Вполне, однако, правдоподобно, что перспектива превращения России в колонию социалистической Европы не только нимало не смущала Ленина, но что он находил её совершенно приемлемой и желательной с личной точки зрения. По воспоминаниям старого социал-демократа, члена РСДРП с момента её основания Г.А. Исецкого (в 1918 г. первого секретаря советского посольства в Германии, а в 1919-1920 гг. зам. наркома торговли и промышленности РСФСР, т.е. Красина, с которым Исецкий дружил с давних времён), при встрече и споре с Исецким в декабре 1917 г. Ленин заявил: «Дело не в России, на неё, господа хорошие, мне наплевать, - это только этап, через который мы проходим к мировой революции!»361
[...]
Очная ставка между Лениным 1908, считавшим социализм невозможным в ближайшие века, а в России и долее того, и Лениным 1917 гг., весьма красноречива, но она между прочим свидетельствует, что Ленин отчётливо сознавал совершенное отсутствие перспектив автономного построения социализма в России, и крайнюю шатость таких перспектив даже при условии длительных массированных капиталовложений в промышленное и социальное развитие России со стороны европейских социалистических государств - рассчитывать на каковые вложения впридачу не было никаких оснований.
Никакого классического марксистского социализма Ленин поэтому в 1917 году строить в России заведомо не собирался, и в возможность этого безусловно не верил. Его отвязная болтовня, что "политика не может не иметь первенства над экономикой; рассуждать иначе, значит забывать азбуку марксизма" (т.е. что надстройка не может не быть первичнее базиса, и кто рассуждает иначе, тому, мол, неизвестна азбука марксизма)410 - это, конечно, чистейшей воды хупца. Однако дедушка был стар, в 1917 году ему было уже 47 лет, соратники недаром звали его "Стариком", и он либо мог "замутить движ" прямо сейчас, воспользовавшись уникальным стечением обстоятельств, включая открытую правительством Германии финансовую линию, либо навеки остаться крошечной фигуркой, вожаком ленинского кружка, с навсегда неудовлетворёнными амбициями. Отсюда его «взятие власти есть дело восстания; его политическая цель выяснится после взятия» (в письме в ЦК РКП(б) от 24 октября/6 ноября 1917 г. с требованием переворота)411, «сначала надо ввязаться в серьёзный бой, а там уже видно будет» (в статье "О нашей революции", посвящённой риторическому отрицанию марксисткой социологии и доктрины исторического материализма, т.е. необходимости материальных и социоструктурных предпосылок для становления социализма)412 etc. Для ленинских личных амбиций и статусной карьеры требовалось что-то замутить, узурпировать власть, а что именно, для чего и с какими последствиями и планами - было делом второстепенной важности. Однако чтобы стало возможным хотя бы попытаться замутить, требовалось приврать о якобы осуществимости социализма в России и его достижимости путём перманентной революции (т.е. прямого перехода от буржуазной революции к "социалистической"), в каковую достижимость сам Ленин однако ни на гран не верил, и преследовал поэтому совершенно иную цель.
Осуществимый план состоял в использовании России как запала для провоцирования революций в промышленно-развитых странах Европы, о чём Ленин с откровенностью и заявил Исецкому. В установление в них марксова научного социализма Ленин также не верил, но это не мешало установлению режимов называющих себя социалистическими. Запустив мировую революцию в европейских государствах, с использованием для этого России как свечки, Ленин обретал статусную значимость. Россия в случае успеха задумки Ленина превращалась в колонию передовых социалистических государств Европы, а сам Ленин становился колониальным администратором вхожим в европейские правящие социалистические сферы - чем-то навроде Чубайса.
Для Ленина, не упускавшего случая, чтобы излить свой этнонациональный антагонизм по отношению к русским и России, и для которого вторая по величине экономика мира,413 страна которой Пальмерстон предсказывал будущность новой Римской империи,414 одна из величайших цивилизаций мировой истории, находившаяся на культурном взлёте сравнимом только с чудом Эллады и Возрождением, виделась «так называемой "великой" нацией, хотя великой только [...] так, как велик держиморда»415 - для этого человека было психологически естественным делать карьеру управляющего рейхскомиссариата Московия. Есть определённая не только закольцованность, но и закономерность и естественность в том, чтобы человек начавший своё политическое восхождение в 1917 г. в качестве немецкого агента, финансируемого немецким правительством для сокрушения России,416 продолжил свою карьеру немецким колониальным администратором.
Брезжащий Ленину зовущий свет статуса в европейском социалистическом истеблишменте был тем более обещающим, что Ленин не считал "пролетарские" революции в Германии и других развитых странах предопределёнными и готовыми совершиться их внутренними силами. Ленин полагал вероятным, что установление социалистических режимов в развитых странах будет достигнуто посредством социалистической революционной войны, которую коммунистическая Россия поведёт против этих стран, принеся в них социалистический строй на советских штыках417 - как в действительности почти и вышло: революционные вспышки в Германии и Венгрии с сырым шипением угасли, и РСФСР предприняла в 1920 г. попытку похода на Польшу с перспективой выхода Красной армии к жаждущим социализма пролетариям Германии, Венгрии и других европейских стран, и затем использования их как трамплина для дальнейшего шествия.418 Ленинская попытка совершения мировой революции провалилась, по иронии, не в последнюю очередь благодаря саботажу со стороны Сталина.
[...]
В случае, однако, если бы попытка оказалась успешной, Ленину и его приспешникам обещалась не только карьера колониальных управляющих Россией в интересах европейских социалистических государств, но и дополнительный статус внутри европейского социалистического истеблишмента обязанного своим воцарением Ленину и его РККА.
Именно в этом стремлении стареющего Ленина воспользоваться последним карьерным шансом его жизни, каков бы он ни был, и следует искать ответ на вопрос, "что подвинуло большевиков к захвату власти с очевидно-утопической программой социалистической революции?"422
Ввиду столь завлекательной карьерной перспективы, большевицкими руководителями не были приняты во внимание ни вопрос о том, точно ли европейские социалистические государства альтруистически произведут массовые капиталовложения в Россию, ни предупреждения Маркса и Энгельса против преждевременной революции, ни доводы Плеханова, сделанные им ещё в начале 1880-х гг., о невозможности установления социализма в преимущественно крестьянской стране. Ленинские ожидания революции в Германии и других западноевропейских странах также оказались ошибочными, равно как и его оценка перспектив советского военно-революционного похода.
Опростоволосившись в своих основополагающих расчётах, большевицкая революция оказалась осуществлённой не только против капитала, но также и против Das Kapital-а и "научного социализма", против Маркса, и перешла в чисто волюнтаристскую, не скрашиваемую даже упованиями на западную материальную помощь, попытку создать надстройку при отсутствии базиса и в 70-летнюю абсурдистскую, с марксистской точки зрения, картину потуг строительства базиса надстройкой. Горестные перипетии советской истории обусловлены этой попыткой родить социализм за один месяц вместо девяти, при отсутствии необходимых материальных и социоструктурных предпосылок. С необходимостью следовавшее отсюда ткачёвское диктаториальное устроение советской системы впридачу гарантировало, что обобществления средств производства в СССР не произошло: крупная собственность так и не стала общественной, но стала групповой собственностью миноритарного класса номенклатуры,424 а вместо обетованной отмены эксплуатации человека человеком явился новый эксплуататорский класс, с нормой эксплуатации несравненно более жестокой, чем в прежних формациях. Закономерный крах "строительства социализма" в СССР представляет одно из немногих оправдавшихся предсказаний марксизма и редкое истинное торжество марксистской теории.
(Сноски в следующей записи).