ПИТЕР
Великий поток, не знающий предела. Лишь на мгновение высветит чью-то судьбу из небытия и снова стремится вперед, все дальше и дальше. И нет ему конца.
Воспоминания, книги, картины - что это, если не попытка, тщетная попытка вернуть уходящее прошлое. Попытка, иллюзорная по своей сути.
В то время я остался один. Мне было двадцать два, родители расстались, и мать снова устраивала личную жизнь. На этот раз в Киеве. Отец искал приключений в Египте, а я не знал, куда себя деть и чем заняться после работы.
Взял отпуск и отправился, было, в Питер, но там одиночество только усилилось. Ни Невский, ни Эрмитаж, ни Летний сад не радовали меня. Как неприкаянный, бродил я под серым питерским небом. На третий день поехал обратно.
Минск встретил дождем. Мелким осенним дождем без конца и начала. Даже не дождем - туманом; туманом, окутывающим мир. Рассеянные в воздухе мельчайшие капельки оседали на стенах домов, деревьях, плоских крышах автомобилей. То и дело шлепались желтые листья. Было печально и неуютно. «Как в Питере», - пришло на ум вызвавшее грустную улыбку сравнение.
Прямо с вокзала поехал отсыпаться: в редакции в ближайшие дней пять меня не ждали. Да особо туда и не хотелось: хмурое небо, унылая погода нагоняли тоску. Хотелось уехать куда-нибудь, уехать и не возвращаться. Знать бы только, куда…
Я вышел из дома около пяти вечера. Вышел только для того, чтобы не оставаться в четырех стенах. По-прежнему моросил дождь, мелкий осенний дождь.
Тихо шел по двору, размышляя над словами Линь-цзы «Путь домой пролегает везде». «Если Путь домой пролегает везде, почему же тогда мы так стремимся изменить жизнь? Ищем богатства, любви, просветления, наконец?»
Прошел мимо старой, почерневшей березы. Сколько раз проходил я здесь, мимо берез и тополей, мимо старушек на лавочках, мимо цветочных клумб, мимо кошек и голубей... В детский сад, потом в школу, в институт. Менялось время, но здесь, казалось, ничего не менялось: все так же текли дни и ночи, весна сменялась летом, осень зимой, детство юностью, а юность зрелостью... Все шло своим чередом, все оставалось на месте.
«Для чего мы живем? Не для того же, чтобы день за днем проводить в пустой, никчемной работе? В чем же тогда смысл жизни? Почему желаемое никогда не совпадает с действительностью?..»
Я шел своей улицей, но вокруг никого не было. Никого, с кем бы я мог перекинуться словом, никого, кто бы разделил мою неприкаянность. Казалось, будто я остался один на свете. Минск моего детства, тот Минск, который я знал и любил, затерялся в далеком прошлом, и никакие воспоминания не могли его вернуть. Ни город, ни людей, которых я знал и любил.
Вспомнилось легенда о старом Замчище. Сколько раз приходил я туда в поисках места, которое стало бы входом в другой мир. Сколько раз бродил среди развалин, ступая то тут, то там, и ожидая: ну, вот сейчас, ну, вот же... Все было напрасным. Я так и не нашел вход в Прекрасную Страну.
И пускай давно уже не было Замчища, и даже Татарская слобода, разросшаяся на месте Минского замка, была разрушена, уступив место однояйцовым близнецам машеровских новостроек, я все-таки верил, что где-то есть двери в иное измерение, в другой мир. Знать бы только, где. Где и когда…
Я шел вечерними улицами. Размытые дождем, тускло манили витрины, куда-то спешили прохожие. А я все шел и шел, дальше и дальше. Потом я увидел ее…
Она сияла. Лучилась, как нежный цветок фрезии, как тихое «здравствуй» из губ любимой.
И я подошел к ней. Потому что не мог не подойти. И впервые я не задумывался над тем, как начать разговор с девушкой, - просто сказал первое, что пришло в голову.
- Вот ты где! А я с самого утра тебя ищу...
- Прямо с утра? - улыбнулась она.
- Конечно! - продолжал я. - Ты не знаешь автобус, на котором можно уехать отсюда?
- Уехать? Куда?..
- Все равно, куда, лишь бы вместе…
- Не знаю… Вообще-то я не местная…
«Я тоже», - чуть не вырвалось у меня.
- Откуда же ты?
- Из Петербурга, приехала к бабушке погостить.
- Из Питера? А я только утром оттуда.
- Ну и как тебе Питер?
- Не знаю. Как-то одиноко…. Жаль, что мы там не встретились…
Она снова улыбнулась. Похоже, она улыбалась не переставая.
- Как тебя зовут?
- Катя.
- А меня - Филмор. Ну, что пойдем?
- Куда?
- Куда захочешь.
- Знаешь, я завтра уезжаю, мне еще нужно в ГУМ зайти. Не покажешь, где он находится?
- Я провожу.
И мы отправились в ГУМ.
Время от времени я поглядывал на девушку: было что-то в ее облике - в лице, в фигуре, в улыбке, - что-то знакомое, кого-то она напоминала. Только кого? Образ был смутен и нечеток, словно сотканный из чудесной материи снов. И напрасно пытался я сфокусировать картинку: образ из снов расплывался все больше, пока полностью не растворился. Но мне было все равно. Куда важнее было то, что мы с Катей шли минскими улицами. Здесь и сейчас. Вместе.
- Расскажи о Питере, - попросил я.
- Что?
- Не знаю, что-нибудь. Что захочешь.
- Хорошо, - она улыбнулась. - Питер классный, он родной. Улицы, дома, острова. Нева под низким северным небом, купола соборов, зелень парков и громады дворцов.… А люди… Знаешь, какие у нас люди!..
«Знаю, - подумал я, - теперь знаю».
Мы шли мимо городской ратуши. Часы на ратуше показывали без пяти шесть.
Вот и ГУМ. И дальше уже можно было не продолжать, можно было проститься у входа и навсегда сохранить девушку в сердце. Можно было, но так хотелось продолжить. Хотелось пробыть с ней как можно дольше, хотелось не расставаться.
Зашли в магазин. Катя отправилась в отдел нижнего белья, я увязался следом. Как зачарованный, ходил я среди витрин и покупателей. Ходил вместе с ней.
Когда мы вышли из магазина, все так же моросил осенний дождь. Но теперь он казался почти приятным.
- Выпьем кофе?
- Нет времени, - грустно улыбнулась она и покачала головой. - Бабушка уже, наверное, волнуется…
- Так позвони ей.
- Я не помню номер телефона. И потом, мне еще нужно собраться в дорогу…
- Жалко. Давай тогда я тебя еще немного провожу. Куда тебе нужно?
- На Первомайскую.
- Пойдем, это рядом…
Мы пошли по проспекту в сторону парка Горького. Катя улыбалась. «Она, наверное, даже спит с улыбкой», - с каким-то восторгом подумал я.
- Ты удивительная.
- В каком смысле?
- Необыкновенная, особенная.
- Каждый человек особенный, - улыбнулась она. - В каждом есть что-то свое, что делает его особенным.
- И все-таки ты самая лучшая.
Я улыбнулся в ответ и вдруг почувствовал, как радость все больше и больше охватывает меня. С каждым шагом. Хотелось петь, кричать, вопить от восторга.
«Конечно, реальная девушка и девушка из моих мечтаний - две разные девушки. Конечно, она обычная, без всякого волшебства, нарисованного фантазией. Но почему же замирает сердце, когда я вижу ее, слышу ее голос, даже звук каблучков? Почему я все время думаю о ней? Отчего это непреходящее ощущение счастья?»
Прошли мокрый, нахохлившийся парк Горького и вышли на Первомайскую.
- Я пришла, - обрадовалась Катя. - Мне - туда, во двор.
- Проводить?
- Не нужно, я тут все знаю.
- Ну что ж, до свидания. Спасибо тебе…
- До свидания…
Потом мы расстались. Она отправилась домой, а я пошел вверх по Первомайской.
Я думал о Кате. Вот и не было же, вроде, ничего особенного - каких-нибудь полтора часа проведенных вместе, - но как не хотелось расставаться, как грустно и светло было теперь…
В размышлениях о ней, в воспоминаниях о ее голосе, глазах, улыбке, я и не заметил, как дошел до пересечения с улицей Захарова. Остановился, ожидая зеленого сигнала светофора, и тут это случилось. Все мысли разом вылетели у меня из головы, и я увидел Питер. Тот Питер, о котором рассказывала Катя: родной город с улицами и домами под низким северным небом. Питер из своих детских фантазий, Питер-каравеллу Николая Гумилева. Питер и людей, тех самых, из ее рассказа…
Потрясенный, я отправился дальше, почти не понимая, где я нахожусь.
Шел дождь, хмурый осенний дождь. Но все сияло. И лица людей, даже совсем незнакомых, казались родными.
И уже не было никакой разницы - в Питере я или в Минске. Главное заключалось совсем в другом.
Воспоминания, книги, картины - что это, если не попытка, тщетная попытка вернуть уходящее прошлое. Попытка, иллюзорная по своей сути.
В то время я остался один. Мне было двадцать два, родители расстались, и мать снова устраивала личную жизнь. На этот раз в Киеве. Отец искал приключений в Египте, а я не знал, куда себя деть и чем заняться после работы.
Взял отпуск и отправился, было, в Питер, но там одиночество только усилилось. Ни Невский, ни Эрмитаж, ни Летний сад не радовали меня. Как неприкаянный, бродил я под серым питерским небом. На третий день поехал обратно.
Минск встретил дождем. Мелким осенним дождем без конца и начала. Даже не дождем - туманом; туманом, окутывающим мир. Рассеянные в воздухе мельчайшие капельки оседали на стенах домов, деревьях, плоских крышах автомобилей. То и дело шлепались желтые листья. Было печально и неуютно. «Как в Питере», - пришло на ум вызвавшее грустную улыбку сравнение.
Прямо с вокзала поехал отсыпаться: в редакции в ближайшие дней пять меня не ждали. Да особо туда и не хотелось: хмурое небо, унылая погода нагоняли тоску. Хотелось уехать куда-нибудь, уехать и не возвращаться. Знать бы только, куда…
Я вышел из дома около пяти вечера. Вышел только для того, чтобы не оставаться в четырех стенах. По-прежнему моросил дождь, мелкий осенний дождь.
Тихо шел по двору, размышляя над словами Линь-цзы «Путь домой пролегает везде». «Если Путь домой пролегает везде, почему же тогда мы так стремимся изменить жизнь? Ищем богатства, любви, просветления, наконец?»
Прошел мимо старой, почерневшей березы. Сколько раз проходил я здесь, мимо берез и тополей, мимо старушек на лавочках, мимо цветочных клумб, мимо кошек и голубей... В детский сад, потом в школу, в институт. Менялось время, но здесь, казалось, ничего не менялось: все так же текли дни и ночи, весна сменялась летом, осень зимой, детство юностью, а юность зрелостью... Все шло своим чередом, все оставалось на месте.
«Для чего мы живем? Не для того же, чтобы день за днем проводить в пустой, никчемной работе? В чем же тогда смысл жизни? Почему желаемое никогда не совпадает с действительностью?..»
Я шел своей улицей, но вокруг никого не было. Никого, с кем бы я мог перекинуться словом, никого, кто бы разделил мою неприкаянность. Казалось, будто я остался один на свете. Минск моего детства, тот Минск, который я знал и любил, затерялся в далеком прошлом, и никакие воспоминания не могли его вернуть. Ни город, ни людей, которых я знал и любил.
Вспомнилось легенда о старом Замчище. Сколько раз приходил я туда в поисках места, которое стало бы входом в другой мир. Сколько раз бродил среди развалин, ступая то тут, то там, и ожидая: ну, вот сейчас, ну, вот же... Все было напрасным. Я так и не нашел вход в Прекрасную Страну.
И пускай давно уже не было Замчища, и даже Татарская слобода, разросшаяся на месте Минского замка, была разрушена, уступив место однояйцовым близнецам машеровских новостроек, я все-таки верил, что где-то есть двери в иное измерение, в другой мир. Знать бы только, где. Где и когда…
Я шел вечерними улицами. Размытые дождем, тускло манили витрины, куда-то спешили прохожие. А я все шел и шел, дальше и дальше. Потом я увидел ее…
Она сияла. Лучилась, как нежный цветок фрезии, как тихое «здравствуй» из губ любимой.
И я подошел к ней. Потому что не мог не подойти. И впервые я не задумывался над тем, как начать разговор с девушкой, - просто сказал первое, что пришло в голову.
- Вот ты где! А я с самого утра тебя ищу...
- Прямо с утра? - улыбнулась она.
- Конечно! - продолжал я. - Ты не знаешь автобус, на котором можно уехать отсюда?
- Уехать? Куда?..
- Все равно, куда, лишь бы вместе…
- Не знаю… Вообще-то я не местная…
«Я тоже», - чуть не вырвалось у меня.
- Откуда же ты?
- Из Петербурга, приехала к бабушке погостить.
- Из Питера? А я только утром оттуда.
- Ну и как тебе Питер?
- Не знаю. Как-то одиноко…. Жаль, что мы там не встретились…
Она снова улыбнулась. Похоже, она улыбалась не переставая.
- Как тебя зовут?
- Катя.
- А меня - Филмор. Ну, что пойдем?
- Куда?
- Куда захочешь.
- Знаешь, я завтра уезжаю, мне еще нужно в ГУМ зайти. Не покажешь, где он находится?
- Я провожу.
И мы отправились в ГУМ.
Время от времени я поглядывал на девушку: было что-то в ее облике - в лице, в фигуре, в улыбке, - что-то знакомое, кого-то она напоминала. Только кого? Образ был смутен и нечеток, словно сотканный из чудесной материи снов. И напрасно пытался я сфокусировать картинку: образ из снов расплывался все больше, пока полностью не растворился. Но мне было все равно. Куда важнее было то, что мы с Катей шли минскими улицами. Здесь и сейчас. Вместе.
- Расскажи о Питере, - попросил я.
- Что?
- Не знаю, что-нибудь. Что захочешь.
- Хорошо, - она улыбнулась. - Питер классный, он родной. Улицы, дома, острова. Нева под низким северным небом, купола соборов, зелень парков и громады дворцов.… А люди… Знаешь, какие у нас люди!..
«Знаю, - подумал я, - теперь знаю».
Мы шли мимо городской ратуши. Часы на ратуше показывали без пяти шесть.
Вот и ГУМ. И дальше уже можно было не продолжать, можно было проститься у входа и навсегда сохранить девушку в сердце. Можно было, но так хотелось продолжить. Хотелось пробыть с ней как можно дольше, хотелось не расставаться.
Зашли в магазин. Катя отправилась в отдел нижнего белья, я увязался следом. Как зачарованный, ходил я среди витрин и покупателей. Ходил вместе с ней.
Когда мы вышли из магазина, все так же моросил осенний дождь. Но теперь он казался почти приятным.
- Выпьем кофе?
- Нет времени, - грустно улыбнулась она и покачала головой. - Бабушка уже, наверное, волнуется…
- Так позвони ей.
- Я не помню номер телефона. И потом, мне еще нужно собраться в дорогу…
- Жалко. Давай тогда я тебя еще немного провожу. Куда тебе нужно?
- На Первомайскую.
- Пойдем, это рядом…
Мы пошли по проспекту в сторону парка Горького. Катя улыбалась. «Она, наверное, даже спит с улыбкой», - с каким-то восторгом подумал я.
- Ты удивительная.
- В каком смысле?
- Необыкновенная, особенная.
- Каждый человек особенный, - улыбнулась она. - В каждом есть что-то свое, что делает его особенным.
- И все-таки ты самая лучшая.
Я улыбнулся в ответ и вдруг почувствовал, как радость все больше и больше охватывает меня. С каждым шагом. Хотелось петь, кричать, вопить от восторга.
«Конечно, реальная девушка и девушка из моих мечтаний - две разные девушки. Конечно, она обычная, без всякого волшебства, нарисованного фантазией. Но почему же замирает сердце, когда я вижу ее, слышу ее голос, даже звук каблучков? Почему я все время думаю о ней? Отчего это непреходящее ощущение счастья?»
Прошли мокрый, нахохлившийся парк Горького и вышли на Первомайскую.
- Я пришла, - обрадовалась Катя. - Мне - туда, во двор.
- Проводить?
- Не нужно, я тут все знаю.
- Ну что ж, до свидания. Спасибо тебе…
- До свидания…
Потом мы расстались. Она отправилась домой, а я пошел вверх по Первомайской.
Я думал о Кате. Вот и не было же, вроде, ничего особенного - каких-нибудь полтора часа проведенных вместе, - но как не хотелось расставаться, как грустно и светло было теперь…
В размышлениях о ней, в воспоминаниях о ее голосе, глазах, улыбке, я и не заметил, как дошел до пересечения с улицей Захарова. Остановился, ожидая зеленого сигнала светофора, и тут это случилось. Все мысли разом вылетели у меня из головы, и я увидел Питер. Тот Питер, о котором рассказывала Катя: родной город с улицами и домами под низким северным небом. Питер из своих детских фантазий, Питер-каравеллу Николая Гумилева. Питер и людей, тех самых, из ее рассказа…
Потрясенный, я отправился дальше, почти не понимая, где я нахожусь.
Шел дождь, хмурый осенний дождь. Но все сияло. И лица людей, даже совсем незнакомых, казались родными.
И уже не было никакой разницы - в Питере я или в Минске. Главное заключалось совсем в другом.