Кровь и детали
Литература (и поэзия в том числе) - это искусство непрямой речи. Речь, высказывание надо затруднить, как писали Выгодский и Эйхенбаум. Прямая мысль - плоска, одностороння. И декор немотивированности, загадочности требуется, чтобы поднять ее над этой односторонностью. Мысли нужна избыточность и образная броня, чтобы прорваться через пустыню банальности и, не расплескав потенциальной истинности, дойти до реципиента. Который, со своей стороны, расколдовав ее (на свой лад), справедливо считал бы это собственной заслугой и приобретением. Тогда мысль стала бы его мыслью, а не праздной мыслью автора. Образность, фантазия - это магические приспособления мысли, с которыми она пускается в приключение, о последствиях которого «нам не дано предугадать».
Блюдо мысли должно быть вкусным, иначе его не хочется есть. В нем должен быть хмель первозданности, впервые употребленного порядка слов, сразу меняющего картину мира. Собственно, это и называется стилем. И читатель ценит не прямой смысл, а собственные ассоциации, порожденные смело расставленными словами, как будто выдавшими какую-то тайну. От этих ассоциаций и происходит «затаенный эффект», не всегда просчитываемый автором.
Но непрямая речь литературы это не только стиль - но и сам сюжет. И тут надо помнить, что все, что мы называем настоящей беллетристикой, есть выдумка. Автор не переживал того, что описывает, не был в этих местах и ситуациях - или все это было в других объемах. Это не его опыт, он обманывает нас. Реальное искажено в угоду сюжету, преувеличено, искусственно подсвечено, как в кино, обогащено заманчивыми деталями, заимствованными из чужого арсенала.
Воображение - вещь хорошая, но меня как-то перестали интересовать сказки. Фольклорные - да, но не авторские, и не для взрослых. К чему мне выдумки автора? Вряд ли он выдумает так, что сумеет меня удивить. Все равно самым ценным в его «труде» будет пласт личного опыта, а не декорация вокруг него, не грим, который автор щедро намазывает на себя, пытаясь изобразить собственного героя, выдать себя за другого, красивого, смелого, умного и т.д. Автор подменяет сущность происходящим, прячется за персонажами, мистифицирует свою потаенную проблему, а я этого не люблю. Автор должен показать мне свою кровь, а не кровь героев. Она, как известно, лишь клюквенный сок.
Имея известный талант, можно написать сорок романов, полных диких страстей, почти не выходя из кабинета. А можно прожить жизнь, которую будет интересно описать, опыт которой будет несомненно полезен. Чем экстремальнее опыт - тем интереснее. Но если мы берем за основу жизни опыт выдуманного героя - как мы можем однажды серьезно опешиться!
Умка как-то призналась, что считает дневники лучшей литературой. И тот жанр, которым я все чаще и по мере сил пользуюсь - это беллетризованный дневник, это беллетристика факта. Это протокол того, как драма развивалась на самом деле, а не так, как, прибегая к разнообразным условностям, ее развитие изображает классическая литература. Писать так - это рисковать писать без условностей. Это тяжелее читать, зато ты можешь быть уверен, что тут почти на 100% правда, во всяком случае, как она была увидена одной из сторон «конфликта».