ПОЯСНЕНИЕ СИТУАЦИИ С МОО «ЕКПП». ВЫПУСК БЕЗ НОМЕРА: ПРИТЧА О ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКИХ КОШКАХ
Напала на кошку спесь, не хочет с печи слезть
Русская пословица
Пока расшифровывается интервью с Владимиром Медведевым, отрывки из которого, связанные с темой нашего исследования, появятся в ближайших выпусках «пояснений ситуации с МОО «ЕКПП»», нам захотелось разбавить все более сгущающуюся серьезность наших публикаций чем-то более легким и даже занимательным.
И потому мы нашли в массе написанных ранее, но пока не опубликованных, заметок и отрывков, касающихся «казуса МОО ЕКПП», наброски своего рода притчи о «психоаналитических кошках». Нашли, отредактировали и представляем ее вашему вниманию как своего рода «новеллу с намеком».
Предыстория этой «новеллы» такова. Во время данного нам интервью Владимир Медведев, рассуждая об особенностях постперестроечного развития отечественного психоанализа, пару раз использовал культовую фразу, от которой ниже мы и отталкиваемся - «Скоро только кошки родятся…».
Мы тут же вспомнили свои попытки метафорически привязать предвидения Ильфа и Петрова к анализируемой нами «ситуации с МОО ЕКПП», обратились за поддержкой к первоисточнику и обнаружили там (сразу же после дискуссии героев о кошках и вдове Грицацуевой) «легенду о гусаре-схимнике», встроенную в текст романа в качестве «новеллы с намеком». Обнаружили и подумали: а не стоит ли и нам периодически помещать между выпусками данного историко-аналитического исследования такие вот «новеллы»?
Ведь при всей серьезности темы нашего исследования, касающейся и репутации российского психоанализа как такового, и судеб множества людей (как коллег, так и их клиентов/пациентов), мы всегда помним тючевско-фрейдовский завет о том, что «мысль изреченная есть ложь», что цепочки малопонятных терминов и заумных рассуждений условно доказательны лишь для узкой группы «экспертов», что подлинность и истина всегда прячутся от нас и выражаются лишь косвенным образом, в частности - в ярких метафорах, вызывающих не менее яркие переживания.
И потому точно подобранная метафора, легко представимая и основанная на знакомых «мыслеобразах», бывает порою более доказательна, чем многотомные научные трактаты. По крайней мере - более убедительна там, где такие «научные доказательства» неуместны. Например - в сфере психоанализа, где со времен Фрейда именно метафоры, встроенные в контекст их спекулятивного, т.е. свободного от любой цензуры, обсуждения, заменяют теории и становятся основанием для понимания и истолкования самых сложных предметов (вспомним, к примеру, фрейдовские спекуляции относительно «клеточных метафор» в книге «По ту сторону принципа удовольствия»).
Нижеследующим текстом, полным метафорических образов и их отражений в культовых текстах, песнях и кинофильмах, мы постараемся еще раз подчеркнуть: при всей странности опыта «психоаналитического образования», организуемого в «психоаналитических институтах нового типа» (ПИНТах), это опыт не просто реален, он - реально психоаналитичен.
Просто это - психоаналитичность по-русски. Мы о ее особенностях уже говорили в десятом выпуске, где цитировали довольно-таки уничижительные характеристики наших российских усилий по обретению этой психоаналитичности, совместно данные Зигмундом Фрейдом и Карлом Густавом Юнгом: утопическая мечта о мироспасительной терапии; досада на то, что все происходит не так быстро, как мечтается; отсутствие способности к усердной и кропотливой работе; минимум терпения и глубины, масса беспомощности и высокопарных рассуждений…
Цитировали мы и требование, сформулированное Юнгом: русским, прежде чем замахиваться на индивидуальный психоанализ, следует разобраться со своими групповыми проблемами. Чем мы, в принципе, сейчас тут и занимаемся.
О том же самом - «досаде на то, что все происходит не так быстро, как мечтается», но вне весьма неприятных для нас оценочных суждений, было сказано и в одном из «тайных учебников психоанализа», подспудно формировавших у нас базовые о нем представления в советское время - в «12 стульях» Ильфа и Петрова.
Там, в диалоге Кисы Воробьянинова и Остапа Бендера, мы находим прекрасную метафору относительно того, что происходило (и происходит поныне) в ПИНТах:
«…Ипполит Матвеевич опомнился.
- Хочется ведь скорее, - сказал он умоляюще.
- Скоро только кошки родятся, - наставительно заметил Остап…».
Тем, кто уже не помнит сюжета некогда культовой книги, поясним контекст метафоры. «Концессионеры», разыскивающие бриллианты, спрятанные в одном из стульев мебельного гарнитура, обнаружили такой стул у вдовы Грицацуевой. Киса Воробьянинов, воинственно топорща усы, предложил немедленно ограбить вдову и выкрасть стул. Но Остап, олицетворяющий в романе психоаналитика-классика, «пользующего» друзей и знамовых по доктору Фрейду, настоял на ином пути: следует не спешить и пойти по линии установленных брачным сеттингом правил: принести себя в жертву, женившись на вдове и связав себя на всю жизнь некими обязательствами, а уж потом «спокойно и без шума покопаться в стуле».
Забавно, но именно анальная интерпретация сюжетообразующей идеи о «сокровище в стуле», подкинутой авторам Валентином Катаевым, натолкнула их на мысль о написании именно психоаналитического романа.
Но в итоге (и в романе, и в нашей реальной психоаналитической истории) победил все же Ипполит «Киса» (!) Воробьянинов, зарезавший Остапа, не склонного к авантюрам и работавшего по четким схемам и правилам «относительно честного отъема денег». Мы снова, как и во времена Михаила Асатиани, как и во времена Ивана Ермакова, «захотели скорее»; и вместо того, чтобы спокойно и по установленной процедуре зачинать, рожать на свет и вынашивать людей-психоаналитиков, сформировали «ПИНТ-модель» психоаналитического образования, где быстро и относительно недорого нарожали массу «психоаналитических кошек».
Нарожали и встали перед задачей превращения этих кошек в людей. Чтобы эти «кисы» не бродили «сами по себе», в состоянии «дикости», в поисках обещанных им сокровищ, а постепенно «одомашнивались», нагружались обязанностями и обязательствами, а в итоге - возможно даже и «очеловечивались».
В роддомах, где опытные акушеры помогают людям-психоаналитикам появиться на свет, заявку на «очеловечивание психоаналитических кошек» признали невыполнимой. Хотя и не сразу - контакты руководства ПИНТ-ВЕИПа (первородины этих кошек) и НФП (своего рода - «кошкиного дома») с представителями профильных комитетов IPA и EPF продолжались вплоть до 1998 года. Администрацию психоаналитического роддома можно понять: если хотя бы собаки были, не родившиеся людьми, но яростно защищающие старинный психоаналитический роддом, еще куда ни шло… А тут - кошки! Которые к этому роддому не привязаны ничем, кроме претензии на внимание и заботу. Которую, т.е. претензию, обосновывали тем, что некогда в этом роддоме обитали и теперь собираются туда вернуться без условий и предписания, просто по праву былой прописки. Так что презрительное итоговое «Брысь!» тут было предсказуемо.
В инкубаторы, где работали с недоношенными, но все же - психоанализоподобными, существами, придавая им статус «психоаналитических психотерапевтов» (типа той же EFPP), «психоаналитических кошек» тоже не приглашали.
Не приглашали по причине, воспетой некогда в популярной песенке группы «Браво»:
Кошки не похожи на людей,
Кошки - это кошки…
Им плевать на разные бумажки.
Людям не сойти с протоптанной дорожки,
Hу, а кошки, мяу - это кошки.
Дело в том, что любого рода корпоративный статус, где звучит слово «психоанализ», достижим исключительно на «проторенных дорожках» профессионального тренинга, каждый шаг по которым оформляется «разными бумажками». Т.е. на тех самых дорожках, с которых «психоаналитические кошки» так легко изначально сошли, и теми самыми бумажками, на которые им было глубоко наплевать.
К тому же инкубатор этот был отдаленной, но все же пристройкой к традиционному психоаналитическому роддому, так что наши кошки, наученные горьким опытом и не дожидаясь унизительного «Брысь!», туда даже не постучались.
Отчаявшись получить человеческий или же хотя бы человекоподобный статус, наши кошки решили не ждать милости от постоянно третирующих их (их - «дипломированных психоаналитиков», имеющих соответствующий документ с печатью, порою даже - «государственного образца»!) заезжих иностранных ревизоров, настаивающих на длительных и дорогостоящих вариантах психоаналитического «очеловечивания», а самостоятельно организовать нечто вроде псевдопсихоаналитического «карго-культа».
В декабре 1997 года они собрались в Национальной Федерации Психоанализа как в собственном «кошкином доме» (а точнее - в особом загоне, который устроил для них и только для них главный Кот этого кошачьего сообщества) и начали имитировать психоаналитическую активность. Придумали свои - «кошачьи», т.е. самые мизерные в мире, стандарты психоаналитической подготовки; назначили своих - «кошачьих», т.е. не проходивших никакого тренинга, «обучающих аналитиков»; и друг у друга начали «супервизировать» то, что называли «психоаналитической практикой». И правду - как в африканских карго-культах: построили из веток и соломы аэропорт с самолетами и ждали, что они взлетят и перенесут их в чудесную страну «настоящего психоанализа» - радостного и легкого в усвоении и применении, т.е. своего - «кошачьего». А не того - угрюмого, трудного и дорогого, о котором им постоянно твердили заезжие миссионеры, явным образом одержимые корыстью и завистью к тому, как быстро и легко психоанализ дается семейству кошачьих, порожденных «ПИНТ-проектами». Принцип удовольствия при этом явно довлел, а принцип реальности даже не просматривался, но в «кошачьем мире» это было нормально и никто даже не предполагал, что все может (и должно) быть иначе.
Короче - «психоаналитические кошки» делали все то, что их лидер впоследствии, как мы уже знаем, опишет следующими словами: «…объявление того или иного сообщества «центром вселенной» со своими местечковыми стандартами, без какой-либо надежды, что они когда-либо будут признаны за пределами того помещения, где периодически заседает его Правление».
Все это могло закончиться очень печально и многие это понимали; от «кошачьего» сообщества начали постепенно отпадать его члены, не имеющие прямого отношения к «ПИНТ-проектам» и случайно прибившиеся к кошачьей стае, прежде всего - РПО и прочие москвичи. Дело в том, что московские обитатели «кошкиного дома» забрели туда по приглашению «главного Кота» в надежде «очеловечиться» в «лайт-режиме», но быстро обнаружили, что «очеловечиванием» тут и не пахнет. А пахнет скорее «окошачиванием»; так что они вовремя опомнились и двинулись в сторону уже упомянутого нами инкубатора (порою поглядывая и в сторону роддома).
Перейдя с коллективного на персональное членство, «кошкин дом» неуклонно пустел, и в обозримой перспективе должен был замкнуться в «пределах того помещения, где периодически заседало его Правление», т.е. в пределах стен ПИНТ-ВЕИПа. Все усилия по возрождению и развертыванию в России массового психоаналитического движения грозили пойти «Коту под хвост». Не вписавшись в пределы корпоративных границ психоанализа и психоаналитической психотерапии, «кошачий психоанализ» вытеснялся в некий особый вид практики, своего рода - «игры в кошки-мышки», соприкасавшейся с широко распространившимися в то время эзотерическими формами «нетрадиционной» терапии. С этим «кошачье сообщество» в душе уже смирилось, ссылаясь на российскую специфику и утешаясь поговоркой о том, что «на мышку и кошка - зверь». А выражение «кошки на душе скребут» стало наиболее точным описанием подобного рода практики. «Кошачий» психоаналитический тренинг даже в его «до мышей» минимизированном и сведенном к чисто количественным параметрам виде не выполнялся: за десять лет работы «кошкиного дома» количество обитающих в нем «обучающих аналитиков» осталось неизменным. Да и те, кто были изначально ими назначены, работали не по-настоящему, как бы - «тренируясь на кошках», и сами прекрасно это понимали. А все аналитики, способные проводить в ПИНТ-ВЕИПе «не кошачьи» формы тренинга и поначалу сотрудничавшие с этим проектом - М.Ромашкевич, Л.Топорова, В.Цапов, А.Склизков, и др. - были из него уволены или изгнаны.
Все явным образом шло к тому, что «кошкин дом» окончательно замкнется в своей «местечковой» уникальности и самодостаточности и объявит себя «центром вселенной», практически не существуя для всего мирового психоаналитического сообщества, а точнее - существуя в качестве странного «кота в мешке», а отечественным коллегам вместо сертифицированных достижений традиционного психоаналитического тренинга предъявляя некие «уши, лапы и хвост».
Но случилось чудо.
Все же нашлась международная структура, которая взялась за миссию, полагаемую всеми невыполнимой, приняла на себя задачу хотя бы частичного «очеловечивания» этих «психоаналитических кошек», упорно желающих ходить не по «проторенной дорожке» психоаналитического тренинга, а сами по себе (правда не поодиночке, а единой стаей). Это была Европейская конфедерация психоаналитических психотерапий (ECPP), которой данная проблема была близка изначально, поскольку она была организована при активном участии Альфреда Притца, основателя австрийского ПИНТ-проекта - Университета Зигмунда Фрейда (SFU).
С ECPP «психоаналитическим кошкам» сильно повезло, причем как кошкам российским, так и кошкам украинским, массово народившимся в украинских ПИНТах, выстроенных по франшизе ПИНТ-ВЕИПа.
Они, правда, не попали в сообщество именитых иностранных коллег, почитающих их равными себе (как они почему-то поначалу подумали). Но это было категорически невозможно.
Возможным же оказалось другое: именитые иностранные коллеги - авторитетные психоаналитики и психоаналитические психотерапевты, статусные члены Европейской ассоциации психотерапии (EAP), о чьих заслугах и профессиональных статусах мы уже писали в шестом выпуске данной серии историко-аналитических материалов - выстроили единый международный загон для всех «психоаналитических кошек», нарожденных в ПИНТах (больше всего их оказалось в России, Украине и Словении) и взяли на себя ответственность за их «дрессировку».
Т.е. стали своего рода «коллективным Куклачевым».
Задача «очеловечивания психоаналитических кошек» тут уже не ставилась; все давно поняли, что эти «дипломированные психоаналитики», массово производимые при реализации «ПИНТ-модели» психоаналитического образования, не хотят и никогда не будут ходить по «проторенным дорожкам» канонического психоаналитического тренинга, не принимая не одну из трех его разновидностей (ни эйтингоновскую, ни французскую, ни даже уругвайскую).
Учредители «проекта ECPP» это понимали и принимали «психоаналитических кошек» такими, как они есть - что тут поделаешь, что выросло, то и выросли; пасту обратно в тюбик не загонишь; кашу, которую все варит и варит волшебный ПИНТ-горошек, обратно в него не затолкаешь… Нужно учиться есть эту «кашу из топора», предварительно ее приправив по психоаналитическому вкусу. Психоанализом это не назовешь; чем-то психоанализоподобным тоже… Психоаналитическая психотерапия также отлична от «кошачьего анализа», но вот в нечто психоаналитико-психотерапевтически-подобное, «практикующее на основании принципов трансфера и сопротивления», этих «кошек» вполне можно вовлечь, сделав их участниками «проекта ECPP».
Всем известно, что кошки принципиально не поддаются дрессуре; они делают только то, что сами захотят. Соответственно, учредители и организаторы «проекта ECPP», возникшего в 2003 году, несколько лет присматривались к российскому «кошкиному дому», приехали даже на «смотрины» в Санкт-Петербург, организовав там в 2006 году Конгресс ECPP под многозначительным названием «Современные психоанализы» и заслушав доклад Владимира Шамова о нормативах и процедурах «кошачьего тренинга». Все эти намеки на множественность «психоанализов» и «психоаналитических психотерапий» подавали российскому сообществу «психоаналитических кошек» четкий и легко прочитываемый сигнал: да, вы другие - странные и ни на кого не похожие; но почему бы и нет? Разные бывают психоанализы и разные бывают психоаналитические психотерапии. Возможно, что и такие - «кошачьи». Вам нужно только принять главное условие - установление над собой внешнего контроля. Т.е. в кошачьей иерархии, помимо Вождя и Породистых Кошек («обучающих психоаналитиков»), должна была появиться фигура иностранного Дрессировщика, который ставит перед «психоаналитическими кошками» задачи по имитации ими профессиональных психотерапевтических ритуалов и контролирует их, этих задач, выполнение. И выдает «кошкам», правильно выполнившим задания, поощрения в виде сертификатов ECPP.
Проблема была тут только в одном - кошки делают лишь то, что сами захотят. Сертификаты они и вправду любили, как любая кошка любит красивый бант; к тому же те придавали им солидности, украшая стены их кабинетов. Но тратили свое время и свои деньги на их получение неохотно (и это при условии мизерности нормативов «кошачьего стандарта профессионального тренинга»). А ведь нормативы соответствующего стандарта ECPP, выполнение которых придавало «психоаналитическим кошкам» видимость чего-то «психоаналитико-психотерапевтически-подобного», превышали «кошачьи нормативы» в разы.
Каким образом можно было добиться от них выполнения этих минимальных, но уже «европейских», нормативов добровольно и с песней? Это ведь и была главная цель организации ECPP и привлечения к участию в этом проекте массы выпускников восточно-европейских ПИНТов.
Для России - страны происхождения «ПИНТ-модели», породившей феномен «психоаналитических кошек», решение этой проблемы было не сразу, но был все же найдено.
Дело в том, что к учреждению «проекта ECPP» изначально был привлечен Михаил Решетников, ректор и собственник ПИНТ-ВЕИП и лидер НФП, т.е. прародитель массы российских «психоаналитических кошек» и организатор «кошачьего дома».
Поначалу его активность в этом проекте была чисто номинальной - как учредитель он стал членом правления ECPP и получил в подарок корпоративные статусы «тренингового аналитика» и «супервизора» этой организации. На большее ему решиться было трудно, ведь переход прирученных им «психоаналитических кошек» (именно он открыл, что дрессировать их и вправду нельзя, а вот приручить - можно, используя уже известный нам «ПИНТ-эффект») из НФП как «кошачьего дома» в «европейский дом» ECPP грозил ему потерей контроля над и без того подсократившимся после ухода москвичей «кошачьим поголовьем». Так что поначалу вступление в «проект ECPP» российских «психоаналитических кошек» носило разовый и сугубо индивидуальный характер.
Но в 2007 году руководство ECPP сделало Михаилу Решетникову предложение, от которого он не смог отказаться. Звучит красиво, прямо как в «Крестном отце», но скорее всего это он выдвинул условия, согласившись на которые, правление ECPP привлекло бы в состав своей организации все поголовье российских «психоаналитических кошек». Но от перемены мест слагаемых этого события его итоговая сумма не поменяется.
Предложения эти были такие. «Кошкин дом» (НФП) в 2007 году становился единым и единственным «национальным отделением» ECPP в России (под наименованием НФП-ЕКПП-Россия). Возглавлял его сам Михаил Решетников (или кто-то из «делегатов» от России, которыми он назначал своих доверенных лиц); а с 2008 года ему был обещан пост президента ECPP (который он в том году и занял, пробыв на нем два срока подряд). Более того, из наименования российского подразделения ECPP было убрано подозрительно звучавшее множественное число - «психоаналитические психотерапии». Зазвучало это наименование совершенно иначе «Европейская конфедерация психоаналитической психотерапии» (Россия); только так - единая и единственная организация, единственный лидер и единственная «психоаналитическая психотерапия» - «кошачья», само собой, это даже не обсуждалось.
По итогам согласования и принятия этих условий все российские «психоаналитические кошки», объединившиеся, как мы уже знаем, после окончательного ухода с «проторенной дорожки» (т.е. разрыва отношений с IPA/EPF) в Национальную Федерацию Психоанализа и культивировавшие там свою самобытную «инаковость», в 2007 году коллективно влились в состав ECPP и сформировали ее российское национальное отделение - «НФП-ЕКПП-Россия». Вошли, сформировали и начали работать над собой по вновь утвержденным нормативам тренинга; нормативам упрощенным и ослабленным, снова странным образом не предваряющим и не сопровождающим психоаналитическое обучение, а помещавшим тренинг после обучения (как лошадь позади телеги), но уже не столь мизерным, количественно (увы, только количественно) в разы превышающим «кошачий стандарт тренинга». Контроль за исполнением этих новых нормативов и статусную сертификацию их выполнивших как специалистов, тренинговых аналитиков и супервизоров в области психоаналитической психотерапии (только в рамках данной организации, но все же…) приняли на себя соответствующие комитеты и правление ECPP.
Тем, кто не понимает - а зачем российским «психоаналитическим кошкам» все это было надо и зачем они пошли на такие серьезные «напряги» (ведь им и так неплохо жилось в своего «кошкином доме»; даже свой «кошачий стандарт» они выполняли ни шатко, ни валко, а тут такое…), мы кое что напомним.
У всех у них, прошедших процедуру «Пинт-обучения», в структуру психики была имплантирована особого рода «конструкция», названная нами «ПИНТ-эффектом». В составе симптоматических проявлений этого специфического синдрома числится и устойчивая зависимость (индивидуальная и групповая) от желаний их Родителя, Наставника и Вождя (в данной метафоре - «главного Кота» этой кошачьей стаи).
И потому основная масса «психоаналитических кошек» пошла за своим вожаком слепо и бездумно: надо, так надо, плохого Он не посоветует. Тем же, кто сомневался - а надо ли, были предъявлены кнут и пряник.
В качестве кнута были использованы удары по их «кошачьим комплексам», т.е. по уверенности в своей самодостаточности и уникальности. В ход пошли доводы, формулировки которых из обращений Михаила Решетникова к колеблющимся обитателям «кошачьего дома» мы в этих выпусках уже не раз цитировали: и о «местечковости», и о том, что «на самом деле мы не существуем», и об «уникальном шансе…», и о том, что это - «единственная международная организация, которая…», и т.п.
В качестве же пряника было объявлено, что «к нам и нашим принципам» отнесутся с уважением», а также - о том, что по системе «Grandparenting» все «заслуженные», но пока беспородные «кошки» при переходе в «проект ECPP» получат в подарок статусы тренинговых аналитиков и супервизоров этой организации, т.е. в ее пределах станут кошками высокопродными. Восстание тех «обучающих аналитиков» НФП, которые были «разводчиками породы» в «кошачьем доме» и не видели себе равных по «чистоте психоаналитических кровей», было жестко подавлено и в 2010-11 годах около ста до того беспородных «психоаналитических кошек» обрели вожделенные «европейские сертификаты» о своей чудесным образом обретенной породистости.
И все шло прекрасно - российские «психоаналитические кошки» в качестве участников «проекта ECPP» работали над собой, вели терапевтическую практику, проходили и проводили «дидактический анализ», супервизировали и супервизировались. Отсылали в «венскую штаб-квартиру» письменные отчеты о проделанной над собой работе. Получали сертификаты специалистов, тренинговых аналитиков и супервизоров. И прямо на глазах превращались из беспородных и самозванных российских «психоаналитических кошек» во вполне приличных психоаналитико-психотерапевтически-подобных специалистов; пока еще без родословной (ни о какой психоаналитической филиации тут и речи быть не могло), но уже с документами и со всеми необходимыми «прививками».
Все шло так хорошо, что НФП как старое именование «кошачьего дома» исчезло из употребления, в ходу была только новая европейская табличка - ЕКПП-Россия. Российские «психоаналитические кошки» (практически уже - бывшие) сбрасывали свои «шкурки» и волшебным образом преображались. Некоторые из них уже переросли границы ECPP, достигли уровня индивидуальных членов EAP и подошли к порогу возможности получить реальный, а не условно-корпоративный, европейский сертификат по психоаналитической психотерапии.
Все шло так хорошо, что в 2016 году ECPP снова провела в Санкт-Петербурге свой Конгресс, посвятив его празднованию 25-летия ПИНТ-ВЕИП как «первого психоаналитического института нового типа в Восточной Европе» и чествованию Михаила Решетникова как его ректора. Уже было можно: цитадель и программно-методический «исходник» ПИНТ-модели психоаналитического образования был, как казалось, надежно связан с международными психотерапевтическими организациями (по линии ECPP-EAP-WCP). Бывшее логово «психоаналитических кошек», порождавшее их сотнями и угрожавшее утопить в «дипломированной кошачности» все российское психоаналитическое движение, было цивилизовано, отмыто, привито и сертифицировано.
Как хотелось бы на этой фразе окончить данную притчу.
Но нет, не судьба. Практически сразу после этого чествование чудо закончилось. Российские «психоаналитические кошки», во исполнения воли своего вожака, «прекратили отношения» с цивилизовавшей и дрессировавшей их европейской организацией, вернувшись в исходное состояние «местечковой дикости».
Почему и зачем это произошло - исследуется сегодня коллективом «Психоаналитического летописца». Предварительные результаты этого исследования публикуются здесь в наших выпусках.
Как это произошло - все знают. Словно по мановению волшебной палочки злой колдуньи Карета, в которой российские участники «проекта ECPP», ориентированные на Михаила Решетникова как на их Родителя, Наставника и Вождя, ехали на свой «венский бал», снова превратилась в Тыкву, прекрасные лошади - во все тех же мышей, для которых и кошка - зверь, прекрасные платья из «европейских сертификатов» - в рубища из доморощенных бумажек, «подтвержденных авторитетом главного Кота и особо приближенных кошек»… «Кошкин дом», отринув результаты недавнего евроремонта, снова стал «кошкиным домом», попытавшись даже, правда неудачно, вернуть себе старую вывеску - НФП. А его обитатели снова стали «психоаналитическими кошками»; такими же как раньше, только странным образом отказавшимися от европейского контекста результатов своей десятилетней «дрессуры». И начавшими отыгрывать эти результаты в режиме нового карго-культа под лозунгом: «Только мы, только наша кошачья стая, являемся ныне единственными носителями имени «Европейская конфедерация психоаналитической психотерапии» на территории России и современной Европы»…
И все вернулось на круги своя… И «кошкин дом» все же замкнулся в своей «местечковой» уникальности и самодостаточности и объявил-таки себя «центром вселенной», практически не существуя для всего мирового психоаналитического сообщества, а точнее - существуя в качестве странного «кота в мешке», а отечественным коллегам вместо сертифицированных достижений традиционного психоаналитического тренинга предъявляя некие «уши, лапы и хвост».
Такие дела.
Печальная притча, скажете?
Несомненно, на зато какая поучительная…