В детстве мы трое: два моих двоюродных брата и я были одинаково белобрысыми, и становились почти альбиносами летом, когда волосы выгорали. Причем, в отличие от меня, у братьев были волнистые волосы. Я иногда думала: зачем мальчишкам кудри, а мне бы они пригодились.
Подрастая, мы меняли масть. Я стала самой темноволосой и когда в девятом классе отрезала косу, мгновенно превратилась из светло русой в шатенку. Младший брат Сережа с годами немного потемнел, а старший Виктор оставался до конца жизни ослепительным блондином, в волосах которого и седина была не слишком видна.
В детстве мне на голове мама сооружала кок, державшийся заколкой, а к коку прикреплялся здоровенный бант. Такой же кок был и у соседского мальчишки Игорька, который простодушно рассказал, что кок не разваливается потому, что бабушка смачивала ему волосы водой с сахаром.
Когда я пошла в школу, стала отращивать косу. У меня были густые и тяжелые волосы, густота которых начиналась со средины затылка, а у лба и щек волосы были редкими, поэтому толстая и не очень длинная коса была тяжелой и обтягивала лицо, что совсем не красило меня. Мытье и сушка волос представляли собой довольно длительную процедуру. Косу свою я не любила, но мама не разрешала ее отрезать. Она говорила мне и тогда, и годы спустя: «Волосы - это твое единственное украшение».
Некоторым учителям в школе, в том числе любимой мною «англичанке» нравилась моя коса. Проходя по классу, она останавливалась около меня и ласково гладила ее.
Мне было лет 12-13, когда после фильма «Колдунья» я была очарована семнадцатилетней Мариной Влади. Очень хотелось стать такой же. Криво-косо выстригла себе челку и, распустив волосы, в мамином красивом платье, пока никого дома не было, разгуливала по саду, как героиня фильма по лесу, воображая себя колдуньей.
Одно время в моду вошла довольно странная прическа, которую носила то ли Инна Гулая, то ли Жанна Прохоренко в популярных в то время фильмах. Она получила в народе название «Плюй мне в ухо» и представляла собой заплетенную ассиметрично и переброшенную через плечо на грудь косу, оставлявшую одно ухо открытым. Носить такую прическу было неудобно.
Популярен был еще так называемый «Конский хвост», когда все волосы убираются с лица и закрепляются на затылке при помощи резинки, заколки или зажима. От моих тяжелых волос отскакивала любая заколка, ломался любой зажим и рвалась резинка.
В 1960 г. после выхода на экраны фильма «Бабетта идёт на войну» меня, как и большинство девушек и женщин, очаровала прическа Брижит Бардо, получившая название «Бабетта». Это был начес на длинных волосах, волосы укладываются в валик сзади и частично на макушке. Но и ее я не смогла носить: мои тяжеленные волосы рассыпались и прическа разваливалась.
В девятом классе школы коса меня особенно угнетала, поскольку несколько девочек уже носили стрижки, и мне это очень нравилось. В это же время в мои руки попали первые журналы мод, в которых элегантные девушки демонстрировали наряды и умопомрачительные прически и стрижки. Я невзлюбила свою косу еще сильнее и мечтала избавиться от нее.
Я все время крутила прядь волос и докрутила ее до такой степени, что она сбилась в колтун, расчесать который было невозможно. Тогда я просто отрезала этот колтун ножницами. Вплести укороченную прядь в косу было невозможно, и мама сдалась. Я с радостью отправилась в парикмахерскую, мастер попыталась отговаривать меня стричься. Поняла, что бесполезно и отрезала мои волосы. При этом светлые волосы остались в отрезанной косе. Я вышла из парикмахерской абсолютно счастливая и мгновенно ставшая шатенкой. Облегченные волосы обрели пышность, и даже мама признала, что так намного лучше.
Отрезанные волосы сначала просто лежали в коробке, потом из них сделали шиньон. Прошло несколько лет и однажды моя тетя, мамина сестра, попросила дать ей шиньон, чтобы приколоть его к своим волосам и отправиться на торжественный вечер встречи выпускников военной академии, в которой учился ее муж.
Тетя была блондинкой и когда я пыталась убедить ее, что мои волосы намного темнее, она ответила, что спрячет шиньон под своими волосами и разница в цвете будет незаметна. Делать нечего, отдала шиньон. Прошло много времени, прежде чем я решилась попросить вернуть мне мои волосы. Оказалось, она их покрасила. Пропал шиньон!
Всю свою взрослую жизнь я носила короткие стрижки, немного модифицировавшиеся под диктовку моды. Студенткой мы всей группой ездили к «волшебнику», работавшему в парикмахерской на Гоголевском бульваре, позже по совету подруги перешла к Елене в парикмахерской в гостинице Москва. Она разочаровала меня, когда обкорнала мои волосы после поездки в Польшу.
Без лишней скромности могу сказать, что волосы у меня были настолько роскошные, что однажды на каком-то собрании я почувствовала, как кто-то сзади довольно болезненно дернул меня за прядь волос. Оглянувшись, я увидела коллегу, которая сказала: «Мы тут поспорили, это парик или настоящие волосы».
За длинную жизнь побывала в руках у нескольких мастеров и сегодня обрела прекрасную Наталью Николаевну.
Два года назад меня прихватила онкология. После первой же химии утром я проснулась и увидела свои волосы отдельно от меня. Пришлось носить шляпки или парик, прикрывая полулысую голову. Восстанавливаются волосы очень медленно и те немногие, что выросли, почему-то стоят дыбом и закручены спиральками. Именно Наташа каким-то чудом смогла создать на голове что-то наподобие прически и я стала почти похожа на человека.
А длинные волосы и косы и сейчас не очень жалую. Особенно жалко мне маленьких девочек с очень туго заплетенными косичками и девушек с грустно поникшими прядями. Мне кажется, прямые, длинные волосы далеко не всех украшают, а стрижка, как говорила Алиса Фрейндлих в «Служебном романе»: все же «как-то живенько».