Брюс всемогущий
Погода опять отказалась меняться: время от времени, локальными ожогами, проступает солнце, но, в основном, весь оперативный простор окоёма загружен тяжёлыми грозовыми облаками, похожими на карту России.
Течения крайне подвижные, как во время смены циклонов и антициклонов, когда одна погода уходит, а другая, вроде, стремится заступить на её место в непочётном карауле, но застревает где-то по пути, разбазаривая остатки средств на глубоко провинциальные районные центры, типа Сима или Уйского.
Точнее так: на улице холодно, лето окончательно рассосалось, хотя какие-то движения в сторону тепла (и ослепительно яркий свет на закате, вот как сейчас) намекают, что ещё не всё потеряно. Но через полчаса вновь наступают тучи, мерящиеся друг с другом объёмами, рубенсом форм, целлюлитами поверхностных складок, точно подправленных с помощью фотофильтра повышенной резкости.
Если в жару дом (квартира, комната и всё, что в ней) как бы тонет в тепле, покоясь на дне дна, то в холодные дни он, точно корабль, плывёт, неся в себе тепло, свет и уют (дополнительные запасы уюта в трюме). И если смотреть из окон второго этажа вниз, то деревья бушуют как волны, кипят и пенятся.
Из-за этой истерики прозрачности, стеклянной тишины и стеклярусной меланхолии, особенно отчётливо чувство заброшенности и окраины - раз уж мы здесь в этом погодном нигде, внутри вакуоли, на границе города и года, области низин атмосферных давлений и особенной уральской отмороженности от всего, что вокруг. Иначе же никак не останешься трезвым.
Все облака, разумеется, про Тьеполо. Хотя у меня по плану сегодня была глава уже не про него, но про Веронезе и, конечно, я её написал, но меня отвлекали. И это было весьма по-чердачински, то есть, очень смешно - когда смех оплетает твои обстоятельства диким плюющем, несмотря ни на что.
Несмотря ни на что: так как тянешься к культурке-литературке, а тебя посылают на рыбой в "Изумруд", поскольку младенец, которого Лена сегодня водила в парикмахерскую, походя попросил рыбы. Нужна без косточек. Пока Полина учила математику в соей комнате, метнулся к Областной больнице.
В "Изумруде" сырка не было. Судака тоже. Был сиг. "Сигушка", как назвала его продавщица. Я даже не сразу понял о чём она. Фигушка? Быстро, гордый покупкой, нырнул в нору маршрутки, чтобы скорее вернуться к компу, записать важное в главу о "Анджело-Раффаэле", переставшую меня устраивать", но просчитался.
Отец откачивает воду из подвала (дожди же). Вернулся с дежурства, немного отдохнул и впрягся наводить порядок. Обычно он не дежурит, старый же, но все врачи в отпусках, дежурить некому. На свой день рождения (накануне его) отец дежурил, так как врач, который должен был выйти на дежурство, пропал и не отвечал по телефону. Когда до него дозвонились, он оказался в Крыму. Просто у него начался отпуск, а он никого не предупредил. Ну, или предупредил, но не тех. В общем, та ещё история: отец поехал на приём (на пару часов), а остался в отделении до утра.
Сегодня он откачивает воду. Отказать невозможно. Тем более, что он просто просит найти в одном из гаражей тачку. Гаражей три. Выдаёт ключи к каждому, "возьми в крайнем". Гаражи плохо открываются. Облака, похожие на утопающие аэростаты, таранят толщу. Я иду за молотком. Разумеется, тачка оказывается в самом последнем.
Тут, после парикмахерской и дневного дна выходит Данель. Забирает у меня молоток. "В лунном сиянье свет серебрится": песня эта у меня теперь навсегда ассоциируется с Данелем и этим летом. В младенчестве Данель засыпал только под эту песню, отныне имеющую на него магнетическое воздействие. Он пропитан этой песней, её завораживающей, от многократных повторений, психоделией.
Он никогда не видел снег и не знает, что такое "троечка мчится". Уверен, что словосочетание "в лунном сиянии" для него тоже нагромождение словесной слюды, однако, дня не проходит, чтобы он не взял маму за руку и, заглядывая в глаза, не попросил бы "тын-тын".
"Тын-тын" - это не какие-то там "тыц-тыц", но "дин-дин-дин, колокольчик звенит", я пытался объяснить ему сюжет, но Данельке даже мультики по телевизору редко интересны, у него свой лексикон.
Сейчас он, вместе с Полиной, которая закончила заниматься математикой (точнее, отсиживаться в моей комнате за закрытыми дверьми) ломился к отцу (своему деду) в комнату. Дед, наконец, добрел до кабинета и закрыл за собой дверь, на которую тут же лег отсвет заката, ставшего регулярным после пересечения границы окна и жалюзи.
Было смешно, оттого, что Данель ломился к деду, как всегда, на пределе громкости (в руках пластмассовый грузовик), Пося его оттаскивала, но не справлялась, пока, вишенкой на торте, рядом с дверью не нарисовалась кошка. Котёнок. Они все крайне эффектно смотрелись в этом полосатом солнечном свете, который втёк в спальню после того, как дед открыл дверь. Кошке три месяца, то есть, всё то же самое, но только "в профиль", они друг друга стоят.
Пока я записывал эту сцену, вся гоп-компания скатилась по лестнице в подвал, откуда сначала раздавались звуки пинг-понга (Полина отвлекает брата от его темперамента, заложником которого он является сам и, соответственно, все мы тоже), затем расстроенного пианино (подарок прадедушки долгие годы стоял в углу привидением каким-то, пока им не занялся музыкальный, тын-тын, правнук).
Бабушка хороводится вместе с детьми, вместо того, чтобы жарить рыбу. Сейчас я слышу как одним пальцем она импровизирует на тему песни "город нашей славы трудовой…"
И точно: под влиянием звучащих нот голос Данеля становится тише, он больше не кричит сестре "Не ходи туда", но участвует в общем музыкальном движении. В него, правда, вплетаются звуки рассерженного телевизора, который Лена смотрит, работая на первом этаже. В отличие от отца, она слушает ТВ на минимальной скорости, так что ей можно.
С утра отец снова уходит на сутки. У меня по плану завтра продолжение нарратива в первой части ("МВ")
"Дань, вставай с горшка", только что отчётливо произнесла Лена и прокричала, уже обращаясь ко мне: "Пельмени готовы".
Спускаясь, первой вижу Полину за гладильной доской. Она гладит бельё, не отрываясь от Джима Керри в телевизоре.
Облака летят над нашей зоной хатой.
Течения крайне подвижные, как во время смены циклонов и антициклонов, когда одна погода уходит, а другая, вроде, стремится заступить на её место в непочётном карауле, но застревает где-то по пути, разбазаривая остатки средств на глубоко провинциальные районные центры, типа Сима или Уйского.
Точнее так: на улице холодно, лето окончательно рассосалось, хотя какие-то движения в сторону тепла (и ослепительно яркий свет на закате, вот как сейчас) намекают, что ещё не всё потеряно. Но через полчаса вновь наступают тучи, мерящиеся друг с другом объёмами, рубенсом форм, целлюлитами поверхностных складок, точно подправленных с помощью фотофильтра повышенной резкости.
Если в жару дом (квартира, комната и всё, что в ней) как бы тонет в тепле, покоясь на дне дна, то в холодные дни он, точно корабль, плывёт, неся в себе тепло, свет и уют (дополнительные запасы уюта в трюме). И если смотреть из окон второго этажа вниз, то деревья бушуют как волны, кипят и пенятся.
Из-за этой истерики прозрачности, стеклянной тишины и стеклярусной меланхолии, особенно отчётливо чувство заброшенности и окраины - раз уж мы здесь в этом погодном нигде, внутри вакуоли, на границе города и года, области низин атмосферных давлений и особенной уральской отмороженности от всего, что вокруг. Иначе же никак не останешься трезвым.
Все облака, разумеется, про Тьеполо. Хотя у меня по плану сегодня была глава уже не про него, но про Веронезе и, конечно, я её написал, но меня отвлекали. И это было весьма по-чердачински, то есть, очень смешно - когда смех оплетает твои обстоятельства диким плюющем, несмотря ни на что.
Несмотря ни на что: так как тянешься к культурке-литературке, а тебя посылают на рыбой в "Изумруд", поскольку младенец, которого Лена сегодня водила в парикмахерскую, походя попросил рыбы. Нужна без косточек. Пока Полина учила математику в соей комнате, метнулся к Областной больнице.
В "Изумруде" сырка не было. Судака тоже. Был сиг. "Сигушка", как назвала его продавщица. Я даже не сразу понял о чём она. Фигушка? Быстро, гордый покупкой, нырнул в нору маршрутки, чтобы скорее вернуться к компу, записать важное в главу о "Анджело-Раффаэле", переставшую меня устраивать", но просчитался.
Отец откачивает воду из подвала (дожди же). Вернулся с дежурства, немного отдохнул и впрягся наводить порядок. Обычно он не дежурит, старый же, но все врачи в отпусках, дежурить некому. На свой день рождения (накануне его) отец дежурил, так как врач, который должен был выйти на дежурство, пропал и не отвечал по телефону. Когда до него дозвонились, он оказался в Крыму. Просто у него начался отпуск, а он никого не предупредил. Ну, или предупредил, но не тех. В общем, та ещё история: отец поехал на приём (на пару часов), а остался в отделении до утра.
Сегодня он откачивает воду. Отказать невозможно. Тем более, что он просто просит найти в одном из гаражей тачку. Гаражей три. Выдаёт ключи к каждому, "возьми в крайнем". Гаражи плохо открываются. Облака, похожие на утопающие аэростаты, таранят толщу. Я иду за молотком. Разумеется, тачка оказывается в самом последнем.
Тут, после парикмахерской и дневного дна выходит Данель. Забирает у меня молоток. "В лунном сиянье свет серебрится": песня эта у меня теперь навсегда ассоциируется с Данелем и этим летом. В младенчестве Данель засыпал только под эту песню, отныне имеющую на него магнетическое воздействие. Он пропитан этой песней, её завораживающей, от многократных повторений, психоделией.
Он никогда не видел снег и не знает, что такое "троечка мчится". Уверен, что словосочетание "в лунном сиянии" для него тоже нагромождение словесной слюды, однако, дня не проходит, чтобы он не взял маму за руку и, заглядывая в глаза, не попросил бы "тын-тын".
"Тын-тын" - это не какие-то там "тыц-тыц", но "дин-дин-дин, колокольчик звенит", я пытался объяснить ему сюжет, но Данельке даже мультики по телевизору редко интересны, у него свой лексикон.
Сейчас он, вместе с Полиной, которая закончила заниматься математикой (точнее, отсиживаться в моей комнате за закрытыми дверьми) ломился к отцу (своему деду) в комнату. Дед, наконец, добрел до кабинета и закрыл за собой дверь, на которую тут же лег отсвет заката, ставшего регулярным после пересечения границы окна и жалюзи.
Было смешно, оттого, что Данель ломился к деду, как всегда, на пределе громкости (в руках пластмассовый грузовик), Пося его оттаскивала, но не справлялась, пока, вишенкой на торте, рядом с дверью не нарисовалась кошка. Котёнок. Они все крайне эффектно смотрелись в этом полосатом солнечном свете, который втёк в спальню после того, как дед открыл дверь. Кошке три месяца, то есть, всё то же самое, но только "в профиль", они друг друга стоят.
Пока я записывал эту сцену, вся гоп-компания скатилась по лестнице в подвал, откуда сначала раздавались звуки пинг-понга (Полина отвлекает брата от его темперамента, заложником которого он является сам и, соответственно, все мы тоже), затем расстроенного пианино (подарок прадедушки долгие годы стоял в углу привидением каким-то, пока им не занялся музыкальный, тын-тын, правнук).
Бабушка хороводится вместе с детьми, вместо того, чтобы жарить рыбу. Сейчас я слышу как одним пальцем она импровизирует на тему песни "город нашей славы трудовой…"
И точно: под влиянием звучащих нот голос Данеля становится тише, он больше не кричит сестре "Не ходи туда", но участвует в общем музыкальном движении. В него, правда, вплетаются звуки рассерженного телевизора, который Лена смотрит, работая на первом этаже. В отличие от отца, она слушает ТВ на минимальной скорости, так что ей можно.
С утра отец снова уходит на сутки. У меня по плану завтра продолжение нарратива в первой части ("МВ")
"Дань, вставай с горшка", только что отчётливо произнесла Лена и прокричала, уже обращаясь ко мне: "Пельмени готовы".
Спускаясь, первой вижу Полину за гладильной доской. Она гладит бельё, не отрываясь от Джима Керри в телевизоре.
Облака летят над нашей зоной хатой.