Об общественности
Пару дней назад я, как бешеный, набросился на общественность, а сегодня, в день государственного праздника, подумал: может, зря я на нее бросаюсь? Может, она ни в чем не повинна? А я, словно «краснокоричневый» какой, на нее бросаюсь? Пытаюсь укусить ее? Конечно, куда моське супротив слона, но все равно, фу, как стыдно…
Попробую сам с собой объясниться.
Начну со всем ясного понятия «общественность». Хотя общественность претендует на то, что она равнозначна обществу, точнее, всему лучшему, что в обществе есть, общество и общественность - сущности разные. Чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть соответствующие статьи в «Википедии».
Из довольно мутных определений «Википедии» ясно одно: общественность - не общество и не власть, а нечто, существующее между обществом и властью. Говоря советским языком, прослойка.
Хорошо, а зачем общественность существует между властью и обществом? Надо думать, общественность (а это неформализованная, размытая, постоянно меняющаяся, пестрая, условная, но устойчивая сущность) занимает такое место потому, что посредничает в отношениях между обществом и властью.
В таком посредничестве нуждаются и общество, и власть. Общество нуждается в общественности как в канале доведения до властей своих мнений, потребностей и т.п. И как в инструменте артикуляции этих мнений, потребностей, пожеланий. А власть заинтересована в общественности постольку, поскольку. Все ж какой-то предохранительный клапан на случай неожиданных ситуаций. В конце концов, власти не резиновые, их на все не хватает, они все отфильтровать, тем более, все подавить и заасфальтировать так, чтоб больше не росло, не могут. Да и привыкли власти реагировать на шевеления общества надлежащей строгостью или, обыкновенно, властным бесчувствием.
Из чего следуют несколько моментов. Во-первых, создается впечатление, что претензии общественности на представительство всего самого лучшего, что есть в обществе, оправданны. С этим утверждением можно согласиться лишь отчасти. Не все шевелящееся в обществе непременно самое лучшее. Но положим, что общественность это понимает и не представляет шевеления недостойные того, чтобы их представляли.
Во-вторых, общественность не существует без признания властей. Да каким угодно истошным криком кричите - власть имеет право признавать ваш крик не эмоцией общества (или народа), а хулиганской выходкой. Власти приятно иметь дело с приятными людьми, и у нее масса возможностей назначить в посредники людей, с которыми ей приятно иметь дело и которым власть доверяет выражать-отражать чувства и чаянья народные.
В-третьих, общественность составляют люди особые. Они отличаются от массы рядовых членов общества по многим показателям, качественным и количественным. Как правило, представители общественности готовы заниматься делами рядовых членов общества, которые, увы, со своими делами часто управиться не могут по общеизвестным причинам. Как правило, представители общественности компетентнее рядовых членов общества по некоторым (не всем) вопросам. Представители общественности, в большинстве своем и пока, образованнее народа. Как правило, представители общественности мыслят изощреннее рядовых членов общества. Как правило, они пользуются большей независимостью от «начальства» (в частности, располагают временем, которого у рядовых членов общества нет). Наконец, в общественности есть подвижники, но утверждать, что общественность в целом проникнута духом подвижничества, я бы не стал.
В силу всего перечисленного в предыдущем абзаце представители общественности пользуются определенным авторитетом в обществе и у властей. Акцент следует делать на слове «определенный» в его буквальном смысле - явный, очевидный, но точно не взвешенный, определяемый по обстоятельствам, в зависимости от ситуации. Источники авторитета - вопрос особый, и к нему придется вернуться чуть ниже.
Поговорим о показателях. Всем известен прискорбный факт: любой показатель можно фальсифицировать. И фальсифицированный показатель какое-то время в какой-то среде может (и будет) считаться подлинным. Примеры фальсификации показателей приводить не буду. Они достаточно известны. Но показатели, которые одни считают фальсифицированными, другие считают подлинными, что не способствует миру и согласию даже в сравнительно узких рамках общественности или отношений между несколькими людьми. Что уж говорить об обществе…
Итак, показатели можно фальсифицировать. Не знаю, как где, но в России возможность фальсификации означает почти обязательность фальсификации. О способах фальсификации говорить здесь не место. Как-нибудь в другой раз обсудим и эту сочную тему.
Сейчас же зафиксируем, что общественный авторитет - тоже показатель, который можно фальсифицировать так же, как и любой другой. Чем власть и занимается. Власть может назначить кого угодно на какую угодно роль и оправдать свой выбор, убедить себя в том, что не ошиблась. А потом общаться с назначенными ею лицами как с подлинным представителем общественности, всех прочих представителей общественности от этой роли оттирая.
Естественно, общественность принимает на этот случай свои меры предосторожности - и тут вступает в конфликт с властями. Рассмотрим конкретную гипотетическую ситуацию малого масштаба. Власти хотят, чтобы интересы трудящихся такого-то предприятия, вступивших в трудовой конфликт с руководством данного предприятия, формулировали и выражали такие-то лица, а общественность считает, что эти лица на эту роль не годятся. Заметьте, что трудящихся конкретного предприятия не особо спрашивают, кто должен представлять их интересы. Представителей им назначают, обычно по основаниям договороспособности. То же самое происходит и в других случаях (скажем, этнических конфликтов, обманутых вкладчиков во что угодно, конфликтов, связанных с охраной окружающей среды или сносом старых зданий, которые вполне могут быть памятниками архитектуры, и т. д.). Всех конфликтов в этой юдоли печали не перечесть.
Я не знаю, права ли общественность в данном противоборстве с властями. Наверное, общественность более права. Но интересно, что и общественность, и власть в споре используют качественно одинаковые аргументы, но в количественном отношении власть всегда способна предъявить более весомые доводы. Скажем, общественность выступает за кандидата наук, а власть двигает доктора наук, общественность благоволит многолетнему сидельцу за правду, а власть предлагает человека, подвергавшегося гонениям, но усилием могучей воли превозмогшего их и ставшего член-корреспондентом РАН (РАЕН или какой-нибудь другой академии, академий теперь много). Общественности приятнее человек, знакомый с Хиллари Клинтон, а власти приятнее человек, которого принимали Барак Обама, Франсуа Олланд и Ангела Меркель (два раза), и который к тому же был близким другом А. И. Солженицына. В общем, у власти огромные преимущества в деле формирования общественности и рукоположения ее вождей, а у общественности есть разве что некоторая автономия в вопросах своего формирования.
Общественность болезненно реагирует на вмешательство власти в дела, которые, как считает общественность, входят в ее исключительную компетенцию. Порой это выливается в некрасивые свары, но, в конце концов, общественность смиряется, затаивает свои обиды, никогда их не прощая, и продолжает выполнять свою основную функцию посредника между обществом и властью. Для выполнения этой функции необходимо сохранять возможность диалога с властью. Возможность того самого политического общения, которое, как учит Аристотель, и составляет государство.
По-моему, общественность входит в то мутное образование, которое в последние годы обозначают понятием «политический класс». Общественность в целом вряд ли можно считать политической элитой, но она - страта, находящаяся ниже политической элиты, которая тоже структурирована мудрено и очень непросто. Власть (или политическая элита) готова мириться с общественностью в таком ее качестве и иногда вести с нею разговоры разной степени задушевности, но обычно малоэффективные. Такое отношение, понятное дело, общественность раздражает, обостряя конфликт между элитой и нижним слоем российского политического класса.
Мне кажется, что общественность, взятая в целом, имеет более правильные представления о потребностях общества, из чего, однако, не следует, что общественность всегда права или способна реализовать свои более правильные представления в политике. Какой-то политической программы у общественности в целом нет. Вместо такой политической программы у общественности есть какие-то убогие субституты, в качестве которых обычно выступают «светлые личности» (которые все знают-понимают и все провидят). Называть «светлые личности» по именам нужды нет. Их все знают.
Так что общественность без власти не живет и остро во власти нуждается. В конце концов, общественность получает почти все то, что позволяет ей выступать в качестве общественности, от власти. Общественность желает малого: чтобы власть по ее сигналу делала то, что общественность считает нужным. Власть же считает такое желание умалением власти и порой «срывается». То выгонит какого-нибудь представителя общественности с хорошего места за сущую ерунду, то возбудит против кого-нибудь уголовное дело, то откажет кому-нибудь в регистрации, то еще какую-нибудь бяку сделает.
Общественность нуждается во власти еще и потому, что не доверяет обществу, ждет от общества гадостей. И нередко их получает. Кто защитит общественность от общества? Только власть.
Вопрос ресурсного обеспечения я тактично обойду стороной, ограничившись замечанием, что общественность ждет от власти материальной помощи, иногда ее получает и редко за нее благодарит с достаточной громогласностью, ибо помощь власти скудна. О, когда б эта помощь была достаточна, Россия стала бы другой страной!
Я с уважением отношусь к общественности (все же тратить бесценный ресурс, время, да и деньги, на попытки решения чужих проблем 1 - дело, заслуживающее почтения). Впрочем, общественность заслуживает уважения не только за это. У общественности есть очень ценное свойство - способность остро реагировать на ситуации, в которых, по мнению общественности, нарушена справедливость 2, способность принимать чужую беду близко к сердцу.
И все же, говоря по совести, считаю общественность образованием искусственным. Неорганичным. Общественность сама по себе из общества не возникает и не вырастает. Во всяком случае, в России. Нет, я не делаю намеков на провокации власти, «зубатовщину» и т.д. Власть не то чтобы избегает провокаций, но знает, что провокации - дело ненадежное, даже в случае успеха чреватое в перспективе неприятными последствиями, и, главное, дорогостоящее. А в России, вечно занимающейся великими, нацеленными в будущее проектами, вечный кризис. И нехватка ликвидности. Пирующая власть предлагает общественности по одежке протягивать ножки, что, наверное, несправедливо. Обидно-с.
Организовать что-либо в России невероятно и неимоверно трудно. Почти невозможно. Положим, есть некое дело, cause, касающееся довольно большого числа людей. И есть несколько человек, понимающих значение, смысл и важность этого дела. Такие люди могут объединиться в группу (сие закон не воспрещает) и совместно размышлять над тем, как разрешить занимающий их вопрос. Первое, с чем такая группа сталкивается, это отсутствие места для собраний. Какое-то время можно собираться на этой неделе у Эдика, на следующей - у Петра, потом - у Дарьи. Но этот способ в какой-то момент даст сбой. Нужно помещение. А кто у нас распоряжается помещениями? Вот то-то. А если арендовать? Аренда - дело дорогое. Члены инициативной группы аренду не потянут. Да и кто аренду предоставляет? То-то же.
Уже на этой стадии энтузиазм у обычных людей иссякнет (лбом стену не прошибешь), если в группе не появится человек с деньгами или вхожий в коридоры власти и умеющий в этих коридорах дела делать (в идеале у такого благодетеля должно быть и то, и другое). Понятно, что вклад такого человека заслуживает самой высокой оценки со стороны остальных участников группы. Допустим, что этот человек не заслан властями и не стремится возглавить группу. Допустим, что этот человек пришел в группу с самыми благими намерениями и сделал больше того, что обещал. Скажем, нашел выходы в СМИ. Народ инертен, поглощен своими мелкими, подлыми делами. Народ занят собственным выживанием. Людей надо если не просвещать, то хотя бы информировать. Предположим, информационная кампания прошла успешно, и к инициативной группе повалили люди, вопрошающие: «Что делать нам?»
На этой стадии власти понимают, что дело зашло куда как далеко, и засылают в формирующуюся организацию своих представителей. Ведь в организации бог весть что удумать могут (и это опасение оправданно, ибо оставленные без должного попечения властей группы довольно быстро и нередко против своей воли политизируются). Представители власти - люди специально обученные, знают, как брать под уздцы выходящих из повиновения хамов. Если специально назначенные и особливо уполномоченные люди справляются с поставленной властями задачей, власти могут не прибегать к жестким мерам. Но если специально обученным и уполномоченным людям обуздать много о себе возомнивших хамов не удается, приходится прибегать к показательной строгости.
Даже из этого беглого очерка первых этапов становления ячейки гражданского общества понятно, что без содействия власти такие ячейки не рождаются и не развиваются. Описанный мною путь - не единственный, но наиболее распространенный. Другие пути не лучше и не легче.
Из других путей наиболее заметен путь сплочения представителей общественности вокруг спущенного им из элиты вождя. Чаще всего такой вождь впал в немилость у властей. Вождь приносит с собой остатки былого величия (авторитета), сумму прежних связей и знаний того, как власть устроена, как и почему она действует, кое-какие материальные возможности и многое другое. Предполагается, что у такого вождя непременно есть великий план, великая стратегия победы и т. п. «вторые сущности», рядовому представителю общественности неведомые и недоступные. Это - особая тема, развивать которую здесь не место, хотя бы потому, что такие вожди продолжают играть в политику, а к политической проблематике и играм в политику общественность в целом относится настороженно, проявляя здоровый консерватизм, о котором никому не рассказывает. Думаю, что общественность в своем консерватизме сама себе не сознается.
Здесь самое время сказать несколько слов об источниках авторитета представителей гражданского общества. Не буду тревожить тени Макса Вебера, Вильфредо Парето и других великих ученых, внесших вклад в разработку неисчерпаемой проблемы. Без этих мужей можно обойтись уже потому, что они запили бы горькую, узнав, что источником авторитета и даже глубокой всенародной любви может стать работа телеведущего, титул «мисс чего-нибудь», спортивные достижения, тюремный срок, ведение колонки в глянцевом журнале или скандальный развод. Может быть, светочи былых времен еще как-нибудь примирились бы с тем, что источником авторитета может быть высокое воинское звание, научные открытия или огромное состояние. Но чтобы телеведущий, спортсмен или вор - этого мыслители прошлого ни переварить, ни усвоить не смогли бы. Источник такого рода «авторитета» (и ведь непременно «нравственного») описывают понятием «медийность». Скажем, наш дорогой «лучик света из Иванова» обладает несомненным авторитетом, а уж больше ее авторитет авторитета очаровательной ведущей программы «Тайны мира» или меньше, над этой интереснейшей проблемой я ломать голову не стану.
Однако Парето, Моска и прочие ученые мужи, разрабатывавшие теорию элит 3, предполагали, что высокий воинский чин заслужен, что открытия - действительно открытия, а огромное состояние нажито трудом и коммерческим талантом. Все эти credentials когда-то и где-то были оправданы чем-то реальным. В условиях современной России 4 все это - очень смелые допущения. Так что понять современную российскую элиту Парето и Моска не помогут. Помогут только труды О. В. Крыштановской. Или О. В. Голутвиной-Гаман и О. А. Матвейчева 5 (все же профессор ВШЭ, не хухры-мухры).
А можно и не читать научные труды, а просто знать, что надуть (не в смысле обмануть, а в смысле накачать воздухом) можно кого угодно и во что угодно. Всегда найдутся люди, готовые воспеть в песнях и стихах очередного носителя харизмы. Причем сплошь и рядом воспевающих рекрутируют из общественности, которая креативна и талантлива.
Я не говорю, что общественность только тем и занимается, что обслуживает власть. Я говорю, что общественность занимается, помимо прочего, и обслуживанием власти, и обслуживание власти - не то, что делает общественность общественностью. Тем не менее, конфликт интересов - модус существования общественности как сущности и отдельных ее представителей. В доказательство приведу длинную, разумеется, вырванную из контекста цитату из ленты: «Будучи человеком либеральных убеждений и правых взглядов, я не то, чтобы готов сразу осуждать эти действия [правительства - А.К.]. Некоторые из них абстрактно считаю осмысленными, и если бы ощущал большую сопричастность делам государственного управления, вероятно, мог бы выступить и в поддержку. Однако, находясь (в силу радикальных реформ в области свободы слова, избирательной системы, свободы совести, митингов и собраний, смены внешнеполитического курса и т.д.) в состоянии внутренней эмиграции, гляжу на дело со стороны. И со стороны очень боязно…» 6
Следует отметить, что общественность успешно справляется с формированием отношения общества к событиям, процессам, институтам и особенно личностям. В этом деле общественность просто незаменима. Приношу прощения за тавтологию, но общественное мнение формирует именно общественность. Какой бы всемогущей, тотальной ни была бы власть, она не может повелеть любить и почитать такого-то или такую-то. То есть повелеть-то может, но оконфузится. А общественность может и сплошь и рядом определяет отношение и тренды его изменения. Иногда возникает впечатление, что именно общественность задает правила общей игры в «нравится - не нравится». Насколько общественность самостоятельна в своих симпатиях и антипатиях, сказать не могу. Мне кажется, что не слишком самостоятельна и, уж точно, не независима 7. Зато крайне пристрастна. И страстна 8. Я, конечно, как всегда не прав. Ну, ужо буду раскаленные сковороды за это на том свете лизать (я верю в посмертное воздаяние, такая вот у меня причуда).
Пожалуй, для того чтобы представить мучительное становление гражданского общества, стоит перечитать «Охоту на Снарка» Льюиса Кэррола (можно в сети найти). И не выкидывая из этой элегичной песни ни одного персонажа (один «отставной козы Барабанщик, он же Бывший судья» чего стоит), ни единого звука.
Что-то много я об общественности написал сегодня. В заключение скажу, что общественность необходима, о чем свидетельствует ее восстановление после очередного ее искоренения (а такие времена бывают). Общественность не задушишь, не убьешь. Она, как умеет и применительно к подлости 9, выполняет важную функцию, которую никто другой выполнять не может.
1 Я, например, не могу выкроить время даже на то, чтобы посетить судебное заседание в Москве, а уж выехать в другой город тем более не могу. Ни времени, ни денег на это нет.
2 Употребляя слово «справедливость», я ступаю на скользкую почву, но следую за общественностью, часть которой, кстати, очень хочет уйти от понятия «справедливость», заменить его чем-то более «объективным».
3 В оправдание великим ученым прошлого скажу, что теорией общественности они практически не занимались. Если общественность считает себя элитой, то тем самым устраивает себе очередной повод для разочарования. Если бы я иллюстрировал мои тезисы конкретными примерами, было бы понятнее, но я избегаю упоминаний имен ныне живущих людей, дабы меня не обвинили в наветах, клевете, личных выпадах и т.д.
4 Впрочем, зря я так на современную Россию бросаюсь. В. В. Розанов еще когда писал: «В России вся собственность выросла из «выпросил», или «подарили», или кого-нибудь «обобрал». Труда собственности очень мало. И от этого она не крепка и не уважается». (В. В. Розанов. Апокалипсис нашего времени. М.: ЭКСМО. 2008. с. 62). Когда Розанов делал эту запись в вагоне поезда Луга-Петербург, еще были и государь император, и кавалергарды, и дворянство, и чеховская интеллигенция, и купеческое слово, и даже Серебряный век. И цены были вменяемыми…
5 Отдаю должное непринужденности стиля этого автора. Однако одолел его главную книгу с превеликим трудом. И без удовольствия. А великий труд скрывающегося от правительственных репрессий за рубежом С. М. Гуриева «Мифы экономики» и вовсе дочитать до конца не мог. Какая-то тавтологичная книга, по-моему.
6 По-моему, цитата ошеломляющей силы и откровенности.
7 Смущают кампании общественной поддержки В. П. Евтушенкова и Е. Н. Васильевой. Только не надо про милость к падшим. Общественность очень избирательна в своей милости. Полковник В. В. Квачков заслуживает сочувствия ничуть не меньше Васильевой (которую уже славят как поэтессу, художницу и певицу), но общественность в целом в сочувствии Квачкову отказывает. Посмотрел 31 октября составленный «Мемориалом» список политзаключенных в РФ. Разумеется, Квачкова в списке нет.
8 В силу чего «нравится - не нравится» часто превращается в игру «любим - ненавидим».
9 Разумеется, общественность в подлости этого мира нимало не повинна. Подлость внутренне присуща материальному миру. И пока общественность сохраняет здравость ума и трезвость памяти, она будет действовать применительно к подлости. И это правильно.