(no subject)
Сразу в нескольких вещах у Довлатова (напр., в "Заповеднике") мелькает загадочное выражение "звукопись ремизовской школы". Видимо, репутация Алексея Михайловича как знатока и воскресителя языка сыграла свою роль. Определенная музыкальность в ремизовских текстах есть, он много использовал ритмические повторы и запевы, как в народных песнях. Однако звукопись... Разве только это можно назвать звукописью:
"Тогда ветренница, гром, град и стук растерзали бесовскую темность и черность, и изострились, излютились, всвистнули бесы татарским свистом, закрекотали, и под голку, крекот, зук и свист потянулись к князю - крадливы, пронырливы, льстивы, лукавы, поберещена рожа, неколота потылища, жаровная шея, лещевые скорыни, сомова губа, щучьи зубы, понырые свиньи, раковы глаза, опухлы пяты, синие брюхи, оленьи мышки, заячьи почки, и длинные и голенастые, как журавли, обступили князя, кривились, кричали и другие осьмнадцатипалые карабкались к князю и бесы, как черви - длинные крепкие руки, что и слона, поймав, увлекают в воду, кропотались, что лихие псы из-под лавки, - скрип! храп! сам шип!" (из рассказа "Едина ночь", сб. "Лимонарь, сиречь: Луг духовный").
Но и у Лескова можно встретить что-то подобное, и у кого только не. Кажется, это не примета ремизовской "школы": так не писали ни Замятин, ни Соколов-Микитов. Вопрос в том, насколько хорошо известны были тексты Ремизова Довлатову. Кажется, он совсем не был с ними знаком.
"Тогда ветренница, гром, град и стук растерзали бесовскую темность и черность, и изострились, излютились, всвистнули бесы татарским свистом, закрекотали, и под голку, крекот, зук и свист потянулись к князю - крадливы, пронырливы, льстивы, лукавы, поберещена рожа, неколота потылища, жаровная шея, лещевые скорыни, сомова губа, щучьи зубы, понырые свиньи, раковы глаза, опухлы пяты, синие брюхи, оленьи мышки, заячьи почки, и длинные и голенастые, как журавли, обступили князя, кривились, кричали и другие осьмнадцатипалые карабкались к князю и бесы, как черви - длинные крепкие руки, что и слона, поймав, увлекают в воду, кропотались, что лихие псы из-под лавки, - скрип! храп! сам шип!" (из рассказа "Едина ночь", сб. "Лимонарь, сиречь: Луг духовный").
Но и у Лескова можно встретить что-то подобное, и у кого только не. Кажется, это не примета ремизовской "школы": так не писали ни Замятин, ни Соколов-Микитов. Вопрос в том, насколько хорошо известны были тексты Ремизова Довлатову. Кажется, он совсем не был с ними знаком.