Генри Миллер. Тропик Рака
Из книги, даже самой плохой, всегда можно что-нибудь почерпнуть, a п… - это, знаешь ли, пустая трата времени…
Я пытался читать этот великий роман на английском, но должен сознаться, у меня не получилось. Где-то на 15 странице я понял, что какие-то куски смысла от меня ускользают, поэтому пришлось взяться за русский перевод, весьма, кстати, неплохой.
Тот факт, что язык Миллера оказался сложным, говорит в пользу Миллера. Это значит, что он не примитивен, не упрощает.
Но в то же время я разочаровался, точнее, удивился: я слышал, что этот роман запрещали из-за откровенных сцен и «непристойностей». Однако ничего такого в романе я не нашел. Может, эти части вырезали? А может, все дело просто в том, что за 90 с лишним лет понятие «непристойности» сильно изменилось и словоcunt, которое на русский стыдливо переводится к «п с точечками» вовсе не распознается как непристойность?
Но и на русском это непростое чтение. Книга напоминает коробку с рассыпанным паззлом: ты пытаешься его собрать, но постепенно понимаешь, что в коробку насыпаны фрагменты разных паззлов. Автор описывает свою беспорядочную жизнь в Париже, сбиваясь то на философию, то на проклятия, то на мировую скорбь.
Роман написан в 1934г. в Париже. И черт его знает, может так и нужно было жить в то время? А может, так всегда нужно жить? «В уборной я стою над писсуаром с монументальной эрекцией, и мой фаллос кажется мне одновременно и тяжелым и легким, как кусок свинца с крыльями. И пока я вот так стою, вваливаются две американки. Я вежливо приветствую их с членом в руке».
Но в промежутках между писсуаром и американками он успевает пророчествовать: «Я жажду новых аварий, новых потрясающих несчастий и чудовищных неудач. Пусть мир катится в тартарары. Пусть человечество зачешется до смерти». Или: «Уже сотни лет мир, наш мир, умирает. И никто за эти сотни лет не додумался засунуть бомбу ему в задницу и поджечь фитиль. Мир гниет, разваливается на куски. Но ему нужен последний удар, последний взрыв, чтоб он разлетелся вдребезги». Чем не предвидение Второй Мировой войны и ядерной бомбы?
Некоторые метафоры Миллера прелестны: «На Елисейских полях мысли катятся с меня, как пот». Или: «тут и там еще можно найти осмысленность, но на периферии все вены уже раздулись, световые лучи ломаются и гнутся, и солнце кровоточит, как разорванный задний проход».
Ирония Миллера тонка, и никогда не знаешь, то ли он иронизирует, то ли издевается, но отдельные сцены весьма уморительны, например, сцена с индусом, который в публичном доме перепутал биде с унитазом.
Очень смешно у Миллера получились русские персонажи. Чего стоит расфуфыренная русская княгиня Маша, о которой выяснилось, что, во-первых, она лесбиянка, а во-вторых, что у нее триппер.
Очень интересно он пишет о Париже: «А когда в Париж приходит весна, даже самый жалкий из его обитателей должен чувствовать, что он живет в раю». «Париж имеет странное свойство - чем больше вам здесь досталось, тем сильнее он вас притягивает, тем крепче, выражаясь фигурально, он держит вас за яйца - точно одуревшая от страсти женщина, готовая скорее умереть, чем выпустить вас из своих рук».
И об Америке: «Лучше всего держать Америку в отдалении, на заднем плане, как открытку, на которую можно посмотреть в тяжелую минуту. Тогда вы можете всегда вообразить, что она ждет вас - неизменная, неиспорченная, огромная патриотическая прерия с коровами и овцами и с мягкосердечными ковбоями, готовыми уконтражопить все на своем пути - мужчин, женщин, скот. Америки не существует вообще. Ее нет. Это - название, которое люди дали вполне абстрактной идее..."
Важные цитаты:
Ни малейшего улучшения погоды нигде не предвидится. Рак времени продолжает разъедать нас. Все наши герои или уже прикончили себя, или занимаются этим сейчас. Следовательно, настоящий герой - это вовсе не Время, это Отсутствие времени. Нам надо идти в ногу, равняя шаг, по дороге в тюрьму смерти. Побег невозможен. Погода не переменится.
Лишь убийцы получают некоторое удовлетворение от жизни. Нашей эпохе нужны мощные взрывы, а то, что мы имеем, - не более чем попукивание.
Искусство в том и состоит, чтоб не помнить о приличиях. Если вы начинаете с барабанов, надо кончать динамитом или тротилом.
Есть в этом мире люди до того нелепые, что даже смерть делает их смешными. И чем ужасней эта смерть, тем смешнее она выглядит и тем смешнее рассказ о ней. Только врун или лицемер найдет что-нибудь трагичное в смерти этих людей.
Только тем, кто умеет пропустить свет через себя, дано увидеть, что у них в сердце. (О Матиссе)
Время бьет, как топор мясника.
Я пытался читать этот великий роман на английском, но должен сознаться, у меня не получилось. Где-то на 15 странице я понял, что какие-то куски смысла от меня ускользают, поэтому пришлось взяться за русский перевод, весьма, кстати, неплохой.
Тот факт, что язык Миллера оказался сложным, говорит в пользу Миллера. Это значит, что он не примитивен, не упрощает.
Но в то же время я разочаровался, точнее, удивился: я слышал, что этот роман запрещали из-за откровенных сцен и «непристойностей». Однако ничего такого в романе я не нашел. Может, эти части вырезали? А может, все дело просто в том, что за 90 с лишним лет понятие «непристойности» сильно изменилось и словоcunt, которое на русский стыдливо переводится к «п с точечками» вовсе не распознается как непристойность?
Но и на русском это непростое чтение. Книга напоминает коробку с рассыпанным паззлом: ты пытаешься его собрать, но постепенно понимаешь, что в коробку насыпаны фрагменты разных паззлов. Автор описывает свою беспорядочную жизнь в Париже, сбиваясь то на философию, то на проклятия, то на мировую скорбь.
Роман написан в 1934г. в Париже. И черт его знает, может так и нужно было жить в то время? А может, так всегда нужно жить? «В уборной я стою над писсуаром с монументальной эрекцией, и мой фаллос кажется мне одновременно и тяжелым и легким, как кусок свинца с крыльями. И пока я вот так стою, вваливаются две американки. Я вежливо приветствую их с членом в руке».
Но в промежутках между писсуаром и американками он успевает пророчествовать: «Я жажду новых аварий, новых потрясающих несчастий и чудовищных неудач. Пусть мир катится в тартарары. Пусть человечество зачешется до смерти». Или: «Уже сотни лет мир, наш мир, умирает. И никто за эти сотни лет не додумался засунуть бомбу ему в задницу и поджечь фитиль. Мир гниет, разваливается на куски. Но ему нужен последний удар, последний взрыв, чтоб он разлетелся вдребезги». Чем не предвидение Второй Мировой войны и ядерной бомбы?
Некоторые метафоры Миллера прелестны: «На Елисейских полях мысли катятся с меня, как пот». Или: «тут и там еще можно найти осмысленность, но на периферии все вены уже раздулись, световые лучи ломаются и гнутся, и солнце кровоточит, как разорванный задний проход».
Ирония Миллера тонка, и никогда не знаешь, то ли он иронизирует, то ли издевается, но отдельные сцены весьма уморительны, например, сцена с индусом, который в публичном доме перепутал биде с унитазом.
Очень смешно у Миллера получились русские персонажи. Чего стоит расфуфыренная русская княгиня Маша, о которой выяснилось, что, во-первых, она лесбиянка, а во-вторых, что у нее триппер.
Очень интересно он пишет о Париже: «А когда в Париж приходит весна, даже самый жалкий из его обитателей должен чувствовать, что он живет в раю». «Париж имеет странное свойство - чем больше вам здесь досталось, тем сильнее он вас притягивает, тем крепче, выражаясь фигурально, он держит вас за яйца - точно одуревшая от страсти женщина, готовая скорее умереть, чем выпустить вас из своих рук».
И об Америке: «Лучше всего держать Америку в отдалении, на заднем плане, как открытку, на которую можно посмотреть в тяжелую минуту. Тогда вы можете всегда вообразить, что она ждет вас - неизменная, неиспорченная, огромная патриотическая прерия с коровами и овцами и с мягкосердечными ковбоями, готовыми уконтражопить все на своем пути - мужчин, женщин, скот. Америки не существует вообще. Ее нет. Это - название, которое люди дали вполне абстрактной идее..."
Важные цитаты:
Ни малейшего улучшения погоды нигде не предвидится. Рак времени продолжает разъедать нас. Все наши герои или уже прикончили себя, или занимаются этим сейчас. Следовательно, настоящий герой - это вовсе не Время, это Отсутствие времени. Нам надо идти в ногу, равняя шаг, по дороге в тюрьму смерти. Побег невозможен. Погода не переменится.
Лишь убийцы получают некоторое удовлетворение от жизни. Нашей эпохе нужны мощные взрывы, а то, что мы имеем, - не более чем попукивание.
Искусство в том и состоит, чтоб не помнить о приличиях. Если вы начинаете с барабанов, надо кончать динамитом или тротилом.
Есть в этом мире люди до того нелепые, что даже смерть делает их смешными. И чем ужасней эта смерть, тем смешнее она выглядит и тем смешнее рассказ о ней. Только врун или лицемер найдет что-нибудь трагичное в смерти этих людей.
Только тем, кто умеет пропустить свет через себя, дано увидеть, что у них в сердце. (О Матиссе)
Время бьет, как топор мясника.