2015. Политическая летопись (1)
Историю надо писать, когда она ещё не успела стать прошлым. Когда события ещё свежи в памяти, а эмоции не притупились от времени. Попытаемся же написать политическую историю этого года, пока придворные летописцы не успели исказить её до неузнаваемости.
Уходящий год был удивительно цикличен. В своём окончании он вернулся в ту же точку, откуда начался, создав у внимательных наблюдателей некоторое ощущение дежавю. От убийства Беднова к убийству Дрёмова. От падения цен на нефть и курса рубля до падения цен на нефть и курса рубля. От обстрелов и угрозы укронаступления до обстрелов и угрозы укронаступления. И это сходство создаёт отчётливое понимание того, что несмотря не все перипетии, все наши чаяния и надежды, вектор не изменился. Процесс вошёл в колею и движется по ней, то ускоряя, то замедляя темп, но сворачивать и не думает. Даже штатные вещатели к концу году уже перестали воспроизводить излюбленный рефрен про вилку и стулья, потому как все эти предметы политического убранства как-то незаметно исчезли из нашего обихода.
Но можно ли сказать, что за год ничего не поменялось? Не думаю. Изменилось самое главное - изменился настрой общества, включая ту его часть, которая всё это время поддерживала Новороссию в её неравной борьбе. Подобно тому, как у укров произошла банализация войны, психологическое привыкание к тому, что ранее считалось чем-то исключительным, чрезвычайным, у нас произошла банализация катастрофы, психологическое привыкание к перманентной политической и общей деградации, усиливаемой абсолютно неадекватными действиями власти, к которым, впрочем, уже тоже привыкли. Острота восприятия притупилась. То, что год назад вызывало шок и разрыв шаблона, теперь вызывает разве что горькую усмешку. И слабая надежда на то, что вмешается какая-то высшая сила, или произойдёт чудо, и события изменят свою траекторию, практически улетучилась.
Но всё-таки нужно систематизировать эти колебания политического маятника хотя бы для того, чтоб понять, почему мы вернулись в эту исходную точку.
[1. Зимнее наступление]
В результате, Астана была сорвана и с середины января началась зимняя эскалация. Сложно однозначно сказать, кто был её инициатором. С одной стороны, хунта явно провоцировала эскалацию, хотя в наступление не шла. С другой, новоизбранные «главы республик» излучали такой военный оптимизм, что даже радовались подвернувшемуся поводу. Как бы там ни было, Москва дала отмашку на наступление, её марионетки в ЛДНР заявили о выходе из минских соглашений, процесс пошёл.
Сейчас, после всех разборов зимних военных полётов, есть ощущение, что зимняя эскалация была организована преднамеренно для выбивания у РФ последнего козыря в виде возможности ограниченной локальной эскалации. Отказавшись от открытого ввода войск, Кремль, тем не менее, тогда ещё сохранял за собой возможность локального наступления под видом отпускников для улучшения переговорных позиций. «Иловайск стайл», так сказать. Западу это не нужно было. Но у всех сторон стояла проблема весны, когда по плану и ВСУ, и ополчение должны были выйти на достаточный уровень боеготовности. По слитым уже постфактум данным, наступление ДЛНР готовилось на апрель. Тогда же должно было вступить в строй и пополнение в ВСУ после очередной мобилизации. В общем, резоны инициировать эскалацию, пока противник не набрал форму, были у обеих сторон. Но с точки зрения ограниченности потенциала у ЛДНР было больше рисков от неподготовленного наступления. Хотя с другой стороны, всем было понятно, что исход наступления связан не с уровнем боеготовности ополчения, а с привлечением отпускников. Отсюда была надежда, что раз Москва решилась на эскалацию, значит поддержка будет.
Подобные надежды лелеяли, судя по всему, не только рядовые симпатики Новороссии, но и более сопричастные процессу лица. Игорь Стрелков, которому по идее, должно было быть известно о плачевном состоянии ВСН и их неспособности самостоятельно проводить наступление, тем не менее, поддержал его начало. Это косвенно говорит о том, что решение о наступлении было не столько частью какой-то планомерной продуманной политической линии, сколько продуктом кремлёвских кулуарных игр. Условная Партия медленного слива, рядящаяся под «патриотическую башню», воспользовавшись тем, в что в Кремле были недовольны темпами и условиями слива, на какой-то момент перехватила инициативу и сумела получить отмашку на эскалацию. Но отмашка эта касалась именно что ограниченной эскалации с целью улучшения переговорных позиций, заявления о выходе из минского процесса были блефом, а в военном отношении даже самые смелые фантазии не выходили за пределы освобождения двух областей Донбасса по их административным границам. ПМС, со своей стороны, полностью приняла кремлёвские правила игры, включая сохранение единоукры и отказ от открытого ввода войск, и не ставила под сомнение сливной курс как таковой, пытаясь только в рамках этого курса навязать такую степень эскалации, которая заставила бы Кремль добиваться ликвидации укрохунты, пусть и ценой возвращения старых бездарных регионаловских элит.
Об этом свидетельствует и тот факт, что наряду с военным было развёрнуто и условное политическое или даже концептуальное наступление на московском фронте в виде срочного формулирования и вбрасывания в массы идеи создания правительства Украины в изгнании и формирования Армии освобождения Украины. С конца января эту идею активно проталкивали наиболее лояльные Новороссии персонажи, включая самого Стрелкова.
Однако результаты наступления на обоих фронтах - политическом и военном - оказались более, чем скромными. Военное наступление силами проводилось силами ополчения, отпускники стояли во второй линии и до начала февраля в бой не вступали. Наступление на политическом фронте оказалось полным пшиком и привело только к дискредитации задействованных в нём фигур. Тем более, что противодействие слабому наступлению было организовано сразу на трёх направлениях. Помимо чисто военного сопротивления со стороны ВСУ, за дело активно взялась «сливная башня», бросившись практически сразу посылать «дорогим партнёрам» сигналы о готовности к сдаче. Дошло до курьёза - министр Лавров публично опровергал утверждения из сверхсекретного обнародованного путинского послания [1]. Сами же «дорогие партнёры» усилили нажим, пригрозив немедленными поставками летального оружия укрохунте, отключением СВИФТа и другими несметными карами. Параллельно была организована медийная кампания по дискредитации ополчения с помощью серии провокаций с жертвами среди мирного населения.
Кульминационным моментом наступления стало приближение ВСН к Мариуполю, повлекшее резкое усиление давления со стороны Запада и выдвижение дедлайна 12 февраля. Если до этого времени наступление не будет остановлено, ЕС грозился применить к РФ новые санкции. Эти угрозы возымели должный эффект. Захароплотники сразу открестились от малейших намерений взять Мариуполь. Наступление на самом значимом участке фронта остановилось. Единственным направлением, где оно могло продолжаться без нарушения выставленных партнёрами «красных линий» оставался гипотетический Дебальцевский котёл, захлопнуть который по наиболее перспективному маршруту у Светлодарской дуги ВСН не смогли ещё в начале зимнего наступления.
Начало февраля ознаменовалось бурной дипломатической деятельностью Меркель и Олланда. Курсируя между Киевом и Москвой, они добивались нового, более проработанного по сравнению с августовским, варианта компромисса, подкреплённого действенными механизмами гарантий, в том числе миротворческой миссией в буферной зоне между воюющими сторонами. Дипломатический торг сопровождался военным нажимом на хунту в виде частичного перерезания Дебальцевского полукотла, для чего были задействованы отпускники, не сумевшие, впрочем, обеспечить нужный результат к намеченному сроку.
Аналогично стопорились и переговоры в Контактной группе. Хунта последовательно срывала попытки придать этому декоративному формату центральную роль в урегулировании конфликта, в итоге добившись перенесения содержательного переговорного процесса в рамки нормандской четвёрки. Её решающее заседание состоялось в Минске в ночь с 11 на 12 февраля и завершилось за несколько часов до саммита ЕС подписанием двух документов - Декларации и Комплекса мер, в совокупности вошедших в историю как Минск-2.
[2. Минск-2.]
Ещё осенью 2014 года Лавров признавал, что основное разногласие с западными партнёрами в отношении урегулирования на Донбассе заключалось в последовательности шагов - Запад требует сначала передать границу хунте, а потом предоставлять статус «отдельным районам», в то время как Москва желает сначала добиться юридически зафиксированного статуса, а потом передавать границу. Исходя из этого противоречия, можно сказать, что Москва добилась своего - Минск-2 предусматривал поэтапную передачу границы после проведения в ОРДиЛО местных выборов по украинскому законодательству и внесения изменений в конституцию с закреплением особого статуса. Но при этом Москве не удалось обязать укрохунту вести переговоры с назначенными ею марионетками и, самое главное, сформировать тот самый пресловутый рычаг влияния на Украину изнутри, о котором вели речь многие официальные и полуфициальные пропагандисты. Объём автономных прав отдельных огрызков был чётко зафиксирован в примечаниях к Комплексу мер и сводился к языковой автономии, возможности назначать местную милицию и заключать трансграничные соглашения с соседними регионами. Ни о каком влиянии на общий внешне- или внутриполитический курс страны речь не шла. ХПП бесславно уходил в небытие.
В Совместной декларации четырёх лидеров европейские делегаты изъявляли готовность содействовать экономическому восстановлению Донбасса, а также приступить всё-таки к обещанным, но до сих пор не начатым трёхсторонним переговорам по укроассоциации РФ-Украина-ЕС и продолжить согласование газовых вопросов в аналогичном формате. Вопрос ввода миротворцев был вынесен за скобки минских документов, что косвенно подтверждало тот факт, что Москва оставляла за собой гипотетическую возможность давления на хунту с помощью аналогичной ограниченной эскалации в дальнейшем.
По сути, Минск-2 стал квинтэссенцией слива. Он содержал схему относительно быстрого урегулирования конфликта вместо предполагаемой ранее его заморозки и окончательно наложил прямые политические обязательства на Москву, которые, будучи закреплёнными через несколько дней в виде резолюции Совета Безопасности ООН, уже не могли быть произвольно отброшены. Самое главное, он закрепил обязательство РФ передать Украине контроль за границей и соблюдать территориальную целостность единоукры. В Кремле, судя по всему, считали, что на этот раз сливу были даны юридически обязывающие гарантии, и срыва, аналогичного срыву осенних договорённостей, уже можно не опасаться.
Однако к отечественной общественности понимание этого факта, к сожалению, пришло не сразу. Её фокус был сбит как огромным количеством победных реляций и прочего белого шума от штатных пропагандистов, так и шлейфом Минска-1, срыв которого с последующей эскалацией создавал ошибочную иллюзию возможности срыва любого подобного документа. Даже Стрелков в день заключения Минска-2 высказался в своём традиционном духе [2], расценивая достигнутый компромисс как очередное «дипломатическое бумагомарание». То, что с принятием новых минских документов, а особенно с приданием им статуса резолюции СБ ООН, ситуация для Новороссии в корне меняется, поняли считанные единицы.
В стратегии Запада же Минск-2 с самого начала играл совершенно понятную роль «морковки», с помощью которой можно было и дальше сдерживать РФ, выбивать из неё новые уступки и оттягивать время. Дедлайн конца 2015 года для выполнения минских условий, совмещённый со сроком вступления в силу зоны свободной торговли Украины с ЕС, однозначно указывал на то, что Западу критически важно не допустить срыва и новой эскалации как минимум до конца текущего года. При этом содержание подписанных документов и выполнение прописанной в них последовательности шагов особо не волновали ни США, ни европейских посредников. В отличие от Москвы, им совершенно не важно было, на каких условиях Путин соглашается сдать огрызки Донбасса. Главное, что он обязался их сдать и окончательно оформить свой уход с Украины. Условия же сдачи выступали исключительно дипломатическим рычагом для купирования возможных поползновений со стороны Кремля к повторению сценария ограниченной эскалации.
[3. Кризис Минска-2.]
Подписание и утверждение Минска-2 в Совбезе ООН не означало быстрого его выполнения. Ни Запад, ни укрохунта не торопились претворять в жизнь ни военные аспекты минской схемы, ни политические. Обещанные трёхсторонние переговоры по ассоциации и газу, равно как и создание тематических подгрупп минской Контактной группы, в первые месяцы после подписания Минска-2 оставались только на бумаге.
Уже на начальном этапе тактика Запада в отношении этой схемы стала совершенно понятна - максимально затягивать время и вести упорный торг по каждому прописанному этапу урегулирования, выполняя их только под угрозой новой эскалации или «продавая» его Москве в обмен на политические уступки в других вопросах. Так, фигурирующее первым пунктом в минском Комплексе мер прекращение военных действий было зафиксировано, только в конце февраля, когда РФ подключила газовый рычаг давления. Реализация же политических положений Минска-2 оставалось, по сути, в подвешенном состоянии.
Это объясняется, прежде всего, тем, что их выполнение зависело всецело от доброй воли украинской хунты, которая восприняла Минск-2 очень прохладно, если не сказать в штыки. Восприятие минского процесса (да и любых политических перипетий) в свидомых кругах с самого начала было и остаётся не геополитическим или геоэкономическим, а сугубо идеологическим. Если с геополитической точки зрения минские соглашения объективно представляли собой капитуляцию РФ и выигрыш Украины, то, с точки зрения сохранения «идеологической чистоты», они были неприемлемыми для хунты как требующие смириться с нахождением в составе Украины идеологически инородных элементов. И здесь уже неважно, какой куцый объём автономии предоставляется «отдельным районам». Сам факт допустимости легитимизации этих образований без предварительной идеологической «очистки» даже на самых выгодных экономических условиях был и остаётся неприемлемым для новой украинской власти. Поэтому по возвращению из Минска Порошенко сразу заявил, что никакого особого статуса для «оккупированных территорий» не будет, а «до кучи» усилил их экономическую блокаду. Полный обструкционизм и сопротивление Минску-2 при номинальном участии в этом процессе и использовании его для акцентирования российских обязательств стало устойчивой линией поведения хунты в этом вопросе.
Параллельно, с её стороны сразу после завершения эпопеи с выходом частей ВСУ из Дебальцевского полукотла была запущена инициатива направления в Донбасс миротворческой миссии ООН или ЕС с формальной целью обеспечить возвращение региона к мирной жизни. Сложно сказать, чем изначально должна была выступать эта инициатива. Учитывая то, как активно подобная идея муссировалась в российских СМИ, начиная с августа 2014 года, а особенно накануне подписания Минска-2, возникало небезосновательное впечатление, что это была совместная инициатива хунты, Запада и Москвы, которую доверили озвучить украинской стороне, чтобы легитимизировать её в глазах свидомой общественности, дабы она не выглядела московской инициативой. Сейчас, с оглядкой на дальнейшее развитие событий, всё больше кажется, что это очередной пример того, как неумело запущенная Москвой идея впоследствии перехватывается противником и используется против Москвы.
Общеизвестно, что летом 2014 года в Кремле всерьёз рассматривали возможность направления в зону конфликта миротворцев ООН или ОДКБ. Её даже вложили в уста местных марионеток, которые и в феврале 2015 года на первых порах ринулись одобрять украинскую инициативу. Но с течением времени эта идея потеряла привлекательность для Кремля. Во-первых, она означала заморозку, а не урегулирование конфликта, то есть необходимость нести ношу (или хотя бы её часть) поддержания ЛДНР на плаву и дальше, а во-вторых, лишала возможности в случае необходимости использовать инструмент ограниченной эскалации. В общем, российское руководство было готово обсуждать эту идею, но как запасной вариант и с определёнными оговорками - правом политического участия в принятии решения об отправке, включением в состав миссии российского контингента и т.п.
Укрохунта же категорически отметала возможность российского участия в миссии и, самое главное, рассчитывала использовать её не как инструмент военной стабилизации и разведения воющих сторон, а как средство получения контроля над границей и возвращение мятежных регионов в украинское правовое поле руками миротворцев. Поэтому она запустила свою инициативу в двух вариантах - миротворческой миссии ООН или гражданской миссии ЕС, оставляя гипотетическую возможность для направления миротворцев и, следовательно, интернационализации конфликта в обход РФ. Разумеется, это возможность всецело зависела от политической воли Евросоюза, но обратившись к нему с официальным запросом, Украина обеспечила европейцам ещё один немаловажный рычаг влияния на Москву.
В самой Москве в этот период продолжаются кулуарные «игры башен», усугублённые убийством Немцова, исчезновением Путина и внезапным отъездом Суркова в Гонконг. Партия медленного слива не оставляет попыток вернуть себе решающее влияние в украинском вопросе и для этого стремится обеспечить Кремлю готовый политический плацдарм для наступления в случае, если минские соглашения опять будут сорваны и начнётся новая эскалация. К делу срочно привлекают обитающих в Москве бывших регионалов, включая экс-премьер-министра Украины Николая Азарова, в публичную поддержку которого высказывается даже Стрелков. Дело за малым - дождаться срыва Минска-2 и получить отмашку Кремля.
Долго ждать не пришлось. Уже 17 марта Верховная Рада принимает поправки в закон об особом порядке самоуправления в отдельных районах, которые очерчивают территориальные пределы его применения, но при этом предусматривают, что сам этот особый порядок вступит в силу только после местных выборов, проведённых при условии вывода иностранных военных контингентов и наёмников. Этим хунта нарушает три положения политической части Минска-2. Во-первых, 30-дневный срок определения территорий. Во-вторых, обязательство ввести в действие особый порядок самоуправления немедленно (Минск-2 исходил из того, что закон о временном порядке самоуправления действует, и нужно только очертить территории). И в-третьих, обязательство о предоставлении отдельным районам особого статуса на постоянной основе (принятый осенью 2014 года закон ограничивался трёхлетним периодом, и мартовские поправки этого факта не изменили). Фактически, это был слом всей минской политической последовательности, причём слом неприкрытый, демонстративный, от которого нельзя было отмахнуться или не заметить.
Перед Москвой встала дилемма - либо проявить принципиальность и требовать возвращения к согласованной в Минске последовательности, либо пустить процесс на самотёк и ждать, когда западные партнёры соизволят вернуть хунту на путь истинный, ну или какой-нибудь путь. Это был ключевой вопрос с точки зрения общей стратегии и главный тест на вшивость для Кремля: будет ли он цепляться за точные условия Минска-2, или готов пойти на уступки даже в отношении и без того капитулянсткой минской схемы. Реакция Кремля не принесла неожиданностей - риторическое осуждение не сопровождалось никакими внятными действиями, что давало понять, что минские соглашения для РФ не догма, и торг возможен.
Конечно, можно сказать, что принятые поправки не слишком радикально меняли ситуацию, и что центральным вопросом всё равно оставались местные выборы как единственный инструмент легитимизации власти в ОРДиЛО. Но ведь уже тогда было понятно, что хунта всячески сопротивляется их проведению и выставляет для этого неприемлемые условия.
Партия медленного слива попыталась воспользоваться моментом и на следующий день после украинского кидка объявила о создании правительства Украины в изгнании, которое должно в ближайшее время десантироваться в Донецке и начать формировать Армию освобождения Украины. Но ещё через день происходит нечто совершенно невообразимое - в озере Байкал тонет младший сын Януковича. Трудно сказать, насколько повлияло это обстоятельство на ход кулуарных баталий, но никакое теневое правительство в Донецк не десантировалось, и вообще на некоторое проект уходит из публичного пространства, особенно после того, как неделю спустя альтернативное теневое правительство формируется из бывших регионалов ахметовского крыла, оставшихся на украинской территории.
Тем временем, на официальном уровне продолжается активная дипломатическая возня в рамках нормандской четвёрки. Евросоюз явно пытается купировать эффект от украинского кидка, но без особого энтузиазма. Берлин и Париж на нормандской четвёрке соглашаются с тем, что решение о миротворцах нужно принимать в ООН, а пока стоит ограничиться расширением действующей миссии ОБСЕ, и даже обещают выделить средства на восстановление Донбасса, но дальше обещаний дело не идёт. Со скрипом идут и газовые переговоры, более того, ЕС инициирует антимонопольное разбирательство против Газпрома. Фактически, нормандский формат постепенно теряет свою ценность. Европейцы не могут ни заставить хунту выполнять Минск-2, ни предоставить адекватные уступки в других сферах.
В ходе первых консультаций по ассоциации в трёхстороннем формате Евросоюз отклонил предложение российской делегации отсрочить действие ЗСТ Украины с ЕС ещё на год. Конечно, само по себе предложение очень «содержательное» и показывает, что никаких реальных проектов в этом вопросе у Москвы не было даже через полтора года после срыва Вильнюсского саммита. Но отказ ЕС идти на уступки был тоже довольно показательным.
Наконец, кульминацией этой тягомотины стало решение, принятое в ходе саммита Украина-ЕС 27 апреля, о направлении Евросоюзом специальной миссии для оценки возможности проведения гражданской миротворческой операции в Донбассе. В этот же день Путин меняет представителя РФ в Контактной группе.
Кризис Минска-2 сделался очевидным. Дело шло к новой ограниченной эскалации, о возможности повторения которой трубили во всех западных СМИ. Представители Белого дома во весь голос заявляют о наличии фактов, подтверждающих присутствие российских войск в Донбассе, а натовские генералы открыто говорят о том, что после 9 мая РФ готовит военные действия. Вряд ли Москва так уж жаждала новой эскалации, тем более, что после Минска-2 и сдачи основных позиций ограниченная эскалация вряд ли могла принести существенные преимущества, требуя при этом значительных затрат, но тупик минского процесса не оставлял других путей. Риторика обострилась, обвинения в невыполнении обязательств в адрес хунты звучали всё настойчивее. И тут к делу подключились Штаты.
[1] В послании речь шла об отводе вооружений «исходя из фактического прохождения линии соприкосновения, согласно прилагаемой карте», тогда как Лавров уверял, что речь идёт о минской линии, согласованной 19 сентября 2014 года.
[2] «Сдачи Новороссии ВВП допустить не может … даже если сегодня-завтра в Минске что-то «желеобразное» и подпишут - война продолжится своим «естественным ходом», «Минск-2.0 - совершенно нежизнеспособный. Своего рода очередной «фиговый листок», предназначенный прикрыть почти годовалого возраста провал российской внешней политики на украинском направлении. Как, собственно, и ожидалось. Это «перемирие» с вероятностью 90% «умрёт, не родившись». (Остальные 10 % я оставляю на вероятность того ,что «под его флагом» Новороссию всё же «сольют» (но это очень маловероятно в связи с твердой позицией ВВП по данному вопросу)). «Игра не стоила свеч» и «много шума из ничего». Разве что дипломатам теперь на несколько месяцев бумагомарания»
Продолжение следует
Уходящий год был удивительно цикличен. В своём окончании он вернулся в ту же точку, откуда начался, создав у внимательных наблюдателей некоторое ощущение дежавю. От убийства Беднова к убийству Дрёмова. От падения цен на нефть и курса рубля до падения цен на нефть и курса рубля. От обстрелов и угрозы укронаступления до обстрелов и угрозы укронаступления. И это сходство создаёт отчётливое понимание того, что несмотря не все перипетии, все наши чаяния и надежды, вектор не изменился. Процесс вошёл в колею и движется по ней, то ускоряя, то замедляя темп, но сворачивать и не думает. Даже штатные вещатели к концу году уже перестали воспроизводить излюбленный рефрен про вилку и стулья, потому как все эти предметы политического убранства как-то незаметно исчезли из нашего обихода.
Но можно ли сказать, что за год ничего не поменялось? Не думаю. Изменилось самое главное - изменился настрой общества, включая ту его часть, которая всё это время поддерживала Новороссию в её неравной борьбе. Подобно тому, как у укров произошла банализация войны, психологическое привыкание к тому, что ранее считалось чем-то исключительным, чрезвычайным, у нас произошла банализация катастрофы, психологическое привыкание к перманентной политической и общей деградации, усиливаемой абсолютно неадекватными действиями власти, к которым, впрочем, уже тоже привыкли. Острота восприятия притупилась. То, что год назад вызывало шок и разрыв шаблона, теперь вызывает разве что горькую усмешку. И слабая надежда на то, что вмешается какая-то высшая сила, или произойдёт чудо, и события изменят свою траекторию, практически улетучилась.
Но всё-таки нужно систематизировать эти колебания политического маятника хотя бы для того, чтоб понять, почему мы вернулись в эту исходную точку.
[1. Зимнее наступление]
- Зимнее наступление.
В результате, Астана была сорвана и с середины января началась зимняя эскалация. Сложно однозначно сказать, кто был её инициатором. С одной стороны, хунта явно провоцировала эскалацию, хотя в наступление не шла. С другой, новоизбранные «главы республик» излучали такой военный оптимизм, что даже радовались подвернувшемуся поводу. Как бы там ни было, Москва дала отмашку на наступление, её марионетки в ЛДНР заявили о выходе из минских соглашений, процесс пошёл.
Сейчас, после всех разборов зимних военных полётов, есть ощущение, что зимняя эскалация была организована преднамеренно для выбивания у РФ последнего козыря в виде возможности ограниченной локальной эскалации. Отказавшись от открытого ввода войск, Кремль, тем не менее, тогда ещё сохранял за собой возможность локального наступления под видом отпускников для улучшения переговорных позиций. «Иловайск стайл», так сказать. Западу это не нужно было. Но у всех сторон стояла проблема весны, когда по плану и ВСУ, и ополчение должны были выйти на достаточный уровень боеготовности. По слитым уже постфактум данным, наступление ДЛНР готовилось на апрель. Тогда же должно было вступить в строй и пополнение в ВСУ после очередной мобилизации. В общем, резоны инициировать эскалацию, пока противник не набрал форму, были у обеих сторон. Но с точки зрения ограниченности потенциала у ЛДНР было больше рисков от неподготовленного наступления. Хотя с другой стороны, всем было понятно, что исход наступления связан не с уровнем боеготовности ополчения, а с привлечением отпускников. Отсюда была надежда, что раз Москва решилась на эскалацию, значит поддержка будет.
Подобные надежды лелеяли, судя по всему, не только рядовые симпатики Новороссии, но и более сопричастные процессу лица. Игорь Стрелков, которому по идее, должно было быть известно о плачевном состоянии ВСН и их неспособности самостоятельно проводить наступление, тем не менее, поддержал его начало. Это косвенно говорит о том, что решение о наступлении было не столько частью какой-то планомерной продуманной политической линии, сколько продуктом кремлёвских кулуарных игр. Условная Партия медленного слива, рядящаяся под «патриотическую башню», воспользовавшись тем, в что в Кремле были недовольны темпами и условиями слива, на какой-то момент перехватила инициативу и сумела получить отмашку на эскалацию. Но отмашка эта касалась именно что ограниченной эскалации с целью улучшения переговорных позиций, заявления о выходе из минского процесса были блефом, а в военном отношении даже самые смелые фантазии не выходили за пределы освобождения двух областей Донбасса по их административным границам. ПМС, со своей стороны, полностью приняла кремлёвские правила игры, включая сохранение единоукры и отказ от открытого ввода войск, и не ставила под сомнение сливной курс как таковой, пытаясь только в рамках этого курса навязать такую степень эскалации, которая заставила бы Кремль добиваться ликвидации укрохунты, пусть и ценой возвращения старых бездарных регионаловских элит.
Об этом свидетельствует и тот факт, что наряду с военным было развёрнуто и условное политическое или даже концептуальное наступление на московском фронте в виде срочного формулирования и вбрасывания в массы идеи создания правительства Украины в изгнании и формирования Армии освобождения Украины. С конца января эту идею активно проталкивали наиболее лояльные Новороссии персонажи, включая самого Стрелкова.
Однако результаты наступления на обоих фронтах - политическом и военном - оказались более, чем скромными. Военное наступление силами проводилось силами ополчения, отпускники стояли во второй линии и до начала февраля в бой не вступали. Наступление на политическом фронте оказалось полным пшиком и привело только к дискредитации задействованных в нём фигур. Тем более, что противодействие слабому наступлению было организовано сразу на трёх направлениях. Помимо чисто военного сопротивления со стороны ВСУ, за дело активно взялась «сливная башня», бросившись практически сразу посылать «дорогим партнёрам» сигналы о готовности к сдаче. Дошло до курьёза - министр Лавров публично опровергал утверждения из сверхсекретного обнародованного путинского послания [1]. Сами же «дорогие партнёры» усилили нажим, пригрозив немедленными поставками летального оружия укрохунте, отключением СВИФТа и другими несметными карами. Параллельно была организована медийная кампания по дискредитации ополчения с помощью серии провокаций с жертвами среди мирного населения.
Кульминационным моментом наступления стало приближение ВСН к Мариуполю, повлекшее резкое усиление давления со стороны Запада и выдвижение дедлайна 12 февраля. Если до этого времени наступление не будет остановлено, ЕС грозился применить к РФ новые санкции. Эти угрозы возымели должный эффект. Захароплотники сразу открестились от малейших намерений взять Мариуполь. Наступление на самом значимом участке фронта остановилось. Единственным направлением, где оно могло продолжаться без нарушения выставленных партнёрами «красных линий» оставался гипотетический Дебальцевский котёл, захлопнуть который по наиболее перспективному маршруту у Светлодарской дуги ВСН не смогли ещё в начале зимнего наступления.
Начало февраля ознаменовалось бурной дипломатической деятельностью Меркель и Олланда. Курсируя между Киевом и Москвой, они добивались нового, более проработанного по сравнению с августовским, варианта компромисса, подкреплённого действенными механизмами гарантий, в том числе миротворческой миссией в буферной зоне между воюющими сторонами. Дипломатический торг сопровождался военным нажимом на хунту в виде частичного перерезания Дебальцевского полукотла, для чего были задействованы отпускники, не сумевшие, впрочем, обеспечить нужный результат к намеченному сроку.
Аналогично стопорились и переговоры в Контактной группе. Хунта последовательно срывала попытки придать этому декоративному формату центральную роль в урегулировании конфликта, в итоге добившись перенесения содержательного переговорного процесса в рамки нормандской четвёрки. Её решающее заседание состоялось в Минске в ночь с 11 на 12 февраля и завершилось за несколько часов до саммита ЕС подписанием двух документов - Декларации и Комплекса мер, в совокупности вошедших в историю как Минск-2.
[2. Минск-2.]
- Минск-2.
Ещё осенью 2014 года Лавров признавал, что основное разногласие с западными партнёрами в отношении урегулирования на Донбассе заключалось в последовательности шагов - Запад требует сначала передать границу хунте, а потом предоставлять статус «отдельным районам», в то время как Москва желает сначала добиться юридически зафиксированного статуса, а потом передавать границу. Исходя из этого противоречия, можно сказать, что Москва добилась своего - Минск-2 предусматривал поэтапную передачу границы после проведения в ОРДиЛО местных выборов по украинскому законодательству и внесения изменений в конституцию с закреплением особого статуса. Но при этом Москве не удалось обязать укрохунту вести переговоры с назначенными ею марионетками и, самое главное, сформировать тот самый пресловутый рычаг влияния на Украину изнутри, о котором вели речь многие официальные и полуфициальные пропагандисты. Объём автономных прав отдельных огрызков был чётко зафиксирован в примечаниях к Комплексу мер и сводился к языковой автономии, возможности назначать местную милицию и заключать трансграничные соглашения с соседними регионами. Ни о каком влиянии на общий внешне- или внутриполитический курс страны речь не шла. ХПП бесславно уходил в небытие.
В Совместной декларации четырёх лидеров европейские делегаты изъявляли готовность содействовать экономическому восстановлению Донбасса, а также приступить всё-таки к обещанным, но до сих пор не начатым трёхсторонним переговорам по укроассоциации РФ-Украина-ЕС и продолжить согласование газовых вопросов в аналогичном формате. Вопрос ввода миротворцев был вынесен за скобки минских документов, что косвенно подтверждало тот факт, что Москва оставляла за собой гипотетическую возможность давления на хунту с помощью аналогичной ограниченной эскалации в дальнейшем.
По сути, Минск-2 стал квинтэссенцией слива. Он содержал схему относительно быстрого урегулирования конфликта вместо предполагаемой ранее его заморозки и окончательно наложил прямые политические обязательства на Москву, которые, будучи закреплёнными через несколько дней в виде резолюции Совета Безопасности ООН, уже не могли быть произвольно отброшены. Самое главное, он закрепил обязательство РФ передать Украине контроль за границей и соблюдать территориальную целостность единоукры. В Кремле, судя по всему, считали, что на этот раз сливу были даны юридически обязывающие гарантии, и срыва, аналогичного срыву осенних договорённостей, уже можно не опасаться.
Однако к отечественной общественности понимание этого факта, к сожалению, пришло не сразу. Её фокус был сбит как огромным количеством победных реляций и прочего белого шума от штатных пропагандистов, так и шлейфом Минска-1, срыв которого с последующей эскалацией создавал ошибочную иллюзию возможности срыва любого подобного документа. Даже Стрелков в день заключения Минска-2 высказался в своём традиционном духе [2], расценивая достигнутый компромисс как очередное «дипломатическое бумагомарание». То, что с принятием новых минских документов, а особенно с приданием им статуса резолюции СБ ООН, ситуация для Новороссии в корне меняется, поняли считанные единицы.
В стратегии Запада же Минск-2 с самого начала играл совершенно понятную роль «морковки», с помощью которой можно было и дальше сдерживать РФ, выбивать из неё новые уступки и оттягивать время. Дедлайн конца 2015 года для выполнения минских условий, совмещённый со сроком вступления в силу зоны свободной торговли Украины с ЕС, однозначно указывал на то, что Западу критически важно не допустить срыва и новой эскалации как минимум до конца текущего года. При этом содержание подписанных документов и выполнение прописанной в них последовательности шагов особо не волновали ни США, ни европейских посредников. В отличие от Москвы, им совершенно не важно было, на каких условиях Путин соглашается сдать огрызки Донбасса. Главное, что он обязался их сдать и окончательно оформить свой уход с Украины. Условия же сдачи выступали исключительно дипломатическим рычагом для купирования возможных поползновений со стороны Кремля к повторению сценария ограниченной эскалации.
[3. Кризис Минска-2.]
- Кризис Минска 2.
Подписание и утверждение Минска-2 в Совбезе ООН не означало быстрого его выполнения. Ни Запад, ни укрохунта не торопились претворять в жизнь ни военные аспекты минской схемы, ни политические. Обещанные трёхсторонние переговоры по ассоциации и газу, равно как и создание тематических подгрупп минской Контактной группы, в первые месяцы после подписания Минска-2 оставались только на бумаге.
Уже на начальном этапе тактика Запада в отношении этой схемы стала совершенно понятна - максимально затягивать время и вести упорный торг по каждому прописанному этапу урегулирования, выполняя их только под угрозой новой эскалации или «продавая» его Москве в обмен на политические уступки в других вопросах. Так, фигурирующее первым пунктом в минском Комплексе мер прекращение военных действий было зафиксировано, только в конце февраля, когда РФ подключила газовый рычаг давления. Реализация же политических положений Минска-2 оставалось, по сути, в подвешенном состоянии.
Это объясняется, прежде всего, тем, что их выполнение зависело всецело от доброй воли украинской хунты, которая восприняла Минск-2 очень прохладно, если не сказать в штыки. Восприятие минского процесса (да и любых политических перипетий) в свидомых кругах с самого начала было и остаётся не геополитическим или геоэкономическим, а сугубо идеологическим. Если с геополитической точки зрения минские соглашения объективно представляли собой капитуляцию РФ и выигрыш Украины, то, с точки зрения сохранения «идеологической чистоты», они были неприемлемыми для хунты как требующие смириться с нахождением в составе Украины идеологически инородных элементов. И здесь уже неважно, какой куцый объём автономии предоставляется «отдельным районам». Сам факт допустимости легитимизации этих образований без предварительной идеологической «очистки» даже на самых выгодных экономических условиях был и остаётся неприемлемым для новой украинской власти. Поэтому по возвращению из Минска Порошенко сразу заявил, что никакого особого статуса для «оккупированных территорий» не будет, а «до кучи» усилил их экономическую блокаду. Полный обструкционизм и сопротивление Минску-2 при номинальном участии в этом процессе и использовании его для акцентирования российских обязательств стало устойчивой линией поведения хунты в этом вопросе.
Параллельно, с её стороны сразу после завершения эпопеи с выходом частей ВСУ из Дебальцевского полукотла была запущена инициатива направления в Донбасс миротворческой миссии ООН или ЕС с формальной целью обеспечить возвращение региона к мирной жизни. Сложно сказать, чем изначально должна была выступать эта инициатива. Учитывая то, как активно подобная идея муссировалась в российских СМИ, начиная с августа 2014 года, а особенно накануне подписания Минска-2, возникало небезосновательное впечатление, что это была совместная инициатива хунты, Запада и Москвы, которую доверили озвучить украинской стороне, чтобы легитимизировать её в глазах свидомой общественности, дабы она не выглядела московской инициативой. Сейчас, с оглядкой на дальнейшее развитие событий, всё больше кажется, что это очередной пример того, как неумело запущенная Москвой идея впоследствии перехватывается противником и используется против Москвы.
Общеизвестно, что летом 2014 года в Кремле всерьёз рассматривали возможность направления в зону конфликта миротворцев ООН или ОДКБ. Её даже вложили в уста местных марионеток, которые и в феврале 2015 года на первых порах ринулись одобрять украинскую инициативу. Но с течением времени эта идея потеряла привлекательность для Кремля. Во-первых, она означала заморозку, а не урегулирование конфликта, то есть необходимость нести ношу (или хотя бы её часть) поддержания ЛДНР на плаву и дальше, а во-вторых, лишала возможности в случае необходимости использовать инструмент ограниченной эскалации. В общем, российское руководство было готово обсуждать эту идею, но как запасной вариант и с определёнными оговорками - правом политического участия в принятии решения об отправке, включением в состав миссии российского контингента и т.п.
Укрохунта же категорически отметала возможность российского участия в миссии и, самое главное, рассчитывала использовать её не как инструмент военной стабилизации и разведения воющих сторон, а как средство получения контроля над границей и возвращение мятежных регионов в украинское правовое поле руками миротворцев. Поэтому она запустила свою инициативу в двух вариантах - миротворческой миссии ООН или гражданской миссии ЕС, оставляя гипотетическую возможность для направления миротворцев и, следовательно, интернационализации конфликта в обход РФ. Разумеется, это возможность всецело зависела от политической воли Евросоюза, но обратившись к нему с официальным запросом, Украина обеспечила европейцам ещё один немаловажный рычаг влияния на Москву.
В самой Москве в этот период продолжаются кулуарные «игры башен», усугублённые убийством Немцова, исчезновением Путина и внезапным отъездом Суркова в Гонконг. Партия медленного слива не оставляет попыток вернуть себе решающее влияние в украинском вопросе и для этого стремится обеспечить Кремлю готовый политический плацдарм для наступления в случае, если минские соглашения опять будут сорваны и начнётся новая эскалация. К делу срочно привлекают обитающих в Москве бывших регионалов, включая экс-премьер-министра Украины Николая Азарова, в публичную поддержку которого высказывается даже Стрелков. Дело за малым - дождаться срыва Минска-2 и получить отмашку Кремля.
Долго ждать не пришлось. Уже 17 марта Верховная Рада принимает поправки в закон об особом порядке самоуправления в отдельных районах, которые очерчивают территориальные пределы его применения, но при этом предусматривают, что сам этот особый порядок вступит в силу только после местных выборов, проведённых при условии вывода иностранных военных контингентов и наёмников. Этим хунта нарушает три положения политической части Минска-2. Во-первых, 30-дневный срок определения территорий. Во-вторых, обязательство ввести в действие особый порядок самоуправления немедленно (Минск-2 исходил из того, что закон о временном порядке самоуправления действует, и нужно только очертить территории). И в-третьих, обязательство о предоставлении отдельным районам особого статуса на постоянной основе (принятый осенью 2014 года закон ограничивался трёхлетним периодом, и мартовские поправки этого факта не изменили). Фактически, это был слом всей минской политической последовательности, причём слом неприкрытый, демонстративный, от которого нельзя было отмахнуться или не заметить.
Перед Москвой встала дилемма - либо проявить принципиальность и требовать возвращения к согласованной в Минске последовательности, либо пустить процесс на самотёк и ждать, когда западные партнёры соизволят вернуть хунту на путь истинный, ну или какой-нибудь путь. Это был ключевой вопрос с точки зрения общей стратегии и главный тест на вшивость для Кремля: будет ли он цепляться за точные условия Минска-2, или готов пойти на уступки даже в отношении и без того капитулянсткой минской схемы. Реакция Кремля не принесла неожиданностей - риторическое осуждение не сопровождалось никакими внятными действиями, что давало понять, что минские соглашения для РФ не догма, и торг возможен.
Конечно, можно сказать, что принятые поправки не слишком радикально меняли ситуацию, и что центральным вопросом всё равно оставались местные выборы как единственный инструмент легитимизации власти в ОРДиЛО. Но ведь уже тогда было понятно, что хунта всячески сопротивляется их проведению и выставляет для этого неприемлемые условия.
Партия медленного слива попыталась воспользоваться моментом и на следующий день после украинского кидка объявила о создании правительства Украины в изгнании, которое должно в ближайшее время десантироваться в Донецке и начать формировать Армию освобождения Украины. Но ещё через день происходит нечто совершенно невообразимое - в озере Байкал тонет младший сын Януковича. Трудно сказать, насколько повлияло это обстоятельство на ход кулуарных баталий, но никакое теневое правительство в Донецк не десантировалось, и вообще на некоторое проект уходит из публичного пространства, особенно после того, как неделю спустя альтернативное теневое правительство формируется из бывших регионалов ахметовского крыла, оставшихся на украинской территории.
Тем временем, на официальном уровне продолжается активная дипломатическая возня в рамках нормандской четвёрки. Евросоюз явно пытается купировать эффект от украинского кидка, но без особого энтузиазма. Берлин и Париж на нормандской четвёрке соглашаются с тем, что решение о миротворцах нужно принимать в ООН, а пока стоит ограничиться расширением действующей миссии ОБСЕ, и даже обещают выделить средства на восстановление Донбасса, но дальше обещаний дело не идёт. Со скрипом идут и газовые переговоры, более того, ЕС инициирует антимонопольное разбирательство против Газпрома. Фактически, нормандский формат постепенно теряет свою ценность. Европейцы не могут ни заставить хунту выполнять Минск-2, ни предоставить адекватные уступки в других сферах.
В ходе первых консультаций по ассоциации в трёхстороннем формате Евросоюз отклонил предложение российской делегации отсрочить действие ЗСТ Украины с ЕС ещё на год. Конечно, само по себе предложение очень «содержательное» и показывает, что никаких реальных проектов в этом вопросе у Москвы не было даже через полтора года после срыва Вильнюсского саммита. Но отказ ЕС идти на уступки был тоже довольно показательным.
Наконец, кульминацией этой тягомотины стало решение, принятое в ходе саммита Украина-ЕС 27 апреля, о направлении Евросоюзом специальной миссии для оценки возможности проведения гражданской миротворческой операции в Донбассе. В этот же день Путин меняет представителя РФ в Контактной группе.
Кризис Минска-2 сделался очевидным. Дело шло к новой ограниченной эскалации, о возможности повторения которой трубили во всех западных СМИ. Представители Белого дома во весь голос заявляют о наличии фактов, подтверждающих присутствие российских войск в Донбассе, а натовские генералы открыто говорят о том, что после 9 мая РФ готовит военные действия. Вряд ли Москва так уж жаждала новой эскалации, тем более, что после Минска-2 и сдачи основных позиций ограниченная эскалация вряд ли могла принести существенные преимущества, требуя при этом значительных затрат, но тупик минского процесса не оставлял других путей. Риторика обострилась, обвинения в невыполнении обязательств в адрес хунты звучали всё настойчивее. И тут к делу подключились Штаты.
[1] В послании речь шла об отводе вооружений «исходя из фактического прохождения линии соприкосновения, согласно прилагаемой карте», тогда как Лавров уверял, что речь идёт о минской линии, согласованной 19 сентября 2014 года.
[2] «Сдачи Новороссии ВВП допустить не может … даже если сегодня-завтра в Минске что-то «желеобразное» и подпишут - война продолжится своим «естественным ходом», «Минск-2.0 - совершенно нежизнеспособный. Своего рода очередной «фиговый листок», предназначенный прикрыть почти годовалого возраста провал российской внешней политики на украинском направлении. Как, собственно, и ожидалось. Это «перемирие» с вероятностью 90% «умрёт, не родившись». (Остальные 10 % я оставляю на вероятность того ,что «под его флагом» Новороссию всё же «сольют» (но это очень маловероятно в связи с твердой позицией ВВП по данному вопросу)). «Игра не стоила свеч» и «много шума из ничего». Разве что дипломатам теперь на несколько месяцев бумагомарания»
Продолжение следует