ЛИЦА ХАРЬКОВСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ (часть 11)
Родственники Бекетовых - Алчевские - были одними из многих влиятельных харьковских фамилий прошлого. Предприниматели, промышленники, меценаты - Гельферих, Гедройц, Гольберг - лишь три фамилии, начинающиеся на букву «Г» из обширного списка харьковчан, чей голос имел в городе вес.
Одной из самых известных в Харькове купеческих фамилий имперских времён был род Карповых. Это были, можно сказать, первые олигархи города. Среди них были купцы первых гильдий и даже городской голова. Карповы владели большой собственностью в Харькове: дворовыми местами на Николаевской площади, лавками в Гостином дворе, Карповским садом с лучшим водоносным источником - Карповской криницей, известным с момента основания города. Самым видным представителем этой династии оказался КАРПОВ Василий Парфентиевич (? - 14.04.1906).
Он был личностью всесторонне развитой, но в большей степени тяготел к высокому, поэтому предпочитал торговать предметами искусства и антиквариата. Сам был художником, преподавал рисование и черчение в нескольких гимназиях. Имея доставшуюся в наследство недвижимую собственность на Горяиновском переулке (популярное торговое место Харькова и в настоящее время), учитель рисования сдавал в аренду помещения под магазины и жильё. Собственную торговлю вёл в художественном салоне. Склонность к общественной деятельности у потомка городского головы проявилась в журналистике. В 1880 году Василий Карпов продал свой дом на Николаевской площади и с той поры ушёл с головой в публицистику: под изысканным псевдонимом Дон Базилио печатал в «Харьковских губернских новостях» статьи, посвящённые культурной жизни города. Наибольшую известность Василию Парфентиевичу принесли публикации в газете «Южный край», где он опубликовал «Воспоминания старожила». Потом эти эссе были собраны в книгу, изданную в 1900 году под названием «Харьковская старина. Из воспоминаний старожила». Сегодня о знатной купеческой фамилии напоминают разве что Карповский сад и ведущая к нему от Южного вокзала Карповская улица с постепенно приходящими в упадок домами XIX века. Но книга «последнего из Карповых» о жизни старого Харькова, ставшая библиографической редкостью, является уникальной летописью города. Некоторые строки из неё помогли в создании и этого повествования.
Василий Парфентьевич Карпов был похоронен в Харькове на Усекновенском кладбище. Несколько слов следует сказать и об этом месте города. Иоанно-Усекновенское кладбище было наиболее известным местом упокоения знатных харьковчан XIX - начала XX века.
Кладбище было расположено между улицами Немецкой (ныне Пушкинская) и Епархиальной (сейчас Алчевских). Основанное в конце XVIII века, оно стало самым «престижным» кладбищем для захоронения харьковской знати, интеллигенции, купечества, государственных и политических деятелей, деятелей культуры и искусства, предпринимателей, выдающихся людей города. Кладбище располагало не только могилами известных людей, оно славилось скульптурной и архитектурной ценностью надгробий. К сожалению, это кладбище стало объектом неоднократных актов вандализма и надругательства над памятью умерших и, в конце концов, было ликвидировано. Наиболее известный акт вандализма был совершён ещё во времена Великой Отечественной Войны. Захоронение знаменитого конструктора советского танка Т-34 Михаила Ильича Кошкина в 1941 году уничтожено лётчиками люфтваффе целенаправленной бомбардировкой с целью ликвидации могилы конструктора. Гитлер объявил тогда Кошкина своим личным врагом. В годы войны на кладбище также были похоронены в братской могиле убитые нацистами харьковчане. Захоронение было крупное, но сейчас о нём нет ни упоминания, ни памятного знака. Хоронили людей тогда ночью, зимой, в лютый мороз. Люди, не побоявшись комендантского часа, приходили проститься с близкими. Был священник, были певчие. Люди проявили героизм, страх смерти не остановил их, когда нужно было достойно проводить в последний путь погибших. Но в мирные послевоенные годы кладбище было закрыто для дальнейших захоронений.
Правда, в 1947 году под государственную охрану были взяты места захоронения академика Потебни, артистов Кропивницкого, Синельникова, Кадминой, Христины Алчевской, профессора Бокариуса и могила художника Васильковского. За счёт государственных средств был установлен памятник на могиле А. Н. Бекетова, обновлён памятник на могиле Д. И. Багалея. Несмотря на такую заботу, в генеральный план застройки Харькова 1970-х годов были включены ликвидация кладбища и закладка здесь парка. Согласно официальной версии, Усекновенское кладбище представляло собой «запущенную, заброшенную и бесхозную территорию, рассадник всего самого неблагополучного в городе». Кроме того, на территории кладбища ночевали бомжи, алкоголики, промышляли проститутки, в райотдел милиции поступали заявления об ограблениях и изнасилованиях. По распоряжению властей города в 1970 году всем гражданам, имеющим захоронения и надмогильные сооружения на этом кладбище, было предписано явиться для регистрации захоронений в администрацию кладбища. Могилы, объявленные безнадзорными, подлежали сносу. Поступило более 2000 заявлений о перезахоронении. Родственников перезахораниваемых обязывали присутствовать при эксгумации тел. На их глазах выкапывались гробы, останки перекладывались в другие. Такой процедуре подвергались все граждане, пожелавшие перезахоронить останки своих родственников. Захоронения некоторых признанных известными харьковчан были перенесены на «площадку знаменитых харьковчан» на 13-м городском кладбище. В силу условий времени в их число не были включены похороненные до 1920-х года представители известных дворянских и купеческих родов, офицеры, «реакционная профессура», священничество, политические деятели «старого режима». В середине 1980-х годов через территорию бывшего кладбища прокладывалась подземная теплотрасса. Работы велись с помощью экскаваторов, раскрывавших сотни склепов и захоронений. Останки выбрасывались в земляные отвалы. Группы мародёров действовали в открытую на глазах десятков отдыхающих, наблюдавших за обыском и ограблением вскрытых захоронений. Части скелетов использовались для игр учащимися окрестных школ. На месте Иоанна-Усекновенского кладбища был разбит Молодёжный парк с баром и рестораном, прозванными горожанами «Могилка» и «У покойничка», спортивной и детской площадками, летним кинотеатром (в 1990-х закрыт). Вот такой получился поворот.
Расширяя тему, придётся рассказать ещё пару жутких цвинтарных историй. Дело было после войны в районе современного Гидропарка, рядом с которым когда-то находилось Журавлёвское кладбище. Во время весенних потопов вода так бурно шла, что были случаи, когда размывались могилы и гробы с покойниками плыли вниз по течению в реку Харьков. Поспорили как-то мальчишки на «слабо»: кто не побоится ночью в центре кладбища забить железнодорожный костыль. Вызвался один парень. Утром его нашли там мёртвым. В темноте парень прибил подол своей шинели к земле. Видно подумал, что это мертвые его не отпускают из кладбища. Так и умер от страха. А в какой-то год XIX века одна женщина в сопровождении двенадцатилетней дочери возвращались поздно вечером домой. Желая сократить путь, они пошли через Мироносицкое кладбище (ныне на этом месте сквер Победы с Зеркальной струёй).
Кладбище уже давно находилось в заброшенном состоянии, несмотря на то, что располагалось на главной улице - Сумской, в центре города. Мать и дочь хотели успеть домой до полуночи, так как по их понятиям, именно в полночь из склепов и могил вылезали мертвецы, и начинали гоняться за живыми людьми. Территория была густо покрыта памятниками, оградами, надгробными плитами и просто могильными холмами с крестом. Ночь стояла тёмная. И тут девочка ступила случайно в сторону, и провалилась. Она попыталась выбраться, но края могилы обрушивались и не давали ей это сделать. И тогда обессилевшая от страха девочка заявила, что её за ноги держит мертвец. Услышав это, мать в страхе бросилась бежать. Возвратилась на кладбище она лишь на рассвете, никто не соглашался ночью пойти с ней, сами боялись мертвецов. Девочку вытащили из могилы, но от страха та потеряла рассудок. Однако, «за ноги держали» не мертвецы и привидения - в заброшенных часовнях и склепах обитали бомжи и люди нечистых занятий. Временами те и впрямь вылазили, и устремлялись за прохожими, желая разжиться копейкой себе на пропитание и водку. В конце концов, это безобразие в центре города губернатору Кокошкину надоело, и он пригнал туда солдат и арестантов, которые снесли Мироносицкое кладбище за две недели.
Справедливости ради следует рассказать о само́м разрушителе Мироносицкого кладбища генерал-губернаторе КОКОШКИНЕ Сергее Александровиче (1795-1861). Последний малороссийский генерал-губернатор храбро дрался на войне с французами, был обласкан императором, а затем, получая различные престижные должности, поднялся по иерархической лестнице до поста главы Харьковской губернии в 1847 году.
Благодаря его фанатичным усилиям и методам воплощения задуманного на грани деспотизма город Харьков стал приобретать правильные и ясные черты. Улицы и дома равнялись под линейку, жалкие бедняцкие жилища сносились одним махом. Под руководством губернатора Кокошкина в городе проводилось осушение болот, обустройство дорог, возвышение берегов реки Лопани и строительство Лопанского моста. Он проложил шоссе на Холодную Гору, замостил улицы, привёл в порядок освещение и срезал Университетскую горку, которая раньше безобразными оврагами спускалась прямо к Лопани. По его приказу жители обязывались сажать вдоль тротуаров деревья, что значительно улучшило облик города. Современная прямолинейность в планировке Харькова - заслуга активной градостроительной деятельности Кокошкина. О находчивости и изобретательном уме Сергея Александровича свидетельствует такой исторический анекдот: «Государь Николай Павлович, будучи в Харькове, посетил местный музей. Его сопровождал харьковский генерал-губернатор Кокошкин, давая нужные объяснения. Внимание государя остановилось на чучеле громадного орла.
- Это что за птица? - спросил он.
- Орел, - отвечал Кокошкин.
- А почему он не двуглавый? - спросил, улыбаясь, государь.
- Потому что он родился не в России, Ваше Императорское Величество, - гаркнул, не смущаясь, Кокошкин.»
В Харькове среди служителей священного культа встречались и довольно скандальные монахи. Так, например, в 1752 году на свадьбе сотника Андрея Топчиева священник Николаевской церкви Иоанн - знаменитый пьяница среди харьковских пастырей - жестоко подрался с городовым атаманом Петром Булгаковым, обзывая того «богомерзким, некрещёным бусурманином». Другой поп из Рождественской церкви некий Млодзинский как-то на службе в своём храме узрел незаконнорожденную дочку одной из своих прихожанок. Был поп, по обычаю своему, не весьма трезв, а посему осерчал, и изгнал девицу, обозвав при этом её мамашу, мягко говоря, блудницей. Последняя такого привселюдного оскорбления стерпеть не смогла, и тут же вцепилась священнику в волосы. Завязалась драка, в результате которой Млодзинский поклялся, что не пустит боле нечестивицу на церковный порог. Видя такой оборот, маманя решила пойти на мировую, пожертвовала три рубля на церковь, а попу подарила отрезы тонкого сукна, сафьяна и козью шкуру. Однако сие не спасло её от гнева священника - забрав подношения, тот всё же присудил побить виновницу канчуками и отправил её на год на работы в женский монастырь, чем явно превысил свои полномочия. В другой раз этот же, любивший возлияния служитель культа, подрался со своим коллегой - пастырем Николаевской церкви, уже упомянутым выше отцом Иоанном, причём тот также вырвал из бороды и головы Млодзинского несколько клоков волос. Харьковскому Архиерею то и дело приходилось разбираться с жалобами на скандалистов. В конце концов, это ему так надоело, что он лишил и одного и другого их мест, и сослал в Святогорский монастырь.
Среди имён известных харьковчан встречаются также и вымышленные персонажи. Например, генерал ХАРЬКОВ - мифический «герой» гражданской войны, появившийся на свет в 1919 году с лёгкой руки премьер-министра Великобритании Д. Ллойд Джорджа. Согласно его ошибочному утверждению, Харьков - это некий генерал Белого движения, один из антибольшевистских лидеров наряду с адмиралом Колчаком и генералом Деникиным. Упоминания «генерала Харькова» получили широкое распространение в Европе в 1919 году. Ллойд Джордж долго говорил об успехах в гражданской войне русского «генерала Харькова», не имея представления о том, что Харьков - это город. «Подвиги генерала Харькова» расписали газеты Антанты. Летом 1919 года появилась песня про него, открылись бар его имени и благотворительный фонд, был выпущен сорт пива, бритвенный набор, кофейный напиток, мужские подтяжки и даже фасон дамских шляпок Kharkov. Ко всему прочему, летом 1919 года английский король Георг V сделал «генерала Харькова» почётным членом ордена Михаила и Георгия «за заслуги в борьбе с большевизмом как мировым злом». Правда, по прибытии британской миссии в Харьков, за неимением «генерала Харькова», знак ордена и королевский патент были вручены командующему Добровольческой армии МАЙ-МАЕВСКОМУ Владимиру Зеноновичу (1987-1920) , который был генералом на самом деле.
В Харькове в начале проспекта Науки установлен памятник «основателю города» козаку ХАРЬКО́ (? - 1737) работы известного скульптора Зураба Церетели. Наиболее популярная романтическая версия приписывает именно Харьку́ (Харитону) инициативу создания города. Легендарный персонаж козацкого фольклора XVII века козак Харько, в сказаниях, по одной из версий, был простым козаком, по другой - сотником, грабившим помещиков и разорявшим их угодья, по третьей версии Харько был пасечником, а по четвёртой зажиточный хуторским крестьянином, и якобы утонувший в реке Уды (либо в Донце) в 1737 году.
Однако версия о происхождении города благодаря стараниям славного козака Харько является лишь легендой, поскольку еще в 1552 году на генеральной карте Московского царства название реки Харьков уже присутствовало, то есть задолго до Харько. Современный город основан около 1654 года на месте древнерусского городища Харьков, идентифицируемого иногда как половецкий город XI века Шарукань, либо гуннский город V века Харька. Река, давшая название городу, является левым притоком Лопани (от древне-русского «лопань»- колодец). По наиболее достоверной версии название реки Харьков происходит от слияния двух географических тюркских терминов: Хара (Кара, Хари), что означает «земля», «суша» и Коба (Кобу, Кобе) - «след временного потока». Дословно - «мелководная, пересыхающая речка». Сейчас это особенно похоже на правду.
Самобытность городу придают также слова и выражения, которые во многом присущи только Харькову. Пожалуй, самое известное слово харьковского происхождения - это «тремпель». Якобы, ещё до революции в Харькове существовала швейная фабрика, владельцем которой был немецкий предприниматель, некий господин ТРЕМПЕЛЬ Альфред. Уже тогда в городе работали несколько конкурирующих между собой фабрик и мастерских по пошиву одежды. Каждый из конкурентов думал, как выглядеть привлекательней в глазах своих клиентов. Фабрикант Тремпель обратился к специалистам по нанесению рисунков и изображений на любую поверхность и заказал особые, «фирменные», плечики для одежды. Теперь пальто, пиджаки и шубы продавались вместе с фирменными плечиками, и харьковчане, оценив предложение, стали называть их по логотипу на изделии «тремпель». Идея, пришедшая в голову господина Тремпеля, увековечила его фамилию в истории швейного дела, а имя собственное стало нарицательным.
Однако, никаких серьёзных документальных сведений о существовании такого «изобретателя» не нашлось. Кроме того, есть информация и о том, что жил он якобы в конце XIX века. В таком случае легенда становится ещё менее правдоподобной, т.к. первая вешалка-плечики появилась только в 1903 году в руках американца Альберта Паркхауса, работавшего на проволочном заводе. Он не нашёл свободный крючок, чтобы повесить своё пальто, поэтому взял кусок проволоки и согнул из неё приспособление, на которое и повесил пальто. Так или иначе, но все харьковчане зовут такое приспособление для вывешивания одежды именно «тремпелем». В других регионах такое слово встречается значительно реже.
Ещё одно исконно-харьковское слово - «РАКЛЫ». Харьковчане так называют мелких бандитов и хулиганов. А изначально так называли харьковских бурсаков. На Бурсацком спуске в помещениях теперешней Академии культуры раньше была Харьковская духовная семинария, а попросту - бурса, а её покровителем, по рассказам, был Святой Ираклий. Её студенты (бурсаки) были народом шаловливым, не особо законопослушным и вечно голодным. Себя они называли «гераклами» в честь греческого героя-покровителя. А ниже бурсы, на том же самом месте, что и сейчас, был рынок Благбаз (тоже, кстати, харьковское на-именование Благовещенского рынка (или базара)), где торговали различными продуктами. Во время перерыва между занятиями бурсаки собирались в толпу и совершали набеги на рынок. С криками «Вперед, Гераклы!» налетали на рыночные ряды, выхватывали во всеобщей суматохе кто что успел и так же быстро убегали. Бабки-продавщицы на рынке, завидев бурсаков, криком предупреждали остальных - «Раклы бегут!» (слово «гераклы» у бабушек звучало «раклы»), чтобы торговцы успели спрятать товар.
С тех пор слово «ракло» прочно укрепилось в харьковском лексиконе, хоть сейчас оно и употребляется редко. В 1896 году слово «раклы» впервые появилось в литературе. В книге «Киевские типы» в рассказе «Босяки» Александр Куприн писал: «В Петербурге его называют «вяземским кадетом», в Москве - «золоторотцем», в Одессе - «шарлатаном», в Харькове - «раклом»...». Вспоминает «раклов» и Валентин Катаев в 1926 году: «Интеллигент! Писатель! - кричали ему вслед и улюлюкали из подъездов кино раклы (босяки, золоторотцы на харьковском жаргоне), приведённые в восторг его длинными ногами, кургузым пиджаком, пенсне и странного вида каракулевой шляпой…»
Ещё одно нелестное харьковское словцо - «СЯВКА» - гопник, хулиган, малолетняя шпана. По одной из версий слово возникло от названия банды малолетних преступников, главарем которых был Савва. Второй вариант происхождения слова таков: на Лысой Горе есть старый песочный карьер (сейчас затоплен). Он принадлежал человеку по имени Савва. А работали у него в основном всякие каторжники и хулиганы. И периодически они делали вылазки в город, где учиняли разброд и шатание, и всячески дебоширили. Их называли «савки». Ну а потом уже появилось «сявка» - то бишь, хулиган. И, наконец, ещё одна версия происхождения слова говорит о том, что в районе харьковской Баварии были сады, принадлежавшие некоему Савве. Местные мальчишки частенько совершали туда набеги, воруя фрукты, а на вопрос: «Где взял?», отвечали: «В Савкиных садах», со временем их и стали называть «сявками» - садовыми ворами. И хоть сейчас это слово распространилось повсеместно, но пошло гулять по земле именно из Харькова. Кстати, слово «ХАЗА» (квартира), укоренившееся в лексике в послевоенное время, вначале тоже употреблялось только в Харькове. Зачастую распивочная, дешёвая забегаловка, где собираются вышеперечисленные товарищи (да и просто любители недорого выпить), зовется в Харькове «ГЕНДЭЛЬ» (гендэлык). Название произошло от немецкого «Handel», что означает «торговля». А распивали в подобных заведениях дешёвое вино «ЖУЖКУ». В 1960-70-х годах по всей Украине начали появляться «предприятия» по изготовлению дешёвых алкогольных напитков, чаще всего из гнилых яблок. Так вот, бутылки, выпускавшиеся на Харьковщине, «украшались» этикетками, на которых был изображен яблоневый цвет и кружащие над цветочками пчёлки, а от них и название пошло - «жужка». Электрощипцы для завивки волос в Харькове называют только «ЛОКОНОМ», хотя в остальных областях Украины это нехитрое приспособление знают не иначе, как плойку. Дело в том, что электрощипцы в Харькове переняли название торговой марки - на коробочке изобразили кокетливо завитую прядь, а ниже размашисто подписали: «Локон». Также в Харькове появилось слово и, собственно, предмет названия - шоколадно-вафельный торт «ДЕЛИС», который появился в одноимённом кафе ещё до революции. Такой торт изначально изготавливался исключительно в Харькове на нынешней кондитерке и назывался «Делис» (по-французски «вкусный»). А дальше уже любой шоколадно-вафельный торт стали величать «делисом». Его везут в виде гостинца из Харькова так же, как киевский торт из Киева.
Оказывается, слово «КАЙФ» отнюдь не современное жаргонное слово. Еще в 1895 году газета «Харьковские губернские ведомости» сообщала: «Нельзя не обратить внимание на поведение некоторой части публики, посещающей университетский сад. Она, не стесняясь, разваливается на полянках. Не говоря уже о том, что таким образом ею вконец мнётся трава на полянах сада, и эти поляны преждевременно обнажаются от растительности. Да и едва ли кому может доставить удовольствие вид растянувшихся во весь рост тел, да и неприлично такое халатное отношение к взглядам и понятиям другой части публики, стесняющейся нередко даже проходить мимо мест, где помещаются поклонники такого кайфа». Слово хоть и не харьковское, но в обиходе жителей города, выходит, было уже давным-давно.
Каждый харьковчанин знает также значение следующих терминов: «АМПУЛКА» - сменный стержень для шариковой ручки, «ЗМЕЙКА» - застежка-молния для одежды, «ЧИНКА» - бритвенное лезвие, точилка карандашей, «КУЛЁК» - целлофановый пакет, «МАСТЕРКА» - кофта от спортивного костюма со ЗМЕЙКОЙ. В Харькове часто ловят не такси, а «ИВАНА» - таксиста - частника любого пола ( от народного названия харьковского извозчика одноконного экипажа - «Ванько́». При хорошей погоде харьковчане выезжают не на пикник, а на «ВЫЛАЗКУ». Любимая карточная игра харьковчан конечно «ДЕБЕРЦ» или "Дебчик", а кое-кто носит не кроссовки, а «ПЕДАЛИ».
Харьков также претендует на зачинателя употребления таких слов, как - «СТУЛКА», «БУБОН», «БАКЛАЖКА», «ПОЖМАКАННЫЙ» и т.д. Всякую всячину принято называть «ШОПОПАЛО» или «ЧОРТИ-ШО», несогласие можно выразить фразой «ТА КОРОЧЕ», а эмоции проявлять короткими и ёмкими «ТЮ», «ЛЯ», «ШО» и прочее. Примерный диалог между двумя харьковчанками может звучать приблизительно так: «Не застеба́й, оно тя обляга́ет! - Тю, та я ж похуда́ла!». Даже говоря по-русски, ударения харьковчане расставляют в соответствии с украинскими правилами. Например, говорят цЫган, мАляр, сИроты, крапивА, а не цыгАн, малЯр, сирОты и крапИва, как принято в литературном произношении.
Одной из самых известных в Харькове купеческих фамилий имперских времён был род Карповых. Это были, можно сказать, первые олигархи города. Среди них были купцы первых гильдий и даже городской голова. Карповы владели большой собственностью в Харькове: дворовыми местами на Николаевской площади, лавками в Гостином дворе, Карповским садом с лучшим водоносным источником - Карповской криницей, известным с момента основания города. Самым видным представителем этой династии оказался КАРПОВ Василий Парфентиевич (? - 14.04.1906).
Он был личностью всесторонне развитой, но в большей степени тяготел к высокому, поэтому предпочитал торговать предметами искусства и антиквариата. Сам был художником, преподавал рисование и черчение в нескольких гимназиях. Имея доставшуюся в наследство недвижимую собственность на Горяиновском переулке (популярное торговое место Харькова и в настоящее время), учитель рисования сдавал в аренду помещения под магазины и жильё. Собственную торговлю вёл в художественном салоне. Склонность к общественной деятельности у потомка городского головы проявилась в журналистике. В 1880 году Василий Карпов продал свой дом на Николаевской площади и с той поры ушёл с головой в публицистику: под изысканным псевдонимом Дон Базилио печатал в «Харьковских губернских новостях» статьи, посвящённые культурной жизни города. Наибольшую известность Василию Парфентиевичу принесли публикации в газете «Южный край», где он опубликовал «Воспоминания старожила». Потом эти эссе были собраны в книгу, изданную в 1900 году под названием «Харьковская старина. Из воспоминаний старожила». Сегодня о знатной купеческой фамилии напоминают разве что Карповский сад и ведущая к нему от Южного вокзала Карповская улица с постепенно приходящими в упадок домами XIX века. Но книга «последнего из Карповых» о жизни старого Харькова, ставшая библиографической редкостью, является уникальной летописью города. Некоторые строки из неё помогли в создании и этого повествования.
Василий Парфентьевич Карпов был похоронен в Харькове на Усекновенском кладбище. Несколько слов следует сказать и об этом месте города. Иоанно-Усекновенское кладбище было наиболее известным местом упокоения знатных харьковчан XIX - начала XX века.
Кладбище было расположено между улицами Немецкой (ныне Пушкинская) и Епархиальной (сейчас Алчевских). Основанное в конце XVIII века, оно стало самым «престижным» кладбищем для захоронения харьковской знати, интеллигенции, купечества, государственных и политических деятелей, деятелей культуры и искусства, предпринимателей, выдающихся людей города. Кладбище располагало не только могилами известных людей, оно славилось скульптурной и архитектурной ценностью надгробий. К сожалению, это кладбище стало объектом неоднократных актов вандализма и надругательства над памятью умерших и, в конце концов, было ликвидировано. Наиболее известный акт вандализма был совершён ещё во времена Великой Отечественной Войны. Захоронение знаменитого конструктора советского танка Т-34 Михаила Ильича Кошкина в 1941 году уничтожено лётчиками люфтваффе целенаправленной бомбардировкой с целью ликвидации могилы конструктора. Гитлер объявил тогда Кошкина своим личным врагом. В годы войны на кладбище также были похоронены в братской могиле убитые нацистами харьковчане. Захоронение было крупное, но сейчас о нём нет ни упоминания, ни памятного знака. Хоронили людей тогда ночью, зимой, в лютый мороз. Люди, не побоявшись комендантского часа, приходили проститься с близкими. Был священник, были певчие. Люди проявили героизм, страх смерти не остановил их, когда нужно было достойно проводить в последний путь погибших. Но в мирные послевоенные годы кладбище было закрыто для дальнейших захоронений.
Правда, в 1947 году под государственную охрану были взяты места захоронения академика Потебни, артистов Кропивницкого, Синельникова, Кадминой, Христины Алчевской, профессора Бокариуса и могила художника Васильковского. За счёт государственных средств был установлен памятник на могиле А. Н. Бекетова, обновлён памятник на могиле Д. И. Багалея. Несмотря на такую заботу, в генеральный план застройки Харькова 1970-х годов были включены ликвидация кладбища и закладка здесь парка. Согласно официальной версии, Усекновенское кладбище представляло собой «запущенную, заброшенную и бесхозную территорию, рассадник всего самого неблагополучного в городе». Кроме того, на территории кладбища ночевали бомжи, алкоголики, промышляли проститутки, в райотдел милиции поступали заявления об ограблениях и изнасилованиях. По распоряжению властей города в 1970 году всем гражданам, имеющим захоронения и надмогильные сооружения на этом кладбище, было предписано явиться для регистрации захоронений в администрацию кладбища. Могилы, объявленные безнадзорными, подлежали сносу. Поступило более 2000 заявлений о перезахоронении. Родственников перезахораниваемых обязывали присутствовать при эксгумации тел. На их глазах выкапывались гробы, останки перекладывались в другие. Такой процедуре подвергались все граждане, пожелавшие перезахоронить останки своих родственников. Захоронения некоторых признанных известными харьковчан были перенесены на «площадку знаменитых харьковчан» на 13-м городском кладбище. В силу условий времени в их число не были включены похороненные до 1920-х года представители известных дворянских и купеческих родов, офицеры, «реакционная профессура», священничество, политические деятели «старого режима». В середине 1980-х годов через территорию бывшего кладбища прокладывалась подземная теплотрасса. Работы велись с помощью экскаваторов, раскрывавших сотни склепов и захоронений. Останки выбрасывались в земляные отвалы. Группы мародёров действовали в открытую на глазах десятков отдыхающих, наблюдавших за обыском и ограблением вскрытых захоронений. Части скелетов использовались для игр учащимися окрестных школ. На месте Иоанна-Усекновенского кладбища был разбит Молодёжный парк с баром и рестораном, прозванными горожанами «Могилка» и «У покойничка», спортивной и детской площадками, летним кинотеатром (в 1990-х закрыт). Вот такой получился поворот.
Расширяя тему, придётся рассказать ещё пару жутких цвинтарных историй. Дело было после войны в районе современного Гидропарка, рядом с которым когда-то находилось Журавлёвское кладбище. Во время весенних потопов вода так бурно шла, что были случаи, когда размывались могилы и гробы с покойниками плыли вниз по течению в реку Харьков. Поспорили как-то мальчишки на «слабо»: кто не побоится ночью в центре кладбища забить железнодорожный костыль. Вызвался один парень. Утром его нашли там мёртвым. В темноте парень прибил подол своей шинели к земле. Видно подумал, что это мертвые его не отпускают из кладбища. Так и умер от страха. А в какой-то год XIX века одна женщина в сопровождении двенадцатилетней дочери возвращались поздно вечером домой. Желая сократить путь, они пошли через Мироносицкое кладбище (ныне на этом месте сквер Победы с Зеркальной струёй).
Кладбище уже давно находилось в заброшенном состоянии, несмотря на то, что располагалось на главной улице - Сумской, в центре города. Мать и дочь хотели успеть домой до полуночи, так как по их понятиям, именно в полночь из склепов и могил вылезали мертвецы, и начинали гоняться за живыми людьми. Территория была густо покрыта памятниками, оградами, надгробными плитами и просто могильными холмами с крестом. Ночь стояла тёмная. И тут девочка ступила случайно в сторону, и провалилась. Она попыталась выбраться, но края могилы обрушивались и не давали ей это сделать. И тогда обессилевшая от страха девочка заявила, что её за ноги держит мертвец. Услышав это, мать в страхе бросилась бежать. Возвратилась на кладбище она лишь на рассвете, никто не соглашался ночью пойти с ней, сами боялись мертвецов. Девочку вытащили из могилы, но от страха та потеряла рассудок. Однако, «за ноги держали» не мертвецы и привидения - в заброшенных часовнях и склепах обитали бомжи и люди нечистых занятий. Временами те и впрямь вылазили, и устремлялись за прохожими, желая разжиться копейкой себе на пропитание и водку. В конце концов, это безобразие в центре города губернатору Кокошкину надоело, и он пригнал туда солдат и арестантов, которые снесли Мироносицкое кладбище за две недели.
Справедливости ради следует рассказать о само́м разрушителе Мироносицкого кладбища генерал-губернаторе КОКОШКИНЕ Сергее Александровиче (1795-1861). Последний малороссийский генерал-губернатор храбро дрался на войне с французами, был обласкан императором, а затем, получая различные престижные должности, поднялся по иерархической лестнице до поста главы Харьковской губернии в 1847 году.
Благодаря его фанатичным усилиям и методам воплощения задуманного на грани деспотизма город Харьков стал приобретать правильные и ясные черты. Улицы и дома равнялись под линейку, жалкие бедняцкие жилища сносились одним махом. Под руководством губернатора Кокошкина в городе проводилось осушение болот, обустройство дорог, возвышение берегов реки Лопани и строительство Лопанского моста. Он проложил шоссе на Холодную Гору, замостил улицы, привёл в порядок освещение и срезал Университетскую горку, которая раньше безобразными оврагами спускалась прямо к Лопани. По его приказу жители обязывались сажать вдоль тротуаров деревья, что значительно улучшило облик города. Современная прямолинейность в планировке Харькова - заслуга активной градостроительной деятельности Кокошкина. О находчивости и изобретательном уме Сергея Александровича свидетельствует такой исторический анекдот: «Государь Николай Павлович, будучи в Харькове, посетил местный музей. Его сопровождал харьковский генерал-губернатор Кокошкин, давая нужные объяснения. Внимание государя остановилось на чучеле громадного орла.
- Это что за птица? - спросил он.
- Орел, - отвечал Кокошкин.
- А почему он не двуглавый? - спросил, улыбаясь, государь.
- Потому что он родился не в России, Ваше Императорское Величество, - гаркнул, не смущаясь, Кокошкин.»
В Харькове среди служителей священного культа встречались и довольно скандальные монахи. Так, например, в 1752 году на свадьбе сотника Андрея Топчиева священник Николаевской церкви Иоанн - знаменитый пьяница среди харьковских пастырей - жестоко подрался с городовым атаманом Петром Булгаковым, обзывая того «богомерзким, некрещёным бусурманином». Другой поп из Рождественской церкви некий Млодзинский как-то на службе в своём храме узрел незаконнорожденную дочку одной из своих прихожанок. Был поп, по обычаю своему, не весьма трезв, а посему осерчал, и изгнал девицу, обозвав при этом её мамашу, мягко говоря, блудницей. Последняя такого привселюдного оскорбления стерпеть не смогла, и тут же вцепилась священнику в волосы. Завязалась драка, в результате которой Млодзинский поклялся, что не пустит боле нечестивицу на церковный порог. Видя такой оборот, маманя решила пойти на мировую, пожертвовала три рубля на церковь, а попу подарила отрезы тонкого сукна, сафьяна и козью шкуру. Однако сие не спасло её от гнева священника - забрав подношения, тот всё же присудил побить виновницу канчуками и отправил её на год на работы в женский монастырь, чем явно превысил свои полномочия. В другой раз этот же, любивший возлияния служитель культа, подрался со своим коллегой - пастырем Николаевской церкви, уже упомянутым выше отцом Иоанном, причём тот также вырвал из бороды и головы Млодзинского несколько клоков волос. Харьковскому Архиерею то и дело приходилось разбираться с жалобами на скандалистов. В конце концов, это ему так надоело, что он лишил и одного и другого их мест, и сослал в Святогорский монастырь.
Среди имён известных харьковчан встречаются также и вымышленные персонажи. Например, генерал ХАРЬКОВ - мифический «герой» гражданской войны, появившийся на свет в 1919 году с лёгкой руки премьер-министра Великобритании Д. Ллойд Джорджа. Согласно его ошибочному утверждению, Харьков - это некий генерал Белого движения, один из антибольшевистских лидеров наряду с адмиралом Колчаком и генералом Деникиным. Упоминания «генерала Харькова» получили широкое распространение в Европе в 1919 году. Ллойд Джордж долго говорил об успехах в гражданской войне русского «генерала Харькова», не имея представления о том, что Харьков - это город. «Подвиги генерала Харькова» расписали газеты Антанты. Летом 1919 года появилась песня про него, открылись бар его имени и благотворительный фонд, был выпущен сорт пива, бритвенный набор, кофейный напиток, мужские подтяжки и даже фасон дамских шляпок Kharkov. Ко всему прочему, летом 1919 года английский король Георг V сделал «генерала Харькова» почётным членом ордена Михаила и Георгия «за заслуги в борьбе с большевизмом как мировым злом». Правда, по прибытии британской миссии в Харьков, за неимением «генерала Харькова», знак ордена и королевский патент были вручены командующему Добровольческой армии МАЙ-МАЕВСКОМУ Владимиру Зеноновичу (1987-1920) , который был генералом на самом деле.
В Харькове в начале проспекта Науки установлен памятник «основателю города» козаку ХАРЬКО́ (? - 1737) работы известного скульптора Зураба Церетели. Наиболее популярная романтическая версия приписывает именно Харьку́ (Харитону) инициативу создания города. Легендарный персонаж козацкого фольклора XVII века козак Харько, в сказаниях, по одной из версий, был простым козаком, по другой - сотником, грабившим помещиков и разорявшим их угодья, по третьей версии Харько был пасечником, а по четвёртой зажиточный хуторским крестьянином, и якобы утонувший в реке Уды (либо в Донце) в 1737 году.
Однако версия о происхождении города благодаря стараниям славного козака Харько является лишь легендой, поскольку еще в 1552 году на генеральной карте Московского царства название реки Харьков уже присутствовало, то есть задолго до Харько. Современный город основан около 1654 года на месте древнерусского городища Харьков, идентифицируемого иногда как половецкий город XI века Шарукань, либо гуннский город V века Харька. Река, давшая название городу, является левым притоком Лопани (от древне-русского «лопань»- колодец). По наиболее достоверной версии название реки Харьков происходит от слияния двух географических тюркских терминов: Хара (Кара, Хари), что означает «земля», «суша» и Коба (Кобу, Кобе) - «след временного потока». Дословно - «мелководная, пересыхающая речка». Сейчас это особенно похоже на правду.
Самобытность городу придают также слова и выражения, которые во многом присущи только Харькову. Пожалуй, самое известное слово харьковского происхождения - это «тремпель». Якобы, ещё до революции в Харькове существовала швейная фабрика, владельцем которой был немецкий предприниматель, некий господин ТРЕМПЕЛЬ Альфред. Уже тогда в городе работали несколько конкурирующих между собой фабрик и мастерских по пошиву одежды. Каждый из конкурентов думал, как выглядеть привлекательней в глазах своих клиентов. Фабрикант Тремпель обратился к специалистам по нанесению рисунков и изображений на любую поверхность и заказал особые, «фирменные», плечики для одежды. Теперь пальто, пиджаки и шубы продавались вместе с фирменными плечиками, и харьковчане, оценив предложение, стали называть их по логотипу на изделии «тремпель». Идея, пришедшая в голову господина Тремпеля, увековечила его фамилию в истории швейного дела, а имя собственное стало нарицательным.
Однако, никаких серьёзных документальных сведений о существовании такого «изобретателя» не нашлось. Кроме того, есть информация и о том, что жил он якобы в конце XIX века. В таком случае легенда становится ещё менее правдоподобной, т.к. первая вешалка-плечики появилась только в 1903 году в руках американца Альберта Паркхауса, работавшего на проволочном заводе. Он не нашёл свободный крючок, чтобы повесить своё пальто, поэтому взял кусок проволоки и согнул из неё приспособление, на которое и повесил пальто. Так или иначе, но все харьковчане зовут такое приспособление для вывешивания одежды именно «тремпелем». В других регионах такое слово встречается значительно реже.
Ещё одно исконно-харьковское слово - «РАКЛЫ». Харьковчане так называют мелких бандитов и хулиганов. А изначально так называли харьковских бурсаков. На Бурсацком спуске в помещениях теперешней Академии культуры раньше была Харьковская духовная семинария, а попросту - бурса, а её покровителем, по рассказам, был Святой Ираклий. Её студенты (бурсаки) были народом шаловливым, не особо законопослушным и вечно голодным. Себя они называли «гераклами» в честь греческого героя-покровителя. А ниже бурсы, на том же самом месте, что и сейчас, был рынок Благбаз (тоже, кстати, харьковское на-именование Благовещенского рынка (или базара)), где торговали различными продуктами. Во время перерыва между занятиями бурсаки собирались в толпу и совершали набеги на рынок. С криками «Вперед, Гераклы!» налетали на рыночные ряды, выхватывали во всеобщей суматохе кто что успел и так же быстро убегали. Бабки-продавщицы на рынке, завидев бурсаков, криком предупреждали остальных - «Раклы бегут!» (слово «гераклы» у бабушек звучало «раклы»), чтобы торговцы успели спрятать товар.
С тех пор слово «ракло» прочно укрепилось в харьковском лексиконе, хоть сейчас оно и употребляется редко. В 1896 году слово «раклы» впервые появилось в литературе. В книге «Киевские типы» в рассказе «Босяки» Александр Куприн писал: «В Петербурге его называют «вяземским кадетом», в Москве - «золоторотцем», в Одессе - «шарлатаном», в Харькове - «раклом»...». Вспоминает «раклов» и Валентин Катаев в 1926 году: «Интеллигент! Писатель! - кричали ему вслед и улюлюкали из подъездов кино раклы (босяки, золоторотцы на харьковском жаргоне), приведённые в восторг его длинными ногами, кургузым пиджаком, пенсне и странного вида каракулевой шляпой…»
Ещё одно нелестное харьковское словцо - «СЯВКА» - гопник, хулиган, малолетняя шпана. По одной из версий слово возникло от названия банды малолетних преступников, главарем которых был Савва. Второй вариант происхождения слова таков: на Лысой Горе есть старый песочный карьер (сейчас затоплен). Он принадлежал человеку по имени Савва. А работали у него в основном всякие каторжники и хулиганы. И периодически они делали вылазки в город, где учиняли разброд и шатание, и всячески дебоширили. Их называли «савки». Ну а потом уже появилось «сявка» - то бишь, хулиган. И, наконец, ещё одна версия происхождения слова говорит о том, что в районе харьковской Баварии были сады, принадлежавшие некоему Савве. Местные мальчишки частенько совершали туда набеги, воруя фрукты, а на вопрос: «Где взял?», отвечали: «В Савкиных садах», со временем их и стали называть «сявками» - садовыми ворами. И хоть сейчас это слово распространилось повсеместно, но пошло гулять по земле именно из Харькова. Кстати, слово «ХАЗА» (квартира), укоренившееся в лексике в послевоенное время, вначале тоже употреблялось только в Харькове. Зачастую распивочная, дешёвая забегаловка, где собираются вышеперечисленные товарищи (да и просто любители недорого выпить), зовется в Харькове «ГЕНДЭЛЬ» (гендэлык). Название произошло от немецкого «Handel», что означает «торговля». А распивали в подобных заведениях дешёвое вино «ЖУЖКУ». В 1960-70-х годах по всей Украине начали появляться «предприятия» по изготовлению дешёвых алкогольных напитков, чаще всего из гнилых яблок. Так вот, бутылки, выпускавшиеся на Харьковщине, «украшались» этикетками, на которых был изображен яблоневый цвет и кружащие над цветочками пчёлки, а от них и название пошло - «жужка». Электрощипцы для завивки волос в Харькове называют только «ЛОКОНОМ», хотя в остальных областях Украины это нехитрое приспособление знают не иначе, как плойку. Дело в том, что электрощипцы в Харькове переняли название торговой марки - на коробочке изобразили кокетливо завитую прядь, а ниже размашисто подписали: «Локон». Также в Харькове появилось слово и, собственно, предмет названия - шоколадно-вафельный торт «ДЕЛИС», который появился в одноимённом кафе ещё до революции. Такой торт изначально изготавливался исключительно в Харькове на нынешней кондитерке и назывался «Делис» (по-французски «вкусный»). А дальше уже любой шоколадно-вафельный торт стали величать «делисом». Его везут в виде гостинца из Харькова так же, как киевский торт из Киева.
Оказывается, слово «КАЙФ» отнюдь не современное жаргонное слово. Еще в 1895 году газета «Харьковские губернские ведомости» сообщала: «Нельзя не обратить внимание на поведение некоторой части публики, посещающей университетский сад. Она, не стесняясь, разваливается на полянках. Не говоря уже о том, что таким образом ею вконец мнётся трава на полянах сада, и эти поляны преждевременно обнажаются от растительности. Да и едва ли кому может доставить удовольствие вид растянувшихся во весь рост тел, да и неприлично такое халатное отношение к взглядам и понятиям другой части публики, стесняющейся нередко даже проходить мимо мест, где помещаются поклонники такого кайфа». Слово хоть и не харьковское, но в обиходе жителей города, выходит, было уже давным-давно.
Каждый харьковчанин знает также значение следующих терминов: «АМПУЛКА» - сменный стержень для шариковой ручки, «ЗМЕЙКА» - застежка-молния для одежды, «ЧИНКА» - бритвенное лезвие, точилка карандашей, «КУЛЁК» - целлофановый пакет, «МАСТЕРКА» - кофта от спортивного костюма со ЗМЕЙКОЙ. В Харькове часто ловят не такси, а «ИВАНА» - таксиста - частника любого пола ( от народного названия харьковского извозчика одноконного экипажа - «Ванько́». При хорошей погоде харьковчане выезжают не на пикник, а на «ВЫЛАЗКУ». Любимая карточная игра харьковчан конечно «ДЕБЕРЦ» или "Дебчик", а кое-кто носит не кроссовки, а «ПЕДАЛИ».
Харьков также претендует на зачинателя употребления таких слов, как - «СТУЛКА», «БУБОН», «БАКЛАЖКА», «ПОЖМАКАННЫЙ» и т.д. Всякую всячину принято называть «ШОПОПАЛО» или «ЧОРТИ-ШО», несогласие можно выразить фразой «ТА КОРОЧЕ», а эмоции проявлять короткими и ёмкими «ТЮ», «ЛЯ», «ШО» и прочее. Примерный диалог между двумя харьковчанками может звучать приблизительно так: «Не застеба́й, оно тя обляга́ет! - Тю, та я ж похуда́ла!». Даже говоря по-русски, ударения харьковчане расставляют в соответствии с украинскими правилами. Например, говорят цЫган, мАляр, сИроты, крапивА, а не цыгАн, малЯр, сирОты и крапИва, как принято в литературном произношении.