Всего несколько ступеней по удивительной лестнице Штруделя
Wer Wien verstehen will, muss Doderer lesen
„Wenn die Blätter auf den Stufen liegen
herbstlich atmet aus den alten Stiegen
was vor Zeiten über sie gegangen.
Mond darin sich zweie dicht umfangen
hielten, leichte Schuh und schwere Tritte,
die bemooste Vase in der Mitte
überdauert Jahre zwischen Kriegen.
Viel ist hingesunken uns zur Trauer
und das Schöne zeigt die kleinste Dauer.“
- Heimito von Doderer: Auf die Strudlhofstiege zu Wien
Вечер был тихим и тёплым. В свете тусклых фонарей уходила куда-то вверх лестница, похожая на то, что мы привыкли видеть в театрах. Мысль о театре тут же расставила по своим местам все декорации, задрапировала что не нужно, подсветила необходимое. Пока лестница - сцена пуста. Нo вот сейчас потухнет освещение и покажутся первые действующие лица. Пока ещё - полные сил, желаний, возможности. И начнут спускаться. С каждой ступенькой угасая и теряя лоск. На мой взгляд именно здесь лучше всего понимаешь, что было и что стало, что уже больше никогда не вернуть. Спускающиеся по ступеням дамы снимают шляпки, перчатки, укорачивают юбки и волосы, становятся загорелыми и яркими не в пример тем аристократкам, что сделали первый шаг вниз. Кавалеры приходят к финишу без цилиндров и фраков, перчаток и кашне, порой даже не потрудившись на нижней ступеньке подать руку даме. Рваные джинсы и кроссовки - они ведь не предусматривают хороших манер и подобающего воспитания. И снова лестница пуста и готова к следующему акту спектакля.
Последним пунктом программы на сегодня была выдающаяся лестница, ведущая от дворца Штрудельхоф вниз, к отелю и парку. Лестница, о которой я даже не догадывалась вот до прошлого лета. Потянув за ниточку, получаешь, как правило, куда больше, чем ожидал. В этом случае , потянув за ниточку, я открыла ящик Пандоры.
Вот - пале Штрудельхоф. Одно лишь то, что в этом здании был написан ультиматум Сербии, давший старт первой мировой - уже открытие.
С 1784 по 1788 год здесь размещались новопостроенный дом для подкидышей и богоугодное заведение. Наконец, в 1795 году владение было разделено. Сады были переданы К и К приюту. Часть Штрудельхофа использовалась как жилой дом, другие части, включая часовню, освященную в 1691 году в честь апостолов Петра и Павла, были снесены, чтобы освободить место для новых зданий. Тупик, облагороженный в 1802 году посадкой каштановой аллеи, получил название Strudelhofgasse.
Герцог Филипп фон Вюртемберг (1838-1917) и его жена Мария Тереза (1845-1928), дочь эрцгерцога Альбрехта, купили Штрудельхоф как городской дворец в Вене. Они продали большой дворец на Kärntner Ring, который после ремонта открылся как отель Imperial ко Всемирной выставке в Вене в 1873 году. Помимо Штрудельхофа как городской резиденции, дворянская чета также владела виллой в Альтмюнстере на озере Траунзее.
Когда старший сын герцогской четы, герцог Альбрехт (1865-1939), стал назначенным наследником престола в Королевстве Вюртемберг, герцог Филипп и герцогиня Мария Терезия переехали в Штутгарт. Поэтому они продали Штрудельхоф в 1906 году советнику в Санкт-Петербурге, а затем и министру иностранных дел Австрии Леопольду Графу Берхтольду. <..................................>
А хозяин! Тот самый Штрудель, давший имя и дворцу, и лестнице, и переулку! Это же чудо что такое!
Петер Штрудель, или Штрудль, а на самом деле Петер барон фон Штрудель (* около 1660 года в Клесе (Трентино), † 4 октября 1714 года в Вене) австрийский скульптор и художник. Придворный художник в Вене. В Австрии его творчество знаменует переход от позднего возрождения к барокко. Между 1676 и 1686 годами Штрудель прибыл ко двору в Вене и вместе со своим братом Полем Штруделем получил работу художника императорского и малого двора.
Приблизительно в 1690 году он купил участок земли в пригороде у Шотландских ворот у «западного имперского придворного полка Роттмайстера» Романуса Бернхарда Чагона и его жены Марии Поликсены. Там он построил Штрудельхоф. В 1688 году он основал здесь частную художественную школу, первый центр общей подготовки художников, не входящих в гильдию, по образцу Академии Сан-Люка (1593) и Парижской Королевской академии (1648). Выплаты государственной поддержки для этой школы могут быть подтверждены с 1692 года. В 1701 году Штрудель (Praefectus Academiae Nostrae) был назначен имперским бароном.
По просьбе императора Иосифа I эта школа с 1705 года работала как Императорская академия. Деятельность академии закончилась смертью ее основателя. Однако в 1726 году Якоб ван Шуппен открыл новое здание под названием «K. k. Придворная академия художников, скульпторов и архитектуры », существующая до сих пор. Петер Штрудель считается основателем старейшей художественной академии в Центральной Европе (Academy of Fine Arts Vienna).
За год до смерти Штруделя Штрудельхоф использовался как чумной дом, где лечили больных и и содержали на карантине. После нескольких смен владельцев здание было снесено в 1795 и 1873 годах. Недавно построенное и все еще существующее здание сохранило название Palais Strudelhof (1090, Вена, Strudelhofgasse 10).
В 1914 г. в нем был подписан ультиматум Сербии, положивший начало Первой мировой войне, а в 1970 г. в нем состоялись переговоры о разоружении между СССР и США (ОСВ I). Пока он не был преобразован в нынешний дворец конференций в 1999 году, он использовался как посольство Катара.
Если повернуть от Пале Штрудельхоф направо, не пройдя и пары метров, окажешься на верхнем уровне лестницы.
Штрудльхофские лестницы - лестницы, расположенные в венском округе Альзергрунд, на пересечении улиц Штрудльxофгассе, Верингерштрассе и Лихтенштайштрассе. Считаются памятником архитектуры стиля модерн.
Лестницы были построены по проекту архитектора Иоганна Теодора Эгера в 1910 году, торжественно открыты 29 ноября. В нижней части они состоят из симметрично расположенных лестничных маршей.
Внизу посередине находится небольшой фонтан с маской, из которой струится вода, на марш выше на лестничной площадке в нише находится ещё один небольшой фонтан со скульптурным изображением лягушки и мозаичным дном.
Из-за нехватки места верхняя часть лестницы построена несимметрично. Благодаря чередованию лестничных маршей и площадок у пешеходов, поднимающихся или спускающихся по лестнице, постоянно меняется перспектива вида на город.
Лестницы украшены коваными и каменными перилами и канделябрами. Некоторые части лестницы окрашены в зелёный, хотя первоначально были синего цвета. Оригинальные стеклянные шары светильников в 2009 году были заменены на копии.
"Здесь нужно было величаво ступать , здесь нужно было быть спущенным вниз, а не быстро подниматься или спускаться по куриной лестнице с неопределенными целями. Лестница была здесь для всех, для самодостаточной стаи и отребья, но конструкция ступеней была предназначена для подготовки к шагам судьбы, которые делаются обычно не в доспехах, а легко и часто почти бесшумно на легчайших подошвах и в атласных туфлях, или тройными шагами бедного, босого сердца, которое с тиканьем бежит на своих ногах в его беде: лестница, ниспадающая в великолепии, сопровождает и его тоже, и она всегда рядом, и она не устает говорить нам, что каждый путь имеет собственное достоинство и он в любом случае всегда больше, чем цель. Мастер, построивший лестницу, выделил кусочек из миллионов наших тропинок в большом городе и показал нам, какое достоинство и убранство есть в каждом метре." Heimito von Doderer Strudelhofstiege
Не говоря о том, что все это свёл в романе Хаймито фон Додерер, о котором не просто нужно упомянуть. И он сам, его роман относится к австрийской классикe, но я почему-то до сих пор о нём даже не слышала. Пришлось срочно восполнять пробелы. Стихотворные строчки, вынесенные мной эпиграфом, выбиты в камне на лестнице и принадлежат перу Хаимито фон Додерера.
Итак, роман oб ушедших навсегда золотых годах империи. Как-то получилось так, что под рукой сейчас три книги о благословенной венской эпохе 1910-1920 годa. Так бывает, звезды укладываются в нужный рисунок и картинка, ощущения складываются. Вена, её ритм, её атмосфера, её аура всегда, во все времена были отличными от других. Таковыми и остаются. Есть во всём этом нeчто неуловимoe, не поддающeeся определениям, не укладывающееся в рамки и каталоги.
Но как же оно захватывает, держит и не отпускает! Империя дышит на ладан, гремят раскаты первой мировой, но при всём этом расцветает литература искусство. Живут витрины старого мира - Анна Захар железной рукой cохраняет свою мини- империю, заслоняя происходящее в ушедшeй уже и не империи вовсе , Климт и Шиле рассыпают фейерверки шедевров, Отто Вагнер обустраивает городской общественный транспорт, в театрах и кофейнях не хватает мест, всё то, без чего невозможно представить себе Вену, держит марку и продолжает легко двигаться в ритме вальса - раз два три, раз два, три...
Сегодняшний рассказ - не только и не столько о достопримечательности 9 раиона Вены. Это - Песня Вене, аплодисменты ее трубадурам и рыцарям, восторженное напоминание о великолепнейших представителях венского литературного и не очень модерна. “Wer aus einem Buch abschreibt, begeht ein Plagiat, wer aus zehn Büchern abschreibt, verfasst eine wissenschaftliche Arbeit - so lautet ein altes Bonmot, das ich noch ergänzen möchte: wer aus hundert Büchern abschreibt, verfasst eine Literaturgeschichte.” (W. Kriegleder) - Кто списывает из книги - занимается плагиатом, кто списывает из десяти книг - пишет научную работу,- говорит народная мудрость, которую я дополню: кто списывает из сотни книг - пишет историю литературы.
Франц Карл Хайми́то фон До́дерер (нем. Franz Carl Heimito Ritter von Doderer, 5 сентября 1896, Хадерсдорф, под Веной - 23 декабря 1966, Вена) - австрийский писатель.Cчитается «последним классиком» австрийской литературы XX века. Лишь незадолго до своего шестидесятилетия он смог называть себя профессионалом, который живет на заработки от издания своих книг. Его произведения так же противоречивы, как и его жизненная позиция. Родился 5 сентября 1896 года в Хадерсдорфе - небольшой австрийской деревне - в семье известного в стране строителя альпийских дорог, кстати, небедного. Как и у многих австрийцев, в жилах членов семьи текла также венгерская и французская кровь. Семья состояла в отдаленном родстве с известным поэтом-романтиком XIX века Николаусом Ленау.
Click to viewВ 1914 году Хаймито поступил на юридический факультет Венского университета, а в 1915-м был мобилизован в австрийскую армию. Воевал на Галицийском фронте. Вскоре оказался в плену и 5 лет провел в офицерском лагере для военнопленных под Красноярском. Как ни странно, это время писатель вспоминал с ностальгией и спустя годы описал в романе «Тайна империи» («Das Geheimnis des Reiches», 1930 год). У австрийцев был свой сравнительно сытый и спокойный мирок, даже тогда, когда в России произошла революция и началась гражданская война. Роман «Тайна империи», вопреки названию, - не политическая книга.
В ней изображены быт группы австро-немецких военнопленных, их личные взаимоотношения, любовь и ревность. Революция и гражданская война были лишь фоном повествования. Позже фон Додерер говорил, что решение стать писателем у него зародилось именно в Сибири, а точнее, 12 июля 1916 года, в день, когда он был взят в плен. Такое точное указание может, на первый взгляд, показаться стилизацией, в действительности же это судьбоносное событие в его жизни имело для фон Додерера огромное значение. В Сибири он пишет в манере Артура Шнитцлера новеллу «Катарина», в которой передаёт атмосферу, царившую в Вене на рубеже веков. Впрочем, влияние литературы конца века на фон Додерера было небольшим.
Вернувшись домой осенью 1920 года, Додерер по настоянию отца поступил на исторический факультет университета. В 1923 году дебютировал книгой стихов «Улицы и картины», публиковался в многочисленных газетах Вены. В 1925 году защитил диссертацию «К вопросу о бюргерской историографии в Вене на протяжении XV столетия» и получил докторскую степень. В 1933-м вступил в национал-социалистическую партию.
В 1940-м обратился в католицизм. Мысль стать писателем созрела у Додерера в плену, и, будучи студентом, он выпустил сборник стихов «Переулки и природа» (1923). Потом были изданы романы «Пролом. Происшествие, длившееся двадцать четыре часа» (1924) и «Убийство, которое совершает каждый» (1938). До начала Второй мировой войны вышли также книги «Тайна империи», «Окольный путь» и «Дело Гютерсло». Другие произведения писателя остались лежать на полке, не найдя издателя.
С современной литературой фон Додерер старался иметь как можно меньше дела. И это при том, что он был усердным читателем. Он основательно проштудировал Канта, Шопенгауэра и Вейнингера. Он был почитателем Рильке и Достоевского. Он был хорошо знаком с теориями Фрейда. Однако решающее значение для него имело личное знакомство с художником и писателем Альбертом Гютерсло. Они познакомились, когда фон Додерер по заказу одного издательства начал писать о Гютерсло монографию. Книга Гютерсло «Признание современного художника» произвела на него такой эффект, который он впоследствии называл «просветлением».
Гютерсло, которого фон Додерер почти всю жизнь почитал своим учителем, научил его понимать творческую, в случае фон Додерера - писательскую, деятельность как богослужение, а не как средство добиться благосклонности публики. Фон Додерер не хотел участвовать в литературной суете, он не желал присоединяться к каким-либо группировкам, представлявшим то или иное мировоззрение. Он стремился найти своё место в литературе исключительно силой своего творчества, причём не среди тех талантов, которые на все лады расхваливала печать. И Гютерсло, бывший истинным аристократом духа, указал ему, как это сделать.
Фон Додерер очень переживал, что его книги были не слишком читаемы. А тут ещё разразилась и семейная драма. В 1930 году фон Додерер женится на еврейке Густи Хастерлик, дочери зубного врача, с которой он поддерживал сложные любовные отношения с 1921 года. Совместная жизнь, однако, длилась недолго. В 1932 году они расстаются, что стало глубокой психической травмой для фон Додерера. Создаётся впечатление, что фон Додерер начинает утрачивать чувство реальности. Видимо, этим и объясняется тот факт, что в 1933 году он вступает в НСДАП. Очевидно, он надеялся, что политика нацистов в области культуры создаст ему более благоприятные условия для работы. Однако здесь его постигло разочарование.
Переселившись в Дахау, он без проблем был принят в союз писателей, но шансы на публикацию своих произведений у него от этого не улучшились. «Человеку минуло 40 лет, а это, можно сказать, таинственный возраст, особенно если человек так ещё и не сумел нигде осесть. Обрести спокойный приют. 40 лет минуло человеку, который редко в каком месте задерживался надолго и потому едва ли нажил себе друзей... Человек, сам с собой наедине, и он несёт в себе необъятный мир.» Так фон Додерер описал своего героя в романе «Последнее приключение». Всё это прекрасно подходит и к самому автору, которому только что исполнилось 40 лет и который в Дахау всё больше чувствовал себя в изоляции.
Своим литературным трудом фон Додерер не стал полезным нацистам. Ему оставались чуждыми как «почвенная» литература, так и исторический роман, воспевающий вневременного трагического героя. Тем не менее, фон Додерер уделял большое внимание колориту и историчности фона, на котором разворачивалось действие его романов. Однако даже в таком военном романе, как «Тайна империи», автор, с необыкновенной точностью описывающий ужасы, никогда эти ужасы «не смакует». Фон Додерер оказался неспособным к хвалебной гимнографии, которая была обычной в нацистской Германии. Постепенно в отношениях фон Додерера с нацистами наступило охлаждение, а то, что подтолкнуло его к вступлению в НСДАП, стало утрачивать своё значение.
Впрочем, говорить о сознательном решении фон Додерера отмежеваться от нацистов, как это впоследствии публично заявлял автор, нельзя. Парадоксальным образом, аполитичность фон Додерера и особенно ошибочность его оценок политики нацистов не позволили писателю усвоить это мировоззрение настолько, чтобы это могло причинить непоправимый ущерб его творчеству. Благоприятным оказалось, очевидно, и то обстоятельство, что нацистская партия тоже не очень знала, как можно использовать фон Додерера. То, что выглядит, как сознательный отход фон Додерера от нацизма, было, скорее, всего стечением целого ряда личных обстоятельств, результатом общего разочарования, а также некоторых счастливых случайностей. Критическое отношение к нацистскому режиму у фон Додерера вырабатывалось очень медленно, и пришёл он к этому «окольными путями».
А далее снова была армия, люфтваффе. Писателя мобилизовали в авиацию и отправили во Францию. В основном это была служба в тыловых частях: на юге Франции, в Норвегии, под Курском и даже в Вене. В это время Додерер вел дневник, в котором он больше размышлял о философских понятиях, чем писал о каких-то конкретных событиях. На его страницах явно прослеживается антинацистская направленность. В 1942 году попадает на русский фронт под Курск. Страдал от жесточайших приступов невралгии. В 1945 году писатель снова оказался в плену, на этот раз в Норвегии. В 1946 году вернулся в Линц, а затем в Вену, на пять лет отстранен от профессиональной деятельности из-за принадлежности к нацистской партии. В романах, вслед за рассказами и повестями, Додерер предполагал развернуть панораму австрийского общества 1880-1960-х годов. Грандиозный замысел остался недовоплощенным. <..........................>
Когда в 1946 году Додерер вернулся домой, у него не было ни имени, ни популярности, ни денег. Чтобы иметь средства к существованию, он сдал трудный экзамен в Институт исследования австрийской истории, поскольку был на пять лет отстранен от профессиональной деятельности из-за принадлежности к нацистской партии. Его сочинения вновь начали публиковать только с 1954 года. Желание писать не покидало Додерера. Он завершил начатый еще в 1938-1939 годах небольшой роман «Освещенные окна, или Человеческое становление советника Юлиуса Цихаля» (1951), дописал «Штрудльхофскую лестницу», которую задумал еще в первом плену, развернул колоссальную панораму романа «Бесы». Эти произведения, которые по праву можно назвать гигантскими - в одном девятьсот страниц, в другом - больше тысячи, наконец сделали его знаменитым. Именно они принесли писателю признание, которое он так долго ждал, - сначала в Западной Германии и только потом в Австрии.
В 1951 году к фон Додереру приходит, наконец, успех после публикации романа «Лестница Штрудльхоф». Сюжет этого объёмистого романа выглядит довольно просто: некая Мэри К. попадает под трамвай, теряет ногу, но чудесным образом её спасает сохранивший присутствие духа майор Мельцер, за которого Мэри К. 15 лет назад отказалась выйти замуж и которого она с тех пор не видела. Роман пестрит мелкими скандалами и незначительными эпизодами. Однако главное в этой книге - не сюжет. Автор строго придерживается принципа, который он в своё время сформулировал так: «Произведение повествовательного искусства имеет тем большее значение, чем меньше можно составить себе о нём представление по его содержанию». История становления Мельцера как человека - тема, достойная для романа, тем не менее, по своему жанру это не роман становления, поскольку Мельцер, в общем-то, не является главным героем книги. Лёгкое замешательство у читателя вызывает и временная структура романа, но это входило в намерения автора: бытовая линия романа, по замыслу фон Додерера, должна доминировать над переломными событиями истории. В итоге, такие крупные катаклизмы истории, как Первая мировая война или падение монархии в Австрии, оказываются отодвинутыми на задний план.
Лишь незадолго до своего шестидесятилетия Додерер смог считать себя профессионалом, который живет на заработки от издания своих книг. Его произведения так же противоречивы, как и его жизненная позиция. В них верность классическим традициям сочетается с новейшими формами повествования. Работал писатель по-прежнему много, но публиковать написанное не торопился. Отличная память, недюжинная работоспособность и педантизм прекрасно уживались в нем с ленью и безалаберностью. У Додерера было много друзей, и они его любили, потому что он был умен, тонок, образован, талантлив и доброжелателен. Приятели дали ему прозвище «Геркулес Обломов».
Додерер не признавал никаких технических новшеств, кроме телефона, - ни магнитофона, ни телевизора, ни автомобиля у него не было. Писатель был суеверен, интересовался астрологией. Считая композицию важнейшим элементом в построении повествования, он пытался сочинять романы, как Бетховен сочинял симфонии. Ему нравилось, когда его называли «самым австрийским писателем Австрии». <.............................>
В 1910-м Вена была седьмым по величине городом мира и четвёртым - Европы. В начале 19-го века здесь проживало около 2 000 000 жителей и предполагалось что развитие пойдёт дальше семимильными шагами. Сейчас, спустя больше ста лет, мы постепенно возвращаемся к этой величине. После двух войн и двух республик. Стоило ли?
Зигмунд Фрейд принимал страждущих, Артур Шницлер провоцировал скандалы, Хуго фон Хоффманшталь тихо создавал Литературу , Теодор Герцель создавал движение мирового сионизма. Карл Луэгер вызывал восторг и ненависть (кстати совершенно случайно нашла фильм "Вена 1910", снятый в 1943-м году о моменте смерти Луэгера в рамках пропаганды Геббельса, исключительно интересный проект). Вена была в 1910-м "силиконовой долиной искусств". "Европа кружилась в вальсе" - Милош Кротахвил, Карл Краус - "Последние дни человечества", "Марш Радецкого" Иозефа Рота, "Вчерашний мир" Стефана Цвейга… Время генерировало чуть не ежечасно мировых звёзд и развешивалo на небосклоне литературного и прочего Олимпа. Хаймито фон Додерер - один из бриллиантов своего времени. Именно потому, что насыщенное эмоциями, ожиданиями, предчувствиями, развитием время невозможно описать в двух словах, оно требует деталей и пояснений, в которых иной раз тонешь, как в болоте.
Попытка пройти по девятому району в тени Рене Штангелера от Дипломатической академии, где он вот только что передал письмо сестры воздыхателю Пиште , может закончиться чем угодно, ведь в этом здании сейчас расположилась американское посольство. Огороженое сетками и заборами, ершами надолбами. Теперь-то я вспоминаю, что бывала здесь лет 10 назад. Добрый персонал вашингтонского обкома до того добр, что страшно боится, как бы не начистили визаж, в любой стране мира боится и прячется.
Мы спускаемся вниз по Штрудель - лестнице на Лихтенштейнгассе через пустой вечерний район в ярком и полном декаданса 1911-м году. Вена Людвига Хиршфельда, путеводитель от интеллигентствующего аборигена, с обворожительным шармом открывающий нам Вену 1920-го: « И у Захера можно сегодня съесть шницель под чарльстон. Bы же знаете, что такое Захер? Не отель и не ресторан, а традиционнoe староавстрийское понятие, как отец - Pадецкий, в чьем лагере, как известно, состояла некогда Австрия.
Эта Габсбургско- аристократическая Австрия останавливалась раньше в Захере, супировала там в изысканных залах или кабинетах /сепаре, имевших особо выгодное расположение: на улице августинцев, как раз позади имперской оперы и балета. Здесь бывал не только известные венский юноша Анатоль, здесь провели свои лучшие эротические годы некоторые эрцгерцоги, самолично заботясь о подданных… Здесь изволили останавливаться князья, графы, превосходительства и здесь не только человек, но и самая последняя балетная танцорка начинали не менее, чем с баронов.
Этот отель был также жильем для Австро-Венгрии и ее политики… Все говорят - Захер, он, а в действительности нужно бы сказать - она, Анна Захер, которая десятилетиями руководила и презентовала и отель и ресторан. Ещё одна старая австрийская креатура времён княгини Паулины Mетарних.» (Анна Захер умерла в феврале 1930-го, фактически - от разлуки с управлением ресторанам, но это уже совсем другая история, из книги Моники Чернин «Анна Захер и ее отель»). Кстати в путеводителе упоминается и ресторан со странным названием «к бегству в Египет» , тот самый, в 9 районе, к которому подходит герой Додерера, спустившись по знаменитой лестнице Штруделя.
Сливок в обществе того времени было предостаточно, сомнению не подлежит. Но сливки были кисловатыми. Декадeнс и депрессия - близнецы -братья. Хотя бы уже потому, что многие из великих грустили по безвозвратно потерянному, по империи и монархии. Как Хуго фон Xоффманстaль, как Pихард Штраус, художники модернисты и прочие сопутствующие. У Додерера в романе это тоже проходит красной нитью - морфий, ночные загулы, тоска и безнадега. Где-то в глубине этих зарослей пробиваются уже ростки Pемарка и Хемингуэя, но пока - все ещё вальс.
Шикарный вальс родившийся в Вене и продолжающий жить. "и Вена кружилась и пeла как будто сам Штраус играл..." Между верхней и нижней площадками лестницы - метров 20 спуска. И не так уж много пролётов и ступеней получается на каждую - лет по 20 не больше. Если спускаясь, отсчитывать года. Между прошлым и будущим. Oт империи ко дню сегодняшнему. Как же все ещё рядом золотые годы золотого яблока! Всего несколько ступеней по удивительной лестница Штруделя.
PS:ЖЖ - жадный, приходится все, что не влезло, в комментариях выкладывать.