ЛЕНИНСКАЯ СТРАТЕГИЯ ОКТЯБРЯ, часть Б-3 (СНОСКИ)
[317] Троцкий, выступление 1 ноября 1926, "XV конференция Всесоюзной коммунистической партии (б) : Стенографический отчёт", Гос. изд., 1927, стр. 532.
[318] Б.Д. Бруцкус, "Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе" // Экономист, Пг., 1922 №2, стр. 177-178
[319] "Капитал", т. 1 // К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд, т. 23, стр. 49, 398.
[320] Н.С. Трубецкой, "Русская проблема" // Евразийский временник, 1922, №2, стр. 301-305.
[321] М.А. Бакунин, "Государственность и Анархия : Борьба двух партий в Интернациональном обществе рабочих" // "Избранные сочинения", т. 1, Петербург-Москва : Голос труда, 1919, стр. 294.
[322] История 2000-летнего антагонизма Западной части европейской цивилизации к её Восточной части и поступательных фаз этого антагонизма прослеживается О.Б. Неменским в классической статье "Русофобия как идеология" (Вопросы Национализма, 2013 №1(13), стр. 26-65). Западная русофобия стала современной фазой антагонизма европейского Запада к европейскому Востоку, наиболее продолжительной ненависти в мировой истории, тянущейся на более чем две тысячи лет. Эта совершенно исключительная по продолжительности и глубине ненависть, исключительная также по значимости для формирования западного самосознания и самообраза, связана с тем, что европейская цивилизация всегда была двухсоставной и имела два ядра - восточное и западное: греко-римский мир, Византия и Запад, Россия и Запад. Русофобия - текущая фаза двухтысячелетней ненависти западного ядра европейского мира к его восточному ядру, вослед прежде такой же ненависти Запада к Византии, а до того - западной части первоначальной римской империи к её восточной части. О. Неменский описывает её такими словами:
«Первую масштабную пропагандистскую кампанию по дискредитации Восточной (греческой) части Римской империи предпринял ещё Октавиан Август в период своей борьбы с Марком Антонием [...] именно тогда впервые были сформулированы основные идеологемы противопоставления "Запада" и "Востока" как противоположных и даже враждебных традиций и донесена до широких слоёв гражданского населения западной части Империи модель позитивной "западной" идентичности».
Затем на роль демонизируемого "Другого" используемого "от противного" для конструирования западной идентичности была задействована Византия. Каковую и сменила уже Россия:
«Постренессансное понятие "Востока" было во многом схожим с его презентациями в эпоху Октавиана Августа, но стало гораздо более глубоким и сложным. Это уже не просто иное, диктующее необходимость самозащиты. "Восток" (Orient) теперь - это сфера постижения принципиально низшего, окультуривания неправильного Другого, что уже тогда становилось основой формирования европейской колониальной идеологии. Этот общеевропейский концепт характеризовался общим стабильным списком эпитетов и характеристик (дикость, деспотизм, отсталость, грубость, жестокость, чувственность, пассивная тяга к подчинению и т.д.). Восток - понятие в данном случае не географическое, а культурное, основанное на "неискоренимом различении западного превосходства и восточной неполноценности". Образ Востока не столько был результатом реального изучения иных культур, сколько оказывался европейским самообразом в негативе: он являл собой сумму всего того, что воспринималось как дурное, и оттенял позитивный самообраз "Запада". Изобретение "Востока" и было изобретением собственно "Запада" как особой цивилизационной идентичности.
При этом Восток - это всегда испорченное отражение Запада. Восприятие православия как попорченного христианства было тождественно восприятию ислама как вторичного варианта арианской ереси. А потому естественная задача, миссия Запада - овладение Востоком, его исправление. Как пишет польская исследовательница Мария Янион, "визуализация Востока (“они”) осуществляется в целях самоидентификации Запада (“мы”)… Противопоставление Запада и Востока разделяет качества следующим образом: Запад есть логичный, нормальный, эмпиричный, культурный, рациональный, реалистичный. Восток же косный, выродившийся, некультурный, отсталый, нелогичный, деспотичный, не участвующий творчески в мировом прогрессе". Носитель всех этих черт для польской культуры - Россия.
Столь яркий образ "антиподов цивилизации", являясь частью западной культуры, стал и частью западного самосознания. Русофобия имеет обратный эффект: западная цивилизационная идентичность стала зависима от образа России. В некоторых случаях русофобия становится также и частью национальной идентичности. "Манихейская" картина мира, особенно свойственная современной американской культуре, предполагает наличие, помимо образа абсолютного добра, воплощённого Америкой, и образа абсолютного зла. Годы "холодной войны" утвердили на этом месте Россию, и даже вполне сознательные попытки сменить её в этом статусе "международным терроризмом" пока что не достигли цели.
Любое зло в мире воспринимается как следствие российского влияния. Россия оказывается онтологическим источником зла ровно в той же мере, как США - источник и воплощение добра. И, соответственно, её образ призван ярче всего выражать то, с чем особенно борется американское общество. Например, мнение, что США являются страной, победившей расизм, сразу оборачивается утверждениями о расистском характере общества в России. То же можно сказать и про польскую национальную идентичность, для которой негативный образ России приобрёл структурирующее значение ещё столетия тому назад. Можно говорить о наличии у поляков сильной психологической зависимости от русофобской информации. Как написал один польский автор: "Антироссийское воспитание, которому последние шестнадцать лет подвергаются поляки… принесло странный и неожиданный эффект: их психическая зависимость от России стала так глубока, как никогда раньше". Кроме того, русофобия является основой для чувства превосходства, а оно само по себе требует постоянного самоутверждения. Если есть "польские ценности", то либо утверждается наличие прямо им противоположных "русских ценностей", либо полное отсутствие ценностей в России как таковых.
Русофобия стала сущностной составляющей западной идентичности» и самовидения Запада, западного самосознания.
Русофобия поэтому несопоставима с прочими европейскими историческими этнофобиями, как то франкофобией англичан или германофобией французов и т.д. Она находится в совершенно иной плоскости и имеет фундаментальное значение для общего западного самосознания, лежит в самом его основании. Западные межквартальные фобии не состоят ни в каком сравнении по роли для структурирования западной самоидентичности, разработанности и исторической длительности с фобией относительно европейского Востока.
Русофобия - это ненависть одного ядра европейской цивилизации к другому, несравнимая поэтому также с отношением Запада к внешним сущностям (как то, мусульманам). Это ненависть Каина по отношению к Авелю. В мировой истории, хотя бы отчасти по длительности и глубине с нею сравнима только ненависть еврейского этнонационализма по отношению к нееврейскими народам.
[323] Н.И. Ульянов, "Замолчанный Маркс" // “Скрипты”, Ann Arbor : Эрмитаж, 1981, стр. 119-148.
Маркс обратился к влиянию британского колониализма на Индию в цикле газетных статей, опубликованных в 1850-х годах в New York Daily Tribune. (Статьи и переписка Маркса о западном колониализме в Индии, Китае и др. странах собраны в "Karl Marx on Colonialism and Modernization", ред. S. Avineri, Anchor Books, 1969). В теории европейского исторического развития Маркса ключевым его движителем была частная собственность на землю. Маркс ошибочно полагал, что сельскохозяйственные земли в доколониальной Индии находились в общественной собственности, и изобразил прежнюю индийскую систему как "феодальный" "восточный деспотизм", препятствующий экономическому развитию. Традиционные незападные общества, по Марксу, были внутренне неспособны к самостоятельному развитию.
Британский колониализм под пером Маркса представал прогрессивной избавительной силой, несущей модернизацию отсталому "феодально-деспотичному" обществу. Маркс признаёт, что Англия сокрушила фундамент индийского общества, оторвав Индию от её древних традиций и истории, разрушив основу сельского хозяйства страны и подорвав её обрабатывающую промышленность. Индийские крестьяне утратили традиционные средства к существованию и переносят огромные страдания. Британская администрация обходится индийцам в огромные суммы денег и множит свои злоупотребления. Британская колониальная система налогообложения является более тяжкой и репрессивной, чем любая другая в мире, порождая в Индии состояние упадка и полнейшего обнищания. И тем не менее британский колониализм несёт Индии, Китаю и другим неевропейским странам единственное доступное им упование лучшего будущего. Марксова апологетика колониализма (в неевропейских обществах) составляет параллель его хвале капитализму и буржуазии (в европейских обществах) как необходимой ступени на пути к избавлению, т.к. только капитализм (и несущий его колониализм) могут создать экономическую, промышленную и социальную базу для построения свободного общества изобилия.
Это благостная апологетическая картина рушится, стоит из неё выдернуть постулат о неспособности незападных обществ к самостоятельному развитию, и о колониализме как их единственной двери в будущее. В глазах Маркса, "у индийского общества нет истории, нет вообще, по крайней мере известной истории. То, что мы называем историей Индии, это история последовательных завоевателей, устраивавших свои империи на инертной и апатичной основе этого непротивящегося и неизменчивого общества"; сходных воззрений Маркс придерживался и о Китае, следуя в этом за Гегелем, провозглашавшим историю Востока "неисторической", Китай и Индия "недвижны и неизменны" и "поныне находятся вне мировой истории". Хотя познания Маркса в истории восточных стран были невелики, они были всё же не столь малы, чтобы эти его суждения можно было воспринимать буквально. Более правдоподобно, что отрицание наличия истории у стран Азии вызвано тем, что их история не вписывалась в марксову и гегельянскую философию истории и предусматриваемый ею поступательный прогресс формаций (античная-феодальная-капиталистическая). Другое означало несуществующее, т.к. западный этноцентризм отрицал за другим право на существование. Чувства собственной исключительности и "сияющего града на холме" пронизывали западное самоощущение задолго до того, как они расцвели в США. Поскольку история Азии не лежала на гегельянской оси, марксова оптика не усматривала в Азии диалектических элементов рождающих внутреннее развитие. Углублённый анализ истории Азии вызвал бы неодолимые трудности для внутреннего устройства марксовой философии истории, однако возникавшие проблемы не ограничивались бы невозможностью свести в ней концы с концами. Прийти к социализму можно только через развитие капитализма, а поскольку азиатские общества неспособны к саморазвитию, капитализм в них может быть привнесён лишь извне, западным колониализмом.
Подобно тому, как ужасы индустриализации необходимы для торжества коммунизма, так и ужасы колониализма необходимы для мировой пролетарской революции, без которой страны Азии (и вероятно также Африки) не смогут освободиться от застойной отсталости. "Через колониализм - к светлому капиталистическому будущему!" - таков был клич Маркса для стран Азии на их обозримое будущее, вытекавший из постулата о внутренней неспособности незападных обществ к саморазвитию. Отчего европейский колониализм принесёт колониям экономическое развитие и создаст в них капитализм, Маркс не поясняет. Его рассуждение в "Будущих результатах британского владычества в Индии" ("Сочинения", т. 9, стр. 226-230) о том, что устроение Англией железных дорог в Индии потянет за собой рост местных подсобных производств, а отсюда применение машины само собой растечётся по прочим отраслям индийской промышленности, выглядит беспочвенным благопожеланием. Ещё большей маниловщиной является суждение, что «раз вы ввели машину в качестве средства передвижения в страну, обладающую железом и углем, вы не сможете помешать этой стране самой производить такие машины» (там же, стр. 227) - как будто одним из основных назначений колониальной системы не является блокада и предотвращение промышленного развития колонии.
Увы, колониализм не принёс Индии обещанного Марксом развития. В колониальную эпоху доля Индии в мировом ВВП непрерывно падала, сократившись с 24.4% в 1700 г. до 4.2% в 1950. Производство хлопка за 170 лет (1700-1871) возросло всего в 1.3 раза. Подушевой ВВП в 1950 г. был в 1.2 раза ниже, чем в 1700 г. Обетованное Марксом колониальное развитие оказалось обманкой. Рост подушевого ВВП Индии начался лишь со второй половины 1950-х гг., после прекращения колониального правления, при этом первые десятилетия после окончания колониального режима экономический рост Индии осуществлялся не за счёт капиталистических структур, которые колониализм не создал, а с опорой на государственный сектор экономики, центральное планирование, правительственный контроль и протекционизм.
[324] В.В. Кожинов, "История Руси и русского слова : конец IX-начало XVI века", М. : Алгоритм, 1999, стр. 47-49; В.В. Кожинов, «Правда "Чёрной сотни"», М. : Эксмо, стр. 310-313, 326-329.
М. Солохин рассуждает, что в основании западно-европейской цивилизации лежит отцеубийство: «Почему ни одна из династий Нового Времени не стала рисовать себе происхождение из античности? Потому что "античность" была не очень давно. Интеллектуальная память об античной культуре оставалась слишком крепкой, чтобы нуворишам можно было в неё вписаться. Придумать фэнтезийное "средневековье", где можно было бы искать свои "корни", оказалось проще. [...] Античность дожила до самого начала эпохи Возрождения в виде Византии. Именно туда-то и уходят корни почти всей итальянской культуры и цивилизации. Но эту связь итальянцы предпочли позабыть так же, как затем французы предпочли забыть эпоху преобладания Испании и латыни, а англичане - прекрасную эпоху доминирования Франции. [...] История Возрождения начинается с Отцеубийства. Итальянцы поднялись после Четвёртого крестового похода, разрушив Византию. И конечно же, просто обязаны были объявить её мраком и тьмой подобно тому, как советский человек просто обязан считать "мраком и тьмой" дореволюционную Россию. Византия для Италии Возрождения то же, что Российская империя для СССР. А далее - как украинцам не хочется выводить свою историю из истории России, как англичанам не хочется выводить свою историю из истории Франции, как французам не хочется вспоминать про Италию, так и итальянцам - про живую Античность, с убийства которой они начали своё восхождение к вершинам культуры» (https://palaman.livejournal.com/471136.html).
Весьма характерно, что и поныне существует огромное количество фильмов и сериалов, действие которых происходит в древнем Риме или во всяком случае с римлянами в той или иной провинции империи; меньшее, но также большое кол-во фильмов, действие которых происходит в античной Греции; немалое число фильмов, действие которых происходит в средневековой западной Европе. Но, кажется, ни одного фильма или сериала (а до того - романа), действие которых происходит в Византии. Даже для древнего Египта места нашлось (от пруссовского "Фараона" до современных фильмов), а для Византии - нет. И это при том, что Византия представляла блистательную, высочайшую цивилизацию, метрополию европейской цивилизации на протяжении тысячи лет, а увлекательность её политики стала нарицательной ("византийская интрига"), не говоря уже о драматизме византийской политики, затмяющем римскую. Как объяснить это умолчание и избегание, иначе чем западным комплексом отцеубийства, который понуждает об убитом отце говорить либо только дурное, либо умалчивать?
«Будучи мимоходом около телевизора (в США), включил его наугад из любопытства, - писал некогда автор этих строк, - Показывали какую-то "историческую" передачу про Равенну, так что я задержался на несколько минут. Показывали фрески в соборе Св. Виталия и других равеннских базиликах. Ведущий рассуждал о том, что это образцы позднеримского искусства, перед самым концом Римской империи. О том, что та Римская империя, которая создала эти фрески, просуществовала затем ещё тысячелетие высокой истории и культуры, не было сказано ни слова. Живая иллюстрация к наблюдению, что Западная цивилизация покоится на основании отцеубийства».
[325] Ульянов, "Замолчанный Маркс", стр. 123.
[326] Революция 1848-1849 гг. была отвергнута славянами Австро-Венгрии из-за обоснованных ожиданий, что революционное движение возглавляемое и ведомое немецкими националистическими либералами и венгерскими националистами, и возносящая оных во власть, лишь усилит немецко-венгерскую гегемонию в государстве и национальное угнетение славян, подавление национально-культурного бытия славянских народов. Современные писания Маркса и Энгельса обильно иллюстрируют справедливость этих опасений. Однако даже 30 с лишком лет спустя, уже в 1882 году, престарелый Энгельс высказывался Каутскому: "Вы, может быть, спросите меня, нет ли у меня сочувствия к малым славянским народам и их осколкам, расчленённым тремя клиньями - немецким, мадьярским и турецким, - вбитыми в славянские земли? Откровенно говоря, чертовски мало" (Каутский - Энгельсу, письмо 7 февр. 1882 // MECW, т. 46 (Letters 1880-83), письмо №112, стр. 194). Впридачу, революционное движение состояло в основном из городского среднего класса и нарождающейся интеллигенции, социальные цели и нужды которых были отличны от по преимуществу сельского населения славянских народов Австро-Венгрии, которому революция мало что предлагала. Воинственно секуляризующий и антиклерикальный характер революционного движения дополнительно оттолкнул от него католических поляков. Старая монархия, по сравнению, выглядела более привлекательной.
[327] К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд., М. 1957, т. 6, стр. 186.
[328] К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд., т. 28, стр. 30-31.
[329] Ульянов, "Замолчанный Маркс".
[330] Alvin W. Gouldner, "Marx's Last Battle: Bakunin and the First International" // Theory and Society, т. 11 №6, Nov. 1982, стр. 857-858, 861.
[331] См. сноску 319.
[332] K. Marx, “The Eastern Question : A Reprint of Letters written 1853-1856 dealing with the events of the Crimean War”, London, 1897. Сборник любовно составлен и издан дочерью Маркса Женни, добавившей в предисловии пару ласковых слов по адресу русских, прежних и нынешних, ещё и от себя. См. его краткий обзор нами в https://oboguev.livejournal.com/452166.html.
[333] Marx, “The Eastern Question”, стр. 113-117, 232-236.
[334] К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд., М. 1956-1957, т. 5, стр. 212, т. 6, стр. 306.
[335] Ульянов, "Замолчанный Маркс", стр. 139-141. Курсив оригинала.
[336] А. Герцен, "Былое и думы", М.-Л. 1931, т. 2, стр. 395. Курсив оригинала.
[337] Там же, стр. 396-399.
[338] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 18, стр, 522-547, 566; т. 22, стр. 438-441, т. 34, стр. 3.
[339] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 16, стр. 440; т. 32, стр. 384, 565.
[340] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 18, стр. 543.
[341] Герцен, "Былое и думы", т. 2, стр. 407.
[342] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 28, стр. 364.
[343] Герцен, "Былое и думы", т. 2, стр. 401.
[344] Karl Marx, "Das Kapital", Hamburg, 1867, стр. 763. После того, как неожиданно для Маркса выяснилось, что вопреки его собственной теории его сочинение пользуется популярностью вовсе не в западноевропейских странах обильно украшенных пролетариатом, а в России, где несмотря на отсутствие пролетариата тираж издания "Капитала" кратно превзошёл суммарный европейский тираж, политес подвинул Маркса снять в последующих изданиях выпад против Герцена, однако ж не дезавуировав его, и начать компенсаторно расшаркиваться перед Чернышевским.
[345] Маркс и Энгельс, т. 22, стр. 438-441.
[346] Герцен, "Былое и думы", т. 2, стр. 400-401.
[347] Там же, стр. 394-395.
[348] Согласно распространённой гипотетической датировке, Маркс написал письмо в ноябре 1877 г. Эта гипотеза исходит из того, что письмо служит немедленным ответом на статью Михайловского, опубликованную в №10 журнала за 1877 г. Х. Вада полагает однако гораздо более правдоподобным, что письмо было написано в конце 1878 г., после краха упований Маркса на поражение России в русско-турецкой войне и на революционный взрыв в России, вызванный таким поражением. Датировка концом 1878 также согласуется с перепиской Маркса с Даниельсоном, из которой видно, что до 15 ноября 1878 г. Маркс ещё не ознакомился со статьей Михайловского (Х. Вада, "Политическая история России : Избранные труды. 1960-2017", М.: АИРО-XXI, 2018, стр. 86-90). Письмо, в расшифровке его общего смысла Вадой, представляло призыв к русским начать революцию безотлагательно и на основаниях сохранения общины (стр. 90).
Упования революции в России ещё долго не оставляли основоположников марксизма. 10 января 1880 г. Энгельс писал в новогоднем поздравлении Вильгельму Либкнехту: «Поздравляю тебя и всех с Новым годом и русской революцией, которая в этом году, вероятно, разразится и тотчас же изменит облик всей Европы» (Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 34, стр. 347), а в марте 1881 г. Маркс и Энгельс писали, что «когда Парижская Коммуна пала [...], победители никак не предполагали, что не пройдет и десяти лет, как в далеком Петербурге произойдет событие [убийство Александра II], которое в конце концов должно будет неизбежно привести, быть может после длительной и жестокой борьбы, к созданию российской Коммуны» (Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 19, стр. 252). В феврале 1882 г. Энгельс писал Бернштейну: «В Германии у нас сейчас такая ситуация, которая с возрастающей быстротой приближает революцию и вскоре должна выдвинуть нашу партию на первый план. Нам самим ничего даже не нужно делать для этого [...] Единственное, чего нам не хватает, это своевременного толчка извне. Таким толчком послужит положение в России, в которой начало революции - теперь уже только вопрос месяцев» (М. и Э., "Сочинения", т. 35, стр. 233-234). Однако вопреки ожиданиям Маркса и Энгельса, убийство Александра II не привело ни к уступкам русскому радикал-интеллигентному и полуинтеллигентному обществу со стороны власти, ни к народным волнениям, за исключением волны еврейских погромов на юге страны. В мемуарах В.Г. Короленко содержится любопытная зарисовка (Короленко лично лицезрел описываемую сцену):
«В центре большой камеры на столе сидел, свесив короткие ноги, Зунделевич и рассказывал о знаменитом липецком съезде, на котором было решено цареубийство. [...] Когда [...] на съезде был поставлен вопрос: “должно ли этому царю проститься всё то зло, которое он уже сделал и еще сделает в будущем”, все присутствовавшие единогласно ответили “нет”, и этим судьба Александра II была решена. Нельзя сказать, чтобы народничество сразу уступило. Оно долго держалось своей точки зрения. [...] Раздавались даже голоса, что необходимо предупредить царя об опасности. [...] Когда Зунделевич среди глубокого молчания закончил свой рассказ, народническая точка зрения заговорила устами Рогачева:
- Скажите, Зунделевич, - спросил он, - что вы имели в виду, посягая на жизнь царя, которого весь народ ещё признавал своим освободителем?
На этот вопрос, поставленный в упор, Зунделевич несколько смешался. Очевидно, готового ответа у него не было.
- Мы думали, - ответил он, - что это произведет могучий толчок, который освободит присущие народу творческие силы и послужит началом социальной революции.
- Ну, а если бы этого не случилось и народ социальной революции не произвел... как и вышло в действительности... Тогда что?..
Зунделевич задумался, как бы в колебании, и потом ответил:
- Тогда... тогда мы думали... принудить...» (В.Г. Короленко, "История моего современника" // "Сочинения", т. 19, М. 1921, стр. 325-326)
Принуждалки для народа, однако, у Зунделевича не обнаружилось.
[349] К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд., т. 9, стр. 119. Письмо осталось незаконченным, не было отправлено Марксом и было обнаружено после смерти Маркса в его бумагах Энгельсом, который в марте 1884 года попросил группу "Освобождение труда", образованную годом ранее, опубликовать его. Однако Засулич и другие члены группы, несмотря на заявленное стремление быть проводниками учения Маркса в России, семь месяцев молчали, прежде чем ответить Энгельсу, пообещав, что письмо будет переведено на русский и вскоре будет опубликовано; однако обещание свое не выполнили. Намеренный непременно опубликовать это письмо Энгельс попробовал сделать это через Н.Ф. Даниельсона и официальный народнический журнал в России, но безуспешно. Наконец, письмо было опубликовано в женевском «Вестнике Народной воли» (№ 5, декабрь 1886 года) со следующим редакционным примечанием: «Хотя мы получили копию этого письма гораздо раньше, мы не стали публиковать его сразу, так как нам сказали, что Фридрих Энгельс передал это письмо для публикации на русском языке другим людям». Через два года, в 1888 году, письмо Маркса было также напечатано в легально издаваемом в России журнале «Юридический вестник». (Вада, "Политическая история России...", стр. 71)
[350] Вада, "Политическая история России...", стр. 90.
[351] "Из архива П.Б. Аксельрода" (серия "Материалы по истории русского революционного движения", т. 2), Русский революционный архив : Берлин, 1924, стр. 16; также Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 19, стр. 250-251 и т. 35, стр. 136-137. Несмотря на то, что Засулич просила Маркса изложить его ответ так, чтобы он мог быть опубликован группой "Чёрный передел", Плеханов и другие деятели из окружения Засулич сохранили содержание письма Маркса в тайне, а когда их спрашивали о нём, неизменно отвечали, что им о письме ничего неизвестно. Письмо Маркса 40 лет пролежало под спудом, и только в 1923 г. Б.И. Николаевский обнаружил текст письма в бумагах Аксельрода и в следующем году опубликовал его. (Вада, "Политическая история России....", стр. 72).
[352] Е.Л. Томановская (Дмитриева) - Марксу, письмо 7 января 1871 г. // "К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия", ИМЛ ЦК КПСС, М. : Изд-во полит. лит-ры, 1967, стр. 186-187.
[353] Вада, "Политическая история России....", стр. 81-84.
[354] Там же.
[355] Вада, "Политическая история России....", стр. 103.
[356] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 19, стр. 305.
[357] Там же, т. 35, стр. 342.
[358] Вада, "Политическая история России....", стр. 114.
[359] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 22, стр. 449; 445-446.
[360] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 22, стр. 445-446.
[361] Г.А. Соломон, "Среди красных вождей : Лично пережитое и виденное на советской службе", Париж, 1930, стр. 15.
[410] Ленин, "Ещё раз о профсоюзах..." (25 янв. 1921) // ПСС, 5-е изд., т. 42 (М. : Изд. полит. лит-ры, 1974), стр. 278
[411] Ленин, "Письмо членам ЦК" // ПСС, т. 34, стр. 436
[412] Ленин, "О нашей революции" (17 января 1923 г.) // ПСС, т. 45, стр. 381.
[413] Россия в 1913 г. занимала второе по величине ВНП место в мире, деля его с Германией, Англией и Китаем; превосходя в 1.6 раз Францию; и составляя по величине ВВП 45% от США (Angus Maddison, "Contours of the World Economy, 1-2030 AD : Essays in Macro-Economic History", Oxford Univ. Press, 2007, стр. 379, таблица A.4). По ВНП в рыночных ценах Россия была крупнейшей экономикой в Европе, превосходя Англию на 19%, Германию на 5%, Францию в 1.9 раз, Австро-Венгрию в 2 раза (Paul Bairoch, "Europe's Gross National Product: 1800-1975" // Journal of European Economic History, т. 5, № 2 (Fall 1976), стр. 273-340, см. стр. 281, таблица 4; стр. 295, таблица 10). При этом по темпам промышленного развития Россия кратно превосходила все крупные страны, включая США (П. Грегори и др., цит. в С.П. Обогуев, "Нет печальнее повести, чем об этой прибавочной стоимости"); причём, отмечает Грегори, «если бы Россия после [первой мировой] войны удержалась на пути рыночной модели развития, показатели роста её экономики были бы никак не меньшими, чем до войны [и] опережали среднеевропейские. Есть, однако, все основания считать, что за счет преодоления институциональных препятствий (путем завершения аграрной реформы, улучшения системы законодательства в сфере регулирования бизнеса) темпы роста послевоенной России превысили бы довоенные показатели» (там же).
[414] Пальмерстон - Расселу, 13 сент. 1865, в E. Ashley (сост.), "The Life of Henry John Temple, Viscount Palmerston 1846-1865 : With Selections from His Speeches and Correspondence", том 2, 2-е изд., London, 1876, стр. 270-271; тж. J.S. Ewart, "The Roots and Causes of the Wars (1914-1918)", том 2, NY 1925, стр. 712.
[415] Ленин, "К вопросу о национальностях..." // ПСС, 5-е изд., т. 45, стр. 359.
[416] Телеграмма №551
Министерству иностранных дел [Германии]
от связного офицера Министерства иностранных дел при императорском дворе
21 апреля 1917 года
Главнокомандование армии сообщает политическому отделу Генерального Штаба в Берлине:
Штейнвахс [резидент немецкой разведки в Швеции] сообщил из Стокгольма:
"Ленин прибыл в Россию благополучно. Он работает в точности так, как мы хотим".
("Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918: documents from the Archives of the German Foreign Ministry", ed. by Z. A. B. Zeman, Oxford University Press, 1958, стр. 51)
[417] E. van Ree, "Lenin's conception of socialism in one country, 1915-17" // Revolutionary Russia, т. 23 №2 (Dec. 2010), стр. 171-173. По иронии, в сентябре 1917 г. и затем в январе 1918 г. Ленин полагал, что несколько месяцев социалистических мер и советской системы, много превосходящей капитализм, настолько укрепят Красную Россию экономически и военно, что она превратится в самое могущественное государство на Земле и ей и РККА не сможет противостоять ни одно из европейских государств. (См. Ree; а также доп. высказывание Ленина в январе 1918 г.: «Реорганизация России на основе диктатуры пролетариата, на основе национализации банков и крупной промышленности, при натуральном продуктообмене города с деревенскими потребительными обществами мелких крестьян, экономически вполне возможна, при условии обеспечения нескольких месяцев мирной работы. А такая реорганизация сделает социализм непобедимым и в России и во всем мире, создавая вместе с тем прочную экономическую базу для могучей рабоче-крестьянской Красной Армии», ПСС, т. 35, стр. 250-251).
[418] N. Davies, "The Missing Revolutionary War : The Polish Campaigns and the Retreat from Revolution in Soviet Russia, 1919-21" // Soviet Studies, Apr. 1975, стр. 179-193; R. Himmer, "Soviet Policy Toward Germany during the Russo-Polish War, 1920" // Slavic Review, Dec. 1976, стр. 666-667; T. Fiddick, "Russia’s Retreat from Poland, 1920 : From Permanent Revolution to Peaceful Coexistence", NY : St. Martin's Press, 1990, стр. 30, 75, 87, 122-123; J. Borzecki "The Soviet-Polish Peace of 1921 and the Creation of Interwar Europe" [...]; A. Zamoyski, "Warsaw 1920 : Lenin's Failed Conquest of Europe", Harper Press, 2008, стр. 102; "Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б) и Коминтерн. 1919-1943 гг. : Документы", РОССПЭН, 2004, стр. 54-55, 58.
[422] E.J. Hobsbawm, "Can We Write the History of Russian Revolution?" // его же, "On History", The New Press, 1997, стр. 243.
[423] Плеханов, "Социализм и политическая борьба" (1883) // Г.В. Плеханов, "Сочинения", т. 2, М.-Л. 1923.
[318] Б.Д. Бруцкус, "Проблемы народного хозяйства при социалистическом строе" // Экономист, Пг., 1922 №2, стр. 177-178
[319] "Капитал", т. 1 // К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд, т. 23, стр. 49, 398.
[320] Н.С. Трубецкой, "Русская проблема" // Евразийский временник, 1922, №2, стр. 301-305.
[321] М.А. Бакунин, "Государственность и Анархия : Борьба двух партий в Интернациональном обществе рабочих" // "Избранные сочинения", т. 1, Петербург-Москва : Голос труда, 1919, стр. 294.
[322] История 2000-летнего антагонизма Западной части европейской цивилизации к её Восточной части и поступательных фаз этого антагонизма прослеживается О.Б. Неменским в классической статье "Русофобия как идеология" (Вопросы Национализма, 2013 №1(13), стр. 26-65). Западная русофобия стала современной фазой антагонизма европейского Запада к европейскому Востоку, наиболее продолжительной ненависти в мировой истории, тянущейся на более чем две тысячи лет. Эта совершенно исключительная по продолжительности и глубине ненависть, исключительная также по значимости для формирования западного самосознания и самообраза, связана с тем, что европейская цивилизация всегда была двухсоставной и имела два ядра - восточное и западное: греко-римский мир, Византия и Запад, Россия и Запад. Русофобия - текущая фаза двухтысячелетней ненависти западного ядра европейского мира к его восточному ядру, вослед прежде такой же ненависти Запада к Византии, а до того - западной части первоначальной римской империи к её восточной части. О. Неменский описывает её такими словами:
«Первую масштабную пропагандистскую кампанию по дискредитации Восточной (греческой) части Римской империи предпринял ещё Октавиан Август в период своей борьбы с Марком Антонием [...] именно тогда впервые были сформулированы основные идеологемы противопоставления "Запада" и "Востока" как противоположных и даже враждебных традиций и донесена до широких слоёв гражданского населения западной части Империи модель позитивной "западной" идентичности».
Затем на роль демонизируемого "Другого" используемого "от противного" для конструирования западной идентичности была задействована Византия. Каковую и сменила уже Россия:
«Постренессансное понятие "Востока" было во многом схожим с его презентациями в эпоху Октавиана Августа, но стало гораздо более глубоким и сложным. Это уже не просто иное, диктующее необходимость самозащиты. "Восток" (Orient) теперь - это сфера постижения принципиально низшего, окультуривания неправильного Другого, что уже тогда становилось основой формирования европейской колониальной идеологии. Этот общеевропейский концепт характеризовался общим стабильным списком эпитетов и характеристик (дикость, деспотизм, отсталость, грубость, жестокость, чувственность, пассивная тяга к подчинению и т.д.). Восток - понятие в данном случае не географическое, а культурное, основанное на "неискоренимом различении западного превосходства и восточной неполноценности". Образ Востока не столько был результатом реального изучения иных культур, сколько оказывался европейским самообразом в негативе: он являл собой сумму всего того, что воспринималось как дурное, и оттенял позитивный самообраз "Запада". Изобретение "Востока" и было изобретением собственно "Запада" как особой цивилизационной идентичности.
При этом Восток - это всегда испорченное отражение Запада. Восприятие православия как попорченного христианства было тождественно восприятию ислама как вторичного варианта арианской ереси. А потому естественная задача, миссия Запада - овладение Востоком, его исправление. Как пишет польская исследовательница Мария Янион, "визуализация Востока (“они”) осуществляется в целях самоидентификации Запада (“мы”)… Противопоставление Запада и Востока разделяет качества следующим образом: Запад есть логичный, нормальный, эмпиричный, культурный, рациональный, реалистичный. Восток же косный, выродившийся, некультурный, отсталый, нелогичный, деспотичный, не участвующий творчески в мировом прогрессе". Носитель всех этих черт для польской культуры - Россия.
Столь яркий образ "антиподов цивилизации", являясь частью западной культуры, стал и частью западного самосознания. Русофобия имеет обратный эффект: западная цивилизационная идентичность стала зависима от образа России. В некоторых случаях русофобия становится также и частью национальной идентичности. "Манихейская" картина мира, особенно свойственная современной американской культуре, предполагает наличие, помимо образа абсолютного добра, воплощённого Америкой, и образа абсолютного зла. Годы "холодной войны" утвердили на этом месте Россию, и даже вполне сознательные попытки сменить её в этом статусе "международным терроризмом" пока что не достигли цели.
Любое зло в мире воспринимается как следствие российского влияния. Россия оказывается онтологическим источником зла ровно в той же мере, как США - источник и воплощение добра. И, соответственно, её образ призван ярче всего выражать то, с чем особенно борется американское общество. Например, мнение, что США являются страной, победившей расизм, сразу оборачивается утверждениями о расистском характере общества в России. То же можно сказать и про польскую национальную идентичность, для которой негативный образ России приобрёл структурирующее значение ещё столетия тому назад. Можно говорить о наличии у поляков сильной психологической зависимости от русофобской информации. Как написал один польский автор: "Антироссийское воспитание, которому последние шестнадцать лет подвергаются поляки… принесло странный и неожиданный эффект: их психическая зависимость от России стала так глубока, как никогда раньше". Кроме того, русофобия является основой для чувства превосходства, а оно само по себе требует постоянного самоутверждения. Если есть "польские ценности", то либо утверждается наличие прямо им противоположных "русских ценностей", либо полное отсутствие ценностей в России как таковых.
Русофобия стала сущностной составляющей западной идентичности» и самовидения Запада, западного самосознания.
Русофобия поэтому несопоставима с прочими европейскими историческими этнофобиями, как то франкофобией англичан или германофобией французов и т.д. Она находится в совершенно иной плоскости и имеет фундаментальное значение для общего западного самосознания, лежит в самом его основании. Западные межквартальные фобии не состоят ни в каком сравнении по роли для структурирования западной самоидентичности, разработанности и исторической длительности с фобией относительно европейского Востока.
Русофобия - это ненависть одного ядра европейской цивилизации к другому, несравнимая поэтому также с отношением Запада к внешним сущностям (как то, мусульманам). Это ненависть Каина по отношению к Авелю. В мировой истории, хотя бы отчасти по длительности и глубине с нею сравнима только ненависть еврейского этнонационализма по отношению к нееврейскими народам.
[323] Н.И. Ульянов, "Замолчанный Маркс" // “Скрипты”, Ann Arbor : Эрмитаж, 1981, стр. 119-148.
Маркс обратился к влиянию британского колониализма на Индию в цикле газетных статей, опубликованных в 1850-х годах в New York Daily Tribune. (Статьи и переписка Маркса о западном колониализме в Индии, Китае и др. странах собраны в "Karl Marx on Colonialism and Modernization", ред. S. Avineri, Anchor Books, 1969). В теории европейского исторического развития Маркса ключевым его движителем была частная собственность на землю. Маркс ошибочно полагал, что сельскохозяйственные земли в доколониальной Индии находились в общественной собственности, и изобразил прежнюю индийскую систему как "феодальный" "восточный деспотизм", препятствующий экономическому развитию. Традиционные незападные общества, по Марксу, были внутренне неспособны к самостоятельному развитию.
Британский колониализм под пером Маркса представал прогрессивной избавительной силой, несущей модернизацию отсталому "феодально-деспотичному" обществу. Маркс признаёт, что Англия сокрушила фундамент индийского общества, оторвав Индию от её древних традиций и истории, разрушив основу сельского хозяйства страны и подорвав её обрабатывающую промышленность. Индийские крестьяне утратили традиционные средства к существованию и переносят огромные страдания. Британская администрация обходится индийцам в огромные суммы денег и множит свои злоупотребления. Британская колониальная система налогообложения является более тяжкой и репрессивной, чем любая другая в мире, порождая в Индии состояние упадка и полнейшего обнищания. И тем не менее британский колониализм несёт Индии, Китаю и другим неевропейским странам единственное доступное им упование лучшего будущего. Марксова апологетика колониализма (в неевропейских обществах) составляет параллель его хвале капитализму и буржуазии (в европейских обществах) как необходимой ступени на пути к избавлению, т.к. только капитализм (и несущий его колониализм) могут создать экономическую, промышленную и социальную базу для построения свободного общества изобилия.
Это благостная апологетическая картина рушится, стоит из неё выдернуть постулат о неспособности незападных обществ к самостоятельному развитию, и о колониализме как их единственной двери в будущее. В глазах Маркса, "у индийского общества нет истории, нет вообще, по крайней мере известной истории. То, что мы называем историей Индии, это история последовательных завоевателей, устраивавших свои империи на инертной и апатичной основе этого непротивящегося и неизменчивого общества"; сходных воззрений Маркс придерживался и о Китае, следуя в этом за Гегелем, провозглашавшим историю Востока "неисторической", Китай и Индия "недвижны и неизменны" и "поныне находятся вне мировой истории". Хотя познания Маркса в истории восточных стран были невелики, они были всё же не столь малы, чтобы эти его суждения можно было воспринимать буквально. Более правдоподобно, что отрицание наличия истории у стран Азии вызвано тем, что их история не вписывалась в марксову и гегельянскую философию истории и предусматриваемый ею поступательный прогресс формаций (античная-феодальная-капиталистическая). Другое означало несуществующее, т.к. западный этноцентризм отрицал за другим право на существование. Чувства собственной исключительности и "сияющего града на холме" пронизывали западное самоощущение задолго до того, как они расцвели в США. Поскольку история Азии не лежала на гегельянской оси, марксова оптика не усматривала в Азии диалектических элементов рождающих внутреннее развитие. Углублённый анализ истории Азии вызвал бы неодолимые трудности для внутреннего устройства марксовой философии истории, однако возникавшие проблемы не ограничивались бы невозможностью свести в ней концы с концами. Прийти к социализму можно только через развитие капитализма, а поскольку азиатские общества неспособны к саморазвитию, капитализм в них может быть привнесён лишь извне, западным колониализмом.
Подобно тому, как ужасы индустриализации необходимы для торжества коммунизма, так и ужасы колониализма необходимы для мировой пролетарской революции, без которой страны Азии (и вероятно также Африки) не смогут освободиться от застойной отсталости. "Через колониализм - к светлому капиталистическому будущему!" - таков был клич Маркса для стран Азии на их обозримое будущее, вытекавший из постулата о внутренней неспособности незападных обществ к саморазвитию. Отчего европейский колониализм принесёт колониям экономическое развитие и создаст в них капитализм, Маркс не поясняет. Его рассуждение в "Будущих результатах британского владычества в Индии" ("Сочинения", т. 9, стр. 226-230) о том, что устроение Англией железных дорог в Индии потянет за собой рост местных подсобных производств, а отсюда применение машины само собой растечётся по прочим отраслям индийской промышленности, выглядит беспочвенным благопожеланием. Ещё большей маниловщиной является суждение, что «раз вы ввели машину в качестве средства передвижения в страну, обладающую железом и углем, вы не сможете помешать этой стране самой производить такие машины» (там же, стр. 227) - как будто одним из основных назначений колониальной системы не является блокада и предотвращение промышленного развития колонии.
Увы, колониализм не принёс Индии обещанного Марксом развития. В колониальную эпоху доля Индии в мировом ВВП непрерывно падала, сократившись с 24.4% в 1700 г. до 4.2% в 1950. Производство хлопка за 170 лет (1700-1871) возросло всего в 1.3 раза. Подушевой ВВП в 1950 г. был в 1.2 раза ниже, чем в 1700 г. Обетованное Марксом колониальное развитие оказалось обманкой. Рост подушевого ВВП Индии начался лишь со второй половины 1950-х гг., после прекращения колониального правления, при этом первые десятилетия после окончания колониального режима экономический рост Индии осуществлялся не за счёт капиталистических структур, которые колониализм не создал, а с опорой на государственный сектор экономики, центральное планирование, правительственный контроль и протекционизм.
[324] В.В. Кожинов, "История Руси и русского слова : конец IX-начало XVI века", М. : Алгоритм, 1999, стр. 47-49; В.В. Кожинов, «Правда "Чёрной сотни"», М. : Эксмо, стр. 310-313, 326-329.
М. Солохин рассуждает, что в основании западно-европейской цивилизации лежит отцеубийство: «Почему ни одна из династий Нового Времени не стала рисовать себе происхождение из античности? Потому что "античность" была не очень давно. Интеллектуальная память об античной культуре оставалась слишком крепкой, чтобы нуворишам можно было в неё вписаться. Придумать фэнтезийное "средневековье", где можно было бы искать свои "корни", оказалось проще. [...] Античность дожила до самого начала эпохи Возрождения в виде Византии. Именно туда-то и уходят корни почти всей итальянской культуры и цивилизации. Но эту связь итальянцы предпочли позабыть так же, как затем французы предпочли забыть эпоху преобладания Испании и латыни, а англичане - прекрасную эпоху доминирования Франции. [...] История Возрождения начинается с Отцеубийства. Итальянцы поднялись после Четвёртого крестового похода, разрушив Византию. И конечно же, просто обязаны были объявить её мраком и тьмой подобно тому, как советский человек просто обязан считать "мраком и тьмой" дореволюционную Россию. Византия для Италии Возрождения то же, что Российская империя для СССР. А далее - как украинцам не хочется выводить свою историю из истории России, как англичанам не хочется выводить свою историю из истории Франции, как французам не хочется вспоминать про Италию, так и итальянцам - про живую Античность, с убийства которой они начали своё восхождение к вершинам культуры» (https://palaman.livejournal.com/471136.html).
Весьма характерно, что и поныне существует огромное количество фильмов и сериалов, действие которых происходит в древнем Риме или во всяком случае с римлянами в той или иной провинции империи; меньшее, но также большое кол-во фильмов, действие которых происходит в античной Греции; немалое число фильмов, действие которых происходит в средневековой западной Европе. Но, кажется, ни одного фильма или сериала (а до того - романа), действие которых происходит в Византии. Даже для древнего Египта места нашлось (от пруссовского "Фараона" до современных фильмов), а для Византии - нет. И это при том, что Византия представляла блистательную, высочайшую цивилизацию, метрополию европейской цивилизации на протяжении тысячи лет, а увлекательность её политики стала нарицательной ("византийская интрига"), не говоря уже о драматизме византийской политики, затмяющем римскую. Как объяснить это умолчание и избегание, иначе чем западным комплексом отцеубийства, который понуждает об убитом отце говорить либо только дурное, либо умалчивать?
«Будучи мимоходом около телевизора (в США), включил его наугад из любопытства, - писал некогда автор этих строк, - Показывали какую-то "историческую" передачу про Равенну, так что я задержался на несколько минут. Показывали фрески в соборе Св. Виталия и других равеннских базиликах. Ведущий рассуждал о том, что это образцы позднеримского искусства, перед самым концом Римской империи. О том, что та Римская империя, которая создала эти фрески, просуществовала затем ещё тысячелетие высокой истории и культуры, не было сказано ни слова. Живая иллюстрация к наблюдению, что Западная цивилизация покоится на основании отцеубийства».
[325] Ульянов, "Замолчанный Маркс", стр. 123.
[326] Революция 1848-1849 гг. была отвергнута славянами Австро-Венгрии из-за обоснованных ожиданий, что революционное движение возглавляемое и ведомое немецкими националистическими либералами и венгерскими националистами, и возносящая оных во власть, лишь усилит немецко-венгерскую гегемонию в государстве и национальное угнетение славян, подавление национально-культурного бытия славянских народов. Современные писания Маркса и Энгельса обильно иллюстрируют справедливость этих опасений. Однако даже 30 с лишком лет спустя, уже в 1882 году, престарелый Энгельс высказывался Каутскому: "Вы, может быть, спросите меня, нет ли у меня сочувствия к малым славянским народам и их осколкам, расчленённым тремя клиньями - немецким, мадьярским и турецким, - вбитыми в славянские земли? Откровенно говоря, чертовски мало" (Каутский - Энгельсу, письмо 7 февр. 1882 // MECW, т. 46 (Letters 1880-83), письмо №112, стр. 194). Впридачу, революционное движение состояло в основном из городского среднего класса и нарождающейся интеллигенции, социальные цели и нужды которых были отличны от по преимуществу сельского населения славянских народов Австро-Венгрии, которому революция мало что предлагала. Воинственно секуляризующий и антиклерикальный характер революционного движения дополнительно оттолкнул от него католических поляков. Старая монархия, по сравнению, выглядела более привлекательной.
[327] К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд., М. 1957, т. 6, стр. 186.
[328] К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд., т. 28, стр. 30-31.
[329] Ульянов, "Замолчанный Маркс".
[330] Alvin W. Gouldner, "Marx's Last Battle: Bakunin and the First International" // Theory and Society, т. 11 №6, Nov. 1982, стр. 857-858, 861.
[331] См. сноску 319.
[332] K. Marx, “The Eastern Question : A Reprint of Letters written 1853-1856 dealing with the events of the Crimean War”, London, 1897. Сборник любовно составлен и издан дочерью Маркса Женни, добавившей в предисловии пару ласковых слов по адресу русских, прежних и нынешних, ещё и от себя. См. его краткий обзор нами в https://oboguev.livejournal.com/452166.html.
[333] Marx, “The Eastern Question”, стр. 113-117, 232-236.
[334] К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд., М. 1956-1957, т. 5, стр. 212, т. 6, стр. 306.
[335] Ульянов, "Замолчанный Маркс", стр. 139-141. Курсив оригинала.
[336] А. Герцен, "Былое и думы", М.-Л. 1931, т. 2, стр. 395. Курсив оригинала.
[337] Там же, стр. 396-399.
[338] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 18, стр, 522-547, 566; т. 22, стр. 438-441, т. 34, стр. 3.
[339] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 16, стр. 440; т. 32, стр. 384, 565.
[340] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 18, стр. 543.
[341] Герцен, "Былое и думы", т. 2, стр. 407.
[342] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 28, стр. 364.
[343] Герцен, "Былое и думы", т. 2, стр. 401.
[344] Karl Marx, "Das Kapital", Hamburg, 1867, стр. 763. После того, как неожиданно для Маркса выяснилось, что вопреки его собственной теории его сочинение пользуется популярностью вовсе не в западноевропейских странах обильно украшенных пролетариатом, а в России, где несмотря на отсутствие пролетариата тираж издания "Капитала" кратно превзошёл суммарный европейский тираж, политес подвинул Маркса снять в последующих изданиях выпад против Герцена, однако ж не дезавуировав его, и начать компенсаторно расшаркиваться перед Чернышевским.
[345] Маркс и Энгельс, т. 22, стр. 438-441.
[346] Герцен, "Былое и думы", т. 2, стр. 400-401.
[347] Там же, стр. 394-395.
[348] Согласно распространённой гипотетической датировке, Маркс написал письмо в ноябре 1877 г. Эта гипотеза исходит из того, что письмо служит немедленным ответом на статью Михайловского, опубликованную в №10 журнала за 1877 г. Х. Вада полагает однако гораздо более правдоподобным, что письмо было написано в конце 1878 г., после краха упований Маркса на поражение России в русско-турецкой войне и на революционный взрыв в России, вызванный таким поражением. Датировка концом 1878 также согласуется с перепиской Маркса с Даниельсоном, из которой видно, что до 15 ноября 1878 г. Маркс ещё не ознакомился со статьей Михайловского (Х. Вада, "Политическая история России : Избранные труды. 1960-2017", М.: АИРО-XXI, 2018, стр. 86-90). Письмо, в расшифровке его общего смысла Вадой, представляло призыв к русским начать революцию безотлагательно и на основаниях сохранения общины (стр. 90).
Упования революции в России ещё долго не оставляли основоположников марксизма. 10 января 1880 г. Энгельс писал в новогоднем поздравлении Вильгельму Либкнехту: «Поздравляю тебя и всех с Новым годом и русской революцией, которая в этом году, вероятно, разразится и тотчас же изменит облик всей Европы» (Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 34, стр. 347), а в марте 1881 г. Маркс и Энгельс писали, что «когда Парижская Коммуна пала [...], победители никак не предполагали, что не пройдет и десяти лет, как в далеком Петербурге произойдет событие [убийство Александра II], которое в конце концов должно будет неизбежно привести, быть может после длительной и жестокой борьбы, к созданию российской Коммуны» (Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 19, стр. 252). В феврале 1882 г. Энгельс писал Бернштейну: «В Германии у нас сейчас такая ситуация, которая с возрастающей быстротой приближает революцию и вскоре должна выдвинуть нашу партию на первый план. Нам самим ничего даже не нужно делать для этого [...] Единственное, чего нам не хватает, это своевременного толчка извне. Таким толчком послужит положение в России, в которой начало революции - теперь уже только вопрос месяцев» (М. и Э., "Сочинения", т. 35, стр. 233-234). Однако вопреки ожиданиям Маркса и Энгельса, убийство Александра II не привело ни к уступкам русскому радикал-интеллигентному и полуинтеллигентному обществу со стороны власти, ни к народным волнениям, за исключением волны еврейских погромов на юге страны. В мемуарах В.Г. Короленко содержится любопытная зарисовка (Короленко лично лицезрел описываемую сцену):
«В центре большой камеры на столе сидел, свесив короткие ноги, Зунделевич и рассказывал о знаменитом липецком съезде, на котором было решено цареубийство. [...] Когда [...] на съезде был поставлен вопрос: “должно ли этому царю проститься всё то зло, которое он уже сделал и еще сделает в будущем”, все присутствовавшие единогласно ответили “нет”, и этим судьба Александра II была решена. Нельзя сказать, чтобы народничество сразу уступило. Оно долго держалось своей точки зрения. [...] Раздавались даже голоса, что необходимо предупредить царя об опасности. [...] Когда Зунделевич среди глубокого молчания закончил свой рассказ, народническая точка зрения заговорила устами Рогачева:
- Скажите, Зунделевич, - спросил он, - что вы имели в виду, посягая на жизнь царя, которого весь народ ещё признавал своим освободителем?
На этот вопрос, поставленный в упор, Зунделевич несколько смешался. Очевидно, готового ответа у него не было.
- Мы думали, - ответил он, - что это произведет могучий толчок, который освободит присущие народу творческие силы и послужит началом социальной революции.
- Ну, а если бы этого не случилось и народ социальной революции не произвел... как и вышло в действительности... Тогда что?..
Зунделевич задумался, как бы в колебании, и потом ответил:
- Тогда... тогда мы думали... принудить...» (В.Г. Короленко, "История моего современника" // "Сочинения", т. 19, М. 1921, стр. 325-326)
Принуждалки для народа, однако, у Зунделевича не обнаружилось.
[349] К. Маркс и Ф. Энгельс, "Сочинения", 2-е изд., т. 9, стр. 119. Письмо осталось незаконченным, не было отправлено Марксом и было обнаружено после смерти Маркса в его бумагах Энгельсом, который в марте 1884 года попросил группу "Освобождение труда", образованную годом ранее, опубликовать его. Однако Засулич и другие члены группы, несмотря на заявленное стремление быть проводниками учения Маркса в России, семь месяцев молчали, прежде чем ответить Энгельсу, пообещав, что письмо будет переведено на русский и вскоре будет опубликовано; однако обещание свое не выполнили. Намеренный непременно опубликовать это письмо Энгельс попробовал сделать это через Н.Ф. Даниельсона и официальный народнический журнал в России, но безуспешно. Наконец, письмо было опубликовано в женевском «Вестнике Народной воли» (№ 5, декабрь 1886 года) со следующим редакционным примечанием: «Хотя мы получили копию этого письма гораздо раньше, мы не стали публиковать его сразу, так как нам сказали, что Фридрих Энгельс передал это письмо для публикации на русском языке другим людям». Через два года, в 1888 году, письмо Маркса было также напечатано в легально издаваемом в России журнале «Юридический вестник». (Вада, "Политическая история России...", стр. 71)
[350] Вада, "Политическая история России...", стр. 90.
[351] "Из архива П.Б. Аксельрода" (серия "Материалы по истории русского революционного движения", т. 2), Русский революционный архив : Берлин, 1924, стр. 16; также Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 19, стр. 250-251 и т. 35, стр. 136-137. Несмотря на то, что Засулич просила Маркса изложить его ответ так, чтобы он мог быть опубликован группой "Чёрный передел", Плеханов и другие деятели из окружения Засулич сохранили содержание письма Маркса в тайне, а когда их спрашивали о нём, неизменно отвечали, что им о письме ничего неизвестно. Письмо Маркса 40 лет пролежало под спудом, и только в 1923 г. Б.И. Николаевский обнаружил текст письма в бумагах Аксельрода и в следующем году опубликовал его. (Вада, "Политическая история России....", стр. 72).
[352] Е.Л. Томановская (Дмитриева) - Марксу, письмо 7 января 1871 г. // "К. Маркс, Ф. Энгельс и революционная Россия", ИМЛ ЦК КПСС, М. : Изд-во полит. лит-ры, 1967, стр. 186-187.
[353] Вада, "Политическая история России....", стр. 81-84.
[354] Там же.
[355] Вада, "Политическая история России....", стр. 103.
[356] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 19, стр. 305.
[357] Там же, т. 35, стр. 342.
[358] Вада, "Политическая история России....", стр. 114.
[359] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 22, стр. 449; 445-446.
[360] Маркс и Энгельс, "Сочинения", т. 22, стр. 445-446.
[361] Г.А. Соломон, "Среди красных вождей : Лично пережитое и виденное на советской службе", Париж, 1930, стр. 15.
[410] Ленин, "Ещё раз о профсоюзах..." (25 янв. 1921) // ПСС, 5-е изд., т. 42 (М. : Изд. полит. лит-ры, 1974), стр. 278
[411] Ленин, "Письмо членам ЦК" // ПСС, т. 34, стр. 436
[412] Ленин, "О нашей революции" (17 января 1923 г.) // ПСС, т. 45, стр. 381.
[413] Россия в 1913 г. занимала второе по величине ВНП место в мире, деля его с Германией, Англией и Китаем; превосходя в 1.6 раз Францию; и составляя по величине ВВП 45% от США (Angus Maddison, "Contours of the World Economy, 1-2030 AD : Essays in Macro-Economic History", Oxford Univ. Press, 2007, стр. 379, таблица A.4). По ВНП в рыночных ценах Россия была крупнейшей экономикой в Европе, превосходя Англию на 19%, Германию на 5%, Францию в 1.9 раз, Австро-Венгрию в 2 раза (Paul Bairoch, "Europe's Gross National Product: 1800-1975" // Journal of European Economic History, т. 5, № 2 (Fall 1976), стр. 273-340, см. стр. 281, таблица 4; стр. 295, таблица 10). При этом по темпам промышленного развития Россия кратно превосходила все крупные страны, включая США (П. Грегори и др., цит. в С.П. Обогуев, "Нет печальнее повести, чем об этой прибавочной стоимости"); причём, отмечает Грегори, «если бы Россия после [первой мировой] войны удержалась на пути рыночной модели развития, показатели роста её экономики были бы никак не меньшими, чем до войны [и] опережали среднеевропейские. Есть, однако, все основания считать, что за счет преодоления институциональных препятствий (путем завершения аграрной реформы, улучшения системы законодательства в сфере регулирования бизнеса) темпы роста послевоенной России превысили бы довоенные показатели» (там же).
[414] Пальмерстон - Расселу, 13 сент. 1865, в E. Ashley (сост.), "The Life of Henry John Temple, Viscount Palmerston 1846-1865 : With Selections from His Speeches and Correspondence", том 2, 2-е изд., London, 1876, стр. 270-271; тж. J.S. Ewart, "The Roots and Causes of the Wars (1914-1918)", том 2, NY 1925, стр. 712.
[415] Ленин, "К вопросу о национальностях..." // ПСС, 5-е изд., т. 45, стр. 359.
[416] Телеграмма №551
Министерству иностранных дел [Германии]
от связного офицера Министерства иностранных дел при императорском дворе
21 апреля 1917 года
Главнокомандование армии сообщает политическому отделу Генерального Штаба в Берлине:
Штейнвахс [резидент немецкой разведки в Швеции] сообщил из Стокгольма:
"Ленин прибыл в Россию благополучно. Он работает в точности так, как мы хотим".
("Germany and the Revolution in Russia, 1915-1918: documents from the Archives of the German Foreign Ministry", ed. by Z. A. B. Zeman, Oxford University Press, 1958, стр. 51)
[417] E. van Ree, "Lenin's conception of socialism in one country, 1915-17" // Revolutionary Russia, т. 23 №2 (Dec. 2010), стр. 171-173. По иронии, в сентябре 1917 г. и затем в январе 1918 г. Ленин полагал, что несколько месяцев социалистических мер и советской системы, много превосходящей капитализм, настолько укрепят Красную Россию экономически и военно, что она превратится в самое могущественное государство на Земле и ей и РККА не сможет противостоять ни одно из европейских государств. (См. Ree; а также доп. высказывание Ленина в январе 1918 г.: «Реорганизация России на основе диктатуры пролетариата, на основе национализации банков и крупной промышленности, при натуральном продуктообмене города с деревенскими потребительными обществами мелких крестьян, экономически вполне возможна, при условии обеспечения нескольких месяцев мирной работы. А такая реорганизация сделает социализм непобедимым и в России и во всем мире, создавая вместе с тем прочную экономическую базу для могучей рабоче-крестьянской Красной Армии», ПСС, т. 35, стр. 250-251).
[418] N. Davies, "The Missing Revolutionary War : The Polish Campaigns and the Retreat from Revolution in Soviet Russia, 1919-21" // Soviet Studies, Apr. 1975, стр. 179-193; R. Himmer, "Soviet Policy Toward Germany during the Russo-Polish War, 1920" // Slavic Review, Dec. 1976, стр. 666-667; T. Fiddick, "Russia’s Retreat from Poland, 1920 : From Permanent Revolution to Peaceful Coexistence", NY : St. Martin's Press, 1990, стр. 30, 75, 87, 122-123; J. Borzecki "The Soviet-Polish Peace of 1921 and the Creation of Interwar Europe" [...]; A. Zamoyski, "Warsaw 1920 : Lenin's Failed Conquest of Europe", Harper Press, 2008, стр. 102; "Политбюро ЦК РКП(б)-ВКП(б) и Коминтерн. 1919-1943 гг. : Документы", РОССПЭН, 2004, стр. 54-55, 58.
[422] E.J. Hobsbawm, "Can We Write the History of Russian Revolution?" // его же, "On History", The New Press, 1997, стр. 243.
[423] Плеханов, "Социализм и политическая борьба" (1883) // Г.В. Плеханов, "Сочинения", т. 2, М.-Л. 1923.