"Щель", "Крыша" и завтрак Вертинского
Маленькое пространство между гостиницами «Астория» и «Англетер» долго мозолило глаза советским чиновникам. И наконец, в 70-х было принято революционное решение - сделать там, что-то типа бара или буфета. В народе из-за узости помещения оно сразу же получило название - «Щель».
Продолжаем воспоминания о ленинградских ресторанах вместе с художником Анатолием Белкиным и ресторатором Леонидом Гарбаром.
- Контингент в "Щели" был непростой, - зажмуривается от удовольствия Анатолий Павлович. Ему, похоже, и правда, удовольствие доставляют эти мемуары. - Или подполковники, полковники, генерал-майоры с барышнями. А порой - с коллегами, которые ставили серьезные портфели около столиков. Но бывала и другая публика: друзья директоров овощных баз, художники, в общем - богема.
А закуска там была одна. Свежайшая булка (батон), нарезанная. Она еще теплая была. И честный кусок осетрины горячего копчения с желтыми такими капельками жирка. Невероятно по советским временам честно нарезанный. Вот такой вот толщины, - говорит Белкин, показывая нам пальцами зазор в пару сантиметров. Мы, конечно, верим. И бутерброды с красной икрой. Все, - третьего было не дано.
С выпивкой тоже было все «изыскано». Наливали либо коньяк армянский. Иногда грузинский. Иногда, случалось и «Кизляр». Вторым напитком было шампанское. Горячего не было вообще - упаси господь! А главным архитектурным изыском там был черный потолок. И маленькие лампочки на нем светились, как звезды. Как символ чего-то недостижимого в советской жизни.
Если ты туда приводил барышню, она с тобой старалась дружить. Ясно было, что ты уже «состоялся» и тебе нечего доказывать. И брали обычно 150 коньячку и 50 шампанского. При этом надо сказать, что шампанское было чудовищное. Кошмар и ужас. Пить его было невозможно, но как-то, видите, выжили.
* * *
Другое классическое место Ленинграда - это был, конечно «Метрополь». Мы брали там одно и тоже. Бульон с пирожком - потому, что опохмеляет. Надо же в себя приходить. И котлета по-киевски. Была еще котлетка «Метрополь» из печени с салом. Но мы предпочитали по-киевски. Равной ей не было. Причем вопреки привычному рецепту она была без косточки, но на тарталетке. Иногда официанты, когда они тебя не знали, пытались надуть. Выносили на тарелке, театрально поднимали крышку, а там была вчерашняя разогретая котлетка. Это было видно сразу.
* * *
На месте, где сейчас «Невский палас» была гостиница «Балтийская». Здания, в которых располагается ныне этот 5-звездочный отель, имеют свою богатую и интересную историю. Оба они - творения известных мастеров XIX века. Главное здание (выходящее на Невский проспект 57), было построено в 1861 году в стиле неоклассицизма по проекту архитектора Артура Ланге. Второе (выходящее на Стремянную улицу 8) - на 27 лет раньше, в 1834 году, другим зодчим - Мартином Ланге. В нем и находился когда-то дом знаменитой актерской семьи Самойловых.
Исторические здания переживали разные времена и знали разных владельцев. Если до революции здесь звучала музыка, и в комнатах великого актера появлялись именитые гости - певцы, танцовщики, балетмейстеры - то после Великой октябрьской революции 1917 года о творчестве уже не шло и речи. С 1920 года здесь располагается гостиница «Гермес», которая позже, в 1957-м, переименовывается в «Балтийскую» и существует в таком виде до 1989 года.
Соседние дома не пережили превращения "Балтийской" в роскошный "Невский палас"
- А если войти во двор, - рассказывает Леонид Гарбар, - то справа там были жилые бараки, а слева был служебный вход. И поднявшись на второй этаж, ты попадал на «черный вход» ресторана ровно к его буфету. Это был внутренний буфет, где буфетчица продавала официантам алкоголь. И подойдя туда, ты мог либо купить что-тио с собой «на вынос». Либо там же «врезать». Это было гениально потому, что в 9 часов уже были закрыты все магазины. А ты мог спокойно заехать туда в 10 или 11 чтобы все купить.
* * *
И, наконец, незабываемую славу у всей ленинградской богемы 1950-70х оставила «Крыша» - ресторан в гостинице «Европейская». Одним из ее завсегдатаев был молодой Александр Галич - богатый и успешный. И вот Галич сидит завтракает, и видит - идет Вертинский. Он просто обалдел и подозвал знакомого официанта: «Быстро, быстро, давай накрой у меня за столом еще один прибор». Потом Галич встал, подошел к Вертинскому, представился.
А надо сказать, что после долгих скитаний за рубежом Вертинский вернулся на родину в 1943 году. Впрочем, из ста с лишним песен из его репертуара к исполнению в СССР было допущено не более тридцати, на каждом концерте присутствовал цензор. Концерты в Москве и Ленинграде были редкостью, на радио Вертинского не приглашали, пластинок почти не издавали, не было рецензий в газетах. Несмотря на огромную популярность певца, официальная советская пресса к его творчеству относилась со сдержанной враждебностью.
В последние годы он вполне отвечал советским властям взаимностью:
Александр Вертинский (начало 50-х)
- Я перебрал сегодня в уме всех своих знакомых и «друзей» и понял, что никаких друзей у меня здесь нет! Каждый ходит со своей авоськой и хватает в неё всё, что ему нужно, плюя на остальных. И вся психология у него «авосечная», а ты - хоть сдохни - ему наплевать! Ты посмотри эту историю со Сталиным. Всё фальшиво, подло, неверно. На съезде Хрущёв сказал: «Почтим вставанием память 17 миллионов человек, замученных в лагерях». Ничего себе?! Кто, когда и чем заплатит за «ошибки» всей этой сволочи?! И доколе будут измываться над нашей Родиной? Доколе? - писал Вертинский в 1956 году.
Так что для Галича тогда он был вполне культовой фигурой, вызывающей искреннее уважение:
- Для меня большое счастье, если вы сядете за мой стол, - поклонившись, сказал он Вертинскому.
- Ну, что ж, с удовольствием, - ответил певец.
И стол расцвел! Было утро - где-то полдвенадцатого. Но по мановению руки там появилась рыба горячего копчения, ростбиф, икра. Вертинский посмотрел на все это изобилие и подозвал официанта: «Любезный, будьте добры, бутерброд с сыром и стаканчик чайку». Галич ему подвигает угощения. - «Спасибо, спасибо», - отвечает тот.
Съел бутерброд с сыром, выпил чай. Кивнул официанту, расплатился и потом так небрежно ногтем пять копеек чаевых отодвинул. Поблагодарил молодого человека и ушел.
Онемевший Галич не сразу услышал вопрос официанта
- А кто это, Александр Аркадьевич, был-то?
- Да, это же Александр Вертинский!
- Не знаю такого, но сразу видно - барин!
Продолжаем воспоминания о ленинградских ресторанах вместе с художником Анатолием Белкиным и ресторатором Леонидом Гарбаром.
- Контингент в "Щели" был непростой, - зажмуривается от удовольствия Анатолий Павлович. Ему, похоже, и правда, удовольствие доставляют эти мемуары. - Или подполковники, полковники, генерал-майоры с барышнями. А порой - с коллегами, которые ставили серьезные портфели около столиков. Но бывала и другая публика: друзья директоров овощных баз, художники, в общем - богема.
А закуска там была одна. Свежайшая булка (батон), нарезанная. Она еще теплая была. И честный кусок осетрины горячего копчения с желтыми такими капельками жирка. Невероятно по советским временам честно нарезанный. Вот такой вот толщины, - говорит Белкин, показывая нам пальцами зазор в пару сантиметров. Мы, конечно, верим. И бутерброды с красной икрой. Все, - третьего было не дано.
С выпивкой тоже было все «изыскано». Наливали либо коньяк армянский. Иногда грузинский. Иногда, случалось и «Кизляр». Вторым напитком было шампанское. Горячего не было вообще - упаси господь! А главным архитектурным изыском там был черный потолок. И маленькие лампочки на нем светились, как звезды. Как символ чего-то недостижимого в советской жизни.
Если ты туда приводил барышню, она с тобой старалась дружить. Ясно было, что ты уже «состоялся» и тебе нечего доказывать. И брали обычно 150 коньячку и 50 шампанского. При этом надо сказать, что шампанское было чудовищное. Кошмар и ужас. Пить его было невозможно, но как-то, видите, выжили.
* * *
Другое классическое место Ленинграда - это был, конечно «Метрополь». Мы брали там одно и тоже. Бульон с пирожком - потому, что опохмеляет. Надо же в себя приходить. И котлета по-киевски. Была еще котлетка «Метрополь» из печени с салом. Но мы предпочитали по-киевски. Равной ей не было. Причем вопреки привычному рецепту она была без косточки, но на тарталетке. Иногда официанты, когда они тебя не знали, пытались надуть. Выносили на тарелке, театрально поднимали крышку, а там была вчерашняя разогретая котлетка. Это было видно сразу.
* * *
На месте, где сейчас «Невский палас» была гостиница «Балтийская». Здания, в которых располагается ныне этот 5-звездочный отель, имеют свою богатую и интересную историю. Оба они - творения известных мастеров XIX века. Главное здание (выходящее на Невский проспект 57), было построено в 1861 году в стиле неоклассицизма по проекту архитектора Артура Ланге. Второе (выходящее на Стремянную улицу 8) - на 27 лет раньше, в 1834 году, другим зодчим - Мартином Ланге. В нем и находился когда-то дом знаменитой актерской семьи Самойловых.
Исторические здания переживали разные времена и знали разных владельцев. Если до революции здесь звучала музыка, и в комнатах великого актера появлялись именитые гости - певцы, танцовщики, балетмейстеры - то после Великой октябрьской революции 1917 года о творчестве уже не шло и речи. С 1920 года здесь располагается гостиница «Гермес», которая позже, в 1957-м, переименовывается в «Балтийскую» и существует в таком виде до 1989 года.
Соседние дома не пережили превращения "Балтийской" в роскошный "Невский палас"
- А если войти во двор, - рассказывает Леонид Гарбар, - то справа там были жилые бараки, а слева был служебный вход. И поднявшись на второй этаж, ты попадал на «черный вход» ресторана ровно к его буфету. Это был внутренний буфет, где буфетчица продавала официантам алкоголь. И подойдя туда, ты мог либо купить что-тио с собой «на вынос». Либо там же «врезать». Это было гениально потому, что в 9 часов уже были закрыты все магазины. А ты мог спокойно заехать туда в 10 или 11 чтобы все купить.
* * *
И, наконец, незабываемую славу у всей ленинградской богемы 1950-70х оставила «Крыша» - ресторан в гостинице «Европейская». Одним из ее завсегдатаев был молодой Александр Галич - богатый и успешный. И вот Галич сидит завтракает, и видит - идет Вертинский. Он просто обалдел и подозвал знакомого официанта: «Быстро, быстро, давай накрой у меня за столом еще один прибор». Потом Галич встал, подошел к Вертинскому, представился.
А надо сказать, что после долгих скитаний за рубежом Вертинский вернулся на родину в 1943 году. Впрочем, из ста с лишним песен из его репертуара к исполнению в СССР было допущено не более тридцати, на каждом концерте присутствовал цензор. Концерты в Москве и Ленинграде были редкостью, на радио Вертинского не приглашали, пластинок почти не издавали, не было рецензий в газетах. Несмотря на огромную популярность певца, официальная советская пресса к его творчеству относилась со сдержанной враждебностью.
В последние годы он вполне отвечал советским властям взаимностью:
Александр Вертинский (начало 50-х)
- Я перебрал сегодня в уме всех своих знакомых и «друзей» и понял, что никаких друзей у меня здесь нет! Каждый ходит со своей авоськой и хватает в неё всё, что ему нужно, плюя на остальных. И вся психология у него «авосечная», а ты - хоть сдохни - ему наплевать! Ты посмотри эту историю со Сталиным. Всё фальшиво, подло, неверно. На съезде Хрущёв сказал: «Почтим вставанием память 17 миллионов человек, замученных в лагерях». Ничего себе?! Кто, когда и чем заплатит за «ошибки» всей этой сволочи?! И доколе будут измываться над нашей Родиной? Доколе? - писал Вертинский в 1956 году.
Так что для Галича тогда он был вполне культовой фигурой, вызывающей искреннее уважение:
- Для меня большое счастье, если вы сядете за мой стол, - поклонившись, сказал он Вертинскому.
- Ну, что ж, с удовольствием, - ответил певец.
И стол расцвел! Было утро - где-то полдвенадцатого. Но по мановению руки там появилась рыба горячего копчения, ростбиф, икра. Вертинский посмотрел на все это изобилие и подозвал официанта: «Любезный, будьте добры, бутерброд с сыром и стаканчик чайку». Галич ему подвигает угощения. - «Спасибо, спасибо», - отвечает тот.
Съел бутерброд с сыром, выпил чай. Кивнул официанту, расплатился и потом так небрежно ногтем пять копеек чаевых отодвинул. Поблагодарил молодого человека и ушел.
Онемевший Галич не сразу услышал вопрос официанта
- А кто это, Александр Аркадьевич, был-то?
- Да, это же Александр Вертинский!
- Не знаю такого, но сразу видно - барин!
Click to view