Памяти прот. Сергия Овсянникова. "Я потерял свой страх".
В ночь на старостильное Рождество скончался настоятель Никольского храма в Амстердаме прот. Сергий Овсянников. Мне посчастливилось быть слегка с ним знакомым, и познакомился я с ним, будучи в феврале 2011 в Амстердаме. В последний раз я его видел в храме Космы и Дамиана в прошлом году, когда он приезжал на очередную конференцию памяти митр. Антония Сурожского, который его рукоположил в священный сан в 1990 году.
Одно из последних интервью о. Сергий давал в июле 2017 Джиму Форесту и его супруге Нэнси. Предполагалось его продолжение, которое, к сожалению, не последовало. Но и то, что есть на английском, достойно для прочтения, поэтому даю здесь свой собственный перевод.
Я потерял свой страх
Джим Форест: Я припоминаю, что пребывание в тюрьме стало поворотным моментом в вашей жизни
Я был в двух тюрьмах, когда служил в армии. В первый раз меня обвинили в пропаганде американского образа жизни. Конечно, это не было верно - я почти ничего не знал об американском образе жизни. Что я мог сказать об этом? Меня также обвинили в неповиновении, и это было правдой. Я был непослушен начальству. Итак, меня поместили в тюрьму, первоначально лишь на несколько недель. Это было мило. Я был с другими людьми, и у нас были интересные дискуссии. Но когда мы шли вместе на работу, за нами следовал солдат с автоматом. Не очень приятно. Именно тогда я осознал, что мы всегда преследуемы этим солдатом, только обычно он невидим. В обычной жизни ты не замечаешь его. Но где-то внутри тебя он контролирует твои мысли и слова, контролирует твоё поведение. Ты вынужден становиться своим собственным стражем, своим цензором. Ты должен быть лояльным системе.
Джим: И это всё основано на страхе…
Да. По сути тюрьма должна была устрашить, создать страх. В какой-то момент я поделился этой мыслью с кем-то ещё из заключённых. Он же рассказал одному из тюремных надзирателей о том, что я сказал, и результатом этого стало моё заключение в одиночной камере. Я там пробыл три месяца. Это было трудно. Ты не можешь ничего делать. Ты не можешь спать - пол сырой. Не можешь читать - там нет книг. Не можешь писать, - нет ни бумаги, ни карандаша. Только четыре стены, и всё.
Джим: Окна нет?
Окно есть. Свет проникает, но окно слишком высоко расположено, чтобы можно было смотреть через него. В общем, всё, что ты можешь делать, это думать. И вот в этой ситуации я понял, что я не знаю, как думать. До того я думал, что думать - очень лёгкая вещь. Я был в прошлом физиком, и поэтому я думал о физике, о её законах, формулах. Но после нескольких дней, может быть, недель эти темы были исчерпаны. Они кончились! Затем ты был вынужден действительно думать, но я не знал, как. И тогда что-то произошло. Я начал думать о свободе. Что случилось потом, очень трудно описать. Может быть, я скажу, что это было похоже на свет. Я услышал слова: «Свобода в Боге». Но я ничего не знал о Боге! Я не верил в Бога! (смех). Это была проблема - свобода в Боге, но я не верил в Бога! Но кажется, что Бог верил в меня. Я испытал радость. Только гораздо позднее я понял, что это сравнимо только с одним, - с радостью, которую ты испытываешь в пасхальную ночь. В итоге я пришёл к осознанию, что состояние, в котором ты входишь в пасхальную ночь, предназначено быть естественным состоянием человека. В самом деле, многие люди испытывают эту радость при пасхальной всенощной, но мы теряем её снова и снова, одни несколько часов спустя, другие парой месяцев позже.
Итак, мне была дана эта радость при одиночном заключении. Этот вид радости неописуем и невероятен. Я потерял свой страх. Это было наиболее важным моментом. Я понял, что если меня пошлют в лагерь с приговором на длительный срок, это не имеет значения. Это пустяки, потому что я был свободен. Конечно, постепенно я пришёл к осознанию, что свобода не только данность - ты должен взять ответственность за неё. Ты должен что-то делать ради неё каждый миг твоей жизни.
Так или иначе это было началом. Я понял, что должен был получить знания о Боге. Я должен был прочесть Евангелие - но было трудно даже найти Библию в те годы. Но это было настоящим началом моей жизни. Найти мой путь в Церковь было значительно более трудным. Это было начало 1970-х. Немного церквей было открыто, и они были под пристальным наблюдением.
Нэнси: Когда вы прошли через этот опыт в тюрьме, вы почувствовали, что были вещи, которые у вас не могли уже больше отнять?
Конечно. Они не могли у меня отнять свободу. Они могли сделать с мои телом всё, что захотели бы, но я уже не боялся больше.
Джим: Что случилось потом, когда вы уже вышли из заключения?
Их первоначальным планом было послать меня в исправительно-трудовой лагерь, но затем они поняли, что не было никаких оснований давать мне срок за преступление. Тогда они решили поступить совсем иначе и вместо этого послали меня в школу для обучения командиров! На шесть месяцев. Вместо хорошего солдата они превратили меня в плохого командира. Школа была великолепной. Я провел много часов в библиотеке и нашел книгу Солженицына - «Один день Ивана Денисовича» - и книги других запрещённых авторов. К счастью для меня, библиотекарям не удалось изъять эти книги.
Джим: Я заметил, как часто вы употребляете в ваших проповедях слово «свобода».
Да. Иногда люди подкалывают меня за то, что я так часто говорю о свободе. Но это очень важная тема. Это то, что мы утратили в Эдемском саду. Это в центре истории Адама и Евы. Ключ к пониманию проблемы. После того, как они съели запретный плод, они попытались скрыться от Бога. Бог спрашивает Адама: «Где ты?» И Адам отвечает: «Я услышал Твой голос в саду и испугался». Это первый раз в Библии, когда мы слышим о страхе. Вместо свободы у Адама и Евы появился страх. Человеческая природа была повреждена. Все мы повреждены. Мы не рождены в свободе, но каждый из нас имеет шанс обрести путь к свободе. Для этого требуется преодолевать трудности жизни, но шанс обрести свободу довольно велик. Каким-то образом мы должны вновь родиться в свободе. Христос ждет нашей свободы. Христос желает только свободных людей. Конечно же, Он принимает и многих других людей, но желает Он людей свободных.
Нэнси: как христиане мы можем сказать, что без Христа нет настоящей свободы, однако здесь парадокс в том, что Христос только принимает свободных людей. Что приходит первым?
Первым приходит образ. Каждая личность есть образ Божий. В книге Бытия мы читаем: «Сотворим человека по образу Нашему». Греческое слово, обозначающее образ, - это «икона». Это было любимой темой митрополита Антония (Блюма). У каждого есть эта икона, но она повреждена. Жизнь дана человеку, чтобы восстановить - реставрировать - эту икону. И с помощью Христа возвратиться к свободе.
Джим: Миротворчество - это удаление закопченного налёта, который скрывает икону…
Потому Христос так часто описан как врач. Наверно, самое важное, что Он делает, - это исцеление сердца и открытие наших глаз. Одно из последствий этого - что мы становимся способными видеть красоту. Одним из любимых высказываний митрополита Антония было: «Красота - в глазах смотрящего». Что это значит? Это не значит, что красота является чем-то, чем мы можем манипулировать. Да, ты должен открыть наши глаза, не только свои глаза. Ты должен расширить свое сердце. Иначе мы видим красоту лишь частично или не видим вовсе. Если сердце слишком узкое, красота, которую мы видим, будет казаться уродством. Что ты видишь, зависит от тебя - от тебя и твоего духовного состояния.
===============================================================================
И еще одно похожее интервью о. Сергия - на Правмире
Прот. Сергий родился в 1952 году в Санкт-Петербурге (Ленинграде). Oкончил физический факультет Ленинградского государственного университета, затем Ленинградскую духовную семинарию (1982) и Ленинградскую духовную академию (1986). Кандидат богословия. На протяжении многих лет работал консультантом по библейским переводам в Объединенных библейских обществах. Женился на Е. А. Фоогд. Рукоположен во диаконы в 1987 году митрополитом Ленинградским и Новгородским Алексием (Ридигером) (нынешний патриарх Алексий II). Переехал в Голландию. Во священники рукоположен в Лондоне в 1990 г. митрополитом Сурожским Антонием (Блумом). Настоятель Свято-Николаевского прихода в г. Амстердам (Голландия) после ухода на покой протоиерея Алексия Фоогда.
Одно из последних интервью о. Сергий давал в июле 2017 Джиму Форесту и его супруге Нэнси. Предполагалось его продолжение, которое, к сожалению, не последовало. Но и то, что есть на английском, достойно для прочтения, поэтому даю здесь свой собственный перевод.
Я потерял свой страх
Джим Форест: Я припоминаю, что пребывание в тюрьме стало поворотным моментом в вашей жизни
Я был в двух тюрьмах, когда служил в армии. В первый раз меня обвинили в пропаганде американского образа жизни. Конечно, это не было верно - я почти ничего не знал об американском образе жизни. Что я мог сказать об этом? Меня также обвинили в неповиновении, и это было правдой. Я был непослушен начальству. Итак, меня поместили в тюрьму, первоначально лишь на несколько недель. Это было мило. Я был с другими людьми, и у нас были интересные дискуссии. Но когда мы шли вместе на работу, за нами следовал солдат с автоматом. Не очень приятно. Именно тогда я осознал, что мы всегда преследуемы этим солдатом, только обычно он невидим. В обычной жизни ты не замечаешь его. Но где-то внутри тебя он контролирует твои мысли и слова, контролирует твоё поведение. Ты вынужден становиться своим собственным стражем, своим цензором. Ты должен быть лояльным системе.
Джим: И это всё основано на страхе…
Да. По сути тюрьма должна была устрашить, создать страх. В какой-то момент я поделился этой мыслью с кем-то ещё из заключённых. Он же рассказал одному из тюремных надзирателей о том, что я сказал, и результатом этого стало моё заключение в одиночной камере. Я там пробыл три месяца. Это было трудно. Ты не можешь ничего делать. Ты не можешь спать - пол сырой. Не можешь читать - там нет книг. Не можешь писать, - нет ни бумаги, ни карандаша. Только четыре стены, и всё.
Джим: Окна нет?
Окно есть. Свет проникает, но окно слишком высоко расположено, чтобы можно было смотреть через него. В общем, всё, что ты можешь делать, это думать. И вот в этой ситуации я понял, что я не знаю, как думать. До того я думал, что думать - очень лёгкая вещь. Я был в прошлом физиком, и поэтому я думал о физике, о её законах, формулах. Но после нескольких дней, может быть, недель эти темы были исчерпаны. Они кончились! Затем ты был вынужден действительно думать, но я не знал, как. И тогда что-то произошло. Я начал думать о свободе. Что случилось потом, очень трудно описать. Может быть, я скажу, что это было похоже на свет. Я услышал слова: «Свобода в Боге». Но я ничего не знал о Боге! Я не верил в Бога! (смех). Это была проблема - свобода в Боге, но я не верил в Бога! Но кажется, что Бог верил в меня. Я испытал радость. Только гораздо позднее я понял, что это сравнимо только с одним, - с радостью, которую ты испытываешь в пасхальную ночь. В итоге я пришёл к осознанию, что состояние, в котором ты входишь в пасхальную ночь, предназначено быть естественным состоянием человека. В самом деле, многие люди испытывают эту радость при пасхальной всенощной, но мы теряем её снова и снова, одни несколько часов спустя, другие парой месяцев позже.
Итак, мне была дана эта радость при одиночном заключении. Этот вид радости неописуем и невероятен. Я потерял свой страх. Это было наиболее важным моментом. Я понял, что если меня пошлют в лагерь с приговором на длительный срок, это не имеет значения. Это пустяки, потому что я был свободен. Конечно, постепенно я пришёл к осознанию, что свобода не только данность - ты должен взять ответственность за неё. Ты должен что-то делать ради неё каждый миг твоей жизни.
Так или иначе это было началом. Я понял, что должен был получить знания о Боге. Я должен был прочесть Евангелие - но было трудно даже найти Библию в те годы. Но это было настоящим началом моей жизни. Найти мой путь в Церковь было значительно более трудным. Это было начало 1970-х. Немного церквей было открыто, и они были под пристальным наблюдением.
Нэнси: Когда вы прошли через этот опыт в тюрьме, вы почувствовали, что были вещи, которые у вас не могли уже больше отнять?
Конечно. Они не могли у меня отнять свободу. Они могли сделать с мои телом всё, что захотели бы, но я уже не боялся больше.
Джим: Что случилось потом, когда вы уже вышли из заключения?
Их первоначальным планом было послать меня в исправительно-трудовой лагерь, но затем они поняли, что не было никаких оснований давать мне срок за преступление. Тогда они решили поступить совсем иначе и вместо этого послали меня в школу для обучения командиров! На шесть месяцев. Вместо хорошего солдата они превратили меня в плохого командира. Школа была великолепной. Я провел много часов в библиотеке и нашел книгу Солженицына - «Один день Ивана Денисовича» - и книги других запрещённых авторов. К счастью для меня, библиотекарям не удалось изъять эти книги.
Джим: Я заметил, как часто вы употребляете в ваших проповедях слово «свобода».
Да. Иногда люди подкалывают меня за то, что я так часто говорю о свободе. Но это очень важная тема. Это то, что мы утратили в Эдемском саду. Это в центре истории Адама и Евы. Ключ к пониманию проблемы. После того, как они съели запретный плод, они попытались скрыться от Бога. Бог спрашивает Адама: «Где ты?» И Адам отвечает: «Я услышал Твой голос в саду и испугался». Это первый раз в Библии, когда мы слышим о страхе. Вместо свободы у Адама и Евы появился страх. Человеческая природа была повреждена. Все мы повреждены. Мы не рождены в свободе, но каждый из нас имеет шанс обрести путь к свободе. Для этого требуется преодолевать трудности жизни, но шанс обрести свободу довольно велик. Каким-то образом мы должны вновь родиться в свободе. Христос ждет нашей свободы. Христос желает только свободных людей. Конечно же, Он принимает и многих других людей, но желает Он людей свободных.
Нэнси: как христиане мы можем сказать, что без Христа нет настоящей свободы, однако здесь парадокс в том, что Христос только принимает свободных людей. Что приходит первым?
Первым приходит образ. Каждая личность есть образ Божий. В книге Бытия мы читаем: «Сотворим человека по образу Нашему». Греческое слово, обозначающее образ, - это «икона». Это было любимой темой митрополита Антония (Блюма). У каждого есть эта икона, но она повреждена. Жизнь дана человеку, чтобы восстановить - реставрировать - эту икону. И с помощью Христа возвратиться к свободе.
Джим: Миротворчество - это удаление закопченного налёта, который скрывает икону…
Потому Христос так часто описан как врач. Наверно, самое важное, что Он делает, - это исцеление сердца и открытие наших глаз. Одно из последствий этого - что мы становимся способными видеть красоту. Одним из любимых высказываний митрополита Антония было: «Красота - в глазах смотрящего». Что это значит? Это не значит, что красота является чем-то, чем мы можем манипулировать. Да, ты должен открыть наши глаза, не только свои глаза. Ты должен расширить свое сердце. Иначе мы видим красоту лишь частично или не видим вовсе. Если сердце слишком узкое, красота, которую мы видим, будет казаться уродством. Что ты видишь, зависит от тебя - от тебя и твоего духовного состояния.
===============================================================================
И еще одно похожее интервью о. Сергия - на Правмире
Прот. Сергий родился в 1952 году в Санкт-Петербурге (Ленинграде). Oкончил физический факультет Ленинградского государственного университета, затем Ленинградскую духовную семинарию (1982) и Ленинградскую духовную академию (1986). Кандидат богословия. На протяжении многих лет работал консультантом по библейским переводам в Объединенных библейских обществах. Женился на Е. А. Фоогд. Рукоположен во диаконы в 1987 году митрополитом Ленинградским и Новгородским Алексием (Ридигером) (нынешний патриарх Алексий II). Переехал в Голландию. Во священники рукоположен в Лондоне в 1990 г. митрополитом Сурожским Антонием (Блумом). Настоятель Свято-Николаевского прихода в г. Амстердам (Голландия) после ухода на покой протоиерея Алексия Фоогда.