Жизнь в постмодерне
Наши предки держат нас за горло железной хваткой, всё более исходясь бесчисленными объёмами культурного текста. Они легли на нас в буквальном смысле мёртвым грузом. - Мы сперва смотрим назад, а уже после живём, - а после вновь смотрим назад, лишённые самих себя, и лишённые своих предков внутри себя, но преследуемые их бледными и пугающими призраками в текстовом обличье. И наше значение неумолимо падает день ото дня. Клубок жизни всё более сдувается, разматываясь, вновь и вновь, километрами текстов.
Быть может, постмодерн является лишь своего рода самоочищением жизни, переходом к некоей "новой наивности", к забвению догматики текста. Жизнь - это утверждение, текст - это отрицание, постмодерн - это отрицание отрицания, самопреодоление текста и следующая ступень жизни. Текст присутствует, но он обезопашен, он не имеет определяющего влияния, и жизнь вновь обрела право голоса. Жизнь пишет свой текст, пользуясь всеми его преимуществами, но она при этом не посягает на другой текст и другую жизнь. Расставание с гегемонией текста, безусловно, - это боль и утрата. Но и рождение на свет тоже - боль и утрата.
Отрицательный момент во всём этом: по-прежнему недостаёт солидарности, близости. Отчуждение.
Быть может, постмодерн является лишь своего рода самоочищением жизни, переходом к некоей "новой наивности", к забвению догматики текста. Жизнь - это утверждение, текст - это отрицание, постмодерн - это отрицание отрицания, самопреодоление текста и следующая ступень жизни. Текст присутствует, но он обезопашен, он не имеет определяющего влияния, и жизнь вновь обрела право голоса. Жизнь пишет свой текст, пользуясь всеми его преимуществами, но она при этом не посягает на другой текст и другую жизнь. Расставание с гегемонией текста, безусловно, - это боль и утрата. Но и рождение на свет тоже - боль и утрата.
Отрицательный момент во всём этом: по-прежнему недостаёт солидарности, близости. Отчуждение.