Добровольческая армия - "суп из топора" (Часть 1)

Oct 30, 2018 13:14



Периодически возникает потребность  свои же комментарии в чужих журналах, «лесенкой» уходящие вдаль, оформить в виде собственных постов у себя.
Снова и снова приходится сталкиваться в сети с сакраментальными утверждениями типа:

«Красная армия - это была наёмная армия из китайцев и латышей, готовая без каких-либо рефлексий убивать русских. Им противостояло белое русское движение».

Варианты разные, суть одна.
Интересно, где они такое черпают?
И ведь изъясняются одними и теми же штампованными фразами.
Ну, зачем нужны современные ангажированные посредники, когда есть воспоминания генералов: Деникина, Лукомского, Краснова, Казановича, Слащева…  Есть мемуары менее высокопоставленных  участников гражданской войны, писавших уже в эмиграции.
Понять суть происшедшего можно даже на основании однобокой антисоветской информации. Просто нужно опираться на факты, которые они сообщают, и в меньшей степени на их оценки, особенно, если они предельно идеологизированы. (И уж, тем более, не пускать в душу их личные, субъективные эмоции.)
А объемное видения событий позволяют воссоздать сами мемуаристы, которые смотрели на тогдашние проблемы с разных ракурсов, и в своих повествованиях зачастую «закладывали» друг друга не по-детски.


Отметим очевидный факт.
Большевики опирались на Центральную Россию. На исконные русские области. Их оппоненты опирались на периферию.  Периферия всегда в той или иной степени отчуждена от исторического центра. Просто потому хотя бы, что попадала в сферу влияния центра позднее территорий основного ядра Русской цивилизации. И именно с периферии начинается внешнее вмешательство, вмешательство чужих.

Не раз приходилось выслушивать следующие возражения.

Да, в Сибири и на Дальнем Востоке роль чехов и словаков, роль японских и американских интервентов была весьма существенной.
Да, невозможно отрицать, что без вооруженного вмешательства Антанты на Русском Севере не было бы никакой Северной Области.
Да, авантюра Юденича была бы невозможна без решительной поддержки англичан, которые преследовали главную свою цель - захват или уничтожение Балтийского флота.

Но вот война на юге европейской части России, война Добровольческой армии Корнилова-Деникина-Врангеля (война, которая, прежде всего,  и ассоциируется у нас с гражданской) была войной русских патриотов, русских офицеров и казачества с интернациональным режимом Ленина-Бронштейна.

В основе такого утверждения лежит иррационально-романтическое отношение к собственно добровольческой армии и глубокое заблуждение относительно позиции тогдашнего казачества, полное непонимание тогдашнего его мироощущения и самоидентификации.

«Гибридные» патриоты против «гибридных» агентов

В первой половине 1918 года основными «чужаками» на территории бывшей РИ были подданные Срединных империй - Германии и Австро-Венгрии.
Ими были оккупированы, в частности, Прибалтика, Белоруссия, Украина и часть Области Войска Донского. И характерно, что именно антибольшевистские силы стекались на эту периферию под защиту германских штыков. И, находясь под этой защитой, создавая под сенью германских штыков свои вооруженные формирования,  они утверждали, что большевики - союзники кайзера.
Ощущение социально-политического дурдома - неизбежный атрибут любой смуты.

Главный оппонент большевиков - деникинская Добровольческая армия создавалась изначально для продолжения войны с Германией и «ее союзниками - большевиками».  Идея создания добровольческой армии (вместо разваливающейся императорской) возникла у части генералитета еще летом 1917 года.
Однако парадокс заключается в том, что с момента возникновения Добровольческой армии ни один добровольческий офицер не выстрелил в сторону германских или австро-венгерских военнослужащих. (Если, конечно, не считать безжалостной расправы корниловцев над австро-венгерскими военнопленными в период «Ледяного» похода.)
Боевые действия против немецких оккупантов в основном вели только большевики, которых их оппоненты представляли как «агентов кайзера».
Из воспоминаний участника «Ледяного» похода ген. Б. Казановича.

«Занятие Украины и Ростова немцами и соглашение, заключенное ими с донским атаманом Красновым, тоже были в числе благоприятных обстоятельств. …На первых порах немецкая оккупация прикрывала нас от большевиков с запада и обеспечивала выигрыш времени, … тем более, что немцы не только не проявляли враждебных намерений, но даже пытались привлечь Добровольческую армию на свою сторону.»
Архив Русской революции (АРР). Т. 7. С.184.

Воспользуемся бестактностью герцога Г. Лехтентенбергского, одного из организаторов так называемой Южной армии, невольно раскрывшего «тайны мадридского двора».

«Горделиво звучавшее слово генерала Деникина о независимости Добровольческой Армии было на деле понятием также очень относительным. Снаряды и патроны они, получали… от Атамана Краснова...   Немцы сказали Краснову: «Мы ставим заставу в Батайске, но мы будем закрывать глаза, если Вы будете возить снаряды и патроны другим путем из числа уделяемых вам запасов». И каждый день грузовики, в обход Батайска возили по грунтовым дорогам на Кубань снаряды и патроны Добровольцам… с ведома ненавистных им немцев.» 
АРР. Т.8.  С.174.

Атаман П. Краснов еще более бестактен (он как всегда о себе в третьем лице).

«Деникин начал в довольно резкой форме выговаривать Атаману за то, что в диспозиции, отданной для овладения селением Батайск, было указано, что в правой колонне действует германский батальон и батарея…
- Согласитесь с тем, что это недопустимо, чтобы добровольцы участвовали с немцами… Я требую уничтожения этой диспозиции, - говорил генерал Деникин.
Атаман ответил, что уничтожить истории нельзя. Если бы эта диспозиция относилась к будущему - другое дело, но она относится к сражению, которое было три дня тому назад и закончилось полной победой, …и уничтожить то, что было, невозможно.»
АРР. Т.5.  С.200.

Одним словом, деникинцы разгромили большевиков рука об руку с германцами, как товарищи по оружию, а теперь заявляют, что это «нещитово». «Неудобняк», конечно, изрядный, и для Деникина он состоял в том, что это было документально зафиксировано.

А еще ранее отряд  полковника Дроздовского, шедший с Румынского фронта на соединение с Добровольческой армией по территории, контролируемой немцами, вступал в бои, которые германские войска вели с большевиками. Вступал не на стороне большевиков, конечно.
Поход Дроздовского Деникин описывает в отдельной главе.

«По пути к Дроздовцам присоединялись новые добровольцы, преимущественно офицеры и учащаяся молодежь. Обычная картина: после прихода отряда в большой населенный пункт, в ряды его записываются сотни добровольцев; но через день приходят по следам Дроздовцев немцы, в населении появляется уверенность в прочности положения, и с отрядом уходят лишь несколько человек.»

Вдумаемся в сказанное. Немцы и дроздовцы спокойно и бесконфликтно оказываются на одной территории. К корниловцам записываются сотни, но с приходом немцев, остаются только единицы. Значит, корниловцы и немцы в глазах основной массы антисоветски настроенных  офицеров были практически идентичны и различались всего лишь «на одну сотую». В этом и выражается вся фальшь «войны до победного конца». Та фальшь, которую народ раскусил, а потому и отказался воевать под руководством прежней элиты.

«Не встречая серьезного сопротивления со стороны большевиков, Дроздовский оказался, однако, в весьма трудном положении в отношении другого врага: по следам отряда, иногда опережая его по железной дороге, шли австро-германцы... Если широкая политика и истинные мотивы движения их были не совсем ясны для офицерства, то, во всяком случае, психология огромной части его не могла воспринять это событие иначе, как в смысле продолжения войны и вражеского нашествия на русскую землю. И, вместе с тем, не было ни сил, ни какой либо возможности противодействовать им, не отказываясь от выполнения своей основной задачи. Наконец, эти враги гонят перед собой большевиков, расчищая тем путь отряду.»

В этом изощренном блудословии прекрасно все.
Оказывается, «широкая политика и истинные мотивы движения» австо-германцев белому офицерству, четыре года воевавшему с этими «австро-германцами», были неизвестны.
Действительно, очень трудно понять, зачем пришли люди? Может быть они оккупанты, а может и просто так - печеньки привезли.
А вот у большевиков («агентов кайзера») сомнений в истинных мотивах движения немецких войск не было, они их считали оккупантами и вели с ними бои.
У бедных дроздовцев, оказывается, не было сил противодействовать немцам, однако и разрозненные красногвардейские отряды вряд ли представляли собой серьезную силу (ведь дроздовцам серьезного сопротивления они оказать не могли), но, тем не менее, красногвардейцы активно пытались преграждать путь немецким войскам.

(Вот, например, злорадный рассказ екатеринославского журналиста, сторонника «кадетов», о том, как около тысячи необученных местных рабочих, пытаясь по призыву большевиков отстоять свой город, все полегли на его подступах под шквальным пулеметным огнем железных германских батальонов. АРР. Т.12. С.86.)

Ну и, наконец, «эти враги гонят перед собой большевиков, расчищая тем путь отряду». Да какие же они тогда враги! Они союзники по «выполнению основной задачи».

А вот как объясняет  Деникин лояльность немцев по отношению к добровольцам.

«Быть может, и совесть рядового немецкого офицерства заговорила при виде людей, оставшихся верными своему долгу, и одинокой, трагически ничтожной кучкой бросившихся в водоворот народной стихии.»

Вообще-то, верность долгу требовала бросаться не в «водоворот народной стихии», а на немецких оккупантов. Ну, например, так как это делали те же красногвардейцы. Или речь шла о каком-то другом долге?

«Первый раз с немцами встретились на переправе через Днепр у Бериславля. Несмотря на усиленные марши, Дроздовскому не удалось предупредить там немцев. Когда колонна подходила к Бериславлю, он был занят уже двумя германскими батальонами, подошедшими из Херсона. После кратких переговоров, немецкий майор согласился не препятствовать переправе добровольцев и временно снять с позиции свои части, с тем, чтобы возле моста оставалась одна из немецких рот…
Трагическая игра судьбы!
В Бериславле у моста стоял враг - немцы. За рекой у Каховки стоял другой враг - русские большевики; они обстреливали расположение немцев артиллерийским огнем, преграждая им путь. Добровольцам предстояло атаковать большевиков, как будто открывая тем дорогу немцам в широкие заднепровские просторы...»

Почему «как будто открывая»?
Просто - «открывая дорогу немцам».
Конечно, немцы и сами бы ее открыли, но зачем, если за них это могут сделать другие.
Все логично. То немцы расчищали путь добровольцам, то добровольцы открывали дорогу немцам…
Действительно «трагическая игра судьбы». Русские большевики, «агенты кайзера», обстреливают расположение немцев артиллерийским огнем, преграждая им путь. Какое безобразие!

«Старые дроздовцы не забудут того тяжелого чувства, которое они испытали в эту темную, холодную ночь. Когда разум мутился, чувство раздваивалось, и мысль мучительно искала ответа, запутавшись безнадежно в удивительных жизненных парадоксах».

Признаться, слабо верится в массовую болезненную рефлексию дроздовцев и корниловцев по этому поводу.

«Каховка после короткого боя была взята, большевики бежали. Но тягостное настроение добровольцев заставило Дроздовского пригласить всех старших начальников и разъяснить им, что он «ни в какие переговоры о совместных действиях с немцами не входил, а лишь потребовал пропустить отряд».

Безусловно, не входил. Только потребовал. А они согласились. Общение было очень кратким. На переговоры это никак не тянет, поскольку договорились очень быстро - противоречий не было.
Одним словом, это «нещитово», господа офицеры. Выше голову. Все остается в силе. Большевики - агенты кайзера, а мы, верные долгу, продолжаем войну с Германией.

В конце апреля Деникин нанес удар в тыл группы советских войск, сдерживавших немцев, преграждавших им путь на Кавказ. Было взято много боеприпасов, вооружения и материальных средств.  Деникин пишет:

«Должен сказать откровенно, что нанесение более серьезного удара в тыл тем большевистским войскам, которые преграждали путь нашествию немцев на Кавказ, не входило тогда в мои намерения: извращенная до нельзя русская действительность рядила иной раз разбойников и предателей в покровы русской национальной идеи...»

Кто же эти «разбойники и предатели», которые рядились «в покровы русской национальной идеи»? Неужели Деникин настолько самокритичен?

Краснов предлагал Деникину дело - идти на Царицын, дабы замкнуть полукольцо против большевиков.

«- Я ни за что не пойду на Царицын, - сказал категорически Деникин, - потому что там мои добровольцы могут встретить немцев. Это невозможно.»
АРР. Т.5.  С.201.

Невозможно именно потому, что, не находясь в соприкосновении с немцами, удобно было постоянно кричать о продолжении войны с ними. А при соприкосновении эта ложь немедленно выступала наружу, ибо вести войну с немцами деникинцы и не могли, и не хотели.

«Генерал Алексеев поддержал Деникина… Кубанцы из своего войска никуда не пойдут, а Добровольческая армия бессильна что-либо сделать, так как в ней всего около 2500 штыков.» 
АРР. Т.5.  С.201.

Опаньки…
Да ведь в «Ледяной поход» в феврале вышли примерно 3,5 тысячи. А сейчас уже май - и всего 2,5 тыс.!
А мы-то думали, что народ, который стоном «стонал под игом комиссаров», к добровольцам валом валил… Конечно, в таком количестве вести войну с немцами затруднительно.

Атаман Краснов постоянно противопоставляет «народные» казачьи армии Дона, Кубани и Терека беспочвенной и малочисленной группе интеллигенции в погонах, которая свою маргинальную группу (меньше полка, позднее меньше дивизии) упорно именовала «Добровольческой армией».
Красновский атаман Денисов бестактно обозвал деникинцев «странствующими музыкантами».

А Краснов приводит диалог со своим оппонентом, сторонником Деникина, упрекавшим его в связях с Германией.

«- Надо поступать так, как поступает Добровольческая армия - то есть уходить от немцев…
- Хорошо Добровольческой Армии, у нее нет ни земли, ни народа, она может идти хотя до Индии, но куда я пойду со станицами, хуторами…»

На заседании Круга, заслышав про голубиную чистоту риз Добровольческой армии, атаман Краснов возмутился.

«Да, да, господа, Добровольческая Армия чиста и непогрешима. Но ведь это я, Донской Атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах Тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой Армии…»

Из письма ген. Алексеева ген. Деникину от 30 июня 1918 года.

«Должен откровенно сказать, что обостренность отношений (между генералом Красновым и Командованием Добровольческой Армии), достигшая крайних пределов и основанная, менее на сути дела, чем на характере отношений, на тоне бумаг и телеграмм, парализует совершенно всякую работу.
Мы от Дона зависим еще во многом… Если денег не получу (от союзников), то единственный источник - снова идти к Дону, ибо Вы знаете, что на Кубани получить ничего нельзя. При наших отношениях я не знаю, каким придется мне идти путем, чтобы обеспечить существование еще на месяц  (5 миллионов)… Оставаясь в гнилом углу Кубани, мы должны через две-три недели поставить бесповоротно вопрос о ликвидации армии…»
АРР. Т.6.  С.84.

Упоминание о союзниках на тот момент - дежурное заклинание. Единственный источник существования Добровольческой армии - это Дон. А это фактически означает - Германия.
На юге России в первой половине 1918 года было только два субъекта: большевистская РСФСР и Срединные империи: Германия и Австро-Венгрия.
Все остальные были объектами. Украина Скоропадского, Дон Краснова и Добровольческая армия на Кубани были объектами в зоне непосредственного немецкого влияния. И как бы Деникин ни выпрыгивал из штанов, его «верная союзникам» «армия» перестала бы существовать сразу, как только немцы прекратили бы ее снабжение через Войско Донское атамана Краснова, о чем и сообщает в своем письме ген. Алексеев.
Алексеев прав: противоречия между добровольцами и донцами по поводу германского патронажа были основаны «менее на сути дела», просто добровольцы хотели не только быть на содержании, но еще и выглядеть независимыми.
Немцы сквозь пальцы смотрели на деникинские вербовочные пункты, расположенные на Украине. Но когда перебравшийся из Киева в Екатеринодар В.Шульгин начал публиковать там антигерманские статьи, немцы стали щемить вербовщиков. И вовсе не потому, что боялись деникинской армии. Просто никогда нельзя позволять клоунам забывать - с чьей ладони они кормятся.

Между двумя политическими субъектами формально был заключен мир. Брестский мир.
Но на деле между ними шла война. Прокси-война.
Германия вела войну против РСФСР руками своих марионеток. А Советская Россия там, где не могла вести войну открыто, в частности на Украине, вела ее руками местной красной гвардии, поставляя ей оружие, спецов, и даже усиливая ее своими отрядами. При этом РСФСР дипломатически всячески подчеркивала, что она не является участницей конфликтов, происходящих за ее пределами на территориях признанных ею «стран».           
Так что у РСФСР с Германией был «мир». А как же иначе, большевики это «агенты кайзера».
В смысле, «гибридные» агенты.
А оппоненты большевиков - были «патриотами России».
Ну, в смысле, «гибридными» патриотами.

Нет ли у вас бумажки на ваш табачок, а то у нас спичек нема?

У всех белых армий была одна проблема - солдаты.
Все вроде было, не было одной мелочи - солдат.
Пустячная вроде вещь, а вот, поди ж ты…
Добровольческая армия,  «армия не народная, а интеллигентская, офицерская», - постоянно повторял П. Краснов.
Ему вторит и В. Шульгин («1920 год»).

«На меня всегда офицеры производят самое тяжелое впечатление, когда они собираются "толпами" ... Офицер по существу "одиночка"... Он должен быть окружен солдатами. Тогда понятно, почему он "офицер"...
... Казалось бы, "офицерские роты" самые совершенные части... А вот нет... В них какой-то надлом, нет здоровья, нет душевного здоровья... И как это ни странно - не чувствуется дисциплины».

Краснов подтверждает.

«Именно о Добровольческой армии всегда можно было сказать: «Доблести много, дисциплины мало!» Мне говорил один из генералов армии: - “Когда в сторожевом охранении находятся солдаты, я уверен, что часовые не спят, но я не уверен в этом, когда в охране офицеры!”»
АРР. Т.5.  С.201.

Вспомнился почему-то булгаковский Чарнота.

«Генерал Крапчиков задница, а не генерал!
Ему прислали депешу, что конница красная в тылу, а он, язви его душу, расшифровку отложил до утра и в винт сел играть…»

В своем стремлении создать армию из ничего, т. е. сварить «суп из топора», добровольческие вожди постоянно оглядывались по сторонам, судорожно ища, где бы им раздобыть солдат. Свои-то «нижние чины предали Россию», того и гляди на штыки добровольцев поднимут, как генерала Духонина.
Активный участник белого движения вспоминал.

«Еще в сентябре 1917 года, на фронте, я слышал разговоры:
«Вот бы дивизию французских солдат».
В дни борьбы за Учредительное собрание об этом опять говорили.»
АРР. Т 9, с. 8

Об этом говорили постоянно. Но французы почему-то не шли в «истинно русскую» армию.
Возможно потому, что у них была своя.
Ген. Казанович, посланный Деникиным летом 1918 года в центральную Россию на поиски финансирования, красочно описывает умонастроения антибольшевистских сил.

«Носились слухи, что Япония соглашается перебросить несколько корпусов на среднюю Волгу, где они послужат ядром для русских формирований. По поводу этого проекта и начались мои разногласия с «Правым центром». »
АРР. Т. 7. С.192.

Японские корпуса как основа новой русской армии? Ор-р-ригинально!
Впрочем, благоразумные японцы решили ограничиться «помощью» России исключительно на Дальнем Востоке.

Будучи реалистами, Алексеев с Корниловым сначала положили глаз на Чехословацкий корпус. Было это еще до заключения Брестского мира. Чехи и словаки тогда рука об руку с большевиками вели бои с наступавшими на Украине германскими войсками.
Деникин вспоминал.

«…На западе и юго-западе России расположены были два сильных и достаточно организованных корпуса: польский - генерала Довбор-Мусницкого, и чешско-словацкий, под начальством русского генерала Шокорева...
Два эти корпуса привлекали издавна наше внимание, и генералы Алексеев и Корнилов вели длительные переговоры с их руководителями, с целью привлечения этих войск к борьбе против большевиков. Планы наши не встретили сочувствия ни со стороны политических руководителей польских и чехо-словацких войск, ни в среде французской дипломатии…»

Одним словом, мы тут на Дону колхоз организовали, пришлите, пожалуйста, колхозников.
Из письма ген. Алексеева (январь 1918 года) к главе французской миссии в Киеве.

«... Силы неравны, и без помощи мы вынуждены будем покинуть важную в политическом и стратегическом отношении территорию Дона к общему для России и союзников несчастью. Предвидя этот исход, я давно и безнадежно добивался согласия направить на Дон, если не весь чешско-словацкий корпус, то хотя бы одну дивизию. Этого было бы достаточно, чтобы вести борьбу и производить дальнейшие формирования Добровольческой армии. Но, к сожалению, корпус бесполезно и без всякого дела находится в районе Киева и Полтавы, а мы теряем территорию Дона. Сосредоточение одной сильной дивизии с артиллерией в районе Екатеринослав - Александровск - Синельникове уже оказало бы косвенную нам помощь... Весь корпус - сразу поставил бы на очередь решение широкой задачи...»

Словом, пришлите нам на подмогу хотя бы одну чехословацкую дивизию, а то в нашей армии и полка не наберется.
Да черт с ними, с немцами, на Украине! Чехи бодаются там с германцами без всякой пользы, в интересах большевиков, «агентов кайзера». А вот на Дону «чехословаки» оказались бы участниками формирования «истинно русской армии», которая создается во имя нашей общей победы над германизмом.
Но вожди белого движения остались тогда непонятыми…

Впрочем, чехам и словакам уже несколько позднее была уготована весьма важная роль на более широком театре военных действий. От Самары до Владивостока. Без вмешательства корпуса в гражданскую войну на стороне белых, война изначально вряд ли приобрела бы такой размах. Прежде всего, территориально.

И лично я не вижу, почему такие «чужаки», как подданные Австо-Венгрии, чехи и словаки, должны быть нам ближе, нежели, например, бывшие подданные РИ - латышские стрелки. Если, конечно, мы не смотрим на дело глазами Антанты или глазами белых, что в принципе одно и то же.

Впрочем, даже глядя на историю глазами белых, обнаружить латышей и китайцев не так-то просто.
Атаман Краснов в мемуарах («Всевеликое Войско Донское»), вообще, не упоминает о латышах и китайцах, очевидно, считая наличие их в Красной армии фактором не достойным упоминания. (Возможно, в отличие от нынешних проницательных «историков» Атаман не понимал принципиальной важности этого момента.)
Краснов, у которого под началом была 100-тысячная казачья армия, писал:

«Против Народной Донской Армии появилась только что созданная Народная Красная Рабоче-Крестьянская Армия, построенная на принципах военной науки.
Усилиями военных «спецов» различных чинов и различного положения к зиме 1918 года на фронте Донского войска были уже не разбойничьи банды, …но организованная армия, правильно управляемая своими штабами. Советское командование, объявивши своим главным врагом Донского Атамана, сосредоточило на южный фронт 99 полков…
А всего Советская армия насчитывала 299 полков.»
АРР. Т. 5, Стр. 246.

Не слишком ли много латышей и китайцев?
Определения «Народная» и «Рабоче-Крестьянская» ген. Краснов считал принципиально важными (потому и писал их с большой буквы). По его мнению, именно это и составляло силу Красной армии.
А вот стремление беспочвенных «странствующих музыкантов» возглавить все антисоветские силы на Юге он полагал залогом катастрофы всего белого движения.

Впрочем, об этом ниже…

Продолжение следует…

Previous post Next post
Up