Цветы для миссис Харрис (04)
Сообщили, что хэта часть была пропущена! Вообще-то вряд ли - скорее, я забыл поставить тэг. Но на всякий
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Между тем платья, возжегшие её диковинную мечту, перекочевали куда-то из шкафа леди Дант и более не могли поэтому причинять миссис Харрис танталовы муки. (Позже в журнале «Тэтлер» появилось фото леди Дант в платье «Обаяние»). Но миссис Харрис и не надо было более видеть эти платья. Желание обладать этим сокровищем уже прочно пустило в ней корни. Порой это желание было так сильно, что миссис Харрис засыпала в слезах, да и после этого оно продолжало терзать её во сне.
Но вот как-то такой же бессонной ночью, неделю или две спустя, мысли миссис Харрис приняли новое направление. Она вспоминала, как заполняла пресловутый лотерейный билет, и с какой уверенностью почувствовала, что этот билет выиграет ей желанное платье. Да, результат вполне совпадал с её жизненным опытом, учившим, что жизнь полна разочарований. А с другой стороны, такое ли уж это разочарование? Сотня фунтов... нет, больше: сто два фунта, семь шиллингов, девять с половиной пенсов!
Но что может означать эта странно-некруглая сумма, какой знак судьбы несет она? (Надо сказать, что мир миссис Харрис был полон знаков судьбы, примет и указаний свыше.) Итак: платье от Диора стоит четыреста пятьдесят фунтов, и триста пятьдесят фунтов - сумма по-прежнему недосягаемая. Однако погодите-ка! Тут-то её и озарило. Она включила свет и села в кровати, взволнованная разгадкой послания судьбы. Не трехсот пятидесяти фунтов не хватает ей до заветной суммы! Это в банке сотня; но ведь есть ещё два фунта, семь шиллингов и девять с половиной пенсов, открывающие счет второй сотне. А когда у неё будет две сотни, третью набрать будет куда легче!
- Вот оно, - громко сказала миссис Харрис. - Я добуду его, даже если это займёт весь остаток моей жизни!
Она вылезла из-под одеяла, взяла карандаш и бумагу и принялась считать.
Миссис Харрис никогда не покупала платья дороже, чем за пять фунтов. Эту сумму она и написала, поставив её напротив абсолютно фантастического числа, выраженного как 450£. Назови леди Дант цену фунтов так в пятьдесят-шестьдесят, вполне возможно, что миссис Харрис выбросила бы из головы мысль об этих прекрасных творениях, как из-за цены, которую она не была готова заплатить, так и из-за того, что это было бы платье другого класса.
Но самая невероятность суммы совершенно изменила дело. Скажите, какая сила заставляет женщину мечтать о шиншилловом манто, русских соболях, «Роллс-Ройсе», драгоценностях от Картье или Ван Клеффа и Арпелса, или о самых дорогих духах, ресторанах, о доме в самом дорогом районе и так далее? Сама недоступность и невероятность суммы делает эти вещи желанными для неё - свидетельством и гарантией драгоценности её женственности и её личности. Так и миссис Харрис чувствовала, что если бы у неё было платье настолько прекрасное, что оно будет стоить четыре с половиной сотни фунтов, ей было бы не о чем больше мечтать на этом свете.
Карандаш миссис Харрис забегал по бумаге.
Итак: она зарабатывает три шиллинга в час. Работает десять часов в день, шесть дней в неделю; в году - пятьдесят две недели. Миссис Харрис подперла щеку языком, и старательно перемножая цифры, вскоре высчитала, что её годовой заработок составляет четыреста шестьдесят фунтов, то есть в точности равен стоимости желанного платья, плюс дороги в Париж и обратно.
Затем, с той же энергией и решимостью миссис Харрис принялась за второй столбик цифр. Сюда вошли: квартплата, налоги, еда, лекарства, обувь и все прочие необходимые расходы, какие она только могла вспомнить. Третья часть работы - вычитание - была по-настоящему мучительной. Ей предстояли годы строгой экономии. Как минимум два года, а то и три, если только её не посетит ещё раз удача в лотерее или не обрушится дождь чаевых. Однако полученные цифры не пошатнули ни её уверенность, ни решительность.
- Оно будет моим,- заявила миссис Харрис.
Она уснула сразу, мирно, как девочка - а проснувшись поутру, ощутила не грусть, а волнение и решительность, словно путешественник перед долгим и удивительным приключением.
О своих намерениях миссис Харрис объявила на следующий день, вернее, вечер. Они с миссис Баттерфилд должны были пойти в кино (обычное еженедельное мероприятие); миссис Баттерфилд появилась в девятом часу, одетая по холодной погоде в пальто, и была поражена, обнаружив миссис Харрис на кухне, совершенно не готовую к походу и углубленную в изучение брошюрки под названием «ЗАРАБАТЫВАЙТЕ НА ДОМУ В СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ».
- Мы опоздаем, милочка! - увещевающе воззвала она. Миссис Харрис виновато взглянула на подругу.
- Я не иду, - ответила она.
- Не идешь в кино?! - эхом отозвалась миссис Баттерфилд. - Но это ж Мэрилин Монро!
- Ничего не поделаешь. Я не могу идти. Я экономлю.
- Господи помилуй! - воскликнула миссис Баттерфилд, на которую время от времени тоже накатывалось желание экономить. - И на что ты копишь?
Миссис Харрис пришлось сглотнуть прежде, чем она сумела ответить:
- На... мое платье от Диора.
- Боже мой, ты все-таки спятила, милочка! По-моему, ты говорила, что платье это, чтоб ему пусто было, стоит четыреста пятьдесят монет!
- А у меня уже есть сто два фунта, семь шиллингов и девять с половиной пенсов, -напомнила миссис Харрис. - И я скоплю остальное.
Миссис Баттерфилд покачала головой, и её подбородки колыхнулись.
- Что у тебя точно есть, так это характер, - заметила она. Вот я бы так не смогла! Вот что, милочка, - пошли в кино; сегодня я плачу.
Но миссис Харрис была непреклонна.
- Не могу, - возразила она. - Ведь я не смогу потом заплатит за. тебя! Миссис Баттерфилд тяжело вздохнула и принялась расстегивать пальто.
- Ну что ж, делать нечего, - проговорила она. - В конце концов, Мерилин Монро ещё не все в жизни. Чашечка чаю и хороший разговор ничуть не хуже. Ты слыхала, лорда Клеппера опять арестовали? Все та же история. Я ведь убираюсь у его племянника на Халкер-Стрит. Славный мальчик; вот с ним все в порядке - не то, что дядюшка!
Миссис Харрис приняла жертву подруги... но как могла незаметно посмотрела на чайницу, и взгляд её был виноватым. Сейчас чайница была почти полна, но скоро станет негостеприимно пустой. Потому что чай был в списке расходов, подлежащих сокращению. Она включила плиту и поставила чайник.
Так начался долгий и трудный период экономии и скудной жизни, которая, впрочем ничуть не отразилась на обычном расположении духа миссис Харрис - не считая лишь того, что она не могла уже позволить себе купить время от времени горшочек цветов и тем более тщательно лелеяла свои герани: ведь заменить их она уже не могла.
Она обходилась теперь без курения, хотя сигаретка-другая частенько скрашивала её дни. И без джина. Ходила пешком, а не ездила на автобусе или подземке; а когда в туфлях появились дыры, она подложила в них сложенную газету. Отказалась от своих любимых вечерних газет и добывала новости и сплетни из мусорных корзин клиентов днем позже. Экономила на еде и одежде. Экономия на пище могла бы даже повредить её здоровью, если бы не американка миссис Шрайбер. Миссис Харрис убиралась у неё обычно в обеденное время, и миссис Шрайбер угощала уборщицу, предлагая ей, например, яичницу или какую-нибудь холодную закуску из холодильника.
Теперь она не отказывалась от этого угощения.
Но в кино её больше не видели, как не видели и в «Короне» - пабе на углу. Она не пила чай, чтобы, когда придет черед миссис Баттерфилд быть её гостьей, в чайнице что-нибудь было. Она почти совсем испортила глаза, выполняя плохо оплачиваемую надомную работу: по ночам она вшивала молнии на спинки дешевых блузок. Единственная роскошь, которую она теперь себе позволяла - были три пенса в неделю на футбольную лотерею... но разумеется, молния отнюдь не спешила повторно ударить в одно и то же место. Однако миссис Харрис не могла отказаться от лотереи. Листая выброшенные, шестимесячной давности модные журналы, она следила за новинками Кристиана Диора (эта история происходила до того, как мэтр Диор неожиданно покинул наш мир). И её постоянно поддерживала вера в то, что однажды - и не в таком уж отдаленном будущем, - одно из этих удивительных, уникальных творений будет принадлежать ей.
И хотя миссис Баттерфилд по-прежнему полагала, что стремление обладать вещами, не приличествующими своей касте, до добра не доведёт и миссис Харрис ещё пожалеет о нем, - она преклонялась перед решимостью и мужеством подруги, поддерживала её в чем могла и, разумеется, хранила её тайну. Ибо миссис Харрис никого другого в свои планы и устремления не посвятила.
4
И вот как-то летним вечером миссис Харрис позвонила в дверь миссис Баттерфилд, будучи в состоянии возбуждения. Щечки-яблочки были куда румянее обычного, а маленькие глазки горели просто каким-то электрическим светом. По всему было видно, что её охватило «предчувствие», и это предчувствие влекло её сегодня на собачьи бега в Уайт-Сити - и она хотела, чтобы миссис Баттерфилд отправилась с ней.
- Проветриться хочешь, милочка? - обрадовалась миссис Баттерфилд. - Признаться, я и сама не прочь немножко прогуляться. Как твои сбережения?
От волнения голос миссис Харрис слегка охрип.
- Я накопила уже двести пятьдесят фунтов. Если их удвоить - я куплю свое платье уже на следующей неделе.
- Удвоить - или потерять, милочка? - озабоченно переспросила миссис Баттерфилд, верная своему пессимизму и всегда предпочитавшая смотреть на жизнь с теневой стороны.
- У меня предчувствие, - прошептала миссис Харрис. - Пошли - я плачу! Миссис Харрис ощущала не просто предчувствие, а, скорее, послание свыше.
Утром она встала с чувством, что наступил её счастливый день, что сегодня Бог взирает на неё с небес дружелюбно и с обещанием содействия.
Надо сказать, что миссис Харрис познакомилась с Богом ещё девочкой в воскресной школе, и с тех пор она сохраняла представление о Всевышнем как о чём-то среднем между нянюшкой, полисменом, магистратом и Санта Клаусом: всемогущеё существо с довольно изменчивым характером, но всегда интересующееся делами миссис Харрис. Она же всегда могла сказать, какое настроение сегодня преобладает у Всевышнего по тому, что происходит с ней лично. Она безропотно принимала кару, если чувствовала, что вела себя не вполне хорошо - принимала её, как приговор суда. Если же миссис Харрис вела себя примерно, она ожидала заслуженной награды; в несчастьях она просила о помощи - и ожидала её; а если ей везло, она была готова разделить успех с Господом. Иегова был её личным другом и защитником, хотя ей приходилось быть с Ним настороже, как если бы Он был старым джентльменом, подверженным время от времени необъяснимым приступам непростительных шалостей.
Так вот, в то утро миссис Харрис проснулась с чувством, что с ней должно случиться нечто очень хорошее; она была уверена, что это нечто непременно связано с её желанием обладать вожделенным платьем - что сегодня Он поможет ей приблизиться к своей мечте.
Весь день, пока миссис Харрис чистила, мыла, протирала и мела, она старалась настроить себя на прием новых сообщений свыше, дабы узнать, в какой форме ей будет явлена обещанная награда. Когда же она добралась до квартиры мисс Памелы Пенроуз (которая как всегда пребывала в состоянии хаоса - квартира, разумеется... впрочем и хозяйка тоже), среди прочего барахла на полу обнаружился вчерашний выпуск «Ивнинг Стандарт» - миссис Харрис просмотрела его и обнаружила сообщение о том, что сегодня в Уайт-Сити состоятся собачьи бега. Вот оно! Сообщение было принято и расшифровано. Оставалось лишь угадать собаку и сумму ставки, затем забрать выигрыш - и сразу в Париж!
Ни миссис Харрис, ни миссис Баттерфилд не были новичками в раю Уайт-Сити, но в этот вечер мизансцена, которая в обычных условиях взволновала бы их - овал трека, залитый электрическим светом, жужжание бегущего по треку механического зайца, летящие за ним собаки, толпы на трибунах и у касс - была лишь средством, ведущим к заветной цели. Надо сказать, что к этому моменту и миссис Баттерфилд заразилась лихорадочным возбуждением подруги, и семенила теперь в кильватере миссис Харрис - от трека к кассам, от касс к треку и обратно, без единого слова протеста. Они даже не заглянули в буфет ради обычной чашки чая и сосиски с булочкой - вот как обе дамы были захвачены предстоящим событием и желанием настроиться на подсказки свыше.
Они искали подсказку в списках участников, они разглядывали их самих - длинные, узкие, жилистые животные; подруги держали ушки на макушке, чтобы не пропустить ни капли информации, - это была последняя предосторожность, которая бывает так важна для достижения результата...
Стиснутая в толпе возле загончика, где выводили участников четвёртого забега, миссис Харрис прислушивалась к разговору двух джентльменов спортивного вида. Первый из них сосредоточенно ковырял в ухе мизинцем и в то же время рассматривал программку.
- Значит, От Кутюр.
Второй джентльмен, углубленный в аналогичные исследования недр своего носа, глянул на собак и отозвался:
- Номер шесть. А что эта чертовня значит - «От Кутюр»?
Первый джентльмен оказался начитанным.
- Это французская сука, - объяснил он, вновь, заглянув в программку. - Владелец Марсель Дюваль. Вообще не уверен, но, по-моему, «от кутюр» - это что-то насчет платьев и мод, или как-то так.
Миссис Харрис и миссис Баттерфилд ощутили, как ледяные мурашки пробежали по их спинам. Они посмотрели друг на друга. Сомнений нет - вот оно. Они посмотрели на свои программки: да, вот имя собаки - «От Кутюр», владелец француз, ещё кое-что из родословной... А табло сообщило, что ставки на От Кутюр - пять к одному
- Скорее! - воскликнула миссис Харрис, рванувшись к окошку кассы. Она рассекала волны людского моря, словно эсминец, ведущий могучий линкор - миссис Баттерфилд.
Задыхаясь, подруги ошвартовались у кассы.
- Что ты поставишь, милочка - пятёрку? - пропыхтела миссис Баттерфилд.
- Пятерку?! - фыркнула миссис Харрис. - Это с таким-то указанием?! Ну нет! Полсотни!
Услышав эту цифру, миссис Баттерфилд едва не лишилась чувств. Бледность захватила один за другим все три её подбородка, её затрясло от волнения.
- Пя-пя-пятьдесят... - шепотом, на случай, если кто-то услышит о таком безрассудстве, еле выговорила она. - Пятьдесят фунтов!!!
- При ставке пять к одному это будет двести пятьдесят фунтов, - спокойно объяснила миссис Харрис.
Наконец, миссис Баттерфилд пришла в себя и к ней вернулся её нормальный пессимизм.
- Но если она проиграет?..
- Она не проиграет, - невозмутимо отрезала миссис Харрис. - Как она может проиграть?
Тут они добрались до окошечка кассы, и глаза миссис Баттерфилд едва не вылезли из орбит, когда миссис Харрис открыла свою потёртую коричневую сумочку, извлекла кошелек и объявила:
- Пятьдесят фунтов на Атку Тьюр, шестой номер, на выигрыш. Кассир механически повторил:
- От Кутюр, номер шесть, пятьдесят на выигрыш, - и затем, поражённый суммой, наклонился, чтобы посмотреть сквозь проволочную сетку на игрока, который делает столь крупную ставку. Его глаза встретились с блестящими голубыми бусинками глаз миссис Харрис, и явление маленькой уборщицы исторгло у него восклицание «Господи боже!» - которое он поспешно дополнил пожеланием: «Удачи вам, мадам», - и протянул в окошечко билет. Недрогнувшей рукой миссис Харрис приняла его - а вот миссис Баттерфилд вздрогнула, будто это была готовая ужалить змея. И подруги направились к треку, намереваясь лицезреть обещанное чудо.
* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *
Между тем платья, возжегшие её диковинную мечту, перекочевали куда-то из шкафа леди Дант и более не могли поэтому причинять миссис Харрис танталовы муки. (Позже в журнале «Тэтлер» появилось фото леди Дант в платье «Обаяние»). Но миссис Харрис и не надо было более видеть эти платья. Желание обладать этим сокровищем уже прочно пустило в ней корни. Порой это желание было так сильно, что миссис Харрис засыпала в слезах, да и после этого оно продолжало терзать её во сне.
Но вот как-то такой же бессонной ночью, неделю или две спустя, мысли миссис Харрис приняли новое направление. Она вспоминала, как заполняла пресловутый лотерейный билет, и с какой уверенностью почувствовала, что этот билет выиграет ей желанное платье. Да, результат вполне совпадал с её жизненным опытом, учившим, что жизнь полна разочарований. А с другой стороны, такое ли уж это разочарование? Сотня фунтов... нет, больше: сто два фунта, семь шиллингов, девять с половиной пенсов!
Но что может означать эта странно-некруглая сумма, какой знак судьбы несет она? (Надо сказать, что мир миссис Харрис был полон знаков судьбы, примет и указаний свыше.) Итак: платье от Диора стоит четыреста пятьдесят фунтов, и триста пятьдесят фунтов - сумма по-прежнему недосягаемая. Однако погодите-ка! Тут-то её и озарило. Она включила свет и села в кровати, взволнованная разгадкой послания судьбы. Не трехсот пятидесяти фунтов не хватает ей до заветной суммы! Это в банке сотня; но ведь есть ещё два фунта, семь шиллингов и девять с половиной пенсов, открывающие счет второй сотне. А когда у неё будет две сотни, третью набрать будет куда легче!
- Вот оно, - громко сказала миссис Харрис. - Я добуду его, даже если это займёт весь остаток моей жизни!
Она вылезла из-под одеяла, взяла карандаш и бумагу и принялась считать.
Миссис Харрис никогда не покупала платья дороже, чем за пять фунтов. Эту сумму она и написала, поставив её напротив абсолютно фантастического числа, выраженного как 450£. Назови леди Дант цену фунтов так в пятьдесят-шестьдесят, вполне возможно, что миссис Харрис выбросила бы из головы мысль об этих прекрасных творениях, как из-за цены, которую она не была готова заплатить, так и из-за того, что это было бы платье другого класса.
Но самая невероятность суммы совершенно изменила дело. Скажите, какая сила заставляет женщину мечтать о шиншилловом манто, русских соболях, «Роллс-Ройсе», драгоценностях от Картье или Ван Клеффа и Арпелса, или о самых дорогих духах, ресторанах, о доме в самом дорогом районе и так далее? Сама недоступность и невероятность суммы делает эти вещи желанными для неё - свидетельством и гарантией драгоценности её женственности и её личности. Так и миссис Харрис чувствовала, что если бы у неё было платье настолько прекрасное, что оно будет стоить четыре с половиной сотни фунтов, ей было бы не о чем больше мечтать на этом свете.
Карандаш миссис Харрис забегал по бумаге.
Итак: она зарабатывает три шиллинга в час. Работает десять часов в день, шесть дней в неделю; в году - пятьдесят две недели. Миссис Харрис подперла щеку языком, и старательно перемножая цифры, вскоре высчитала, что её годовой заработок составляет четыреста шестьдесят фунтов, то есть в точности равен стоимости желанного платья, плюс дороги в Париж и обратно.
Затем, с той же энергией и решимостью миссис Харрис принялась за второй столбик цифр. Сюда вошли: квартплата, налоги, еда, лекарства, обувь и все прочие необходимые расходы, какие она только могла вспомнить. Третья часть работы - вычитание - была по-настоящему мучительной. Ей предстояли годы строгой экономии. Как минимум два года, а то и три, если только её не посетит ещё раз удача в лотерее или не обрушится дождь чаевых. Однако полученные цифры не пошатнули ни её уверенность, ни решительность.
- Оно будет моим,- заявила миссис Харрис.
Она уснула сразу, мирно, как девочка - а проснувшись поутру, ощутила не грусть, а волнение и решительность, словно путешественник перед долгим и удивительным приключением.
О своих намерениях миссис Харрис объявила на следующий день, вернее, вечер. Они с миссис Баттерфилд должны были пойти в кино (обычное еженедельное мероприятие); миссис Баттерфилд появилась в девятом часу, одетая по холодной погоде в пальто, и была поражена, обнаружив миссис Харрис на кухне, совершенно не готовую к походу и углубленную в изучение брошюрки под названием «ЗАРАБАТЫВАЙТЕ НА ДОМУ В СВОБОДНОЕ ВРЕМЯ».
- Мы опоздаем, милочка! - увещевающе воззвала она. Миссис Харрис виновато взглянула на подругу.
- Я не иду, - ответила она.
- Не идешь в кино?! - эхом отозвалась миссис Баттерфилд. - Но это ж Мэрилин Монро!
- Ничего не поделаешь. Я не могу идти. Я экономлю.
- Господи помилуй! - воскликнула миссис Баттерфилд, на которую время от времени тоже накатывалось желание экономить. - И на что ты копишь?
Миссис Харрис пришлось сглотнуть прежде, чем она сумела ответить:
- На... мое платье от Диора.
- Боже мой, ты все-таки спятила, милочка! По-моему, ты говорила, что платье это, чтоб ему пусто было, стоит четыреста пятьдесят монет!
- А у меня уже есть сто два фунта, семь шиллингов и девять с половиной пенсов, -напомнила миссис Харрис. - И я скоплю остальное.
Миссис Баттерфилд покачала головой, и её подбородки колыхнулись.
- Что у тебя точно есть, так это характер, - заметила она. Вот я бы так не смогла! Вот что, милочка, - пошли в кино; сегодня я плачу.
Но миссис Харрис была непреклонна.
- Не могу, - возразила она. - Ведь я не смогу потом заплатит за. тебя! Миссис Баттерфилд тяжело вздохнула и принялась расстегивать пальто.
- Ну что ж, делать нечего, - проговорила она. - В конце концов, Мерилин Монро ещё не все в жизни. Чашечка чаю и хороший разговор ничуть не хуже. Ты слыхала, лорда Клеппера опять арестовали? Все та же история. Я ведь убираюсь у его племянника на Халкер-Стрит. Славный мальчик; вот с ним все в порядке - не то, что дядюшка!
Миссис Харрис приняла жертву подруги... но как могла незаметно посмотрела на чайницу, и взгляд её был виноватым. Сейчас чайница была почти полна, но скоро станет негостеприимно пустой. Потому что чай был в списке расходов, подлежащих сокращению. Она включила плиту и поставила чайник.
Так начался долгий и трудный период экономии и скудной жизни, которая, впрочем ничуть не отразилась на обычном расположении духа миссис Харрис - не считая лишь того, что она не могла уже позволить себе купить время от времени горшочек цветов и тем более тщательно лелеяла свои герани: ведь заменить их она уже не могла.
Она обходилась теперь без курения, хотя сигаретка-другая частенько скрашивала её дни. И без джина. Ходила пешком, а не ездила на автобусе или подземке; а когда в туфлях появились дыры, она подложила в них сложенную газету. Отказалась от своих любимых вечерних газет и добывала новости и сплетни из мусорных корзин клиентов днем позже. Экономила на еде и одежде. Экономия на пище могла бы даже повредить её здоровью, если бы не американка миссис Шрайбер. Миссис Харрис убиралась у неё обычно в обеденное время, и миссис Шрайбер угощала уборщицу, предлагая ей, например, яичницу или какую-нибудь холодную закуску из холодильника.
Теперь она не отказывалась от этого угощения.
Но в кино её больше не видели, как не видели и в «Короне» - пабе на углу. Она не пила чай, чтобы, когда придет черед миссис Баттерфилд быть её гостьей, в чайнице что-нибудь было. Она почти совсем испортила глаза, выполняя плохо оплачиваемую надомную работу: по ночам она вшивала молнии на спинки дешевых блузок. Единственная роскошь, которую она теперь себе позволяла - были три пенса в неделю на футбольную лотерею... но разумеется, молния отнюдь не спешила повторно ударить в одно и то же место. Однако миссис Харрис не могла отказаться от лотереи. Листая выброшенные, шестимесячной давности модные журналы, она следила за новинками Кристиана Диора (эта история происходила до того, как мэтр Диор неожиданно покинул наш мир). И её постоянно поддерживала вера в то, что однажды - и не в таком уж отдаленном будущем, - одно из этих удивительных, уникальных творений будет принадлежать ей.
И хотя миссис Баттерфилд по-прежнему полагала, что стремление обладать вещами, не приличествующими своей касте, до добра не доведёт и миссис Харрис ещё пожалеет о нем, - она преклонялась перед решимостью и мужеством подруги, поддерживала её в чем могла и, разумеется, хранила её тайну. Ибо миссис Харрис никого другого в свои планы и устремления не посвятила.
4
И вот как-то летним вечером миссис Харрис позвонила в дверь миссис Баттерфилд, будучи в состоянии возбуждения. Щечки-яблочки были куда румянее обычного, а маленькие глазки горели просто каким-то электрическим светом. По всему было видно, что её охватило «предчувствие», и это предчувствие влекло её сегодня на собачьи бега в Уайт-Сити - и она хотела, чтобы миссис Баттерфилд отправилась с ней.
- Проветриться хочешь, милочка? - обрадовалась миссис Баттерфилд. - Признаться, я и сама не прочь немножко прогуляться. Как твои сбережения?
От волнения голос миссис Харрис слегка охрип.
- Я накопила уже двести пятьдесят фунтов. Если их удвоить - я куплю свое платье уже на следующей неделе.
- Удвоить - или потерять, милочка? - озабоченно переспросила миссис Баттерфилд, верная своему пессимизму и всегда предпочитавшая смотреть на жизнь с теневой стороны.
- У меня предчувствие, - прошептала миссис Харрис. - Пошли - я плачу! Миссис Харрис ощущала не просто предчувствие, а, скорее, послание свыше.
Утром она встала с чувством, что наступил её счастливый день, что сегодня Бог взирает на неё с небес дружелюбно и с обещанием содействия.
Надо сказать, что миссис Харрис познакомилась с Богом ещё девочкой в воскресной школе, и с тех пор она сохраняла представление о Всевышнем как о чём-то среднем между нянюшкой, полисменом, магистратом и Санта Клаусом: всемогущеё существо с довольно изменчивым характером, но всегда интересующееся делами миссис Харрис. Она же всегда могла сказать, какое настроение сегодня преобладает у Всевышнего по тому, что происходит с ней лично. Она безропотно принимала кару, если чувствовала, что вела себя не вполне хорошо - принимала её, как приговор суда. Если же миссис Харрис вела себя примерно, она ожидала заслуженной награды; в несчастьях она просила о помощи - и ожидала её; а если ей везло, она была готова разделить успех с Господом. Иегова был её личным другом и защитником, хотя ей приходилось быть с Ним настороже, как если бы Он был старым джентльменом, подверженным время от времени необъяснимым приступам непростительных шалостей.
Так вот, в то утро миссис Харрис проснулась с чувством, что с ней должно случиться нечто очень хорошее; она была уверена, что это нечто непременно связано с её желанием обладать вожделенным платьем - что сегодня Он поможет ей приблизиться к своей мечте.
Весь день, пока миссис Харрис чистила, мыла, протирала и мела, она старалась настроить себя на прием новых сообщений свыше, дабы узнать, в какой форме ей будет явлена обещанная награда. Когда же она добралась до квартиры мисс Памелы Пенроуз (которая как всегда пребывала в состоянии хаоса - квартира, разумеется... впрочем и хозяйка тоже), среди прочего барахла на полу обнаружился вчерашний выпуск «Ивнинг Стандарт» - миссис Харрис просмотрела его и обнаружила сообщение о том, что сегодня в Уайт-Сити состоятся собачьи бега. Вот оно! Сообщение было принято и расшифровано. Оставалось лишь угадать собаку и сумму ставки, затем забрать выигрыш - и сразу в Париж!
Ни миссис Харрис, ни миссис Баттерфилд не были новичками в раю Уайт-Сити, но в этот вечер мизансцена, которая в обычных условиях взволновала бы их - овал трека, залитый электрическим светом, жужжание бегущего по треку механического зайца, летящие за ним собаки, толпы на трибунах и у касс - была лишь средством, ведущим к заветной цели. Надо сказать, что к этому моменту и миссис Баттерфилд заразилась лихорадочным возбуждением подруги, и семенила теперь в кильватере миссис Харрис - от трека к кассам, от касс к треку и обратно, без единого слова протеста. Они даже не заглянули в буфет ради обычной чашки чая и сосиски с булочкой - вот как обе дамы были захвачены предстоящим событием и желанием настроиться на подсказки свыше.
Они искали подсказку в списках участников, они разглядывали их самих - длинные, узкие, жилистые животные; подруги держали ушки на макушке, чтобы не пропустить ни капли информации, - это была последняя предосторожность, которая бывает так важна для достижения результата...
Стиснутая в толпе возле загончика, где выводили участников четвёртого забега, миссис Харрис прислушивалась к разговору двух джентльменов спортивного вида. Первый из них сосредоточенно ковырял в ухе мизинцем и в то же время рассматривал программку.
- Значит, От Кутюр.
Второй джентльмен, углубленный в аналогичные исследования недр своего носа, глянул на собак и отозвался:
- Номер шесть. А что эта чертовня значит - «От Кутюр»?
Первый джентльмен оказался начитанным.
- Это французская сука, - объяснил он, вновь, заглянув в программку. - Владелец Марсель Дюваль. Вообще не уверен, но, по-моему, «от кутюр» - это что-то насчет платьев и мод, или как-то так.
Миссис Харрис и миссис Баттерфилд ощутили, как ледяные мурашки пробежали по их спинам. Они посмотрели друг на друга. Сомнений нет - вот оно. Они посмотрели на свои программки: да, вот имя собаки - «От Кутюр», владелец француз, ещё кое-что из родословной... А табло сообщило, что ставки на От Кутюр - пять к одному
- Скорее! - воскликнула миссис Харрис, рванувшись к окошку кассы. Она рассекала волны людского моря, словно эсминец, ведущий могучий линкор - миссис Баттерфилд.
Задыхаясь, подруги ошвартовались у кассы.
- Что ты поставишь, милочка - пятёрку? - пропыхтела миссис Баттерфилд.
- Пятерку?! - фыркнула миссис Харрис. - Это с таким-то указанием?! Ну нет! Полсотни!
Услышав эту цифру, миссис Баттерфилд едва не лишилась чувств. Бледность захватила один за другим все три её подбородка, её затрясло от волнения.
- Пя-пя-пятьдесят... - шепотом, на случай, если кто-то услышит о таком безрассудстве, еле выговорила она. - Пятьдесят фунтов!!!
- При ставке пять к одному это будет двести пятьдесят фунтов, - спокойно объяснила миссис Харрис.
Наконец, миссис Баттерфилд пришла в себя и к ней вернулся её нормальный пессимизм.
- Но если она проиграет?..
- Она не проиграет, - невозмутимо отрезала миссис Харрис. - Как она может проиграть?
Тут они добрались до окошечка кассы, и глаза миссис Баттерфилд едва не вылезли из орбит, когда миссис Харрис открыла свою потёртую коричневую сумочку, извлекла кошелек и объявила:
- Пятьдесят фунтов на Атку Тьюр, шестой номер, на выигрыш. Кассир механически повторил:
- От Кутюр, номер шесть, пятьдесят на выигрыш, - и затем, поражённый суммой, наклонился, чтобы посмотреть сквозь проволочную сетку на игрока, который делает столь крупную ставку. Его глаза встретились с блестящими голубыми бусинками глаз миссис Харрис, и явление маленькой уборщицы исторгло у него восклицание «Господи боже!» - которое он поспешно дополнил пожеланием: «Удачи вам, мадам», - и протянул в окошечко билет. Недрогнувшей рукой миссис Харрис приняла его - а вот миссис Баттерфилд вздрогнула, будто это была готовая ужалить змея. И подруги направились к треку, намереваясь лицезреть обещанное чудо.