Перед концертом
- Вот ты, Боря, еврей, но почему-то совершенно не тонкий человек!
- Почему я должен? Кому я обязан, Люся?
- Ты мне, Боря, обязан. А все делаешь такое лицо, будто это я тебе обязана.
- Но я твой менеджер, Люся. Я должен считать деньги, а ты должна крепко держать в своих замечательных руках смычок и водить им по своей замечательной скрипке... туда-сюда...
- Вот-вот! Я у тебя вроде пингвина-инженера рядом с механической пианолой. Ручками так красиво делаю, а машинка сама играет.
- Не передергивай!
- Это затвор передергивают!
- Ты кошка! Я женат на кошке!
- Мяу! Ты женат на моей скрипке - она тебя и кормит, и поит, и покупает тебе твои вонючие сердечные капли!
- А я думал, это ты меня кормишь, и поишь...
(пауза)
- А сейчас будь хорошей девочкой и выйди к публике. Они уже тебе два раза хлопали... Нехорошо, все-таки приличные люди - вперед заплатили! Это такая редкость...
- Ты можешь еще как-нибудь меня мотивировать?
- Люся, ну, хочешь я тебя по ручкам поглажу?
- По ручкам? Как комод? Как свою первую жену?
- Люся, она же на баяне играла...
- Во-во! Держала тебя крепко. Ты ей все позволял! Хочет - играет, хочет, - дома сидит...
- С детьми же...
- А у меня грипп - я играю, у мамы инсульт - играю. Ты мне паузы не дал ни разу!
- Люся, я счастливый муж! Зрители слушают один концерт с тобой, а я - два. И ведь каждый вечер.
- Зрители у него слушают. Говорила мне мама, выбирай филолога Мишу Гольдмана.
- Твоя мама была умеренной сионисткой. Она хотела тебе не только счастья, но и достатка.
(слышны короткие аплодисменты)
- Иди, девочка! Они тебя ждут!
- А что мы играем сегодня? Опять Брамса?
- Ну, разумеется! Они же его знают!
- Они виолончель от трубы не отличают, Брамса они знают... Да даже если бы он сам к ним сейчас вышел со скрипкой, они бы только удивились, что в программе написано «Людмила Шварц», но уж, конечно, никто бы не встал потребовать Людмилу на сцену. Слушали бы мужика в парике...
- Ну, что мне сделать? Ну, хочешь, я надену парик, выйду к ним и скажу, что я Брамс? Иоганнес...
- Ты не Брамс, ты торговец Брамсом! И мной заодно.
- Только твоей скрипкой.
- А, для тебя разницы нет, кем торговать - мной, скрипкой или Брамсом.
- Пусть будет так, но сейчас, умоляю, выйди на сцену и сыграй уже что-нибудь! В идеале, Брамса.
(дверь открывается, показывается голова одного из других музыкантов)
- Люся! Твою мать! Мы не можем больше настраивать инструменты! Что происходит? Боря, что вы тут спорите полчаса? Нам же еще на свадьбе играть потом. А завтра самолет в шесть утра. Пожалейте...
- Иди-иди, настраивайся, гастролер! И не забудь, что си-бемоли в твоей партии никто не отменял! Брамс все слышит - я сегодня за него! Людмила, радость моя, иди на сцену...
- Пошла... Улыбаюсь. Радуюсь. Счастлива. Готова. А маму ты зря вспомнил! Ей бы это не понравилось.
(Выходит на сцену. Аплодисменты)
- Почему я должен? Кому я обязан, Люся?
- Ты мне, Боря, обязан. А все делаешь такое лицо, будто это я тебе обязана.
- Но я твой менеджер, Люся. Я должен считать деньги, а ты должна крепко держать в своих замечательных руках смычок и водить им по своей замечательной скрипке... туда-сюда...
- Вот-вот! Я у тебя вроде пингвина-инженера рядом с механической пианолой. Ручками так красиво делаю, а машинка сама играет.
- Не передергивай!
- Это затвор передергивают!
- Ты кошка! Я женат на кошке!
- Мяу! Ты женат на моей скрипке - она тебя и кормит, и поит, и покупает тебе твои вонючие сердечные капли!
- А я думал, это ты меня кормишь, и поишь...
(пауза)
- А сейчас будь хорошей девочкой и выйди к публике. Они уже тебе два раза хлопали... Нехорошо, все-таки приличные люди - вперед заплатили! Это такая редкость...
- Ты можешь еще как-нибудь меня мотивировать?
- Люся, ну, хочешь я тебя по ручкам поглажу?
- По ручкам? Как комод? Как свою первую жену?
- Люся, она же на баяне играла...
- Во-во! Держала тебя крепко. Ты ей все позволял! Хочет - играет, хочет, - дома сидит...
- С детьми же...
- А у меня грипп - я играю, у мамы инсульт - играю. Ты мне паузы не дал ни разу!
- Люся, я счастливый муж! Зрители слушают один концерт с тобой, а я - два. И ведь каждый вечер.
- Зрители у него слушают. Говорила мне мама, выбирай филолога Мишу Гольдмана.
- Твоя мама была умеренной сионисткой. Она хотела тебе не только счастья, но и достатка.
(слышны короткие аплодисменты)
- Иди, девочка! Они тебя ждут!
- А что мы играем сегодня? Опять Брамса?
- Ну, разумеется! Они же его знают!
- Они виолончель от трубы не отличают, Брамса они знают... Да даже если бы он сам к ним сейчас вышел со скрипкой, они бы только удивились, что в программе написано «Людмила Шварц», но уж, конечно, никто бы не встал потребовать Людмилу на сцену. Слушали бы мужика в парике...
- Ну, что мне сделать? Ну, хочешь, я надену парик, выйду к ним и скажу, что я Брамс? Иоганнес...
- Ты не Брамс, ты торговец Брамсом! И мной заодно.
- Только твоей скрипкой.
- А, для тебя разницы нет, кем торговать - мной, скрипкой или Брамсом.
- Пусть будет так, но сейчас, умоляю, выйди на сцену и сыграй уже что-нибудь! В идеале, Брамса.
(дверь открывается, показывается голова одного из других музыкантов)
- Люся! Твою мать! Мы не можем больше настраивать инструменты! Что происходит? Боря, что вы тут спорите полчаса? Нам же еще на свадьбе играть потом. А завтра самолет в шесть утра. Пожалейте...
- Иди-иди, настраивайся, гастролер! И не забудь, что си-бемоли в твоей партии никто не отменял! Брамс все слышит - я сегодня за него! Людмила, радость моя, иди на сцену...
- Пошла... Улыбаюсь. Радуюсь. Счастлива. Готова. А маму ты зря вспомнил! Ей бы это не понравилось.
(Выходит на сцену. Аплодисменты)