"Литература нон-фикшн в рецензиях и книжных обзорах 2023 года" Ольги Балла в "Знамени", № 2' 2024
И перекрестишься на портрет Энгельса
Это только кажется, что о нон-фикшне, о «невыдуманном» критикам писать проще, чем о художественных текстах, поскольку невыдуманное, будучи прямым высказыванием, якобы проще устроено.
Во-первых, ничуть не проще - там всего лишь иная сложность, во-вторых, именно в силу этого интеллектуальная литература (речь у нас сегодня главным образом об этой разновидности нон-фикшна) реже художественной становится предметом основательного и нетривиального рецензирования на страницах периодики, адресованной широкому кругу читателей-неспециалистов. Тем интереснее обратить на нее внимание и подумать над тем, какие существуют способы говорить о сложном не на узкопрофессиональном языке с коллегами, но на общечеловеческом - со всеми.
Книжная полка Дмитрия Бавильского // Новый мир. - 2023. - № 5.
Дмитрий Бавильский - один из немногих критиков, пишущих о сложном интеллектуальном нон-фикшне не только систематически, но именно для широкой аудитории и с общечеловеческих позиций. Новомирская же «книжная полка» как жанр критического высказывания вообще интересна тем, что позволяет проследить персональные читательские, а тем самым и мыслительные траектории своих авторов.
На своей прошлогодней полке Бавильский собрал книги по истории и теории литературы и культуры (из этого сложноинтеллектуального ряда выбивается одна только автобиографическая книга Льва Кузьминского «Привет, заморыши!», но и она как будто нонфикшн, ну то есть, скорее, автофикшн), объединяемые, по его мысли, неформатностью подходов к предмету и расширяющие, таким образом, «знание не только о самом предмете, но и о способах его описаний».
«Полка», как и заведено в этом жанре, личностная, пристрастная и субъективная: в связи с обсуждаемыми книгами Бавильский говорит о том, чего и почему ищет в них именно он (читая книгу Елены Соловьевой о театре Николая Коляды: «Большую часть постановок, о которых говорит Соловьева, я не видел, отчего же мне все равно интересно про них читать?»).
Так, причиной взять в руки очередной опус Питера Акройда «История Англии. Расцвет империи: от битвы при Ватерлоо до бриллиантового юбилея королевы Виктории» - вопреки тому, что «предыдущие беллетризованные истории» того же автора разочаровали его «нарочитой заочностью тем и их исполнений» - стало желание понять, из чего состоит таинственное и ускользающее от окончательного понимания «вещество викторианства» (неважно, что «четкого ответа» на волнующий вопрос Акройд как будто не дает, - по крайней мере приближение к такому ответу Бавильский у него вполне вычитывает; а кроме того, с тем же вопросом он обращается и к книге Стивена Маркуса «Другие викторианцы: Исследование сексуальности и порнографии в Англии середины XIX века», но тут, похоже, внятного ответа точно не обретает).
Едва ли не больше, чем на тему каждой из книг, он обращает внимание и на устройство мышления их авторов, и на их язык, и на «темп и качество подачи информации», и на способы анализа материала, и на характерные приемы привлечения читателя - там, где таковые вообще имеются. Он помещает обсуждаемые книги в весьма широкие контексты: обращает внимание, например, на то, что еще, на его взгляд, интересного выпустило то же издательство; чем вообще важен автор, высказавшийся в книге по какому-то вопросу.
Сделано на АМЗ © paslen.iMGSRC.RU
Но более того: ничуть не меньше внимания Бавильский обращает и на то, как все это прочитывает лично он (читая о медленном прогрессе британского общества в XIX веке, говорит: «Проведешь параллель с положением дел в тогдашней России, еще не отменившей крепостного права, да и перекрестишься на портрет Энгельса») и ставит читаемое в контексты не просто широкие, но и заведомо далекие от авторов книг, зато близкие самому читателю (коллективная монография «Достоевский во Франции» напоминает ему «реферативные журналы советской поры, вроде “Диапазона”», в «перекрестной биографии» Жиля Делеза и Феликса Гваттари он усматривает аналогию с «Войной и миром»).
Он вообще обильно ссылается на личный опыт, говорит даже о своем чувственном впечатлении от внешнего вида некоторых книг, как, например, в случае монографии Татьяны Синецкой о композиторах Южного Урала. Для критических текстов, даже если они просто обзоры, такое как будто совсем не обязательно, - но в данном случае за этим явно стоит культурологическая, даже антропологическая концепция. Таким образом Бавильский показывает, что человек на самом деле читает и мыслит всем своим опытом, всей своей биографией в целом, и для понимания читаемого способно пригодиться, в принципе, что угодно.
Прекрасно владея разного рода гуманитарным теоретическим инструментарием, Бавильский, что нетипично для сложных интеллектуалов и характерно для него самого, изъясняется о предметах своего внимания разговорной речью: автор книги о межвоенном сюрреализме Хэл Фостер «задвинут на психоанализе», а у каждого из его героев - Бретона, Дали, Эрнста, Джакометти, де Кирико - «свои тараканы». И это - один из способов говорить о сложном с неспециалистами, как бы убирая дистанцию, представляя сложное как общечеловеческое и повседневное. Почему бы и нет?
Александр Чанцев. Пространство для Бытия // Дружба народов. - 2023. - № 12.
Нечто сопоставимое с тем, чем занимается на своей «полке» Бавильский в его поисках неформатных подходов, делает в «Дружбе народов» Александр Чанцев, посвятивший в своей авторской рубрике целую серию материалов «альтернативным подходам к духовному поиску, оригинальным представлениям о религиозном», один из выпусков которой мы рассмотрим сегодня. И да, это тоже довольно личная рубрика, - Чанцев пишет в ней о том, что так или иначе отвечает на его собственные внутренние запросы. Рецензирование для него - одна из полноценных форм собственного философского мышления.
В обозреваемых книгах Чанцев обращает внимание на неожиданное, нетипичное, несоответствующее характерным представлениям - включая его собственные. Так, оценив учения New Age как «пресные и безвкусные» «поп-дайджесты традиционных религий» и уж совсем было соглашаясь с тем, что у создателя очередного из них, Экхарта Толле, «мировой звезды в категории духовных учителей», «то же самое», - он пишет о недавно изданной у нас второй книге Толле «Новая земля. Пробуждение к своей жизненной цели» именно потому, что тот - при всех своих типичностях - нетипичен («Во-первых, в его книгах нет ни грана суровой соли ригоризма гуру и патоки блаженного обращенного. Во-вторых, с посылами его работ трудно не согласиться»).
Выявляя глубокую и множественную вторичность идей своего героя и отмечая притом изрядную его популярность, Чанцев стремится «не столько разделить, сколько понять» ее природу. Похоже, ему это удается: «Смиренный, крайне терпимый и действительно светлый учитель, он [Толле. - О.Г.] своей фигурой и просто манерой подачи мыслей являет пример того, что да, из дьявольской ловушки современной цивилизации можно и выпрыгнуть. Во всяком случае, попытаться (стоит)».
Мысль, к которой в своей книге «Смысл жизни. Коротко о главном» приходит американский философ Предраг Чичовачки, оригинальностью уж точно не отличается: «Когда мы становимся посредниками между идеальным и реальным мирами, смысл жизни попросту вливается в нас через творческое преобразование нашей жизни и мира вокруг». Не оспаривая неоригинальности этого вывода и справедливо полагая, что он «крайне прост», Чанцев, однако, считает, что он же и «многотруден»; рецензируемый же автор привлекает его междисциплинарностью письма, сочетанием «различных страновых парадигм» - от Достоевского до Канта, от Артура Шопенгауэра и Мирчи Элиаде до Альберта Швейцера и Антони Гауди, а также вниманием не только к идеям предшественников, но и к тому, как те воплощали их в жизни.
У Чичовачки Чанцев обнаруживает много общего с Толле, вплоть до текстуальных совпадений - и связывает это прежде всего с тем, что оба они, по существу, воcпроизводят общие места западной культуры, включая заимствованое ею для своих нужд из культур восточных; но также и с тем, что оба действительно улавливают нечто в реальном состоянии мира.
А далее Чанцев делает совсем неожиданный (на первый взгляд) шаг, объединяя в рамках одного рассуждения несомненно религиозных мыслителей, занятых духовными поисками в их вполне классическом смысле, с автором книги «Космология духа. Избранные произведения о культуре, разуме и будущем Человека», убежденным материалистом, марксистом Эвальдом Ильенковым (который, впрочем, именно будучи очень-очень последовательным, в конце концов, по Чанцеву, преодолевает материализм - приходит «к таким визиям, которые скорее встретишь или у натурфилософов, или уж у духовидцев, Николая Федорова и Даниила Андреева»; рецензенту видится тут «весь религиозно-мистический спектр мировых интуиций о посмертном»).
Всех героев обзора в глазах Чанцева объединяет, помимо - прежде? - прочего, безусловная неудовлетворенность актуальным состоянием мира и человека, которую разделяет и он сам, как и представление о том, что это состояние (и зацикленность человека на собственном «я» и его целиком посюсторонних, прагматических, потребительских целях) непременно должно быть преодолено.
Далее читать здесь: https://magazines.gorky.media/znamia/2024/2/i-perekrestishsya-na-portret-engelsa.html
Мою книжную полку читать тут: https://nm1925.ru/articles/2023/05-2023/knizhnaya-polka-dmitriya-bavilskogo/
Пространство для Бытия Александра Чанцева: https://magazines.gorky.media/druzhba/2023/12/prostranstvo-dlya-bytiya.html