Достоевский на выставке Академии Художеств ч.2
"Публика любуется также четырьмя картинами одинакового содержания: "Великая княгиня София Витовтовна вырывает пояс у князя Василия Косого на свадьбе Василия II Темного".
Три из этих картин награждены первыми золотыми медалями - что составляет высшую академическую награду . Тоже трое из этих художников получили в прошлом году вторые золотые медали за картины, сильно смешившие в свое время петербургских жителей, видевших выставку, - за "Олимпийские игры ". Нынешнее "Вырывание пояса" тоже занимательный сюжет, обработанный четырьмя художниками чрезвычайно одинаково. Главное действующее лицо, София Витовтовна дама более или менее полная, стоит посреди сцены с поясом, в положении танцовщика, который, надлежащим образом отделав свои па и старательно повернувшись на одной ноге, становится перед публикой, расставив руки и ноги. Вот так стоит София Витовтовна в трех картинах, с тою только разницею, что в руках она держит пояс князя Василия Косого, тогда как танцовщик упражняется обыкновенно с голыми руками.
Все остальные фигуры расставлены так точно, как в последней картине балета, когда опускается занавес. На театре группировка исполняется по указанию балетмейстера; дело театральных групп состоит в произведении возможно большего эффекта, без особенно больших хлопот о естественности; а эффект сценический совсем не тот, совершенно другой, чем естественный.
Сценический условен: он обусловливается потребностями театральных подмосток, и чтобы не говорить о других условиях, вспомним только о том, что актеры не имеют права стать спиною к зрителям и становятся не иначе, как лицом, и уж не далее повертываются как в профиль. Через одно это естественность искажается; но зрители так привыкли к условиям сценического эффекта, что мирятся с ними и - иначе быть не может. Эта привычка доходит до того, что зрители сносят терпеливо и не подвергают позорнейшим свисткам даже обыкновенное весло, выведенное на сцену в одном балете.
Весло, правда, не совсем обыкновенное: оно значительно толще тех, которые употребляются для управления лодкой, и имеет посредине некоторый выступ или зарубку. Танцовщик, представляющий рыбака, несколько раз является с веслом, чтобы придать делу известную степень условной, сценической естественности. Зритель только не понимает, какой тут умысел в этой зарубке и в том, что бедному танцовщику взвалили весло далеко не грациозное и толще обыкновенного. Впоследствии дело объясняется.
Когда по порядку наступают общие танцы с известными группами, танцовщик, между разными поворотами и изложением своих чувств посредством ног, приспособляется на самой средине сцены, один конец злокачественного весла упирает в пол, а другой себе в плечо. Всё это делается как можно мягче, плавнее, грациознее. Затем танцовщица, главная из танцующих дам, примадонна, при помощи другого танцовщика, тоже между разными грациозными поворотами и изворотами, становится одною ногой на вышеупомянутую злокачественную зарубку весла, а другую протягивает так, как протянута рука на фальконетовом монументе. Затем она медленно обводит ногою круг.
Дюжий танцовщик крепко держит весло, но старается показать, что это ничего, так только.
Даже, что это для него составляет большую приятность.
Танцовщица, для сохранения равновесия, держится одною рукою за его плечо, а другою, только одними пальчиками, за пальцы другого танцовщика, который помог ей взобраться на зарубку весла и проделать всю эту штуку. Потом танцовщица, с легкостью пуха, летящего "от уст эола", соскакивает на пол и продолжает излагать свои чувства ногами. Зрители не оскорблены нисколько; напротив, они остались довольны и приказывают повторить те же самые проделки. Танцовщик опять выдерживает на своем плече трех или четы-рехпудовую тяжесть легкой, как пух, танцовщицы, и нога, напоминающая фальконетовскую руку, опять торжественно и медленно делает надлежащий круг, при звуках более или менее очаровательной музыки.
Понятно, что естественность сценическая не то, что естественная. Поэтому и прекрасное на сцене - не то же, что прекрасное в природе и в других искусствах, напр., в словесности. Чтобы за доказательствами далеко не ходить, вспомним, что иная театральная пьеса, очень хорошая на сцене, в чтении не хороша, и точно так же наоборот. Но в особенности картинность сцены никуда не годится для живописи. В этом всякий легко убедится, если только посмотрит на те изображения сцен из балетов и опер, которые печатаются иногда в заграничных иллюстрированных изданиях. Точь-в-точь такое же впечатление производят четыре картины, изображающие Софию Витовтовну с поясом Василия Косого. Во всех этих картинах группировка чисто сценическая, а не та, которая бывает в природе. Затем разноцветные костюмы, золото, ферязи и прочее, что следует, составляет эффект совершенно балетный, недостойный чистого художества.
К таким же театральностям следует причислить и огромную картину: "Государственный сейм, на котором Ив. Замойский приносит жалобы народа королю Зигмунду III*". Здесь около сотни хористов, одетых в лиловые длиннополые кафтаны, сидят и стоят, а один сидит на особенном кресле. Лица всё серьезные, оживленные движением страсти: все заботятся о народных выгодах, то есть о себе, а всё остальное - светло-лиловое, в довольно узких складках. Очень может быть, что в натуре даже именно так и было; кресло с королем и магнаты сейма точно так и были расположены, и точно так одноцветно были одеты; но мало ли что бывает в природе, что не может быть воспроизведено в картине, без оскорбления художественного смысла. А впрочем, картина весьма редкая, по необычайному количеству светло-лиловой краски.
Три из этих картин награждены первыми золотыми медалями - что составляет высшую академическую награду . Тоже трое из этих художников получили в прошлом году вторые золотые медали за картины, сильно смешившие в свое время петербургских жителей, видевших выставку, - за "Олимпийские игры ". Нынешнее "Вырывание пояса" тоже занимательный сюжет, обработанный четырьмя художниками чрезвычайно одинаково. Главное действующее лицо, София Витовтовна дама более или менее полная, стоит посреди сцены с поясом, в положении танцовщика, который, надлежащим образом отделав свои па и старательно повернувшись на одной ноге, становится перед публикой, расставив руки и ноги. Вот так стоит София Витовтовна в трех картинах, с тою только разницею, что в руках она держит пояс князя Василия Косого, тогда как танцовщик упражняется обыкновенно с голыми руками.
Все остальные фигуры расставлены так точно, как в последней картине балета, когда опускается занавес. На театре группировка исполняется по указанию балетмейстера; дело театральных групп состоит в произведении возможно большего эффекта, без особенно больших хлопот о естественности; а эффект сценический совсем не тот, совершенно другой, чем естественный.
Сценический условен: он обусловливается потребностями театральных подмосток, и чтобы не говорить о других условиях, вспомним только о том, что актеры не имеют права стать спиною к зрителям и становятся не иначе, как лицом, и уж не далее повертываются как в профиль. Через одно это естественность искажается; но зрители так привыкли к условиям сценического эффекта, что мирятся с ними и - иначе быть не может. Эта привычка доходит до того, что зрители сносят терпеливо и не подвергают позорнейшим свисткам даже обыкновенное весло, выведенное на сцену в одном балете.
Весло, правда, не совсем обыкновенное: оно значительно толще тех, которые употребляются для управления лодкой, и имеет посредине некоторый выступ или зарубку. Танцовщик, представляющий рыбака, несколько раз является с веслом, чтобы придать делу известную степень условной, сценической естественности. Зритель только не понимает, какой тут умысел в этой зарубке и в том, что бедному танцовщику взвалили весло далеко не грациозное и толще обыкновенного. Впоследствии дело объясняется.
Когда по порядку наступают общие танцы с известными группами, танцовщик, между разными поворотами и изложением своих чувств посредством ног, приспособляется на самой средине сцены, один конец злокачественного весла упирает в пол, а другой себе в плечо. Всё это делается как можно мягче, плавнее, грациознее. Затем танцовщица, главная из танцующих дам, примадонна, при помощи другого танцовщика, тоже между разными грациозными поворотами и изворотами, становится одною ногой на вышеупомянутую злокачественную зарубку весла, а другую протягивает так, как протянута рука на фальконетовом монументе. Затем она медленно обводит ногою круг.
Дюжий танцовщик крепко держит весло, но старается показать, что это ничего, так только.
Даже, что это для него составляет большую приятность.
Танцовщица, для сохранения равновесия, держится одною рукою за его плечо, а другою, только одними пальчиками, за пальцы другого танцовщика, который помог ей взобраться на зарубку весла и проделать всю эту штуку. Потом танцовщица, с легкостью пуха, летящего "от уст эола", соскакивает на пол и продолжает излагать свои чувства ногами. Зрители не оскорблены нисколько; напротив, они остались довольны и приказывают повторить те же самые проделки. Танцовщик опять выдерживает на своем плече трех или четы-рехпудовую тяжесть легкой, как пух, танцовщицы, и нога, напоминающая фальконетовскую руку, опять торжественно и медленно делает надлежащий круг, при звуках более или менее очаровательной музыки.
Понятно, что естественность сценическая не то, что естественная. Поэтому и прекрасное на сцене - не то же, что прекрасное в природе и в других искусствах, напр., в словесности. Чтобы за доказательствами далеко не ходить, вспомним, что иная театральная пьеса, очень хорошая на сцене, в чтении не хороша, и точно так же наоборот. Но в особенности картинность сцены никуда не годится для живописи. В этом всякий легко убедится, если только посмотрит на те изображения сцен из балетов и опер, которые печатаются иногда в заграничных иллюстрированных изданиях. Точь-в-точь такое же впечатление производят четыре картины, изображающие Софию Витовтовну с поясом Василия Косого. Во всех этих картинах группировка чисто сценическая, а не та, которая бывает в природе. Затем разноцветные костюмы, золото, ферязи и прочее, что следует, составляет эффект совершенно балетный, недостойный чистого художества.
К таким же театральностям следует причислить и огромную картину: "Государственный сейм, на котором Ив. Замойский приносит жалобы народа королю Зигмунду III*". Здесь около сотни хористов, одетых в лиловые длиннополые кафтаны, сидят и стоят, а один сидит на особенном кресле. Лица всё серьезные, оживленные движением страсти: все заботятся о народных выгодах, то есть о себе, а всё остальное - светло-лиловое, в довольно узких складках. Очень может быть, что в натуре даже именно так и было; кресло с королем и магнаты сейма точно так и были расположены, и точно так одноцветно были одеты; но мало ли что бывает в природе, что не может быть воспроизведено в картине, без оскорбления художественного смысла. А впрочем, картина весьма редкая, по необычайному количеству светло-лиловой краски.