Христианство историческое и христианство эсхатологическое
Pr. Constantin Sturzu. Creştinism istoric şi creştinism eshatologic. 04.10.2013.
Как уже было объявлено на прошлой неделе, я намерен опубликовать серию статей на темы, чрезвычайно актуальные для современных христиан, используя в качестве «предлога» тексты или идеи русского философа Николая Александровича Бердяева. Прежде чем рассматривать первую из них, мне необходимо ответить на некоторые отклики от читателей на предыдущую статью об отношении Н. А. Бердяева к Православной Церкви. В своей автобиографии он обобщает свое понимание статуса верующего человека, который при этом обладает свободным мышлением: "Для меня характерно, что у меня не было того, что называют “обращением”, и для меня невозможна потеря веры. У меня может быть восстание против низких и ложных идей о Боге во имя идеи более свободной и высокой". Причем, не только как философ, но и как человек, находившийся внутри определенной конфессиональной общины, Н. А. Бердяев представлял собой "особый" случай. В отличие от писателя Л. Н. Толстого, который был отлучен от Русской православной церкви в 1901 году (и к которой не был возвращен и по сей день), Н. А. Бердяев отлучен не был, хотя и нередко полемизировал с православными богословами или духовенством.
О том эпизоде, вследствие которого он и сам был на шаг от отлучения от Церкви, он повествует в своей автобиографии "Самопознание", опубликованной на румынском языке в издательстве "Humanitas": "По поводу дела на Афоне, в котором принимала участие русская иерархия и дипломатия, я написал негодующую статью "Гасители духа", направленную против Св. Синода. У меня не было особых симпатий к имяславию, но меня возмущали насилия в духовной жизни и низость, недуховность русского Синода. Номер газеты, в которой была напечатана статья, был конфискован, а я отдан под суд по статье о богохульстве, которая карала вечным поселением в Сибири. Мой адвокат признал мое дело безнадежным. Дело откладывалось ввиду войны и невозможности вызвать всех свидетелей. Так оно оттянулось до революции, и революция прекратила это дело". В предисловии переводчицы этого издания на румынский язык Инны Кристя мы читаем, что в случае с имяславцами речь идет об осуждении "ереси, которая зародилась среди афонских монахов, проповедовавших, что Бог незримо присутствует в любом из божественных имен. Трагичность этой истории заключается в том, что против безоружных монахов была направлена армия".
Таким образом, с позиций "дежурного философа", а также чада Православной церкви, Н. А. Бердяев поднял ряд вопросов, над которыми нам следует задуматься. Он всегда обличал то, что называется христианством историческим, фарисейским, приспособленным к условиям мира сего и организованным по образцам, перенятым у государства, христианством, которое не уделяет должного внимания тому, что его роль состоит в приведении Царства Божьего к его исполнению. То, в чем он, по сути, упрекает церковь как институт (в том числе социальный), заключается в том, что в такой структуре становится возможной "объективация религиозной жизни, приспособление духа к социальным условиям", хотя в глубине она по-прежнему проявляется как жизнь духа. Такого рода объективация понимается Н. А. Бердяевым как адаптация "в высшей степени" к царству кесаря. Так, церковь в своей организации и конкретных проявлениях заимствует у мира сего - для Н. А. Бердяева это самое невыносимое. Она оказывается иерархией, которая проявляет свою власть не в свободе и любви, а в угрозах или принуждении, даже если они облечены в духовные одежды. Отвращение к любого рода авторитаризму особенно проявляется у русского философа тогда, когда он комментирует духовную узость некоторых «старцев» (духовников в русском пространстве России).
Что же делать со "счетами мира сего"?
Помимо опасности стать "историческим" русский философ видит еще одну угрозу для христианства - фарисейство. "Совершенно ошибочно было бы думать, что то восстание против фарисеев, которым полно Евангелие, относится к далекому прошлому, к учителям еврейского народа. Фарисейство есть вечный элемент, который играет огромную роль в жизни исторической Церкви, подавляет христианское богословие и христианскую мораль", - полагает Н. А. Бердяев. Для него фарисейство есть "охлаждение огня первоначального откровения, господство закона, формализма", это явление, которое повторяется во всех религиях. Это своего рода падение человека как многократное повторение его первого падения в Эдеме. Тот факт, что у человека есть эта тенденция к сведению живой духовной жизни к ряду правил, которые является признаком человеческой слабости перед тенденцией к отчуждению, экстериоризации духа и его «убийству» путем объективации. Ориентация на закон порождает такую этику, которая полностью "исполнима, но она бессильна бороться с помыслами и изменить внутреннее духовное состояние человека".
Те опасности, о которых Н. А. Бердяев упоминает выше, реальны. Как институт церковь обязана соблюдать законы государства и ряд внутренних правил. С одной стороны, если церковь ассимилируется с каким-либо учреждением (чаще всего типа неправительственной организации), существует риск совершенно формализовать отношения, которые связаны с миссионерской или пастырской составляющей (вспомните те случаи, когда священники хотят организовать профсоюз, или ситуации, в которых прихожане выступают против назначения другого священника вместо того, которого они хотят видеть). С другой стороны, в духовной жизни существует риск возникновения правил, подобных "прокрустову ложу", особенно вследствие неправильного толкования или абсолютизации некоторых канонов. Не говоря уже о возможности «злоупотребления властью» в некоторых монашеских общинах или в отношениях духовников со своим духовными чадами, когда послушание понимается как слепое выполнение приказов, а не исполнение в духе любви и доверия Божьей воли, которая открывается через конкретного духовного наставника.
Но выход из ситуации состоит не в том, чтобы отказаться от «мирских» аспектов Церкви (оставляя пространство для анархии sui generis), но в том, чтобы постоянно стремиться к одухотворению институциональной составляющей, используя ее в качестве средства приближения к Царству. Этого можно достигнуть путем назначения, особенно на различные ключевые посты, таких людей, которые ведут подлинную духовную жизнь (или, по крайней мере, имеют искреннее рвение в этом отношении). Нельзя окончательно отказаться от любого рода "системы", но и не намного удастся продвинуться вперед путем установления правил и процедур, вплоть до мельчайших подробностей, как бы хорошо они ни были бы продуманы. Именно человек может видеть разницу и содействовать непрерывному "претворению" (в евхаристическом смысле) исторического христианства в христианство эсхатологическое (т. е. ориентированное к вечности).
Для Н. А. Бердяева существует только один путь - мистического христианства вместо христианства исторически-повседневного, чрезмерно адаптированного к «посредственному уровню людей». Он видит, как в истории "христианство мистически шло по линии наибольшего сопротивления, по линии безумия для разума мира сего. И христианство исторически шло по линии наименьшего сопротивления, по линии приспособления к разуму и расчету мира сего, к языческой природе человека, к физическому плану жизни. Эта двойственность - великий соблазн, и она должна быть осознана и осмыслена" ("Смысл творчества"). Осознанию этого может способствовать и обращение к положению ранних христиан, которые все вместе ждали Второго пришествия Христа, т. е. пришествия Царства Божьего. Путем эсхатологической переориентации христианской веры возможно благотворное обновление не только для верующих, но и для всего мира. Мы будем размышлять над этими вопросами в следующих статьях.