Сказ про то, как Ильич 100500 миллионов казаков расстрелял
Захару Прилепину в комментариях поступила интернет-агитка в виде плаката.
На ней два портрета: Дзержинкий и Ленин.
Рядом с ними два текста.
Дзержинский:
«В Ростове захвачены в плен 300 000 казаков войска Донского - писал Феликс Эдмундович в декабре 1919 года. В районе Новочеркасска удерживается в плену более 200 000. казаков войска Донского и Кубанского. В городе Шахты, Каменске удерживается более 500 000 казаков. За последнее время сдались в плен около миллиона казаков…
Прошу санкции».
Ленин:
«Расстрелять всех до одного.
30 декабря 1919 г.»
При этом Захар возмущается по адресу публикаторов:
«Это образованные люди...»
Далее Захар Прилепин справедливо указывает, что означенные в послании населенные пункты перешли под контроль большевиков, по меркам Гражданской войны, существенно позднее - с января по март 1920 года.
Перед нами очевидный фейк.
Проблема в том, что главное - не даты.
Даты скорректировать - минутное дело, и снова понеслось говно по трубам.
Эти «образованные» суки даже спасибо за уточнение не скажут.
Есть очевидные «начала отсчета» для тех, кто способен думать, хотя бы элементарно.
Например.
- Общая численность рассматриваемой группы населения.
- Мобилизационный ресурс.
В мемуарах «Всевеликое Войско Донское» их автор - атаман Войска генерал П. Краснов - сообщает о том, что ему удалось к осени 1918 года мобилизовать 50-тысячную армию. Это вполне согласуется с доступным ему мобресурсом, который можно приблизительно определить исходя из численности казачьего населения.
Войско Кубанское было примерно вдвое меньше.
Когда Антанта в начале 1919 года потребовала от донского командования передать казачьи армии в подчинение Деникину, донской генерал Денисов, возражая генералу Деникину, говорил, что подчинять 100-тысячную казачью армию (донцы + кубанцы) 10-тысячной армии добровольческой, офицерско-интеллигентской - это нонсенс (сие можно прочитать в тех же мемуарах Краснова). Денисов, конечно, несколько преувеличивал численность казаков и преуменьшал численность белых добровольцев, что называется, плюс-минус 10-20%. Но речь в горячей полемике донских генералов с генералом Деникиным шла о качественном соотношении.
Максимальная общая численность донцов и кубанцев в армии Деникина на пике мобилизации всех возможных возрастов - вряд ли могла превышать 100 тыс. человек.
Как выяснил донской историк А. Венков, по пресловутому циркуляру о «расказачивании» от января 1919 года на Верхнем Дону, на обширной территории за несколько недель было расстреляно всего порядка 300 человек.
Даже пресловутый ОСВАГ и тот в целом оценивал число расстрелянных на Дону и Кубани за все годы Гражданской войны примерно в 5-6 тыс. человек. Однако и эта цифра говорит, скорее, о пределе фейкометных возможностей тогдашнего ОСВАГа.
В плен казаки попали в основном уже весной 1920 года, будучи прижаты к Черноморскому побережью. На тот момент они изрядно рассорились с деникинскими кадетами. Именно поэтому казаков не особо спешили переправлять в Крым.
Их плен у большевиков был весьма коротким. Нужно было только спороть погоны и нашить новые знаки различия, принятые в Красной армии. А дальше - на польский фронт, а потом - против Врангеля.
После окончания войны в 20-х годах репрессии были уже исключительно точечными - против главных организаторов антисоветской борьбы и против тех, кто особо отличился в расправах. А в целом имела место широкая цепь амнистий, нужно было, как можно быстрее, интегрировать вчерашних открытых противников в советское общество.
* * * * *
Прилепин:
«Против нас ведут войну».
А кто ее ведет-то?
Я уже вспоминал пару раз сюжет Д. Киселева «о расказачивании» от января 2019 года в его «Воскресных новостях».
Он тогда сразу заявил об 1-2 миллионах жертв «расказачивания». Правда, упомянул в качестве отмазки на будущее, что это «по мнению некоторых историков». Однако особенность воздействия подобной геббельсовской лжи состоит в том, что немыслимые «миллионы» попадают «в моск» совершенно свободно, ибо при встрече с неправдоподобной ложью «моск» от возмущения чудовищным характером деяния автоматически и бесконтрольно раскрывается «навстречу правде».
В этом и заключается сущность механизма воздействия подобной лжи. Чудовищный характер «разоблачаемого преступления» практически парализует способность к критическому мышлению, уводя объект манипулирования в сферу эмоциональных переживаний.
В том же сюжете был мимолетный эпизод с историком А. Венковым, который сказал о трехстах расстрелянных по циркуляру о «расказачивании» от января 1919 года, однако весь сюжет был построен так, что информация Венкова полностью терялась на фоне 2 млн. якобы уничтоженных казаков. Особенности человеческого восприятия информации хорошо известны, и давно учитываются при подаче телевизионного материала.
Информация, внедряемая в общественное сознание - это миллионы большевистских жертв, а историческая правда, если и появляется, то на заднем фоне, как одна из версий, для парирования возможных претензий. Формально умелых манипуляторов ни за что не ухватишь.
Д. Киселев - это официоз. Куда уж официозней-то!
И Киселев, и Михалков, и Симоньян, и Михеев, и прочая, и прочая, и прочая. Это все официоз.
А есть еще и армия «любителей», строящих из себя профессионалов, вроде Е. Холмогорова.(https://otshelnik-1.livejournal.com/46405.html)
А все это еще омывает море массовки, распространяющей фейковые плакатики.
Так кто против нас войну-то ведет?
Кто этот объемный диффузно-иерархический «Ален Даллес»?
Причем эту войну ведут уже четвертое десятилетие, не отбрасывая, а, напротив, тупо повторяя и подновляя ложь, уже, казалось бы, разоблаченную академически (но не в общественном сознании). А, значит, по большому счету против Советской власти и большевиков у них нет ничего.
Тупое настойчивое воспроизведение геббельсовской лжи - по принципу формирования у «пипла» условного рефлекса, как у «собаки Павлова», с использованием простеньких текстов и картинок-агиток - это все, чем они располагают.
Многие антисоветские пропагандоны льют крокодиловы слезы по СССР, но при этом тупо повторяют-навязывают все ту же ложь, посредством которой его убивали. Сегодня его убийцы и духовные наследники убийц, по-прежнему доминирующие в СМИ, отмазывают себя от величайшего преступления конца ХХ века, переводя стрелки на его начало.
Это тот случай, когда пролитие крокодиловых слез намного отвратительнее, нежели откровенное тотальное поносительство и отрицание.
* * * * *
Что поражает в этой истории.
Это удивительная искренность лжи.
Лучше всего у человека получается обманывать самого себя.
Поражает практически полное нежелание критически оценивать поступающую информацию.
Воспринимается только то, что подтверждает изначально сложившуюся точку зрения, призванную оправдать «вхожденческое» цивилизационное предательство, завернутое в «православно-монархические», «бело-националистические» фантики и обеспечивающее, таким образом, личный психологический комфорт и не только самоуважение, но даже и нравственное превосходство.
Дело в том, что, пользоваться «бочками варенья» и «ящиками печенья» приятно, но еще приятнее ощущать себя при этом не иудой последним, а «освободителем России от безбожного коммунизма».
И любая информация, которая способна разрушить внутреннюю идеологическую гармонию «плохиша», вызывает в его душе лютый психологический дискомфорт, который очень часто прорывается наружу вспышкой едкой ненависти.
Это в том случае, если раздражение исходит от активного источника извне.
Но если речь идет о пассивном источнике, например, о воспринимаемом тексте, то любая информация, противоречащая концепции «плохиша», не проникает в его сознание, хотя бы потому, что автоматически фильтруется еще на стадии восприятия текста. Это происходит само собой, ее даже глаз не замечает.
Захар пишет, что рассматриваемый «демотиватор» прислал ему интеллигентный образованный человек. В этом плакате-агитке Дзержинский упоминает о «Краснодаре», который в декабре 1919 года по-прежнему оставался «Екатеринодаром», и переименован был позднее. Конечно, перед нами смешной ляп от фальсификаторов, но на такую мелочь любой мог бы не обратить внимания при прочтении.
Однако будучи «интеллигентным образованным человеком», невозможно не заметить чудовищное неправдоподобие цифр. Предположим ты не знаешь численность донского казачества того времени, но как не сообразить, что 500 тыс. пленных казаков невозможно содержать в городках с населением в несколько десятков тысяч человек.
Всем этим «Холмогоровым» плевать не только на правду, но даже и на правдоподобие. Им даже правдоподобие - пох.
Интеллигентный человек, казалось бы, должен быть знаком с романом М. Шолохова «Тихий Дон», такие «интеллигентные» обычно любят упоминать роман, как аргумент в пользу «геноцида».
На самом деле эти «интеллигентные» романа, скорее всего, толком не читали, и знают они в связи с романом только клевету «неполживца» в адрес автора, ибо на самом деле в романе никакого геноцида нет!
На хуторе Татарском (угадывается Каргин-хутор) расстреляли 7 человек. Судя по мобилизационному ресурсу (конная сотня + пластуны), казаков там проживало тысячи полторы. Но даже это изображение террора превосходит то, что описывает историк Венков.
Здесь нужно учитывать, что Шолохов избрал «камерный» объект описания - хутор. А, скажем, в крупной станице в начале 1919 года могли расстрелять и несколько десятков человек.
Но при этом писатель не мог «расстрелять» всего «полтора казака», которые по статистике приходились на «хутор Татарский», он должен был показать трагизм положения глазами станичников («Расстрелов, говоришь, нет? А семерых куда дели?»). И этот трагизм ситуации, безусловно, присутствовал.
«Сегодня одного, завтра другого, кому же охота своей очереди дожидаться?»
Вешенские повстанцы собрали четыре дивизии. Сие знает всякий, кто хотя бы «кино смотрел». Это порядка 30 тыс. человек. Примерно столько верхнедонцев ранее бросили фронт, пустив красные полки на свою территорию. «Люфт» здесь в самом худшем случае не может составлять более 2-3 тыс. человек.
По меркам Гражданской войны - это ни о чем.
Но и этот «люфт» «возможно расстрелянных» - не более чем наши весьма приблизительные фантазии, максимально возможная оценка расстрелянных, сделанная предельно поверхностно по расплывчатым косвенным данным. Ибо сегодня мы знаем, что растеряно было всего порядка 300 человек.
«Половина казаков за Донцом, а какие тут остались - остервились, землю под собой грызут…»
То есть половина казаков у Деникина, а другую половину (повстанцев) с советской властью уже не примирить.
Половина (30 тыс.) плюс половина (30 тыс.) = 60 тыс.
Это максимальный мобилизационный ресурс Тихого Дона в 1919 году.
Каким этот ресурс был при Краснове, таким он остался и при Деникине. Какая-то часть пала в боях, но армия пополнилась молодыми казаками и призванными казаками старших возрастов.
И вся атмосфера романа, и, прежде всего, психологические мотивации героев противоречат концепции геноцида. Когда Григорий приказал зарубить первые три десятка пленных красноармейцев, казаки повстанцы начали роптать. Они боялись, что и красные их тоже в плен брать не будут. Они считали, что Григорий уже превысил меру жестокости. В их глазах то, что привело к восстанию, не оправдывало подобных действий.
Однако дальше взаимное остервенение стало нарастать как снежный ком.
Это и составляет основу переживаний главного героя. То, что подтолкнуло к восстанию, оказалось мелочью по сравнению с его последствиями.
Григорий в объяснении с женой ситуацию видит так:
- Ха! Совесть! - Григорий обнажил в улыбке кипенные зубы, засмеялся. - Я об ней и думать позабыл. Какая уж там совесть, когда вся жизня похитнулась… Людей убиваешь… Неизвестно для чего всю эту кашу… Да ить как тебе сказать? Не поймешь ты! В тебе одна бабья лютость зараз горит, а до того ты не додумаешься, что́ мне сердце точит, кровя пьет. Я вот и к водке потянулся. Надысь припадком меня вдарило. Сердце на коий миг вовзят остановилося, и холод пошел по телу… - Григорий потемнел лицом, тяжело выжимал из себя слова: - Трудно мне, через это и шаришь, чем бы забыться, водкой ли, бабой ли… Ты погоди! Дай мне сказать: у меня вот тут сосет и сосет, кортит все время… Неправильный у жизни ход, и, может, и я в этом виноватый… Зараз бы с красными надо замириться и - на кадетов. А как? Кто нас сведет с советской властью? Как нашим обчим обидам счет произвесть? Половина казаков за Донцом, а какие тут остались - остервились, землю под собой грызут… Все у меня, Наташка, помутилось в голове… Вот и твой дед Гришака по библии читал и говорит, что, мол, неверно мы свершили, не надо бы восставать.
* * * * *
Большевикам приписывают некую особую идеологическую неприязнь к казакам.
И это уже стало стереотипом. На самом деле для подобного утверждения нет никаких серьезных оснований.
Большевики опирались на центральную коренную Русь, и их «неприязнь» к казакам не могла превышать неприязнь, обусловленную противоречиями между ядром русского этноса и казачьим субэтносом, исторически неизбежно от ядра отчужденным.
Напомним, тот же казачий историк А. Венков весьма убедительно показал, что к большевикам ушли те казачьи полки, которые по службе или в гражданской жизни близко соприкасались с коренной Русью и в значительной степени обрусели, утратив свой казачий «национализм». Они ушли к большевикам даже вопреки сословно-классовым интересам, цивилизационные мотивы у них доминировали (https://otshelnik-1.livejournal.com/51175.html).
Но на самом деле в целом у большевиков к донским казакам не было даже той неприязни, какая могла быть у среднестатистического русского крестьянина, ибо опираясь на русский Центр, они смотрели на ситуацию «сверху», ощущая себя властью всех территорий, пытаясь в своих действиях максимально сопрячь многочисленные противоречивые интересы. Тот же Венков признает, что большевики в конфликте казаков и крестьян изначально не стремились однозначно встать на сторону последних. В их задачу входило преодолеть конфликт мирно.
И он же считает, что при ином развитии событий казаки вполне могли бы получить автономию, какую-нибудь Донскую АССР. Есть все основания утверждать, что изначально у большевиков были и такие намерения.
* * * * *
В воспоминаниях донского атамана, генерала П. Краснова «На внутреннем фронте» есть главы, посвященные его задержанию большевиками в ноябре 1917 года.
Краснов командовал III казачьим корпусом, предназначенным для подавления возможного большевистского переворота. Он подробно рассказывает о том, как его корпус приказами вышестоящего начальства был растасован по обширным территориям, в результате чего в распоряжении генерала для подавления выступления большевиков оказалось всего несколько сотен казаков. Генерал подробно описывает, как сам Генштаб сознательно блокировал все его действия направленные на предотвращение переворота.
Свои ощущения, возникшие у него еще в начале октября, еще за месяц до событий, генерал Краснов передает так:
«Выходит, что все начальство передалось большевикам. Тогда проще - устранить Временное правительство и передать власть большевикам мирно… Был Львов, стал Керенский, ну, будет Ленин - хуже не будет. Это прямое последствие отречения Государя.»
Но не менее интересным является рассказ самого генерала о его задержании.
Генерал Духонин, в отличие от Краснова, не вел боевых действий против большевиков, он всего лишь отказался выполнить их распоряжение о перемирии с немцами и был поднят «массами» на штыки.
А вот генерал Краснов вел против большевиков военные действия, но вынужден был заключить «перемирие» - семьсот казаков против десятков тысяч красной гвардии - это несерьезно. Да и те семьсот были настроены мирно: «По своим стрелять не будем».
Краснова задержали и доставили в Смольный.
Очень вежливо и тактично.
Был момент, когда матросская вольница хотела генерала порвать, типа нам ни Ленин, ни Троцкий не указ. Но к генералу именно на этот случай был приставлен для его охраны матросский «спецназ» без малейших признаков опьянения алкоголем или «марафетом». Вышколенные матросы были вежливы и корректны и обращались к генералу «Ваше Превосходительство».
Более того, «задержанного» генерала поселили на его петроградской квартире. И «спецназ» дежурил в прихожей. При этом сам Краснов признает, что это были не тюремщики, а защитники. Он был абсолютно свободен, мог, когда хотел, покидать квартиру. И к нему часто приходили гости, при этом матросы в прихожей выполняли еще и функции денщиков, они помогали раздеться и одеться господам офицерам.
Краснов изображает дело так, будто он ждал «решения своей судьбы». На самом деле, если бы речь шла о его «судьбе», то местом ожидания ему определили бы камеру в «Крестах», а не его петроградскую квартиру под надежной охраной «вежливых людей». И ожидание это не тянулось бы две недели, а было бы намного короче
Понятно, что от Ленина-Троцкого генерал получил некое предложение, а также время на его обдумывание в комфортных условиях.
Как простой военспец генерал был не настолько ценен, чтобы разводить с ним подобный «Версаль». Реально в боевых условиях он командовал только дивизией (а корпус получил при Керенском для подавления большевистского выступления).
Все дело в том, что П. Краснов был КАЗАЧЬМ генералом.
Скорее всего, в этом весь цимес.
Надо полагать, что генерал получил предложение возглавить «Советский Дон», скажем, на правах автономии. Каледин подлежал смещению (его и так казаки через пару месяцев сместили), а лояльный большевикам Дон, мирно интегрированный в РСФСР, должен был стать территорией, на которой кадетам типа Корнилова-Алексеева-Деникина-Лукомского делать было абсолютно нечего.
Большевики были политиками и всё про всех знали.
Ну, почти всё и почти про всех.
Они знали об умонастроениях Петра Краснова, которые позднее, когда тот возглавил антисоветский Дон, привели к осложнениям в его взаимоотношениях с руководством кадетской Добровольческой армии.
У нас сегодня вся история зачастую выводится из субъективных устремлений советских вождей. Это удобный прием для инверсии исторических смыслов.
На самом деле настоящие политики исходят из политической целесообразности, а вот позволять субъективным взглядам влиять на государственные решения - это политически непрофессионально. Так что какие-либо специфические взгляды Краснова, скажем, по «еврейскому вопросу» здесь не могли быть камнем преткновения от слова «совсем». (Тем более, что эти взгляды высказывали герои литературных произведений генерала, а сам он в мемуарах 1917-1020 годов, вообще, не удостаивает евреев, латышей или китайцев даже упоминанием, признавая, что воевать белым приходилось с русским народом). Предложение, судя по некоторым намекам генерала, делал даже не Ленин, а Троцкий.
Генерал думал две недели.
Но ответил отказом.
Возможно, Краснов не исходил в должной мере из политической целесообразности, а шел отчасти на поводу своих «специфических взглядов», которые позднее и привели его в весьма дурную компанию.
А согласись он тогда в 1917-м, история Гражданской войны могла бы пойти по другому руслу.
Хотя она вряд ли была бы менее кровавой.
Тот же Ленин неоднократно и на широкую аудиторию справедливо говорил об ограниченных возможностях вербального убеждения масс. Противодействовать их иллюзиям силой слова порой бывает крайне трудно. Есть пределы возможностей увещевания людей.
Вождь прямо предсказывал, что в правоте большевиков массы будут убеждать Деникины и Колчаки. Они будут основными «агитаторами». Их действия по отношению к народу будут красноречивее любой советской пропаганды.
Он подчеркивал, что русский крестьянин все решает сам на основании своего личного опыта посредством сравнения различных вариантов. Конечно, это сравнение всегда дается чрезвычайно дорогой ценой, но подобного порядка вещей разговорами и уговорами изменить нельзя.
* * * * *
Впрочем, не все и не всегда можно переиграть назад…
Казакам в отличие от мужиков это делать было весьма затруднительно.
После соединения вешенских повстанцев с Деникиным Григория сняли с командования дивизией и поставили командиром сотни.
«Григорий перед вечером собрал казаков, прощаясь, сказал:
- Самое главное - головы берегите, чтобы красные вам их не подырявили. У нас они, головы, хотя и дурные, но зря подставлять их под пули не надо. Ими ишо прийдется думать, крепко думать, как дальше быть…»
На ней два портрета: Дзержинкий и Ленин.
Рядом с ними два текста.
Дзержинский:
«В Ростове захвачены в плен 300 000 казаков войска Донского - писал Феликс Эдмундович в декабре 1919 года. В районе Новочеркасска удерживается в плену более 200 000. казаков войска Донского и Кубанского. В городе Шахты, Каменске удерживается более 500 000 казаков. За последнее время сдались в плен около миллиона казаков…
Прошу санкции».
Ленин:
«Расстрелять всех до одного.
30 декабря 1919 г.»
При этом Захар возмущается по адресу публикаторов:
«Это образованные люди...»
Далее Захар Прилепин справедливо указывает, что означенные в послании населенные пункты перешли под контроль большевиков, по меркам Гражданской войны, существенно позднее - с января по март 1920 года.
Перед нами очевидный фейк.
Проблема в том, что главное - не даты.
Даты скорректировать - минутное дело, и снова понеслось говно по трубам.
Эти «образованные» суки даже спасибо за уточнение не скажут.
Есть очевидные «начала отсчета» для тех, кто способен думать, хотя бы элементарно.
Например.
- Общая численность рассматриваемой группы населения.
- Мобилизационный ресурс.
В мемуарах «Всевеликое Войско Донское» их автор - атаман Войска генерал П. Краснов - сообщает о том, что ему удалось к осени 1918 года мобилизовать 50-тысячную армию. Это вполне согласуется с доступным ему мобресурсом, который можно приблизительно определить исходя из численности казачьего населения.
Войско Кубанское было примерно вдвое меньше.
Когда Антанта в начале 1919 года потребовала от донского командования передать казачьи армии в подчинение Деникину, донской генерал Денисов, возражая генералу Деникину, говорил, что подчинять 100-тысячную казачью армию (донцы + кубанцы) 10-тысячной армии добровольческой, офицерско-интеллигентской - это нонсенс (сие можно прочитать в тех же мемуарах Краснова). Денисов, конечно, несколько преувеличивал численность казаков и преуменьшал численность белых добровольцев, что называется, плюс-минус 10-20%. Но речь в горячей полемике донских генералов с генералом Деникиным шла о качественном соотношении.
Максимальная общая численность донцов и кубанцев в армии Деникина на пике мобилизации всех возможных возрастов - вряд ли могла превышать 100 тыс. человек.
Как выяснил донской историк А. Венков, по пресловутому циркуляру о «расказачивании» от января 1919 года на Верхнем Дону, на обширной территории за несколько недель было расстреляно всего порядка 300 человек.
Даже пресловутый ОСВАГ и тот в целом оценивал число расстрелянных на Дону и Кубани за все годы Гражданской войны примерно в 5-6 тыс. человек. Однако и эта цифра говорит, скорее, о пределе фейкометных возможностей тогдашнего ОСВАГа.
В плен казаки попали в основном уже весной 1920 года, будучи прижаты к Черноморскому побережью. На тот момент они изрядно рассорились с деникинскими кадетами. Именно поэтому казаков не особо спешили переправлять в Крым.
Их плен у большевиков был весьма коротким. Нужно было только спороть погоны и нашить новые знаки различия, принятые в Красной армии. А дальше - на польский фронт, а потом - против Врангеля.
После окончания войны в 20-х годах репрессии были уже исключительно точечными - против главных организаторов антисоветской борьбы и против тех, кто особо отличился в расправах. А в целом имела место широкая цепь амнистий, нужно было, как можно быстрее, интегрировать вчерашних открытых противников в советское общество.
* * * * *
Прилепин:
«Против нас ведут войну».
А кто ее ведет-то?
Я уже вспоминал пару раз сюжет Д. Киселева «о расказачивании» от января 2019 года в его «Воскресных новостях».
Он тогда сразу заявил об 1-2 миллионах жертв «расказачивания». Правда, упомянул в качестве отмазки на будущее, что это «по мнению некоторых историков». Однако особенность воздействия подобной геббельсовской лжи состоит в том, что немыслимые «миллионы» попадают «в моск» совершенно свободно, ибо при встрече с неправдоподобной ложью «моск» от возмущения чудовищным характером деяния автоматически и бесконтрольно раскрывается «навстречу правде».
В этом и заключается сущность механизма воздействия подобной лжи. Чудовищный характер «разоблачаемого преступления» практически парализует способность к критическому мышлению, уводя объект манипулирования в сферу эмоциональных переживаний.
В том же сюжете был мимолетный эпизод с историком А. Венковым, который сказал о трехстах расстрелянных по циркуляру о «расказачивании» от января 1919 года, однако весь сюжет был построен так, что информация Венкова полностью терялась на фоне 2 млн. якобы уничтоженных казаков. Особенности человеческого восприятия информации хорошо известны, и давно учитываются при подаче телевизионного материала.
Информация, внедряемая в общественное сознание - это миллионы большевистских жертв, а историческая правда, если и появляется, то на заднем фоне, как одна из версий, для парирования возможных претензий. Формально умелых манипуляторов ни за что не ухватишь.
Д. Киселев - это официоз. Куда уж официозней-то!
И Киселев, и Михалков, и Симоньян, и Михеев, и прочая, и прочая, и прочая. Это все официоз.
А есть еще и армия «любителей», строящих из себя профессионалов, вроде Е. Холмогорова.(https://otshelnik-1.livejournal.com/46405.html)
А все это еще омывает море массовки, распространяющей фейковые плакатики.
Так кто против нас войну-то ведет?
Кто этот объемный диффузно-иерархический «Ален Даллес»?
Причем эту войну ведут уже четвертое десятилетие, не отбрасывая, а, напротив, тупо повторяя и подновляя ложь, уже, казалось бы, разоблаченную академически (но не в общественном сознании). А, значит, по большому счету против Советской власти и большевиков у них нет ничего.
Тупое настойчивое воспроизведение геббельсовской лжи - по принципу формирования у «пипла» условного рефлекса, как у «собаки Павлова», с использованием простеньких текстов и картинок-агиток - это все, чем они располагают.
Многие антисоветские пропагандоны льют крокодиловы слезы по СССР, но при этом тупо повторяют-навязывают все ту же ложь, посредством которой его убивали. Сегодня его убийцы и духовные наследники убийц, по-прежнему доминирующие в СМИ, отмазывают себя от величайшего преступления конца ХХ века, переводя стрелки на его начало.
Это тот случай, когда пролитие крокодиловых слез намного отвратительнее, нежели откровенное тотальное поносительство и отрицание.
* * * * *
Что поражает в этой истории.
Это удивительная искренность лжи.
Лучше всего у человека получается обманывать самого себя.
Поражает практически полное нежелание критически оценивать поступающую информацию.
Воспринимается только то, что подтверждает изначально сложившуюся точку зрения, призванную оправдать «вхожденческое» цивилизационное предательство, завернутое в «православно-монархические», «бело-националистические» фантики и обеспечивающее, таким образом, личный психологический комфорт и не только самоуважение, но даже и нравственное превосходство.
Дело в том, что, пользоваться «бочками варенья» и «ящиками печенья» приятно, но еще приятнее ощущать себя при этом не иудой последним, а «освободителем России от безбожного коммунизма».
И любая информация, которая способна разрушить внутреннюю идеологическую гармонию «плохиша», вызывает в его душе лютый психологический дискомфорт, который очень часто прорывается наружу вспышкой едкой ненависти.
Это в том случае, если раздражение исходит от активного источника извне.
Но если речь идет о пассивном источнике, например, о воспринимаемом тексте, то любая информация, противоречащая концепции «плохиша», не проникает в его сознание, хотя бы потому, что автоматически фильтруется еще на стадии восприятия текста. Это происходит само собой, ее даже глаз не замечает.
Захар пишет, что рассматриваемый «демотиватор» прислал ему интеллигентный образованный человек. В этом плакате-агитке Дзержинский упоминает о «Краснодаре», который в декабре 1919 года по-прежнему оставался «Екатеринодаром», и переименован был позднее. Конечно, перед нами смешной ляп от фальсификаторов, но на такую мелочь любой мог бы не обратить внимания при прочтении.
Однако будучи «интеллигентным образованным человеком», невозможно не заметить чудовищное неправдоподобие цифр. Предположим ты не знаешь численность донского казачества того времени, но как не сообразить, что 500 тыс. пленных казаков невозможно содержать в городках с населением в несколько десятков тысяч человек.
Всем этим «Холмогоровым» плевать не только на правду, но даже и на правдоподобие. Им даже правдоподобие - пох.
Интеллигентный человек, казалось бы, должен быть знаком с романом М. Шолохова «Тихий Дон», такие «интеллигентные» обычно любят упоминать роман, как аргумент в пользу «геноцида».
На самом деле эти «интеллигентные» романа, скорее всего, толком не читали, и знают они в связи с романом только клевету «неполживца» в адрес автора, ибо на самом деле в романе никакого геноцида нет!
На хуторе Татарском (угадывается Каргин-хутор) расстреляли 7 человек. Судя по мобилизационному ресурсу (конная сотня + пластуны), казаков там проживало тысячи полторы. Но даже это изображение террора превосходит то, что описывает историк Венков.
Здесь нужно учитывать, что Шолохов избрал «камерный» объект описания - хутор. А, скажем, в крупной станице в начале 1919 года могли расстрелять и несколько десятков человек.
Но при этом писатель не мог «расстрелять» всего «полтора казака», которые по статистике приходились на «хутор Татарский», он должен был показать трагизм положения глазами станичников («Расстрелов, говоришь, нет? А семерых куда дели?»). И этот трагизм ситуации, безусловно, присутствовал.
«Сегодня одного, завтра другого, кому же охота своей очереди дожидаться?»
Вешенские повстанцы собрали четыре дивизии. Сие знает всякий, кто хотя бы «кино смотрел». Это порядка 30 тыс. человек. Примерно столько верхнедонцев ранее бросили фронт, пустив красные полки на свою территорию. «Люфт» здесь в самом худшем случае не может составлять более 2-3 тыс. человек.
По меркам Гражданской войны - это ни о чем.
Но и этот «люфт» «возможно расстрелянных» - не более чем наши весьма приблизительные фантазии, максимально возможная оценка расстрелянных, сделанная предельно поверхностно по расплывчатым косвенным данным. Ибо сегодня мы знаем, что растеряно было всего порядка 300 человек.
«Половина казаков за Донцом, а какие тут остались - остервились, землю под собой грызут…»
То есть половина казаков у Деникина, а другую половину (повстанцев) с советской властью уже не примирить.
Половина (30 тыс.) плюс половина (30 тыс.) = 60 тыс.
Это максимальный мобилизационный ресурс Тихого Дона в 1919 году.
Каким этот ресурс был при Краснове, таким он остался и при Деникине. Какая-то часть пала в боях, но армия пополнилась молодыми казаками и призванными казаками старших возрастов.
И вся атмосфера романа, и, прежде всего, психологические мотивации героев противоречат концепции геноцида. Когда Григорий приказал зарубить первые три десятка пленных красноармейцев, казаки повстанцы начали роптать. Они боялись, что и красные их тоже в плен брать не будут. Они считали, что Григорий уже превысил меру жестокости. В их глазах то, что привело к восстанию, не оправдывало подобных действий.
Однако дальше взаимное остервенение стало нарастать как снежный ком.
Это и составляет основу переживаний главного героя. То, что подтолкнуло к восстанию, оказалось мелочью по сравнению с его последствиями.
Григорий в объяснении с женой ситуацию видит так:
- Ха! Совесть! - Григорий обнажил в улыбке кипенные зубы, засмеялся. - Я об ней и думать позабыл. Какая уж там совесть, когда вся жизня похитнулась… Людей убиваешь… Неизвестно для чего всю эту кашу… Да ить как тебе сказать? Не поймешь ты! В тебе одна бабья лютость зараз горит, а до того ты не додумаешься, что́ мне сердце точит, кровя пьет. Я вот и к водке потянулся. Надысь припадком меня вдарило. Сердце на коий миг вовзят остановилося, и холод пошел по телу… - Григорий потемнел лицом, тяжело выжимал из себя слова: - Трудно мне, через это и шаришь, чем бы забыться, водкой ли, бабой ли… Ты погоди! Дай мне сказать: у меня вот тут сосет и сосет, кортит все время… Неправильный у жизни ход, и, может, и я в этом виноватый… Зараз бы с красными надо замириться и - на кадетов. А как? Кто нас сведет с советской властью? Как нашим обчим обидам счет произвесть? Половина казаков за Донцом, а какие тут остались - остервились, землю под собой грызут… Все у меня, Наташка, помутилось в голове… Вот и твой дед Гришака по библии читал и говорит, что, мол, неверно мы свершили, не надо бы восставать.
* * * * *
Большевикам приписывают некую особую идеологическую неприязнь к казакам.
И это уже стало стереотипом. На самом деле для подобного утверждения нет никаких серьезных оснований.
Большевики опирались на центральную коренную Русь, и их «неприязнь» к казакам не могла превышать неприязнь, обусловленную противоречиями между ядром русского этноса и казачьим субэтносом, исторически неизбежно от ядра отчужденным.
Напомним, тот же казачий историк А. Венков весьма убедительно показал, что к большевикам ушли те казачьи полки, которые по службе или в гражданской жизни близко соприкасались с коренной Русью и в значительной степени обрусели, утратив свой казачий «национализм». Они ушли к большевикам даже вопреки сословно-классовым интересам, цивилизационные мотивы у них доминировали (https://otshelnik-1.livejournal.com/51175.html).
Но на самом деле в целом у большевиков к донским казакам не было даже той неприязни, какая могла быть у среднестатистического русского крестьянина, ибо опираясь на русский Центр, они смотрели на ситуацию «сверху», ощущая себя властью всех территорий, пытаясь в своих действиях максимально сопрячь многочисленные противоречивые интересы. Тот же Венков признает, что большевики в конфликте казаков и крестьян изначально не стремились однозначно встать на сторону последних. В их задачу входило преодолеть конфликт мирно.
И он же считает, что при ином развитии событий казаки вполне могли бы получить автономию, какую-нибудь Донскую АССР. Есть все основания утверждать, что изначально у большевиков были и такие намерения.
* * * * *
В воспоминаниях донского атамана, генерала П. Краснова «На внутреннем фронте» есть главы, посвященные его задержанию большевиками в ноябре 1917 года.
Краснов командовал III казачьим корпусом, предназначенным для подавления возможного большевистского переворота. Он подробно рассказывает о том, как его корпус приказами вышестоящего начальства был растасован по обширным территориям, в результате чего в распоряжении генерала для подавления выступления большевиков оказалось всего несколько сотен казаков. Генерал подробно описывает, как сам Генштаб сознательно блокировал все его действия направленные на предотвращение переворота.
Свои ощущения, возникшие у него еще в начале октября, еще за месяц до событий, генерал Краснов передает так:
«Выходит, что все начальство передалось большевикам. Тогда проще - устранить Временное правительство и передать власть большевикам мирно… Был Львов, стал Керенский, ну, будет Ленин - хуже не будет. Это прямое последствие отречения Государя.»
Но не менее интересным является рассказ самого генерала о его задержании.
Генерал Духонин, в отличие от Краснова, не вел боевых действий против большевиков, он всего лишь отказался выполнить их распоряжение о перемирии с немцами и был поднят «массами» на штыки.
А вот генерал Краснов вел против большевиков военные действия, но вынужден был заключить «перемирие» - семьсот казаков против десятков тысяч красной гвардии - это несерьезно. Да и те семьсот были настроены мирно: «По своим стрелять не будем».
Краснова задержали и доставили в Смольный.
Очень вежливо и тактично.
Был момент, когда матросская вольница хотела генерала порвать, типа нам ни Ленин, ни Троцкий не указ. Но к генералу именно на этот случай был приставлен для его охраны матросский «спецназ» без малейших признаков опьянения алкоголем или «марафетом». Вышколенные матросы были вежливы и корректны и обращались к генералу «Ваше Превосходительство».
Более того, «задержанного» генерала поселили на его петроградской квартире. И «спецназ» дежурил в прихожей. При этом сам Краснов признает, что это были не тюремщики, а защитники. Он был абсолютно свободен, мог, когда хотел, покидать квартиру. И к нему часто приходили гости, при этом матросы в прихожей выполняли еще и функции денщиков, они помогали раздеться и одеться господам офицерам.
Краснов изображает дело так, будто он ждал «решения своей судьбы». На самом деле, если бы речь шла о его «судьбе», то местом ожидания ему определили бы камеру в «Крестах», а не его петроградскую квартиру под надежной охраной «вежливых людей». И ожидание это не тянулось бы две недели, а было бы намного короче
Понятно, что от Ленина-Троцкого генерал получил некое предложение, а также время на его обдумывание в комфортных условиях.
Как простой военспец генерал был не настолько ценен, чтобы разводить с ним подобный «Версаль». Реально в боевых условиях он командовал только дивизией (а корпус получил при Керенском для подавления большевистского выступления).
Все дело в том, что П. Краснов был КАЗАЧЬМ генералом.
Скорее всего, в этом весь цимес.
Надо полагать, что генерал получил предложение возглавить «Советский Дон», скажем, на правах автономии. Каледин подлежал смещению (его и так казаки через пару месяцев сместили), а лояльный большевикам Дон, мирно интегрированный в РСФСР, должен был стать территорией, на которой кадетам типа Корнилова-Алексеева-Деникина-Лукомского делать было абсолютно нечего.
Большевики были политиками и всё про всех знали.
Ну, почти всё и почти про всех.
Они знали об умонастроениях Петра Краснова, которые позднее, когда тот возглавил антисоветский Дон, привели к осложнениям в его взаимоотношениях с руководством кадетской Добровольческой армии.
У нас сегодня вся история зачастую выводится из субъективных устремлений советских вождей. Это удобный прием для инверсии исторических смыслов.
На самом деле настоящие политики исходят из политической целесообразности, а вот позволять субъективным взглядам влиять на государственные решения - это политически непрофессионально. Так что какие-либо специфические взгляды Краснова, скажем, по «еврейскому вопросу» здесь не могли быть камнем преткновения от слова «совсем». (Тем более, что эти взгляды высказывали герои литературных произведений генерала, а сам он в мемуарах 1917-1020 годов, вообще, не удостаивает евреев, латышей или китайцев даже упоминанием, признавая, что воевать белым приходилось с русским народом). Предложение, судя по некоторым намекам генерала, делал даже не Ленин, а Троцкий.
Генерал думал две недели.
Но ответил отказом.
Возможно, Краснов не исходил в должной мере из политической целесообразности, а шел отчасти на поводу своих «специфических взглядов», которые позднее и привели его в весьма дурную компанию.
А согласись он тогда в 1917-м, история Гражданской войны могла бы пойти по другому руслу.
Хотя она вряд ли была бы менее кровавой.
Тот же Ленин неоднократно и на широкую аудиторию справедливо говорил об ограниченных возможностях вербального убеждения масс. Противодействовать их иллюзиям силой слова порой бывает крайне трудно. Есть пределы возможностей увещевания людей.
Вождь прямо предсказывал, что в правоте большевиков массы будут убеждать Деникины и Колчаки. Они будут основными «агитаторами». Их действия по отношению к народу будут красноречивее любой советской пропаганды.
Он подчеркивал, что русский крестьянин все решает сам на основании своего личного опыта посредством сравнения различных вариантов. Конечно, это сравнение всегда дается чрезвычайно дорогой ценой, но подобного порядка вещей разговорами и уговорами изменить нельзя.
* * * * *
Впрочем, не все и не всегда можно переиграть назад…
Казакам в отличие от мужиков это делать было весьма затруднительно.
После соединения вешенских повстанцев с Деникиным Григория сняли с командования дивизией и поставили командиром сотни.
«Григорий перед вечером собрал казаков, прощаясь, сказал:
- Самое главное - головы берегите, чтобы красные вам их не подырявили. У нас они, головы, хотя и дурные, но зря подставлять их под пули не надо. Ими ишо прийдется думать, крепко думать, как дальше быть…»