А праздник встретим мухомором!
Ну, что греха таить, какой праздник без выпивки? Сегодня у нас на столе в честь женского дня шампанское. Но как обходились наши предки, заброшенные судьбой в самые отдаленные уголки России? Там, где водка - лишь редкость и ценность, что привозится пару раз в год с материка? Выход находился. Хотя и не без проблем.
Что общего у скандинавских викингов и чукотских воинов XVIII века, у олимпийцев античной Греции и корякских оленеводов? Чем опьяняли себя древние обитатели Чукотки и как русские первопроходцы Камчатки делали водку из борщевика…? Об этом специально для Дальневосточного издания DV ТАСС рассказал историк Алексей Волынец:
«Чтобы людям было жить веселее…»
У живущих на севере Камчатки коряков существует предание о том, как их легендарный предок-прародитель могучий шаман Кутхиняку «последним на Земле создал мухомор, чтобы людям было жить веселее». Это предание напоминает почти столь же легендарные слова великого князя Владимира, сказанные 1030 лет назад при выборе веры: «Руси есть веселие пить, не можем без того жить».
Как видим, древние русичи и древние предки коряков, обитая на противоположных концах континента, при всех своих различиях, были похожи во взглядах на «веселие». Ничто человеческое им было не чуждо - и только всесильная природа диктовала свои различия в источнике «весёлой жизни». Если на западе Евразии таким источником издревле служил алкоголь, то на крайнем северо-востоке континента им был, пожалуй, самый заметный гриб. Ведь сложно не заметить красную шапку мухомора, растущего от Испании до Камчатки…
Употребление мухомора на севере Дальнего Востока восходит к доисторической древности. Жившие более двух тысяч лет назад первобытные охотники Чукотки оставили многочисленные рисунки-«петроглифы», выбитые на скалах правого берега реки Пегтымель, впадающей в воды Северного Ледовитого океана.
Помимо понятных и спустя тысячелетия сцен охоты на оленей, медведей и китов, археологов озадачили необычные рисунки «людей-грибов», людей с огромными шляпами-мухоморами над головами или вместо голов. Это именно мухоморы - для уточнения археологам, впервые обнаружившим петроглифы Пегтымеля, даже пришлось привлекать специалистов по микологии, как называется изучающий грибы раздел биологии.
«Люди-мухоморы из Пегтымеля не участвуют в сценах охоты. Их образы статичны и в большинстве случаев лишены динамики, однако в них неизменно присутствует монументальность. Они всегда крупнее остальных персонажей. В их позах прочитывается определённая величавость. Построение сцен с людьми-мухоморами таково, что эти изображения воспринимаются главными в композиции. На доминирующую роль «мухоморов» указывает также достаточно частое изображение рядом с ними обычных людей, которых они, «мухоморы», держат за руку…» - так описывают специалисты эти необычные рисунки.
Несомненно, уже тысячелетия назад древние обитатели Чукотки знали шаманские практики с использованием пьянящих свойств мухомора. Спустя многие века, русские первопроходцы, впервые оказавшись на Дальнем Востоке, отметили употребление мухоморов у большинства местных этносов: коряков, чукчей, юкагиров, эвенков и эвенов. Позднее этнографы отметят такую особенность - если в Сибири мухоморы употребляли только шаманы для ритуальных камланий, то на Дальнем Востоке пьянящий гриб широко использовался и обычными людьми. Его употребляли как допинг при сильных нагрузках, и, прежде всего, как аналог алкоголя.
«Иным и ложка воды морем кажется…»
«Ваше Высокоблагородие будет иметь возможность самостоятельно разузнать обо всём, что мы в прошлом году так жарко обсуждали касательно мухомора, но что жители Курил и каряки потребляют его, о том у меня есть данные», - писал 24 марта 1740 года с берегов реки Лены находившийся на русской службе немецкий врач Георг Стеллер своему адресату, профессору Петербургской академии наук Герхарду Миллеру. Как видим, уже два с половиной века назад практика употребления мухоморов народами Сибири и Дальнего Востока стала предметом дискуссии между первыми исследователями.
Один из сотрудников Петербургской академии наук Степан Крашенинников, побывав в середине XVIII столетия на Камчатке, оставил подробные описания отношений аборигенов севера с этим необычным грибом. На страницах посвящённой полуострову книги, в главе «О пирах и забавах камчатских», он писал: «Употребляют для веселья мухомор, известной гриб, которым у нас обыкновенно мух морят. Мочат его в кипрейном сусле, и пьют оное сусло, или сухие грибы, свернув трубкою, целиком глотают».
«Кипрейное сусло» - это отвар из кипрея, Иван-чая. Любопытно, что этот тонизирующий напиток в прошлом, до появления чая из Китая, употребляли и русские крестьяне в европейской части России, и аборигены Дальнего Востока. Как сообщают очевидцы, жившие в XVIII столетии, у камчатских аборигенов крепкий отвар из высушенных стеблей кипрея «своим цветом и вкусом похож на молодое пиво». Коренные обитатели Камчатки, ительмены, в такое «пиво» иногда добавляли мухомор - благодаря содержащимся в грибе галлюциногенам напиток становился по-настоящему пьянящим.
Описанный Крашенинниковым эффект вполне соответствует сильному алкогольному опьянению: «Пьяные как в огневой бредят, и представляются им различные видения, страшные или весёлые, в зависимости от разных темпераментов… Иные скачут, иные пляшут, иные плачут, и в великом ужасе находятся, иным щель большими дверьми и ложка воды морем кажутся…»
Крашенинников заметил, что в малых дозах мухомор работает как стимулятор, сегодня мы называем это допингом: «Которые немного его употребляют, те чувствуют в себе чрезвычайную лёгкость, веселие, отвагу и бодрость, так как сказывают о турках, когда они опия наедаются». Первый исследователь Камчатки даже приводит пример такого допинга: «Один служивой камчатской всегда его едал, когда случалось ему далеко пешком идти, и он одним днём так далеко переходил, чтоб ему, не евши мухомора, и в два дни не перейти».
Вряд ли Степан Крашенинников знал, что мухомор употреблялся в качестве природного допинга античными атлетами на олимпиадах Древней Греции и гладиаторами Древнего Рима. В этих же целях использовали мухомор и скандинавские викинги - здесь они похожи на чукотских и корякских воинов, так же употреблявших мухомор перед боями и в тяжёлых походах.
Об этом, например, рассказывал казак Борис Кузнецкий, попавший в плен к чукчам в 1754 году в окрестностях Анадырского острога и проживший в их стойбищах более двух лет: «Ещё ж они сбирают на земли грибы, называемые мухомор, и едят и сделаются без ума: бегают и скачут…»
«Луна, почему ты так быстро убываешь?»
Уже к началу XX века учёные-этнографы подробно описали употребление мухомора чукчами и коряками. Владимир Богораз, научный сотрудник организованной американцами «Северо-Тихоокеанской экспедиции», в 1899-1901 годах изучал быт аборигенов Чукотского полуострова. Именно он оставил самое подробное описание взаимоотношений чукчей и коряков с «духами-мухоморами», соединив медицинский натурализм с почти мистической эзотерикой.
Аборигены Чукотки собирали мухоморы коротким северным летом в небольших лесах по берегам рек. «Мухомор обычно высушивается и нанизывается по три штуки на нитку, - пишет Богораз. - Эта доза считается средней... При употреблении гриб отрывается маленькими кусочками и постепенно, кусок за куском, пережёвывается и проглатывается с небольшим количеством воды. У коряков часто разжёвывает гриб женщина и даёт проглотить готовую жвачку своему мужу».
Встречались и куда более экзотические способы употребления мухомора. «Ядовитые средства грибов так сильны, - пишет Богораз, - что опьяняющее действие сохраняется даже в моче недавно наевшегося их человека. Этим свойством мочи также не пренебрегают наркоманы и без всякого отвращения пьют её из обычных чайных чашек. Эффект получается не менее сильный, чем от самих грибов».
Наблюдения Владимира Богораза подтверждают показания очевидцев XVIII столетия. «Ветеринарный прапорщик» Яков Линденау, посетивший Дальний Восток вместе с камчатской экспедицией Беринга, так описывает этот дикий для нас обычай: «Мухомор у коряков - угощение богачей, бедные же довольствуются мочой последних; когда такой опьяневший от мухомора мочится, то к нему сбегаются многие и, выпив его мочи, пьянеют ещё больше, чем сам наевшийся мухоморов».
Опьянение подробно описано в наблюдениях Владимира Богораза: «Симптомы аналогичны симптомам, производимым опиумом и гашишем. Опьянение наступает внезапно через четверть часа или полчаса после употребления гриба… Опьянение имеет три стадии. Первая стадия характеризуется тем, что человек чувствует себя приятно возбуждённым. У него возрастает ловкость и телесная сила. Поэтому некоторые охотники употребляют мухомор для приобретения большей ловкости и проворства. В этой стадии человек поёт и пляшет, часто разражается громкими взрывами смеха без всякой очевидной причины, вообще находится в состоянии шумной весёлости».
Во второй стадии опьянения, как описывает Богораз, человека настигают галлюцинации: «Он видит духов-мухоморов и разговаривает с ними… Все предметы кажутся ему в увеличенном виде. Так, например, когда он входит в помещение и намеревается переступить порог, то чрезвычайно высоко поднимает ноги. Ручка ножа кажется ему такой большой, что он хватает её обеими руками».
«Представьте себе человека, одурманенного мухомором, - описывает ученый-этнограф. - Он находится в таком состоянии, что может ещё осмысленно разговаривать с окружающими. Но вот он неожиданно бросается в сторону, падает на колени и восклицает: «О холмы, как вы поживаете, будьте здоровы». Затем вскакивает и, глядя на полную луну, спрашивает: «Луна, почему ты так быстро убываешь?» В ответ получает от духа приказ сделать один неприличный жест. Исполнив это, он внезапно приходит в нормальное состояние и смеётся над своими глупыми действиями…»
Третья стадия опьянения самая тяжёлая: «Человек находится в бессознательном отношении к окружающему, но ещё активен, ходит, кружится по земле, что-то бормочет и ломает то, что попадает ему под руку. В этом периоде наркоза духи водят его по разным мирам, показывают ему странные видения и умерших людей. Затем наступает тяжёлый сон, продолжающийся в течение нескольких часов. Во время этого сна, спящего невозможно разбудить…»
По поверьям аборигенов Чукотки направления путешествий в потустороннем мире зависели от формы гриба. «Если мухоморы с острой шляпкой, то к верхним людям будешь в гости ходить, если плоские, то со зверями будешь общаться», - уже в конце XX века записали этнографы устные придания маленького народа чуванцев, потомков чукчей и юкагиров, ныне живущих в Анадырском районе Чукотки.
Владимир Богораз описал и настоящие мухоморные «запои», замечая, что на второй день после употребления опьянение наступает даже если съесть всего один гриб. «Таким способом закоренелые наркоманы поддерживают состояние опьянения день за днём», - рассказывает этнограф.
Как и всякое опьянение, общение с «духом-мухомором» неизбежно заканчивается тяжким похмельем. Вот как его описывал Владимир Богораз: «По пробуждении наступает общая слабость и тяжёлая головная боль, сопровождаемая тошнотой и часто жестокой рвотой».
«Здравию своему весьма вредительно…»
Удивительно, но документы XVIII столетия сохранили для нас многие ужасы грибной наркомании. Если злоупотребление водкой было привычно и не вызывало удивления, то опьянение мухоморами, по примеру камчатских и чукотских аборигенов, для русских очевидцев казалось страшным. Степан Крашенинников, проведя на Камчатке почти пять лет в 1737-41 годах, описал некоторые особенно вопиющие случаи.
«Всё, что пьяные от мухомора делают, здравию своему весьма вредительно, и ежели бы их не сберегали, то б многие от того умирали», - пишет Крашенинников и приводит примеры. Так секретарь майора Павлуцкого, возглавлявшего походы против чукчей, наевшись мухоморов, много часов «на одной ноге вертелся до тех пор, покамест хмель не вышел». Но большинство случаев были не анекдотичными, а трагическими.
«Денщику господина подполковника Мерлина, - описывает Крашенинников, - пьяному от мухомора приказывал мухомор, чтоб он удавился, и оной бы без сумнения удавился, ежели бы людей на ту пору не прилучилось. Служивому Василью Пашкову велел мухомор у себя яйца раздавить, послушав его оный дни в три и умер. Обретающемуся при мне толмачу Михаилу Лепнихину, которого мухомором напоили, велел мухомор брюхо у себя перерезать, но как того ему сделать не допустили, то приказывал ему мухомор, чтоб из дому он скрался и ушёл бы в лес, от чего его также удержали из избы вышедшего».
Как видим, попытки пьяного суицида - повеситься или разрезать себе живот - пресекли окружающие люди. А вот «служивому» Василию Пашкову, крупному по камчатским меркам чиновнику, руководившему Большерецким острогом, очень не повезло - выжив в многочисленных схватках с аборигенами, которых он нещадно грабил, «служивый» мучительно умер, страшно покалечив себя в мухоморном опьянении.
По свидетельству Степана Крашенинникова, Василий Пашков ранее неоднократно употреблял мухомор в качестве допинга - «едал мухомор умеренно, когда ему в дальней путь итти надлежало, и таким образом проходил он знатное расстояние без всякого устатку». Но перед смертью Пашков съел слишком много грибов (как писал Крашенинников, «для пьянства едят до десяти грибов»). Вероятно, «приказчик Большерецкого острога» Пашков объелся мухоморами со страху, так как к тому времени находился под следствием за незаконные поборы с местного населения.
Вообще документы XVIII века полны сведениями о злоупотреблениях пьянящим грибом среди русских «служивых». Виноградное вино и хлебная водка на Чукотке или Камчатке были редкостью и страшно дороги, в отличие от доступного и бесплатного мухомора, пьянящий эффект которого после общения с аборигенами давно не был секретом. Так в 1773 году из Анадырского острога ушла в Якутск привычная для тех времён и мест жалоба: «Секунд-майор Баранов командирован будучи в Гижигинскую крепость, сказался больным, а после открылось, что он в дороге ел мухомор…»
«Сладкая трава» для горького вина
Русские первопроходцы, впервые попавшие на земли Дальнего Востока более трёх веков назад, хотя и быстро научились от аборигенов пьянящим свойствам мухомора, но конечно же предпочитали более привычный алкоголь. Однако, ни виноград, ни пшеница на крайнем северо-востоке Евразии не росли. Виноградное вино в то время было очень дорогим даже в европейской части России. Не дешёвой была и водка - когда казаки Владимира Атласова шли покорять Камчатку, в Москве ведро «хлебного вина», как тогда называли водку, стоило 80 копеек. При том, что жалование сибирских казаков равнялось 5 рублям в год.
Даже если алкоголь и попадал к востоку от реки Лены, он, с учётом сложности транспортировки и изначальной цены, становился крайне дорог и недоступен большинству русских первопроходцев. Не было у них и достаточного количества зерна, чтобы самостоятельно гнать водку на месте. Стоимость зерна при доставке его через всю Сибирь на берега Охотского моря взлетала почти в 100 раз. Если к западу от Урала в конце XVII века пуд ржи стоил около 10 копеек, то в Якутске - уже 5 рублей, а попав на Колыму или Анадырь, его цена вырастала до 10 рублей.
Одним словом, первые русские обитатели Дальнего Востока остались без алкоголя, которого порой требовали стрессы опасных походов и суровой природы, и который было не заменить никакими мухоморами. Приехавший в 1740 году на Камчатку сотрудник Петербургской академии наук Георг Стеллер писал, что казаки «пытались гнать водку из различных ягодных растений и даже из гнилой рыбы».
Решением алкогольной проблемы стал местный вид обычного борщевика, повсеместно растущего на Камчатке и побережье Охотского моря. Ещё первооткрыватель Камчатки атаман Атласов заметил, что ительмены в качестве лакомства употребляют в пищу некую «сладкую траву», которую «рвут и кожуру счищают, а средину сушат на солнце, и как высохнет, станет бела и вкусом сладка, что сахар». Камчатские аборигены называли это растение «аунгч» или «кат» - современная наука именует его «Борщевик шерстистый» (Heracleum lanatum).
Именно этот подвид обычного борщевика и стал сырьём для первой водки, полученной на Дальнем Востоке. Растение с ядовитой кожурой, но богатое природными сахарами, при брожении дало алкоголь. Появившаяся в начале XVIII столетия технология была простой. Нарезанные листья и стебли камчатского борщевика заливали в бочке тёплой водой - на два пуда «сладкой травы» требовалось 4 ведра воды. К ним добавляли ягоды жимолости и дрожжи из прокисшей муки. После брожения и перегонки получалось примерно ведро «травяного вина», как называли тогда на Камчатке водку из борщевика.
Известно, что впервые такой напиток сделали казаки в 1732 году в Большерецком остроге - ныне это давно заброшенное село в Усть-Большерецком районе на самом юго-западе Камчатки. В качестве трубки в первом самогонном аппарате Дальнего Востока камчатские казаки, по свидетельству Степана Крашенинникова, использовали ружейный ствол…
Альтернативы «травяному вину» не было, и уже спустя четыре года эта специфическая водка официально продавалась в острогах на Камчатке, Чукотке, Колыме и побережье Охотского моря по цене 20 рублей за ведро. Однако никто таких огромных денег не платил, предпочитая выменивать алкоголь на собольи меха и другие дары местной природы. В середине XVIII века камчатские казаки охотно отдавали нарты с упряжкой хороших ездовых собак за одно ведро такой водки.
«Пьющие эту водку очень быстро хмелеют…»
Вскоре камчатские казаки даже выяснили, что борщевик, растущий на восточном берегу полуострова у Тихого океана, даёт гораздо больше «травяного вина», чем борщевик, собранный на западе Камчатки, у берегов Охотского моря. Выяснилась и коварная особенность такой водки, обусловленная ядовитым сырьём.
«Эта водка, между прочим, весьма нежна, - писал в середине XVIII века Георг Стеллер, - и, следовательно, чрезвычайно вредна для здоровья… Пьющие эту водку очень быстро хмелеют и, придя в состояние опьянения, становятся безумными и буйными; лица их при этом синеют, тот же, кто выпьет её хотя бы немного чашек, мучается затем всю ночь самыми странными и несуразными фантазиями и сновидениями, а на следующий день становится таким робким, опечаленным и беспокойным, как если бы он совершил величайшее преступление».
Особенно сильное опьянение и жёсткое похмелье давала водка, приготовленная из стеблей борщевика с неочищенной ядовитой кожурой. Такую водку казаки прозвали «рака». «Упившийся оной получает в лицо синий цвет, во время сна много бредит, проснувшись, бывает скучен», - записал два с половиной века назад очевидец.
Вспомним, что к водке из борщевика на камчатских праздниках два с половиной века назад прилагалось и «пиво» из кипрейного сусла, настоянного на мухоморах. Одним словом, праздники были буйными, а похмелье тяжким. «Ительмены подвергаются со стороны наспиртовавшихся казаков большим обидам и при опьянении даже жестоким побоям», - рассказывает нам Георг Стеллер.
Перебродившие остатки борщевика стали любимым кормом для домашних коров и свиней. И по свидетельству Георга Стеллера улицы Большерецкого острога, «столицы» Чукотки в XVIII веке, представляли забавное зрелище во время самогоноварения: «Эти животные повсюду шатаются по улицам острога, посещая места, где гонят водку, и там обычно располагаясь. Таким образом, скотина часто вместо телохранителей сопровождает своих хозяев к кабакам, что неоднократно заставляло меня смеяться…»
Камчатские архивы сохранили даже финансовые данные о производстве и продаже «травяного вина». Например, с 1773 по 1797 год царская казна, обладавшая тогда в России монополией на оптовую продажу алкоголя, заработала в камчатских и охотских острогах на водке из борщевика 13 768 рублей 78 копеек чистой прибыли. Но к началу XIX века специфическая водка Камчатки ушла в прошлое - её заменил доставлявшийся на кораблях из европейской части России хлебный спирт, похмелье от которого, по общему мнению, было менее тяжким.
Что общего у скандинавских викингов и чукотских воинов XVIII века, у олимпийцев античной Греции и корякских оленеводов? Чем опьяняли себя древние обитатели Чукотки и как русские первопроходцы Камчатки делали водку из борщевика…? Об этом специально для Дальневосточного издания DV ТАСС рассказал историк Алексей Волынец:
«Чтобы людям было жить веселее…»
У живущих на севере Камчатки коряков существует предание о том, как их легендарный предок-прародитель могучий шаман Кутхиняку «последним на Земле создал мухомор, чтобы людям было жить веселее». Это предание напоминает почти столь же легендарные слова великого князя Владимира, сказанные 1030 лет назад при выборе веры: «Руси есть веселие пить, не можем без того жить».
Как видим, древние русичи и древние предки коряков, обитая на противоположных концах континента, при всех своих различиях, были похожи во взглядах на «веселие». Ничто человеческое им было не чуждо - и только всесильная природа диктовала свои различия в источнике «весёлой жизни». Если на западе Евразии таким источником издревле служил алкоголь, то на крайнем северо-востоке континента им был, пожалуй, самый заметный гриб. Ведь сложно не заметить красную шапку мухомора, растущего от Испании до Камчатки…
Употребление мухомора на севере Дальнего Востока восходит к доисторической древности. Жившие более двух тысяч лет назад первобытные охотники Чукотки оставили многочисленные рисунки-«петроглифы», выбитые на скалах правого берега реки Пегтымель, впадающей в воды Северного Ледовитого океана.
Помимо понятных и спустя тысячелетия сцен охоты на оленей, медведей и китов, археологов озадачили необычные рисунки «людей-грибов», людей с огромными шляпами-мухоморами над головами или вместо голов. Это именно мухоморы - для уточнения археологам, впервые обнаружившим петроглифы Пегтымеля, даже пришлось привлекать специалистов по микологии, как называется изучающий грибы раздел биологии.
«Люди-мухоморы из Пегтымеля не участвуют в сценах охоты. Их образы статичны и в большинстве случаев лишены динамики, однако в них неизменно присутствует монументальность. Они всегда крупнее остальных персонажей. В их позах прочитывается определённая величавость. Построение сцен с людьми-мухоморами таково, что эти изображения воспринимаются главными в композиции. На доминирующую роль «мухоморов» указывает также достаточно частое изображение рядом с ними обычных людей, которых они, «мухоморы», держат за руку…» - так описывают специалисты эти необычные рисунки.
Несомненно, уже тысячелетия назад древние обитатели Чукотки знали шаманские практики с использованием пьянящих свойств мухомора. Спустя многие века, русские первопроходцы, впервые оказавшись на Дальнем Востоке, отметили употребление мухоморов у большинства местных этносов: коряков, чукчей, юкагиров, эвенков и эвенов. Позднее этнографы отметят такую особенность - если в Сибири мухоморы употребляли только шаманы для ритуальных камланий, то на Дальнем Востоке пьянящий гриб широко использовался и обычными людьми. Его употребляли как допинг при сильных нагрузках, и, прежде всего, как аналог алкоголя.
«Иным и ложка воды морем кажется…»
«Ваше Высокоблагородие будет иметь возможность самостоятельно разузнать обо всём, что мы в прошлом году так жарко обсуждали касательно мухомора, но что жители Курил и каряки потребляют его, о том у меня есть данные», - писал 24 марта 1740 года с берегов реки Лены находившийся на русской службе немецкий врач Георг Стеллер своему адресату, профессору Петербургской академии наук Герхарду Миллеру. Как видим, уже два с половиной века назад практика употребления мухоморов народами Сибири и Дальнего Востока стала предметом дискуссии между первыми исследователями.
Один из сотрудников Петербургской академии наук Степан Крашенинников, побывав в середине XVIII столетия на Камчатке, оставил подробные описания отношений аборигенов севера с этим необычным грибом. На страницах посвящённой полуострову книги, в главе «О пирах и забавах камчатских», он писал: «Употребляют для веселья мухомор, известной гриб, которым у нас обыкновенно мух морят. Мочат его в кипрейном сусле, и пьют оное сусло, или сухие грибы, свернув трубкою, целиком глотают».
«Кипрейное сусло» - это отвар из кипрея, Иван-чая. Любопытно, что этот тонизирующий напиток в прошлом, до появления чая из Китая, употребляли и русские крестьяне в европейской части России, и аборигены Дальнего Востока. Как сообщают очевидцы, жившие в XVIII столетии, у камчатских аборигенов крепкий отвар из высушенных стеблей кипрея «своим цветом и вкусом похож на молодое пиво». Коренные обитатели Камчатки, ительмены, в такое «пиво» иногда добавляли мухомор - благодаря содержащимся в грибе галлюциногенам напиток становился по-настоящему пьянящим.
Описанный Крашенинниковым эффект вполне соответствует сильному алкогольному опьянению: «Пьяные как в огневой бредят, и представляются им различные видения, страшные или весёлые, в зависимости от разных темпераментов… Иные скачут, иные пляшут, иные плачут, и в великом ужасе находятся, иным щель большими дверьми и ложка воды морем кажутся…»
Крашенинников заметил, что в малых дозах мухомор работает как стимулятор, сегодня мы называем это допингом: «Которые немного его употребляют, те чувствуют в себе чрезвычайную лёгкость, веселие, отвагу и бодрость, так как сказывают о турках, когда они опия наедаются». Первый исследователь Камчатки даже приводит пример такого допинга: «Один служивой камчатской всегда его едал, когда случалось ему далеко пешком идти, и он одним днём так далеко переходил, чтоб ему, не евши мухомора, и в два дни не перейти».
Вряд ли Степан Крашенинников знал, что мухомор употреблялся в качестве природного допинга античными атлетами на олимпиадах Древней Греции и гладиаторами Древнего Рима. В этих же целях использовали мухомор и скандинавские викинги - здесь они похожи на чукотских и корякских воинов, так же употреблявших мухомор перед боями и в тяжёлых походах.
Об этом, например, рассказывал казак Борис Кузнецкий, попавший в плен к чукчам в 1754 году в окрестностях Анадырского острога и проживший в их стойбищах более двух лет: «Ещё ж они сбирают на земли грибы, называемые мухомор, и едят и сделаются без ума: бегают и скачут…»
«Луна, почему ты так быстро убываешь?»
Уже к началу XX века учёные-этнографы подробно описали употребление мухомора чукчами и коряками. Владимир Богораз, научный сотрудник организованной американцами «Северо-Тихоокеанской экспедиции», в 1899-1901 годах изучал быт аборигенов Чукотского полуострова. Именно он оставил самое подробное описание взаимоотношений чукчей и коряков с «духами-мухоморами», соединив медицинский натурализм с почти мистической эзотерикой.
Аборигены Чукотки собирали мухоморы коротким северным летом в небольших лесах по берегам рек. «Мухомор обычно высушивается и нанизывается по три штуки на нитку, - пишет Богораз. - Эта доза считается средней... При употреблении гриб отрывается маленькими кусочками и постепенно, кусок за куском, пережёвывается и проглатывается с небольшим количеством воды. У коряков часто разжёвывает гриб женщина и даёт проглотить готовую жвачку своему мужу».
Встречались и куда более экзотические способы употребления мухомора. «Ядовитые средства грибов так сильны, - пишет Богораз, - что опьяняющее действие сохраняется даже в моче недавно наевшегося их человека. Этим свойством мочи также не пренебрегают наркоманы и без всякого отвращения пьют её из обычных чайных чашек. Эффект получается не менее сильный, чем от самих грибов».
Наблюдения Владимира Богораза подтверждают показания очевидцев XVIII столетия. «Ветеринарный прапорщик» Яков Линденау, посетивший Дальний Восток вместе с камчатской экспедицией Беринга, так описывает этот дикий для нас обычай: «Мухомор у коряков - угощение богачей, бедные же довольствуются мочой последних; когда такой опьяневший от мухомора мочится, то к нему сбегаются многие и, выпив его мочи, пьянеют ещё больше, чем сам наевшийся мухоморов».
Опьянение подробно описано в наблюдениях Владимира Богораза: «Симптомы аналогичны симптомам, производимым опиумом и гашишем. Опьянение наступает внезапно через четверть часа или полчаса после употребления гриба… Опьянение имеет три стадии. Первая стадия характеризуется тем, что человек чувствует себя приятно возбуждённым. У него возрастает ловкость и телесная сила. Поэтому некоторые охотники употребляют мухомор для приобретения большей ловкости и проворства. В этой стадии человек поёт и пляшет, часто разражается громкими взрывами смеха без всякой очевидной причины, вообще находится в состоянии шумной весёлости».
Во второй стадии опьянения, как описывает Богораз, человека настигают галлюцинации: «Он видит духов-мухоморов и разговаривает с ними… Все предметы кажутся ему в увеличенном виде. Так, например, когда он входит в помещение и намеревается переступить порог, то чрезвычайно высоко поднимает ноги. Ручка ножа кажется ему такой большой, что он хватает её обеими руками».
«Представьте себе человека, одурманенного мухомором, - описывает ученый-этнограф. - Он находится в таком состоянии, что может ещё осмысленно разговаривать с окружающими. Но вот он неожиданно бросается в сторону, падает на колени и восклицает: «О холмы, как вы поживаете, будьте здоровы». Затем вскакивает и, глядя на полную луну, спрашивает: «Луна, почему ты так быстро убываешь?» В ответ получает от духа приказ сделать один неприличный жест. Исполнив это, он внезапно приходит в нормальное состояние и смеётся над своими глупыми действиями…»
Третья стадия опьянения самая тяжёлая: «Человек находится в бессознательном отношении к окружающему, но ещё активен, ходит, кружится по земле, что-то бормочет и ломает то, что попадает ему под руку. В этом периоде наркоза духи водят его по разным мирам, показывают ему странные видения и умерших людей. Затем наступает тяжёлый сон, продолжающийся в течение нескольких часов. Во время этого сна, спящего невозможно разбудить…»
По поверьям аборигенов Чукотки направления путешествий в потустороннем мире зависели от формы гриба. «Если мухоморы с острой шляпкой, то к верхним людям будешь в гости ходить, если плоские, то со зверями будешь общаться», - уже в конце XX века записали этнографы устные придания маленького народа чуванцев, потомков чукчей и юкагиров, ныне живущих в Анадырском районе Чукотки.
Владимир Богораз описал и настоящие мухоморные «запои», замечая, что на второй день после употребления опьянение наступает даже если съесть всего один гриб. «Таким способом закоренелые наркоманы поддерживают состояние опьянения день за днём», - рассказывает этнограф.
Как и всякое опьянение, общение с «духом-мухомором» неизбежно заканчивается тяжким похмельем. Вот как его описывал Владимир Богораз: «По пробуждении наступает общая слабость и тяжёлая головная боль, сопровождаемая тошнотой и часто жестокой рвотой».
«Здравию своему весьма вредительно…»
Удивительно, но документы XVIII столетия сохранили для нас многие ужасы грибной наркомании. Если злоупотребление водкой было привычно и не вызывало удивления, то опьянение мухоморами, по примеру камчатских и чукотских аборигенов, для русских очевидцев казалось страшным. Степан Крашенинников, проведя на Камчатке почти пять лет в 1737-41 годах, описал некоторые особенно вопиющие случаи.
«Всё, что пьяные от мухомора делают, здравию своему весьма вредительно, и ежели бы их не сберегали, то б многие от того умирали», - пишет Крашенинников и приводит примеры. Так секретарь майора Павлуцкого, возглавлявшего походы против чукчей, наевшись мухоморов, много часов «на одной ноге вертелся до тех пор, покамест хмель не вышел». Но большинство случаев были не анекдотичными, а трагическими.
«Денщику господина подполковника Мерлина, - описывает Крашенинников, - пьяному от мухомора приказывал мухомор, чтоб он удавился, и оной бы без сумнения удавился, ежели бы людей на ту пору не прилучилось. Служивому Василью Пашкову велел мухомор у себя яйца раздавить, послушав его оный дни в три и умер. Обретающемуся при мне толмачу Михаилу Лепнихину, которого мухомором напоили, велел мухомор брюхо у себя перерезать, но как того ему сделать не допустили, то приказывал ему мухомор, чтоб из дому он скрался и ушёл бы в лес, от чего его также удержали из избы вышедшего».
Как видим, попытки пьяного суицида - повеситься или разрезать себе живот - пресекли окружающие люди. А вот «служивому» Василию Пашкову, крупному по камчатским меркам чиновнику, руководившему Большерецким острогом, очень не повезло - выжив в многочисленных схватках с аборигенами, которых он нещадно грабил, «служивый» мучительно умер, страшно покалечив себя в мухоморном опьянении.
По свидетельству Степана Крашенинникова, Василий Пашков ранее неоднократно употреблял мухомор в качестве допинга - «едал мухомор умеренно, когда ему в дальней путь итти надлежало, и таким образом проходил он знатное расстояние без всякого устатку». Но перед смертью Пашков съел слишком много грибов (как писал Крашенинников, «для пьянства едят до десяти грибов»). Вероятно, «приказчик Большерецкого острога» Пашков объелся мухоморами со страху, так как к тому времени находился под следствием за незаконные поборы с местного населения.
Вообще документы XVIII века полны сведениями о злоупотреблениях пьянящим грибом среди русских «служивых». Виноградное вино и хлебная водка на Чукотке или Камчатке были редкостью и страшно дороги, в отличие от доступного и бесплатного мухомора, пьянящий эффект которого после общения с аборигенами давно не был секретом. Так в 1773 году из Анадырского острога ушла в Якутск привычная для тех времён и мест жалоба: «Секунд-майор Баранов командирован будучи в Гижигинскую крепость, сказался больным, а после открылось, что он в дороге ел мухомор…»
«Сладкая трава» для горького вина
Русские первопроходцы, впервые попавшие на земли Дальнего Востока более трёх веков назад, хотя и быстро научились от аборигенов пьянящим свойствам мухомора, но конечно же предпочитали более привычный алкоголь. Однако, ни виноград, ни пшеница на крайнем северо-востоке Евразии не росли. Виноградное вино в то время было очень дорогим даже в европейской части России. Не дешёвой была и водка - когда казаки Владимира Атласова шли покорять Камчатку, в Москве ведро «хлебного вина», как тогда называли водку, стоило 80 копеек. При том, что жалование сибирских казаков равнялось 5 рублям в год.
Даже если алкоголь и попадал к востоку от реки Лены, он, с учётом сложности транспортировки и изначальной цены, становился крайне дорог и недоступен большинству русских первопроходцев. Не было у них и достаточного количества зерна, чтобы самостоятельно гнать водку на месте. Стоимость зерна при доставке его через всю Сибирь на берега Охотского моря взлетала почти в 100 раз. Если к западу от Урала в конце XVII века пуд ржи стоил около 10 копеек, то в Якутске - уже 5 рублей, а попав на Колыму или Анадырь, его цена вырастала до 10 рублей.
Одним словом, первые русские обитатели Дальнего Востока остались без алкоголя, которого порой требовали стрессы опасных походов и суровой природы, и который было не заменить никакими мухоморами. Приехавший в 1740 году на Камчатку сотрудник Петербургской академии наук Георг Стеллер писал, что казаки «пытались гнать водку из различных ягодных растений и даже из гнилой рыбы».
Решением алкогольной проблемы стал местный вид обычного борщевика, повсеместно растущего на Камчатке и побережье Охотского моря. Ещё первооткрыватель Камчатки атаман Атласов заметил, что ительмены в качестве лакомства употребляют в пищу некую «сладкую траву», которую «рвут и кожуру счищают, а средину сушат на солнце, и как высохнет, станет бела и вкусом сладка, что сахар». Камчатские аборигены называли это растение «аунгч» или «кат» - современная наука именует его «Борщевик шерстистый» (Heracleum lanatum).
Именно этот подвид обычного борщевика и стал сырьём для первой водки, полученной на Дальнем Востоке. Растение с ядовитой кожурой, но богатое природными сахарами, при брожении дало алкоголь. Появившаяся в начале XVIII столетия технология была простой. Нарезанные листья и стебли камчатского борщевика заливали в бочке тёплой водой - на два пуда «сладкой травы» требовалось 4 ведра воды. К ним добавляли ягоды жимолости и дрожжи из прокисшей муки. После брожения и перегонки получалось примерно ведро «травяного вина», как называли тогда на Камчатке водку из борщевика.
Известно, что впервые такой напиток сделали казаки в 1732 году в Большерецком остроге - ныне это давно заброшенное село в Усть-Большерецком районе на самом юго-западе Камчатки. В качестве трубки в первом самогонном аппарате Дальнего Востока камчатские казаки, по свидетельству Степана Крашенинникова, использовали ружейный ствол…
Альтернативы «травяному вину» не было, и уже спустя четыре года эта специфическая водка официально продавалась в острогах на Камчатке, Чукотке, Колыме и побережье Охотского моря по цене 20 рублей за ведро. Однако никто таких огромных денег не платил, предпочитая выменивать алкоголь на собольи меха и другие дары местной природы. В середине XVIII века камчатские казаки охотно отдавали нарты с упряжкой хороших ездовых собак за одно ведро такой водки.
«Пьющие эту водку очень быстро хмелеют…»
Вскоре камчатские казаки даже выяснили, что борщевик, растущий на восточном берегу полуострова у Тихого океана, даёт гораздо больше «травяного вина», чем борщевик, собранный на западе Камчатки, у берегов Охотского моря. Выяснилась и коварная особенность такой водки, обусловленная ядовитым сырьём.
«Эта водка, между прочим, весьма нежна, - писал в середине XVIII века Георг Стеллер, - и, следовательно, чрезвычайно вредна для здоровья… Пьющие эту водку очень быстро хмелеют и, придя в состояние опьянения, становятся безумными и буйными; лица их при этом синеют, тот же, кто выпьет её хотя бы немного чашек, мучается затем всю ночь самыми странными и несуразными фантазиями и сновидениями, а на следующий день становится таким робким, опечаленным и беспокойным, как если бы он совершил величайшее преступление».
Особенно сильное опьянение и жёсткое похмелье давала водка, приготовленная из стеблей борщевика с неочищенной ядовитой кожурой. Такую водку казаки прозвали «рака». «Упившийся оной получает в лицо синий цвет, во время сна много бредит, проснувшись, бывает скучен», - записал два с половиной века назад очевидец.
Вспомним, что к водке из борщевика на камчатских праздниках два с половиной века назад прилагалось и «пиво» из кипрейного сусла, настоянного на мухоморах. Одним словом, праздники были буйными, а похмелье тяжким. «Ительмены подвергаются со стороны наспиртовавшихся казаков большим обидам и при опьянении даже жестоким побоям», - рассказывает нам Георг Стеллер.
Перебродившие остатки борщевика стали любимым кормом для домашних коров и свиней. И по свидетельству Георга Стеллера улицы Большерецкого острога, «столицы» Чукотки в XVIII веке, представляли забавное зрелище во время самогоноварения: «Эти животные повсюду шатаются по улицам острога, посещая места, где гонят водку, и там обычно располагаясь. Таким образом, скотина часто вместо телохранителей сопровождает своих хозяев к кабакам, что неоднократно заставляло меня смеяться…»
Камчатские архивы сохранили даже финансовые данные о производстве и продаже «травяного вина». Например, с 1773 по 1797 год царская казна, обладавшая тогда в России монополией на оптовую продажу алкоголя, заработала в камчатских и охотских острогах на водке из борщевика 13 768 рублей 78 копеек чистой прибыли. Но к началу XIX века специфическая водка Камчатки ушла в прошлое - её заменил доставлявшийся на кораблях из европейской части России хлебный спирт, похмелье от которого, по общему мнению, было менее тяжким.