Про "Божие" и про "кесарево"
Рядовое календарное чтение евангелия от Луки сегодня напомнило эту тему.
Фраза «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу», как и многие другие у Христа, парадоксальна, глубока, но в то же время оставляет большой простор для разных подходов и пониманий.
Что в данном случае "кесарево" - понятно. Та же подать, например. Иисус этим ответом как раз и подтвердил, что подать кесарю совсем не грех платить, но это вполне нейтральное явление, если учесть, что те же фарисеи для денежных расчетов вне сакрального пространства храма спокойно пользовались теми самыми римскими монетами, на которых чеканилось изображение императора, притом представителя оккупационной власти.
А вот что может быть "Божие", оставляет значительно больший простор для разномыслий. Что показала сама церковная история. В первые века христианства, во время гонений, всё было более-менее ясно: власть языческая была враждебна Церкви, мир вокруг оставался либо нейтрально-чужим, либо также же враждебным ей. По прошествии 300 лет ситуация существенно изменилась. Уже в середине III века Тертуллиан мог засвидетельствовать, что христиане хоть и новопришедшие, но они "наполнили собой всё - города, острова, крепости, муниципии, лагеря, курии, дворец, форум, и одни только храмы оставили язычникам" (Апологетик 37).
Так многое было подготовлено к тому, что после Миланского эдикта Церковь получила немалые преференции, и государственная власть почтительно склонилась перед её авторитетом. Началась новая эпоха, логически и диалектически неизбежная, в которой были свои приобретения, как и свои провалы. Христианство перестало быть просто сектой (в техническом современном смысле этого слова) и вошло в плоть и кровь истории. Нельзя утверждать, что Константиновская эпоха была только провалом, неудачей. Приобретения у всех на виду - это великолепные храмы, начиная со святой Софии в Константинополе, продолжая многими романскими а затем готическими базиликами в Западной Европе. Это целый пласт богословия и церковной культуры, включая иконопись, живопись и уже светскую литературу Нового времени, до сих пор так или иначе определяющий мировосприятие значительной части населения земного шара. Сегодня человек может быть совсем не верующим, но элементы христианской культуры его неизбежно окружают с пеленок, от детских сказок, к примеру, Андерсена и рождественского Санта-Клауса до долларовых банкнот с надписями "In God we trust", которыми пользуются и атеисты, и в том числе ненавидящие США, притом в той же самой степени, в какой древние фарисеи пользовались динариями с изображениями кесаря.
Но другая сторона этого внешнего, экстенсивного распространения христианства в истории привела к условной символизации и, как следствие, к профанации евангельских истин, к их приспособлению с точки зрения временной пользы либо для той же власти, которая стала отождествлять себя с "Божьим", а вовсе не с "кесаревым", либо для широких народных масс, чтобы держать их в подчинении. Обилие христианской символики не привело к качественному изменению общественной жизни, к устранению социального, сословного, классового неравенства и связанной с этим несправедливости, а если и приводило частично, то это был весьма долгий и трудный процесс по типу "шаг вперед - два шага назад". Еще в первой половине ΧΙΧ в. в США вовсю практиковалась работорговля, а в России - крепостное право. В Церкви в целом надолго замолк пророческий голос, зато просветительскую и профетическую миссию во многом взяла на себя литература - и в России, и в Европе. Литература диссидентская и антиклерикальная в том числе. Н.А. Некрасов писал о Чернышевском:
Его еще покамест не распяли,
Но час придет - он будет на кресте;
Его послал бог Гнева и Печали
Рабам земли напомнить о Христе.
Наступил период, когда обилие религиозного символизма и благочестивой риторики по соседству с явно противоречащей ему окружающей действительностью и вопиющими "живыми камнями" стало быть просто уже не выносимым. Н.А. Бердяев остроумно подметил, что лицемерие - это крайняя степень условной символизации, из которой уже исчезла какая-либо живая реальность. "Константиновский период" в истории христианства неизбежно закончился секуляризацией и антиклерикальными выступлениями, а в более радикальном и трагическом варианте - революциями с последующими кровавыми преследованиями.
""В исторической плоти, в царстве кесаря даются знаки, символы, печати Царства Божьего, но само Царство Божие не достигается, реальное просветление и преображение не происходит. Церковь лишь символически освящает царскую власть, кладет христианскую печать на государство и на весь быт человеческий в этом мире. Священное царство кесаря, христианское государство оставалось природным, натуральным царством мира сего, не просветленным и не преображенным, не победившим греха, ветхозаветно-языческим, но как бы окропленным святой водой, в идее подчиненным религиозной цели, полным знаков иного мира, символических прообразов Царства Божьего. Исторические теократии разложились и погибли потому, что они не были реальными теократиями, что в них не преображалась жизнь, не осуществлялось подлинно Царство Божье"" (Н. Бердяев. "Царство Божие и царство кесаря").
К сожалению, как показывают сейчас умонастроения значительной части православных или сочувствующих им в России, урок из неудачного исторического опыта церковной жизни пока не усвоен.
Секуляризация и те же революции по местам просто-напросто расставили неизбежные акценты и прекратили предшествующие века "симулякра". Власть светская отныне уже не собиралась изображать благочестие и строить из себя то, что ей по природе чуждо. Она ведь изначально предназначена не для того, чтобы строить Царство Божие, а лишь для того, чтобы не допускать разрастания царства ада, произвола, анархии. Однако периодически в разные времена, вплоть до нынешних, у думающих людей так или иначе возникают вопросы: как же все-таки в общественных масштабах построить наиболее разумное общество на нравственных началах? Как сделать, чтобы голос Церкви был слышен? Как "воцерковить" политику и т.д. И с новыми попытками, из лучших побуждений, по которому уже кругу, одни пускаются в мечты о монархии, другие о византийской симфонии властей, третьи о западно-европейской модели и проч., и проч. Ищется новая (на самом деле старо-новая или ново-старая) символика, новые, так сказать, "духовные скрепы". А получается какая-то карикатура. И не удивительно: “В России церковь отвыкла за советские годы быть победительной... Но вот что произошло - с переменой власти наша церковь пала на спину и замурлыкала государству: любите нас, а мы будем любить вас. И воровать, и делиться" (Л. Улицкая)... Да нет, это не в советские годы она отвыкла, а гораздо раньше. А сейчас просто уже комично: патриарх наградит, допустим, очередного губернатора церковным орденом, а недельки через две губернатора сажают за хищения в особо крупных размерах.
Разумеется, не только каждая эпоха, но и каждый народ, страна с унаследованной христианской культурой будет по-своему отвечать на вопрос, что есть Божие, что кесарево, где сфера светская и где возможна религиозная проповедь с её символикой. В той же Европе далеко не везде одинаковая ситуация в данном отношении. Светская Франция или Голландия - это один полюс. Но противоположный - Польша, Хорватия, Греция. В Финляндии преференции в отношении православной и лютеранской церквей закреплены законодательно, ну и т.д. Здесь многое определяется общественным консенсусом. Но Россия - страна контрастов и противоречий, здесь выражены полярности, но нет конструктивного диалога. Сама внутрицерковная ситуация в РПЦ этому диалогу, увы, не способствует, и уже среди простого духовенства и части церковной интеллигенции вызревают диссидентские настроения. Мы - еще только в поиске. Сколько он еще продлится и чем закончится (новым "синодальным периодом" под усиленным контролем государственной власти? или наоборот, распадом громоздкой структуры на две или несколько соперничающих частей, как на Украине?), пока предсказать трудно, учитывая, что авторитет РПЦ пока не растет, но падает. Но инерция прежних ожиданий и прекраснодушных мечтаний в отношении неё еще довольно велика, как и потребительский обрядоверный запрос у стабильной части населения, и пока в основном за счет этого "выезжаем" или кое-как держимся... А какая-то объединяющая идеология для большинства населения любой страны в виде европейских ли ценностей, американского патриотизма или чего-то еще неизбежно присуща любому государству со стабильным режимом. Это всё "кесарево", разумеется, но его не избежишь, учитывая, что дар живой веры с настоящим поиском Царства Божия свойствен далеко не всем. Так что каких-то "скреп" в будущем нам вряд ли придется миновать; впрочем, мы уже частично становимся их свидетелями. "Русь, куда ж несешься ты, дай ответ! Не дает ответа..."
Фраза «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу», как и многие другие у Христа, парадоксальна, глубока, но в то же время оставляет большой простор для разных подходов и пониманий.
Что в данном случае "кесарево" - понятно. Та же подать, например. Иисус этим ответом как раз и подтвердил, что подать кесарю совсем не грех платить, но это вполне нейтральное явление, если учесть, что те же фарисеи для денежных расчетов вне сакрального пространства храма спокойно пользовались теми самыми римскими монетами, на которых чеканилось изображение императора, притом представителя оккупационной власти.
А вот что может быть "Божие", оставляет значительно больший простор для разномыслий. Что показала сама церковная история. В первые века христианства, во время гонений, всё было более-менее ясно: власть языческая была враждебна Церкви, мир вокруг оставался либо нейтрально-чужим, либо также же враждебным ей. По прошествии 300 лет ситуация существенно изменилась. Уже в середине III века Тертуллиан мог засвидетельствовать, что христиане хоть и новопришедшие, но они "наполнили собой всё - города, острова, крепости, муниципии, лагеря, курии, дворец, форум, и одни только храмы оставили язычникам" (Апологетик 37).
Так многое было подготовлено к тому, что после Миланского эдикта Церковь получила немалые преференции, и государственная власть почтительно склонилась перед её авторитетом. Началась новая эпоха, логически и диалектически неизбежная, в которой были свои приобретения, как и свои провалы. Христианство перестало быть просто сектой (в техническом современном смысле этого слова) и вошло в плоть и кровь истории. Нельзя утверждать, что Константиновская эпоха была только провалом, неудачей. Приобретения у всех на виду - это великолепные храмы, начиная со святой Софии в Константинополе, продолжая многими романскими а затем готическими базиликами в Западной Европе. Это целый пласт богословия и церковной культуры, включая иконопись, живопись и уже светскую литературу Нового времени, до сих пор так или иначе определяющий мировосприятие значительной части населения земного шара. Сегодня человек может быть совсем не верующим, но элементы христианской культуры его неизбежно окружают с пеленок, от детских сказок, к примеру, Андерсена и рождественского Санта-Клауса до долларовых банкнот с надписями "In God we trust", которыми пользуются и атеисты, и в том числе ненавидящие США, притом в той же самой степени, в какой древние фарисеи пользовались динариями с изображениями кесаря.
Но другая сторона этого внешнего, экстенсивного распространения христианства в истории привела к условной символизации и, как следствие, к профанации евангельских истин, к их приспособлению с точки зрения временной пользы либо для той же власти, которая стала отождествлять себя с "Божьим", а вовсе не с "кесаревым", либо для широких народных масс, чтобы держать их в подчинении. Обилие христианской символики не привело к качественному изменению общественной жизни, к устранению социального, сословного, классового неравенства и связанной с этим несправедливости, а если и приводило частично, то это был весьма долгий и трудный процесс по типу "шаг вперед - два шага назад". Еще в первой половине ΧΙΧ в. в США вовсю практиковалась работорговля, а в России - крепостное право. В Церкви в целом надолго замолк пророческий голос, зато просветительскую и профетическую миссию во многом взяла на себя литература - и в России, и в Европе. Литература диссидентская и антиклерикальная в том числе. Н.А. Некрасов писал о Чернышевском:
Его еще покамест не распяли,
Но час придет - он будет на кресте;
Его послал бог Гнева и Печали
Рабам земли напомнить о Христе.
Наступил период, когда обилие религиозного символизма и благочестивой риторики по соседству с явно противоречащей ему окружающей действительностью и вопиющими "живыми камнями" стало быть просто уже не выносимым. Н.А. Бердяев остроумно подметил, что лицемерие - это крайняя степень условной символизации, из которой уже исчезла какая-либо живая реальность. "Константиновский период" в истории христианства неизбежно закончился секуляризацией и антиклерикальными выступлениями, а в более радикальном и трагическом варианте - революциями с последующими кровавыми преследованиями.
""В исторической плоти, в царстве кесаря даются знаки, символы, печати Царства Божьего, но само Царство Божие не достигается, реальное просветление и преображение не происходит. Церковь лишь символически освящает царскую власть, кладет христианскую печать на государство и на весь быт человеческий в этом мире. Священное царство кесаря, христианское государство оставалось природным, натуральным царством мира сего, не просветленным и не преображенным, не победившим греха, ветхозаветно-языческим, но как бы окропленным святой водой, в идее подчиненным религиозной цели, полным знаков иного мира, символических прообразов Царства Божьего. Исторические теократии разложились и погибли потому, что они не были реальными теократиями, что в них не преображалась жизнь, не осуществлялось подлинно Царство Божье"" (Н. Бердяев. "Царство Божие и царство кесаря").
К сожалению, как показывают сейчас умонастроения значительной части православных или сочувствующих им в России, урок из неудачного исторического опыта церковной жизни пока не усвоен.
Секуляризация и те же революции по местам просто-напросто расставили неизбежные акценты и прекратили предшествующие века "симулякра". Власть светская отныне уже не собиралась изображать благочестие и строить из себя то, что ей по природе чуждо. Она ведь изначально предназначена не для того, чтобы строить Царство Божие, а лишь для того, чтобы не допускать разрастания царства ада, произвола, анархии. Однако периодически в разные времена, вплоть до нынешних, у думающих людей так или иначе возникают вопросы: как же все-таки в общественных масштабах построить наиболее разумное общество на нравственных началах? Как сделать, чтобы голос Церкви был слышен? Как "воцерковить" политику и т.д. И с новыми попытками, из лучших побуждений, по которому уже кругу, одни пускаются в мечты о монархии, другие о византийской симфонии властей, третьи о западно-европейской модели и проч., и проч. Ищется новая (на самом деле старо-новая или ново-старая) символика, новые, так сказать, "духовные скрепы". А получается какая-то карикатура. И не удивительно: “В России церковь отвыкла за советские годы быть победительной... Но вот что произошло - с переменой власти наша церковь пала на спину и замурлыкала государству: любите нас, а мы будем любить вас. И воровать, и делиться" (Л. Улицкая)... Да нет, это не в советские годы она отвыкла, а гораздо раньше. А сейчас просто уже комично: патриарх наградит, допустим, очередного губернатора церковным орденом, а недельки через две губернатора сажают за хищения в особо крупных размерах.
Разумеется, не только каждая эпоха, но и каждый народ, страна с унаследованной христианской культурой будет по-своему отвечать на вопрос, что есть Божие, что кесарево, где сфера светская и где возможна религиозная проповедь с её символикой. В той же Европе далеко не везде одинаковая ситуация в данном отношении. Светская Франция или Голландия - это один полюс. Но противоположный - Польша, Хорватия, Греция. В Финляндии преференции в отношении православной и лютеранской церквей закреплены законодательно, ну и т.д. Здесь многое определяется общественным консенсусом. Но Россия - страна контрастов и противоречий, здесь выражены полярности, но нет конструктивного диалога. Сама внутрицерковная ситуация в РПЦ этому диалогу, увы, не способствует, и уже среди простого духовенства и части церковной интеллигенции вызревают диссидентские настроения. Мы - еще только в поиске. Сколько он еще продлится и чем закончится (новым "синодальным периодом" под усиленным контролем государственной власти? или наоборот, распадом громоздкой структуры на две или несколько соперничающих частей, как на Украине?), пока предсказать трудно, учитывая, что авторитет РПЦ пока не растет, но падает. Но инерция прежних ожиданий и прекраснодушных мечтаний в отношении неё еще довольно велика, как и потребительский обрядоверный запрос у стабильной части населения, и пока в основном за счет этого "выезжаем" или кое-как держимся... А какая-то объединяющая идеология для большинства населения любой страны в виде европейских ли ценностей, американского патриотизма или чего-то еще неизбежно присуща любому государству со стабильным режимом. Это всё "кесарево", разумеется, но его не избежишь, учитывая, что дар живой веры с настоящим поиском Царства Божия свойствен далеко не всем. Так что каких-то "скреп" в будущем нам вряд ли придется миновать; впрочем, мы уже частично становимся их свидетелями. "Русь, куда ж несешься ты, дай ответ! Не дает ответа..."