ПОЯСНЕНИЕ СИТУАЦИИ С МОО «ЕКПП». ВЫПУСК ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

[psyletopis]

Итак, мы окончательно условились в прошлом выпуске данной историко-аналитической серии, что в «ситуации с МОО ЕКПП» нас как исследователей в первую очередь интересуют групповые процессы, происходящие в этой организации, а не те причины и цели, которые двигали его лидером Михаилом Решетниковым, осуществившим недавно резкий разворот к конфронтационной риторике и отвергающему поведению по отношению к международному сообществу психоаналитиков и психоаналитических психотерапевтов, проявившийся в его публичном конфликте и скандальном разрыве отношений с Европейской конфедерацией психоаналитических психотерапий (ECPP) - последним из международных корпоративных сообществ, которое соглашалось сотрудничать с ним и с его адептами.
Эти причины и эти цели очевидны, тут, можно сказать, нет ничего сугубо психоаналитического - только бизнес; их мы частично тут уже не раз формулировали, а в обобщенном виде сформулируем в конце этой серии как своего рода «вишенку на торте». Сформулируем, чтобы коллегам из МОО «ЕКПП» было ясно, зачем их призвали на эти галеры и куда они на них теперь поплывут. А то они все еще делают вид, что все нормально, что все к лучшему в этой «наилучшей из МОО».
Метания коллеги Решетникова с исторической точки зрения несомненно интересны: от идеи легализации и реабилитации особой «российской модели психоанализа» через союз последнего с государственными институциями - к непримиримой борьбе с «русским психоанализом» («с привлечением всего морального и властного ресурса нашего психоаналитического сообщества»); от обличений в «местечковости» и «родоплеменной одичалости» всех коллег, отказывающихся от сотрудничества с международными организациями и от принятия их тренинговых стандартов, - к опять же непримиримой борьбе уже с этими международными организациями, осуществляющими в угоду «прогнившему и двуличному Западу» санкционное удушение «русского психоанализа» руками сообществ жуликов, воров и проходимцев; и т.д. и т.п.
Но роль личности лидера в отечественном психоаналитическом движении значима лишь на уровне осуществляемой им трансляции «насущных задач и назревших решений», т.е. своего рода «рационализации» неявной групповой психодинамики, которая указывает последней канал для реагирования и формулировки для итогового «понимания» смысла содеянного.
Сами же эти групповые процессы первичны по отношению к фигуре Родителя, Наставника и Вождя, их олицетворяющего. И в прошлом, тринадцатом, выпуске мы как раз и сформулировали две рабочие гипотезы, следуя которым мы и начинаем глубинное исследование этой групповой психодинамики, проявившейся в «ситуации с МОО ЕКПП».

Первая из этих гипотез, к проработке которой мы сейчас и приступаем, основана на предположении, что все странности, проявляемые членами «секты адептов и единомышленников ММР», производны от искусственно сформированной у них психической уязвимости (дефекте Эго), возникшей по итогам их обучения в «психоаналитическом институте нового типа» (ПИНТе).
То, что мы в прошлом выпуске жестко обозначили как их «групповое помешательство» (слепое и некритическое исполнение воли Вождя, интроективная захваченность его фантазиями, иллюзиями, желаниями и эмоциями, и пр.; к описанию и анализу этой симптоматики мы еще вернемся), есть результат выворачивания наизнанку алгоритма почти уже столетнего опыта психоаналитического тренинга. В отличие от которого «обучение» превращается в «образование», «кандидаты» превращаются в «слушателей», а их погружение в «психоаналитическое знание» не предваряется «личной терапией» и не сопровождается «тренинговым анализом». К тому же в «ПИНТ-модели» отсутствует связка концептуального подхода с прикладным; «психоаналитическое образование» не сопряжено с собственной практикой «слушателей», а супервизорские разборы последней заменены на «клинические лекции», т.е. на рассказы о некоей условно-отчужденной «практике».
По итогам подобного рода кардинального изменения основ психоаналитического тренинга «слушатели» переживают опыт усвоения «психоаналитического знания» без мотивационной подготовки к этому усвоению, вне процедуры защитной проработки последствий такого усвоения и без возможности подконтрольного отыгрывания этих последствий в собственной практике. Вместо традиционного алгоритма: личная терапия - отбор для обучения - фиксация итогов личной терапии в системе защитных рационализаций («психоаналитическом знании») - проработка усвоения этой защиты в «дидактическом анализе» - перенос опыта, полученного в этом анализа в собственную практику - проработка опыта первичной практики в работе с супервизором и в клинических семинарах (рабочих группах); в «ПИНТ-модели» мы получаем нечто принципиально иное: травматическое погружение в «психоаналитическое знание» - индивидуальные и групповые сопротивления, жестко подавляемые дисциплинарными ресурсами образовательного процесса - регрессивные защиты (и прежде всего - групповая защитная консолидация, а также - устойчивый перенос и сопряженные с ним проекции, интроекции и проективные идентификации) - проявление этих защит в групповых фоновых и спровоцированных реакциях и состояниях.

«Психоаналитическое знание» мы тут пишем в кавычках потому, что набор фрейдовских (и не только) защитных рационализаций спекулятивного тока, производных от сновидческого и онейроидного (сон наяву) опыта, трудно назвать не только «научным знанием», но и знанием вообще. Тут речь идет о настолько фундаментальных отличиях от обыденного миропонимания и понимания себя (типа отрицания свободы воли и утверждения тотального интрапсихического контроля, вторичности и реактивности всего, что связано с сознанием и интерсубъективностью, иллюзорностью всего т.н. «внешнего объектного опыта», и пр.), что речь идет не о знании, а о вере. Кстати, это очевидно уже при принятии базового допущения о субъектности Бессознательного, порождающего нас и тотально нас контролирующего, но непосредственно недоступного исследованию и осознаванию (только по символическим проявлениям и по отзвукам его в нас, как созданных по его образу и подобию).
Подача этого «знания» в ПИНТах также весьма специфична. Преподавателями в «психоаналитических институтах нового типа» по большей части (а на начальном этапе - поголовно) являются люди, не имеющие опыта личного психоанализа. Столкнувшись с «психоаналитическим знанием», они по той или иной причине оказывались «завороженными» им, ощущали неодолимое влечение именно в этих фрейдовских спекуляциях находить отголоски своих проблем и рассказывать о них другим людям. Преподавание психоанализа для них становилось их собственным анализом, в ходе которого они транслировали на группу слушателей свои страхи, травмы, защитные фантазмы и пр., что, несомненно, усиливало воздействие изучаемых идей и концепций.
В итоге возникает типическая ситуация психической травмы, где провокативный опыт соприкосновения с симптоматическим по своей природе «психоаналитическим знанием» (воплощенном в текстах и лекциях «онейроидном бреде») и его активного «усвоения» в групповом режиме порождает особого рода изменение психики, проявляемое как индивидуально, так и в групповой активности.
Мы будем подробно анализировать это состояние, предварительно обозначенное как «ПИНТ-эффект», выявим и его причины, и его динамику, и его симптоматические проявления. По проявлениям можно предварительно сказать, что тут мы имеем дело с предельно глубокой защитной регрессией младенческого типа  и фиксацией на «параноидно-шизоидной позиции», отыгрываемой в групповом режиме.

Предварительно, во избежание излишних сопротивлений, стоит отметить, что «ПИНТ-модель» психоаналитического образования не является чем-то «не психоаналитическим», а тем более ее нельзя назвать «антипсихоаналитической»; отнюдь - как мы видим, это реальный психоаналитический опыт, приводящий к итоговой трансформации на основе регрессивных переживаний и их «схватывания», их фиксации системой «психоаналитического знания».
Просто это иная модель, не ориентированная на производство профессионалов (психоаналитиков или психоаналитических психотерапевтов). Ее «продуктом» являются люди, вовлеченные в процесс психоаналитической трансформации, но не имеющие для этого ни предварительно сформированных защит, ни ритуалов профессионального отыгрывания полученного воздействия. Это было (а зачастую и остается) как бы «дикое» психоаналитическое обучение, где менеджеры зарабатываю деньги, преподаватели кайфуют, компенсаторно проговаривая свои глубинные проблемы, а слушатели за свой счет травматизируются и загоняются в защитную младенческую (доэдипальную) регрессию.
И вот сейчас мы скажем нечто парадоксальное, о чем давно хотели тут сказать, да вот все не решались:
«ПИНТ-модель», т.е. модель массового провокативного «психоаналитического образования», по итогам которого предполагается вовлечение «дипломированных психоаналитиков» в корпоративные механизмы выполнения стандарта личного анализа и супервизируемой практики, является оригинальной разновидностью организации психоаналитического тренинга, приспособленной под российские реалии.
Можно даже сказать еще более точно: эта модель тренинга в России единственно возможна, если под психоанализом мы понимаем сферу профессиональной психотерапевтической деятельности, а не игру в самопознание людей, живущих во сне и не желающих просыпаться.
В 1996 году, когда на Международной конференции в Санкт-Петербурге, посвященной 100-летию психоанализа, «ПИНТ-модель» была представлена на суд представителей  международных психоаналитических сообществ (и вызвала у них изумленное негодование), в Восточно-Европейском институте психоанализа, где эта модель развертывалась и апробировалась изначально, готовился уже первый выпуск, а в целом обучалось по четырехлетней схеме подготовки уже более 400 «слушателей» (и это с учетом «планового» 30-процентного отсева после первого года обучения).
Заметим, что «традиционный» процесс становления в России системы психоаналитического тренинга, который был запущен усилиями комитетов по Восточной Европе IPA и EPF, к тому времени «породил» только 18 кандидатов. И при наблюдаемой динамике роста численности российских «study groups» на уровень 400 членов и кандидатов они в лучшем случае выйдут где-то лишь во второй половине века, причем даже не в начале этой половины. Если вообще выйдут, учитывая сопутствующие этой модели тренинга временные и финансовые затраты.

Кроме того, модель психоаналитического образования, реализуемая в ПИНТах, не является фальсификацией или же извращенным воспроизведением неких «эталонных образчиков», работающих на Западе (типа все того же Лондонского института психоанализа или Университетского центра в Монтевидео).
Это - совершенно новый и оригинальный тип обучения психоанализу, не имеющий аналогов и радикально отличающийся даже от внешне на него похожей «уругвайской модели».
Из чего-то ему подобного можно припомнить, пожалуй, только опыт работы «Психоаналитического института и детского дома-лаборатории» (1922-25), который явным образом не использовался при создании первых ПИНТов, но воспроизводился в них в связи с однотипностью социокультурного «бэкграунда». Там было то же самое - академические лекции и семинары при полном пренебрежении личным анализом и прочими компонентами тренинга. Разница была лишь в том, что в послереволюционном Институте психоанализа обучение не носило систематического и академического характера, а вместо «слушателей» (которых просто не было, лекции члены РПО читали друг другу) объектом экспериментального воздействия были малолетние дети. «Слушатели», кстати, не были нужны просто потому, что это был государственный Институт, получавший бюджетное финансирование.
В современной же модели ПИНТа «слушатели» сами финансируют тот проект, в рамках которого они подвергаются весьма травматическому воздействие, приводящему к их глубинной трансформации. И это отнюдь не критика - в психоанализе клиенты всегда сами оплачивают процедуру, целью которой является их глубинная трансформация. А в модели ПИНТа групповое обучение как раз и заменило собой индивидуальный анализ, подавляя сопротивления и работая на групповых трансферах.
Это все понятно и, в принципе, вполне допустимо - почему бы и нет… Нужно только до конца понимать методы и цели такого воздействия, а также - степень купированности рисков, возникающих при его организации и проведении. Особенно в условиях, когда нечто новое и беспрецедентное (типа ПИНТа) возникает впервые и развертывается «методом проб и ошибок», формируя «технику безопасности» постфактум, т.е. по итогам столкновения с теми последствиями воздействия, которые не были изначально предусмотрены и которые явным образом носят негативный характер.

Пафос, который коллектив «Психоаналитического летописца» вкладывает в публикуемую нами серию очерков, поясняющих «ситуацию с МОО ЕКПП», заключаются как раз в утверждении, что подобного рода «последствия» (т.е. все тот же «ПИНТ-эффект»), наиболее выраженно проявившиеся у первых потоков выпускников проекта ПИНТ-ВЕИП, были не описаны, не исследованы, не купированы системой корпоративной «техники безопасности» и не встроены в структуре формирования мотивации к началу полноценного профессионального тренинга. Вместо всего этого они были использованы Михаилом Решетниковым - организатором, владельцем и руководителем этого проекта - для повышения эффективности его собственного «психоаналитического менеджмента» и обеспечения ему корпоративной поддержки (через квази-демократические механизмы контроля над психоаналитическими организациями).
Особым образом, как видно из выделенных нами фраз и слов, мы подчеркиваем фактор неисследованности «ПИНТ-эффекта», используемого «втемную», наугад, методом проб и ошибок. И явно не по прямому назначению, поскольку любого рода зависимости, формируемые в психоаналитической процедуре - и персональной, и групповой, в идеале дают суггестивный ресурс для целенаправленного позитивного изменения (в данном случае - для вовлечения в процесс профессионального тренинга). А не для манипулирования группами «экс-слушателей» в целях, далеких от их профессиональных интересов.
Но лучше поздно, чем никогда. И то исследование, первичные результаты которого мы здесь публикуем, хотя и проводится с явным запозданием, но все же поспособствует, как мы полагаем, выходу группы «ПИНТ-слушателей» из первых выпусков ВЕИПа, составивших ныне «секту адептов ММР» как ядро МОО «ЕКПП» из морока многолетней зависимости от своего Родителя, Наставника и Вождя.
Речь идет не о «реабилитации», не о снятии столь «долгоиграющего» подтэффекта, связанного с обучением в ПИНТ-ВЕИП, а о том, чтобы перевести этот «ПИНТ-эффект» в русло его конструктивного использования, передать этот ресурс контроля над психикой «ПИНТ-слушателей» им самим. Что позволит им перейти в профессиональный режим обращения со своей «психоаналитичностью» (своеобразной, но все же именно - «психоаналитичностью»), перевести ее из группового типа отыгрывания в индивидуальный. Позволит прекратить, наконец, участвовать в чужих и чуждых им играх. И понять, наконец, что объединяются психоаналитически ориентированные специалисты в профессиональных организации совсем не для того, чтобы, повинуясь эмоциям и желаниям Родителя, Наставника и Вождя активно воевать с его личными врагами, как зарубежными, так и отечественными.

И с этого момента разговор у нас пойдет предельно серьезный, имеющий отношение к фигуре президента МОО «ЕКПП» только в той части, где мы будем анализировать его успехи и неудачи в деле использования «ПИНТ-эффекта» в личных целях. И к самой этой Межрегиональной общественной организации он будет иметь отношение только в той части ее бурной активности, где она (в качестве экспериментальной группы) предоставляет симптоматический материал для понимания природа «ПИНТ-эффекта» и особенностей его проявления (как фонового, так и реактивного). Для чистоты эксперимента нам в ходе этого исследования придется описывать также и соответствующие фоновые и реактивные состояния МОО РПиП «ЕКПП» как своего рода контрольной группы, члены которой отличны от коллег, объединявшихся в составе МОО «ЕКПП» (с которыми они много лет были едины под зонтиком «ЕКПП-Россия»), только одним - демонстративным отказом от любой, как трансферной, так и сопротивленческой, зависимости от фигуры Михаила Решетникова. За что, кстати, и были они объявлены им «отщепенцами», подлежащими организационному и корпоративному уничтожению.

Следующий выпуск (а может быть и следующие пару выпусков) мы посвятим изложению фактического материала, который далее будем анализировать. Дело в том, что в конце прошлой недели в Питере был координатор проекта «Психоаналитический летописец» Владимир Медведев, у которого мы взяли большое многочасовое интервью для подготавливаемого мемуарного сборника.
Часть вопросов этого интервью была посвящена проблеме методического и программного формирования того глубинного воздействия, которое осуществлялось в ПИНТ-ВЕИПе в те годы, когда он руководил этим процессом в качестве проректора института. А также - его оценке природы «ПИНТ-эффекта» и того его использования, которое мы наблюдали все эти годы, включая и «ситуацию с МОО ЕКПП». После расшифровки и редактирования эти ответы будут опубликованы в наших выпусках.

Так что продолжение - следует…