Я обѣщалъ поразсуждать на тѣму, кому сегодня могли бы быть интересны философскія сочиненія Фридриха II.
Здѣсь напрашиваются двѣ вещи: 1) опредѣлить, кому интересны и 2) опредѣлить, въ какомъ качествѣ интересны. Понятно, что, если кто интересуется только охотой на зайцевъ послѣдними моделями кроссовокъ, мы, нисколько не презирая его (такая ограниченность интереса совмѣстима съ большимъ количествомъ нравственныхъ достоинствъ), не будемъ разсматривать его какъ адресата подобныхъ изданій и не будемъ - въ этомъ качествѣ, и только въ этомъ качествѣ - вообще считаться съ его существованіемъ. И наоборотъ, кто интересуется углубленно XVIII вѣкомъ, тому этотъ Фридрихъ и такъ адресованъ; наша обязанность передъ нимъ заключается въ томъ, чтобы изданіе было грамотнымъ (гдѣ-то я какъ разъ у Фридриха сталкивался со скульпторомъ Пифидіемъ, даже писалъ объ этомъ), но дѣлать безграмотное изданіе я не сталъ бы и безъ оглядки на окружающій міръ. Комментарій къ Фридриху - не самый глубокій (здѣсь нужно бы не комментарій давать, а параллельную монографію о томъ, какъ вписываются мысли Фридриха въ интеллектуальный контекстъ эпохи), но предъявлять къ себѣ такое требованіе въ этомъ случаѣ значило бы не додѣлать изданіе никогда. Впрочемъ, чисто филологическія достоинства у книги есть, но пока ихъ раскрывать не буду; пусть они останутся сюрпризомъ для читателя, если переводъ выйдетъ въ свѣтъ.
Беремъ середину: читателя, который въ принципѣ (выраженіе, кажется, З. Гиппіусъ) интересуется интереснымъ. Что значитъ для него философствованіе Фридриха II?
Въ общемъ видѣ я бы сформулировалъ такъ. Въ философіи прусскій король, конечно, дилетантъ. Но онъ умный человѣкъ и участникъ интеллектуальнаго движенія эпохи. Кромѣ того, онъ король не самаго слабаго и весьма амбиціознаго государства, а стало быть, его вліяніе нѣсколько побольше, чѣмъ у простаго смертнаго. Рядомъ съ Вольтеромъ и Дидеротомъ онъ ведомый (не вслѣпую, разумѣется, у него свой острый умъ и богатый жизненный опытъ), рядомъ съ общественнымъ мнѣніемъ - не только своего королевства - онъ ведущій. Въ принципѣ, въ свою мѣру интересны размышленія и воспоминанія любаго человѣка; Фридриха - сильно выше средняго. Это мысли человѣка, въ квадратѣ вліятельнаго умомъ и положеніемъ.
Дальше мнѣ, конечно, можно спокойно не вѣрить.
XVIII вѣкъ - не въ архитектурѣ, не въ живописи и музыкѣ, а какъ разъ въ словесности - очень труденъ для воспріятія. Это канунъ словесной революціи (я включилъ въ книгу ругань Фридриха въ адресъ Шекспира и Гёте) и предѣльное отклоненіе отъ того пути, по которому, какъ намъ хочется думать, словесность должна шествовать. Но въ послѣднее время меня стала занимать мысль, что въ интеллектуальномъ отношеніи мы дѣти XVII в., а въ нравственномъ - XVIII (можно спроецировать Соборное уложеніе на времена Александра I и посмотрѣть, насколько былъ пріемлемъ тогда такой юридическій памятникъ). Если это такъ, XVIII в. вправѣ притязать на вниманіе просвѣщенной публики. Разумѣется, сочиненія Фридриха - лишь одинъ изъ памятниковъ интеллектуальнаго движенія эпохи и какъ таковой не имѣетъ самостоятельнаго значенія; но любое цѣлое складывается изъ фрагментовъ.