой призвали на помощь иностранных интервентов и присоединились к ним.
Садашив Рао Бхао, Ахмад-шах Абдали Дуррани и Шуджа уд-Даула
Битвище было масштабное, хотя брехне чисто конкретно индийских историков про 99 000 афганцев с союзниками и 70 000 вооруженных маратхов + 300 000 некомбатантов лично я не верю ни хрена, когда уже эти восточные безудержные враки будут подвергаться хоть тени критического анализа, мля!!! Маратхи имели обычай перед боем надевать одеяния, крашенные шафраном, и раскрашивать лицо и руки куркумой, а противников, как правоверные индуисты, называли млеччха, то есть, в приблизительном переводе, вонючими бескультурными иноземными варварами (так обзывали всех пришельцев в Индию извне, начиная с греков). Среди маратхских командиров был и Дамаджи, сын раджи Барода (это не имя, а место, а отца звали Пиладжи Гаеквад), командовавший 10 000 (якобы) всадниками. Еще одним командиром маратхов был Малхар Рао, выходец из низшей касты земледельцев, пробившийся наверх способностями и интригами. Также среди знатных маратхов находился представитель династии Скиндия (Шинде) - Джанкоджи Рао, махараджа Гвалиора, от лица вассала которого и идет речь в стихотворении.
Малхар Рао
Бхавани - одно из имен (точнее, аватар) богини Правати, супруги бога Шивы, считавшейся покровительницей воинов и войны, а также покровительницей маратхов.
Хост - провинция в Афганистане и одноименный город, ее центр.
Рохилы - индийское название племен пуштунов, союзников афганцев.
Апсары - то же, что и мусульманские гурии, прекрасные девы-танцовщицы, услаждающие павших в бою героев-индуистов в раю.
Треугольным, на самом деле, было знамя Дуррани, а вот флаг маратхов представлял из себя красное прямоугольное полотнище с глубоким треугольным вырезом справа.
Флаг Ахмад-шаха Дуррани
Нимбалкарец - член клана Нимбалкар, одного из крупнейших среди маратхов.
Относительно поведения в сражении Малхара Рао есть две противоположные версии. Согласно первой (отраженной в стихотворении) он тупо струсил и бежал, что и стало причиной поражения маратхов. Согласно второй, он покинул поле боя по заранее отданному приказу Садашива Рао Бхао, когда тот уже был убит врагами, чтобы спасти любимую жену командующего Парватибаи.
Суба, точнее, субадар - командир субы, кавалерийского подразделения, примерно равного европейскому полку (более 500 всадников). Впоследствие так называли один из офицерских чинов для индусов (соответствовал капитану) в армии Ост-Индской компании.
Поползаи - одно из афганских племен, их отрядами в битве при Панипате руководил вождь Лутуф-Улла.
Лалун - как объяснял сам Киплинг, шлюха-танцовщица.
А Джанкоджи Шинде отнюдь не спасся после сражения - он был взят в плен военачальником Бархудар-ханом, который хотел сохранить это в тайне и получить за махараджу большой выкуп (и не делится им с Ахмад-шахом). Но Дуррани прознал про то, и, боясь ответственности, Бархудар приказал 15 января 1761 года убить пленника и тайно закопать. Правда, впоследствии появлялись несколько самозванцев, объявлявших себя чудесно спасшимися махараджами - видимо, именно на это намекает Киплинг устами маратха...