О море и о лете говорила дорога вдоль домов и вдоль садов

Jul 28, 2016 00:15



TUTTO E` SCIOLTO
Ни птицы в небе, ни огня в тумане -
Морская мгла;
Лишь вдалеке звезда-воспоминанье
Туман прожгла.
Я вспомнил ясное чело, и очи,
И мглу волос,
Все затопивших вдруг, как волны ночи, -
И бурю слез!
К чему теперь роптать, припоминая
Пыл тех ночей, -
Ведь разве не была она, чужая,
Почти твоей?
Триест, 1914 Джеимс Джойс
Города - они все разные. Грустные, веселые, ласковые, сердитые, темные, светлые, родные и чужие, зимние и летние, теплые и холодные, те, в которых зима даже летом и те, в которых чувствуешь себя и зимой как в летнем отпуске. Триест - он летний, отпускной, расслабленный и легкий, как бриз на набережной. В этот город я влюбилась с первого взгляда и не разочаровалась со второго. Именно сюда я так спешила , выбравшисъ наконец из Равенны, чтобы хоть чем-то подсластить такую долгую дорогу домой.

Я торопилась не зря. К закату все-таки успела.


На уже знакомом вьезде в город не остановиться просто невозможно. Песни этим местам я, правда, уже пела - вот тут, и тут - но повторюсъ, уж больно красиво побережье.


Триест - это морской город. И все, что в нем важно, интересно и ярко, связано с морем.
Ну вот например. Батискаф «Триест» был сконструирован швейцарским учёным Огюстом Пикаром с учётом его предыдущей разработки, первого в мире батискафа FNRS-2. Большую помощь в постройке батискафа оказал его сын, Жак Пикар. Своё название аппарат получил в честь итальянского города Триест, в котором были произведены основные работы по его созданию. «Триест» был спущен на воду в августе 1953 и совершил несколько погружений в Средиземном море с 1953 по 1957 год. Основным пилотом стал Жак Пикар, а в первых погружениях также участвовал его отец, Огюст Пикар, которому в то время уже исполнилось 69 лет. В одном из погружений аппарат достиг рекордной на тот момент глубины 3 150 м


С вида и не скажешь, а город вытянут по побережью длинной сосиской, ну как Юрмала.


Вид на залив напоминает и Неаполь, и Монтекарло, и еще множество морских берегов та, что , стоя на террасе, ты находишься как бы вне времени и пространства, находясъ одновременно во всех этих местах, и дышишь воздухом всего морского побережья.


Отсюда я впервые увидела замок, к которому так стремилась. В вечерней дымке он смотрится еще романтичней, чем днем.


Эзра Паунд, способствовавший изданию романа Джойса "Улисс", нашел его в австрийском Триесте, где он преподавал иностранные языки.... Писателъ знал, куда ехать


Зачем вам ехать в Триест? Странно, этот вопрос себе не задавали югославские партизаны, которые в конце войны раз десять отбивали его у фашистов, пока наконец не освободили в мае 1945-го. Последние немецкие части, а Германия успела для пользы дела оккупационно забрать Триест у Италии, засели в древней крепости Сан-Джусто и соглашались сдаться только новозеландцам (были и такие союзники), но никак не головорезам Тито. У них был свой резон. Когда город отдали югославам, те там устроили настоящий красный террор без скидок на адриатический климат. До того в Триест надо было Муссолини, Габсбургам, Наполеону, Венецианской республике, епископам, франкам, римлянам и разным доисторическим личностям. После того город с 1947 по 1954 год был квазинезависим под прикрытием англо-американских войск, пока все-таки не отошел к прощенной союзниками Италии. Да еще почти два века - XVIII и XIX - Триест просуществовал в статусе вольного города, свободного порта.


Если взглянуть на карту, то связанный с метрополией узкой береговой полоской Триест, по-хорошему, стоит на границе Словении и Хорватии. Понятно, что здесь забыл Тито, вот же оно, под боком прямо. В принципе Триест - станция-пересадка между тремя культурами: латинской, славянской и немецкой. В лучшие годы это был южный курорт Австро-Венгерской империи, главный выход к морю срединного царства пражских клерков и венских художников-извращенцев. Под итальянской юрисдикцией Триест захирел, утратил прежнее значение, лишился космополитизма, условно ганзейского духа, лихого обаяния порто-франко. Но гены пальцем не размажешь: до полной итальянификации Триесту еще далеко. <.......>


Навигатор безусловно справился бы с задачей по поиску нашей резиденции, но увы. Улица пешеходная. Можно рассматривать как плюс, конечно. Кроме всего прочего ради некого праздника город был перегорожен даже там, где обычно проехатъ можно. Ну и с учетом того, что в городе я не ориентируюсь, поиски входа оказалисъ веселыми. В итоге, нарезав пару кругов, я кинула машину в самом начале указанной в адресе улицы (там, где начинаются сплошные мопеды, но что поделаешь) и пошла на разведку.


Все это - в уже почти кромешней темноте. Благо - получилось словить ваифаи и на почти сдохшем аккумуляторе телефона заработал навигатор. Вход обнаружился в двух шагах от перекрестка. Но стресс на этом не закончился. Оставив машину, где стояла, мы уже с чемоданами добрели до входа и я попытались разобраться с инструкцией - в связи с нашим ноцным приездом никого из хозяев этого заведения естественно уже на месте не было. И поскольку об этом я предупредила заранее, мне была прислана инструкция по поиску ключа. Вот только где дверь к тому ключу - не написали, пришлось звонить по, к счастью, указанным телефонам. Милые люди, моя паника была немедленно погашена, страхи рассеяны, все вопросы сняты.

 

Residenza Le 6 A - милый маленький пансион на втором этаже старого дома. Лифт имеется. Оставив Ренату располагаться, пошла искать парковку.

 

"Домой нередко через старый город я возвращаюсь. Улицы мрачней одна другой. Свет редких фонарей в непросыхающих желтеет лужах. Здесь, где, стаканчик пропустив, домой идут одни, другие - в лупанары, здесь, где равно и люди и товары - отбросы порта, вновь неизбывность бедности людской передо мной. Здесь морячок с красоткою гулящей, и старец, все на свете поносящий, и за окном закусочной драгун, в казарме стосковавшийся по воле, и пленница безумного томленья, чье сердце на приколе, - все это вечной жизни порожденья и боли. Немало совпадений в нашей доле. В их обществе тем чище мысль моя, чем улочка грязнее, в которую сворачиваю я." СТАРЫЙ ГОРОД Умберто Саба. Перевод Евг. Солоновича


"Ладзаретто Веккио в Триесте - улица печалей и обид. Все дома в убогом этом месте сходны с богадельнями на вид. Скучно здесь: ни шума, ни веселья, только море плещет вдалеке. Загрустив, как в зеркале, досель я отражаюсь в этом уголке. Магазины, вечно пустоваты, здесь лекарством пахнут и смолой. Продают здесь сети и канаты для судов. Над лавкою одной виден флаг. Он - вывески замена. За окном, куда не бросит взгляд ни один прохожий, неизменно за шитьем работницы сидят. Словно отбывая наказанье, узницы страданий и мытарств, шьют они здесь ради пропитанья расписные флаги государств. Только встанет день на горизонте, сколько в нем я скорби узнаю! Есть в Триесте улица дель Монте с синагогой на одном краю и с высоким монастырским зданьем на другом. Меж ними лишь дома да часовня. Если же мы взглянем, - обернувшись с этого холма, мы увидим черный блеск природы, море с пароходами, и мыс, и навесы рынка, и проходы, и народ, снующий вверх и вниз." ТРИ УЛИЦЫ Умберто Саба. Перевод Л. Заболоцкого


Итальянцы оказалисъ оченъ литературно-продвинутыми. Вот вы видели книжные магазины, открытые в полодиннадцатого вечера? Или Триест в этом плане особенный? Город, рождавший стихи уже сам по себе, чтобы подаритъ их жившим здесъ поэтам?


Умберто Саба (9 марта 1883 - 25 августа 1957) - итальянский писатель, поэт. Родился в Триесте, который входил тогда в состав Австро-Венгрии, в семье торгового агента - венецианца из знатной семьи Уго Эдуардо Поли и триестинской еврейки Фелиции Рахили Коэн. Его отец принял иудаизм, чтобы жениться на матери. Однако родители расстались ещё до рождения сына, отец вынужден был покинуть Триест, так как был итальянским гражданином и сторонником ирредентизма (то есть присоединения к Италии всех населённых итальянцами территорий, в том числе Триеста). Вернулся в Триест в сентябре 1908 года. После войны вернулся в Триест. До 1938 года магазин стал основным источником дохода, позволявшим достаточно времени уделять поэзии. В 1921 году издал первый вариант своей Книги песен (Il canzoniere). В 1938 году из-за расовых законов Саба передал магазин своему служащему, а сам уехал в Париж. В 1939 году вернулся в Италию, но в Рим, где без успеха пытается ему помочь Унгаретти, затем едет опять в Триест. После 8 сентября 1943 года бежит с женой и дочерью во Флоренцию, где скрывается, часто меняя квартиры. Помощь в этом, рискуя собой, ему оказывают Монтале и Карло Леви.
В 1946 году стал первым послевоенным лауреатом премии Виареджо. Крестился в католичество, но его брак не был преобразован. В 1955 году после смерти жены помещён в больницу Гориции, которую покинул только на похороны жены.
Кстати памятник Умберто Саба располагался совсем рядом от наших аппартаментов. Знала бы - добежала бы в ночи.

 

Парковка, которая заявлена в проспекте отеля, располагается в километре от отеля. Я похожа на человека, который будет топать километр? Тем более по ночному городу, по которому слоняется несметное число выпивающих иноземных подростков? Накрутив еще пару кругов вокруг да около, поняла, что вариантов нет и сунула коняшки на прежнее место - она как раз уютно и впритык поместилась перд началом мопедных парковок. Страшновато, конечно, но поскольку вставать я все равно нымерена была ни свет ни заря, рискнула. Ночь прошла без происшествий, но повторять смертельный номер не хотелось бы.

 

Раз уж я бытописую пансион: в общем и целом неплохо наверное. Но рекомендовать не стану. Даже с учетом приятных цен. По причине вышеуказанных проблем с парковкой и все-таки удаления от и центра, который самый-самый, и вокзала, если приезжать без машины, и основных достопримечательностей. (Картинка а ля Бидструп висела в ванной комнате. Я считаю - вполне заслуживает внимания)


На завтрак мы опять выскочили первыми, когда девочка его только-только накрывала. Но здесь завтрак можно было с чистой совестью проигнорировать, обычный для италии голодный паек. А кофе лучше выпить в одной из кафешек напротив.


Кафешки-не кафешки, но нам пора выкатываться. На улице все еще спит, тем удобнее ездить.


Другая Италия - это у Триеста второе имя. Для крикливой страны ярких фраз и недвусмысленных вкусов Триест удивительно спокоен и флегматичен. Никакой южной жестикуляции и безумцев на скутерах. Повсюду славянская мягкость и немецкая точность (в центре города поразительно много настенных часов). Триест выбивается из жанровых определений. Брюссель можно объяснить через Париж, Нью-Йорк - через Лондон. Даже Венецию - через Стамбул. Здесь же пресловутое равенство самому себе и слишком много удобных, нисколько не раздражающих противоречий. <........>
Кстати, здание - il palazzo Vianello


В 1937-38 гг. в Триесте (как и во всей Италии, в составе которой он находился с 1919 г.) вступили в силу антисемитские расовые законы. Многие евреи покинули город, и к 1943 г. численность общины сократилась до 2,3 тыс. человек. 9 октября 1943 г., вскоре после оккупации Северной Италии германскими войсками, нацисты провели в Триесте первую облаву на евреев, а 20 января 1944 г. схватили стариков и больных, находившихся в общинном доме призрения. Всего из Триеста было депортировано 710 человек; близ города действовал единственный на территории Италии лагерь уничтожения. Доля евреев, перешедших в годы Катастрофы в католицизм, была в Триесте значительно больше, чем в других городах Италии. Некоторые евреи Триеста участвовали в партизанском движении. <..............>


Пока мы с чемоданами шагали до машины, я проснулась. Теперь - бодрым галопом по каким-нибудъ местным красотам - и домой.

Триест, Италия, Путешествия

Previous post Next post
Up