Оригинал взят у
osminkin в
оварищ-вещьнет ничего лучше, чем засыпать под 1-ю симфонию Скрябина.
только просыпаться под "Божественную поэму" из 3-й симфонии Скрябина.
я все еще тут на углу Кузнечного и Лиговки, один и вместе с тем разомкнут всему миру, безбытен и вместе с тем представляю собой некий длящийся разрыв - то, что Аркадий Трофимович Драгомощенко называл длительностью «иной природы» - переходным состоянием слова, когда слово становится зримым, переходя от одного значения к другому, оставаясь тем же самым словом. Только я эту трансформацию, внутреннее превращение синтаксиса, испытываю на себе, практически телесно. По-другому эту мою трансформацию можно было бы охарактеризовать как некое проживание себя через перформанс, проистекающий в реальном времени. "Художественный акт должен проистекать в реальном времени, и произведение искусства должно являться составляющей этого реального времени. Мы с вами курим и едим огурцы, и знать ничего не знаем, а тут кто-то в дырку на нас смотрит… Или просто сидит и думает, что это великий перформанс". (А.Т.Д.) Что в моем случае даже логично, так как и Драгомощенко трансформировал меня через подчинении своей речи и исполнению этой речи, а его тексты (особенно поэтические!) вызывают во мне до сих пор внутреннее противоречие и даже возмущение - всякий раз продираешься через отказывающиеся отливаться хоть в некое подобие смысла языковое кружево и в итоге плюешь и начинаешь производить смысл сам, исходя из своего читательского опыта и рецептивного ожидания (не этого ли хотел Аркадий Трофимович?). Совсем иное дело живо речью мастера. Предельно осмысленная - она хватала тебя за шкирку и уж не отпускала.
Позавчера ночью из фэйсбука Александра Скидана (вот зримая польза соц.сетей!) я узнал о вечере памяти А.Т.Драгомощенко и сразу вызвался тоже прийти. Перед вечером я судорожно искал текст, инициированный (как и положено в случае с Драгомощенко через отрицание, а вернее их сумму) моими спорадическими штудиями на семинары "иные логики письма", ведомые Аркадием Трофимовичем в Смольном. Но текст все не находился и я пришёл на вечер без него. вечер памяти А.Т.Д. в Смольном по-хорошему удивил. Полный зал молодых лиц - учеников и "учеников" Аркадия Трофимовича, пришедших не то что не по принуждению, а самих организовавших этот вечер снизу. Никакого официоза и иерархий. Студенты - нынешние и бывшие - просто выходили по-очереди и читали кто свои эссе, кто поэтические тексты. Форма вечера повторяла форму занятий самого А.Т.Д. - было кино, посвященное Учителю, сделанное студентами, была редкая телепередача на маленьком канале ВОТ, где А.Т.Д. в свойственной ему манере "интеллектуального цунами" излагал основные принципы своей работы со словом, была живая музыка, исполненная опять таки талантливыми студентами, а также было конечно вино, без которого образ Аркадия Трофимовича не был бы завершен. Впрочем, не завершен он и теперь. Ведь, как писала любимая А.Т.Д. Лин Хеджинян, форма не закрепление, но деятельность. И «главная деятельность поэтического языка-формальная. Будучи формальной, делая форму различной, она открывает, создает вариативность и множественность, возможность артикулировать и прояснять. Не сумев слиться с миром, мы открываем структуру, различие, общность и раздельность вещей».
Так вот тот свой текст я все-таки нашел в лихорадочных поисках перед самым своим выходом к чтению. Назывался он «оварищ-вещь» (да, да - это поэма, давшая название моей первой книге в серии Крафт, но только без заглавной буквы «Т», как без того самого лирического «Я», которое призывал вычитать из письма Аркадий Трофимович). Вот так одна буква в названии определила совсем внетекстовую действительность, наглядно опровергнув утверждение о том, что идеи и вещи замкнуты в пространстве стихотворения.