Будни социалистического реализма
История классика советcкой пропаганды - художника Кокорекина - и смешна, и трагична. Впрочем, заплатил он за все сполна - своею жизнью. Может быть, это было просто кармой за «сдержим слово лесорубов товарищу Сталину». Кто знает теперь? Но тогда шуму «в узких кругах» было много.
Лауреат Сталинских премий за 1946 и 1949 годы, заслуженный деятель искусств РСФСР, автор всех приведенных здесь пропагандистских плакатов чуть не устроил маленький армагеддон в любимой столице. И лишь благодаря самоотверженным усилиям врачей и КГБ все более или менее обошлось. Дело же было так.
В нашей книге «Непридуманная история советской кухни» немало страниц посвящено советской стилистике 30-50-х годов - всем этим плакатам, фильмам, открыткам. Множество художественных образов тех лет было посвящено одному - иллюстрации неустанной заботы партии и правительства о жизни простых советских граждан. Вот и беззаветная художественная деятельность Кокорекина на этом поприще не была забыта советским правительством. Грамоты, премии и выборы в президиум - это, конечно, хорошо. Но, как известно, лучшей наградой для советского художника была зарубежная командировка. Причем не в Болгарию, а желательно в «нормальную» заграницу - в Западную Европу. Ну, или на крайний случай - куда-нибудь в Африку, Азию или Латинскую Америку. В 1959 году судьба улыбнулась и Алексею Алексеевичу. Заветная путевка в Индию была одобрена парткомом, прошли собеседования на Старой площади. Впереди был загадочный Восток.
Уж не знаю, как там Кокорекину удалось ускользнуть от бдительных кураторов, но «оторвался» он там сполна. Местные сувенирные лавки в Дели были лишь первым этапом. Каким чудом «руссо туристо» попал на похороны индийского брамина история (а вернее, спецслужбы) умалчивают. Но торжественное сжигание тела усопшего (неизвестно от какой болезни) прошло в присутствии русского гостя. От особого уважения ему даже подарили ковер покойного, который он с нескрываемым удовольствием уложил в свой багаж. В общем, с набитыми сувенирами чемоданами Кокорекин прибыл в Москву.
И все было бы ничего. Но это же 1959 год. Самолеты и сегодня-то часто по расписанию не летают. А тогда - тем более. Короче, авиарейс прибыл в Москву чуть ли не на сутки раньше. Бывает, и не такое случается. Но все-то знали, что командировка и виза кончаются лишь через день… Семья ждала туриста лишь завтра. Известный врач и журналист Николай Ларинский так описывает дальнейшее.
.
Смелая идея приходит в голову Алексея Алексеевича. В общем-то, он и загодя уже приобрел сувениры для «дамы сердца». Но все надеялся на случай - сумку с ними в машине шоферу оставить или спутникам отдать. А там уж через день другой - самому вручить. Но все повернулось как нельзя лучше. И из аэропорта Кокорекин направился к любовнице. С которой к немалому удовольствию и провел оставшиеся до «официального прибытия» в семью сутки.
А дальше - сухие слова официального отчета. «23 декабря, уже будучи в Москве, художник почувствовал недомогание и 24-го обратился в поликлинику, где был поставлен диагноз: «грипп», с указанием, что зев чистый. 25-го последовал диагноз: «риккетсиоз» и были назначены антибиотики. К вечеру состояние резко ухудшилось. 26-го появилась сыпь на животе и груди, что вызвало подозрение на сыпной тиф. Продолжали лечение антибиотиками. 27-го температура 37,8°, обнаружены кровоизлияния в склере и в носоглотке, а также кровь в мокроте. В ночь на 30 декабря больной умер».
Работавший в больнице им.Боткина Ю.В.Шапиро вспоминал: «При внешнем осмотре трупа Кокорекина патологоанатомы (Н.А.Краевский) заподозрили геморрагическую форму чумы. Ввиду этого при вскрытии был соблюден соответствующий режим. Подозрение усилилось после бактериоскопического обнаружения в мазках из органов и крови биполярной палочки. Кремация прошла с соблюдением предосторожностей, предусмотренных при особо опасных инфекциях».
В терапевтическом отделении Боткинской больницы во время произошедших после смерти Кокорекина событий дежурил тогда клинический ординатор Н.Магазанник. Вечером медсестра доложила, что у одного из больных внезапно поднялась температура до 40 С. Суставы и легкие без особенностей, катаральных явлений нет,- констатировал молодой ординатор, но у больного митральный порок, да еще и диастолический шум на аорте и в точке Боткина. Селезенка не увеличена, узлов Ослера нет, сыпи тоже, но Магазанник был уверен, что это подострый септический эндокардит! Он бестрепетно назначил пенициллин в максимальной дозе, и температура нормализовалась, но появилась сыпь, которую расценили как аллергическую реакцию на пенициллин. Палата была крошечной, но в ней стояло шесть коек и все были заняты! Никаких перчаток, конечно, никто не применял! Тем временем, в другом корпусе Боткинской больницы заболел 65-летний доцент кафедры оториноларингологии Т. У него появилась «ветряночная» сыпь и все удивлялись, ведь после тридцати ветрянкой не болеют! И вдруг кому-то пришла в голову мысль, а уж не натуральная ли это оспа?
И вот тут-то вдруг вспомнили и про умершего Кокорекина. Ведь диагноз чумы отвергли, а говорили о каком-то неясном «васкулите» и приглашали к нему разных специалистов. Его смотрел и один из терапевтов, который сам не заболел, но перенес инфекцию тому больному, которого консультировал Н.Магазанник!
«Производивший вскрытие патологоанатом пригласил в секционный зал заведующего кафедрой академика Николая Александровича Краевского. К Николаю Александровичу приехал в гости старичок патологоанатом из Ленинграда, его пригласили к секционному столу. Старичок посмотрел на труп и сказал:
- Да это, батенька, variola vera - чёрная оспа .Старик оказался прав.
Завертелась машина Советского здравоохранения. Наложили карантин на инфекционное отделение, КГБ начал отслеживать контакты Кокорекина. Вскрылась история с его досрочным прилётом в Москву и ночью блаженства у любовницы. Как оказалось, жена и любовница повели себя одинаковым образом - обе побежали в комиссионные магазины сдавать подарки. Обозначились несколько случаев заболевания оспой в Москве, окончившихся летальным исходом. Больницу закрыли на карантин, было принято решение вакцинировать от оспы всё население столицы. В Москве вакцины не было, но она была на Дальнем Востоке. Стояла нелётная погода, самолёты не летали. Наконец, вакцина прибыла.
Прививание было начато немедленно после установления диагноза оспы у Кокорекина 16 января были привиты наиболее угрожаемые контингенты - медицинские работники и лица, выявленные в очагах инфекции. До 25-го января было привито 5 559 670 человек. Одновременно с этим в Московской области было охвачено прививками свыше 4000000 человек. Для выполнения этой грандиозной задачи был создан 3391 прививочный пункт, где централизованно обслуживали всех желающих, а для работы в домоуправлениях и учреждениях было организовано 8522 прививочные бригады, каждая из которых состояла из одного врача и 2 вакцинаторов. Всего было привлечено к этому делу 26 963 медицинских работника.
История, к счастью, закончилась с минимальными человеческими потерями, но с колоссальными усилиями многочисленных медицинских работников и привлечением огромных бюджетных средств. Вот такой вот социалистический реализм вышел.
"А что Кокорекин?" - спросите вы. - Похоронен на Новодевичьем кладбище, как классик и лауреат.
Лауреат Сталинских премий за 1946 и 1949 годы, заслуженный деятель искусств РСФСР, автор всех приведенных здесь пропагандистских плакатов чуть не устроил маленький армагеддон в любимой столице. И лишь благодаря самоотверженным усилиям врачей и КГБ все более или менее обошлось. Дело же было так.
В нашей книге «Непридуманная история советской кухни» немало страниц посвящено советской стилистике 30-50-х годов - всем этим плакатам, фильмам, открыткам. Множество художественных образов тех лет было посвящено одному - иллюстрации неустанной заботы партии и правительства о жизни простых советских граждан. Вот и беззаветная художественная деятельность Кокорекина на этом поприще не была забыта советским правительством. Грамоты, премии и выборы в президиум - это, конечно, хорошо. Но, как известно, лучшей наградой для советского художника была зарубежная командировка. Причем не в Болгарию, а желательно в «нормальную» заграницу - в Западную Европу. Ну, или на крайний случай - куда-нибудь в Африку, Азию или Латинскую Америку. В 1959 году судьба улыбнулась и Алексею Алексеевичу. Заветная путевка в Индию была одобрена парткомом, прошли собеседования на Старой площади. Впереди был загадочный Восток.
Уж не знаю, как там Кокорекину удалось ускользнуть от бдительных кураторов, но «оторвался» он там сполна. Местные сувенирные лавки в Дели были лишь первым этапом. Каким чудом «руссо туристо» попал на похороны индийского брамина история (а вернее, спецслужбы) умалчивают. Но торжественное сжигание тела усопшего (неизвестно от какой болезни) прошло в присутствии русского гостя. От особого уважения ему даже подарили ковер покойного, который он с нескрываемым удовольствием уложил в свой багаж. В общем, с набитыми сувенирами чемоданами Кокорекин прибыл в Москву.
И все было бы ничего. Но это же 1959 год. Самолеты и сегодня-то часто по расписанию не летают. А тогда - тем более. Короче, авиарейс прибыл в Москву чуть ли не на сутки раньше. Бывает, и не такое случается. Но все-то знали, что командировка и виза кончаются лишь через день… Семья ждала туриста лишь завтра. Известный врач и журналист Николай Ларинский так описывает дальнейшее.
.
Смелая идея приходит в голову Алексея Алексеевича. В общем-то, он и загодя уже приобрел сувениры для «дамы сердца». Но все надеялся на случай - сумку с ними в машине шоферу оставить или спутникам отдать. А там уж через день другой - самому вручить. Но все повернулось как нельзя лучше. И из аэропорта Кокорекин направился к любовнице. С которой к немалому удовольствию и провел оставшиеся до «официального прибытия» в семью сутки.
А дальше - сухие слова официального отчета. «23 декабря, уже будучи в Москве, художник почувствовал недомогание и 24-го обратился в поликлинику, где был поставлен диагноз: «грипп», с указанием, что зев чистый. 25-го последовал диагноз: «риккетсиоз» и были назначены антибиотики. К вечеру состояние резко ухудшилось. 26-го появилась сыпь на животе и груди, что вызвало подозрение на сыпной тиф. Продолжали лечение антибиотиками. 27-го температура 37,8°, обнаружены кровоизлияния в склере и в носоглотке, а также кровь в мокроте. В ночь на 30 декабря больной умер».
Работавший в больнице им.Боткина Ю.В.Шапиро вспоминал: «При внешнем осмотре трупа Кокорекина патологоанатомы (Н.А.Краевский) заподозрили геморрагическую форму чумы. Ввиду этого при вскрытии был соблюден соответствующий режим. Подозрение усилилось после бактериоскопического обнаружения в мазках из органов и крови биполярной палочки. Кремация прошла с соблюдением предосторожностей, предусмотренных при особо опасных инфекциях».
В терапевтическом отделении Боткинской больницы во время произошедших после смерти Кокорекина событий дежурил тогда клинический ординатор Н.Магазанник. Вечером медсестра доложила, что у одного из больных внезапно поднялась температура до 40 С. Суставы и легкие без особенностей, катаральных явлений нет,- констатировал молодой ординатор, но у больного митральный порок, да еще и диастолический шум на аорте и в точке Боткина. Селезенка не увеличена, узлов Ослера нет, сыпи тоже, но Магазанник был уверен, что это подострый септический эндокардит! Он бестрепетно назначил пенициллин в максимальной дозе, и температура нормализовалась, но появилась сыпь, которую расценили как аллергическую реакцию на пенициллин. Палата была крошечной, но в ней стояло шесть коек и все были заняты! Никаких перчаток, конечно, никто не применял! Тем временем, в другом корпусе Боткинской больницы заболел 65-летний доцент кафедры оториноларингологии Т. У него появилась «ветряночная» сыпь и все удивлялись, ведь после тридцати ветрянкой не болеют! И вдруг кому-то пришла в голову мысль, а уж не натуральная ли это оспа?
И вот тут-то вдруг вспомнили и про умершего Кокорекина. Ведь диагноз чумы отвергли, а говорили о каком-то неясном «васкулите» и приглашали к нему разных специалистов. Его смотрел и один из терапевтов, который сам не заболел, но перенес инфекцию тому больному, которого консультировал Н.Магазанник!
«Производивший вскрытие патологоанатом пригласил в секционный зал заведующего кафедрой академика Николая Александровича Краевского. К Николаю Александровичу приехал в гости старичок патологоанатом из Ленинграда, его пригласили к секционному столу. Старичок посмотрел на труп и сказал:
- Да это, батенька, variola vera - чёрная оспа .Старик оказался прав.
Завертелась машина Советского здравоохранения. Наложили карантин на инфекционное отделение, КГБ начал отслеживать контакты Кокорекина. Вскрылась история с его досрочным прилётом в Москву и ночью блаженства у любовницы. Как оказалось, жена и любовница повели себя одинаковым образом - обе побежали в комиссионные магазины сдавать подарки. Обозначились несколько случаев заболевания оспой в Москве, окончившихся летальным исходом. Больницу закрыли на карантин, было принято решение вакцинировать от оспы всё население столицы. В Москве вакцины не было, но она была на Дальнем Востоке. Стояла нелётная погода, самолёты не летали. Наконец, вакцина прибыла.
Прививание было начато немедленно после установления диагноза оспы у Кокорекина 16 января были привиты наиболее угрожаемые контингенты - медицинские работники и лица, выявленные в очагах инфекции. До 25-го января было привито 5 559 670 человек. Одновременно с этим в Московской области было охвачено прививками свыше 4000000 человек. Для выполнения этой грандиозной задачи был создан 3391 прививочный пункт, где централизованно обслуживали всех желающих, а для работы в домоуправлениях и учреждениях было организовано 8522 прививочные бригады, каждая из которых состояла из одного врача и 2 вакцинаторов. Всего было привлечено к этому делу 26 963 медицинских работника.
История, к счастью, закончилась с минимальными человеческими потерями, но с колоссальными усилиями многочисленных медицинских работников и привлечением огромных бюджетных средств. Вот такой вот социалистический реализм вышел.
"А что Кокорекин?" - спросите вы. - Похоронен на Новодевичьем кладбище, как классик и лауреат.