Красный след в белом поле. Глава 16. Продолжение
- По нашу душу архангелы торопятся, - снова подал неслышный голос рассуждавший о мишенях боец.
- Лобанов прав - пока туман-то, товарищ капитан, надо дальше двигать, - подошёл к комбату Грошев.
- Уходим. Грошев... - приняв решение, комбат вроде бы хотел что-то приказать ещё, но передумал. - Впрочем, ладно. Уходим все! За мной.
В густом молоке тумана, едва прощупываемом голубым ленивым рассветом, очень скорым шагом, временами переходившим в трусцу, группа двинулась навстречу восходу.
Солнце уже забралось высоко и, распаляясь, быстро топило белёсую завесу, а взмокшие, то и дело утирающие пунцовые потные лица красноармейцы, не сбавляя хода, всё ещё шли по ровному бесконечному полю.
Далеко позади загрохотала канонада.
- Рощу курочат. Дровосеки... - откликнулся вечный насмешник и скептик ефрейтор Лобанов.
- А, вдруг, там наши? - усомнился в ответ красноармеец Ежаков, оглядываясь через покачивавшийся на его сильном плече пулемёт.
- Шире шаг! - верно ли он поступил, оставив условленное место; не дождавшись двух других групп, не ошибся ли он - такой неприятный вопрос Коврижина тоже точил, не переставая. Но показать этого комбат не собирался.
За подобные ошибки военачальника его подчинённые, как правило, платят жизнью. И не желательно, наверное, чтобы остающиеся пока рядом с ним живые бойцы видели, что их командир не уверен в своих действиях, думали о здравости его приказов и сомневались в оправданности их исполнения, опасаясь гибели никчемной, бессмысленной или глупой.
- Шевели ходулями, Ёжик, - вторил командиру Лобанов, обращаясь к пулемётчику, - не то из тебя самого форшмак нарубают!
- Отставить разговоры! - зревшее в комбате раздражение выплеснулось чересчур откровенно, и, чтобы как-то его сгладить, Коврижин добавил мягче:
- Силы берегите.
Туман окончательно растаял над беспредельной равниной, по которой упорно двигался на восток маленький потерявшийся отряд большой Красной Армии.
- Впереди овраг, товарищ капитан! - раздался обрадованный возглас Студента, шедшего в колонне по одному первым.
- Привал!
Впадина оказалась неглубокой, чуть выше человеческого роста, не слишком широкой, и направлением была на северо-восток. Вымотанный отряд ссыпался вниз и расположился на дне между двумя её поворотами, удачно прикрывшими группе фланги.
- Жрать хочу - мочи нет! - Лобанов развязал вещмешок. - Кому галетку, червячка заморить? Налетай, пока я добрый.
- Тебе, Аркашка, только бы брюхо-то набить, - проворчал Грошев, но галету взял.
- Мы, тамбовские ребята, голодать не приучены. Мы без еды и ни туды, - большим пальцем Лобанов указал на восток, - и ни сюды, - чёрный ноготь ткнул на запад, - Потому работаем с душой и воюем от сердца.
Остальные бойцы тоже залезли уже в свои котомки и устало дожевывали остававшиеся у каждого крохи провизии.
- Студент, слышь... - не унимался Лобанов. - Вот ты мне скажи, учёная голова, сколько человек не жрамши протянуть может?
- До полутора месяцев. При известных обстоятельствах, конечно.
- Лобанов! - балансировавшему на грани сна, единственному, кто ничего не ел, Коврижину научная дискуссия надоела. - Возьмите у Ежакова пулемёт и заступайте в охранение! Остальным - отбой.
Последняя команда была почти излишней: бойцы и без того засыпали на глазах.
- Слушаюсь! - Лобанов нехотя забрал пулемёт и стал выбираться наверх, но внезапно замер, прислушавшись:
- Товарищ капитан, шаги! По оврагу идёт сюда кто-то!
Сон с красноармейцев сняло, как рукой. Распорядившись Лобанову прикрывать тыл, комбат едва успел объявить отряду, лихорадочно наводившему оружие на изгиб ложбины, со стороны которого слышалось чьё-то приближение, боевую готовность.
Из-за склона оврага показался ствол карабина. Цевьё. Плечо. Загнутая к ложе рукоятка затвора.
Сузившийся в игольный кончик зрачок прочно поймал жертву в прицел.
Контур жертвы выдвинулся из-за поворота до половины.
Тускло блестевшее дуло холодно смотрело в цель.
Человек полностью выступил в сектор обстрела.
- Чепраков! - мушка винтовки облегчённо спорхнула вниз, открывая пришельцам широко заулыбавшуюся физиономию комбата.
Вместе с Чепраковым к отряду присоединилось ещё пять человек.
- Это все?.. - сердце Коврижина снова упало.
- Так точно, товарищ капитан.
Отряд спал, а полусонный Чепраков, медленно разжёвывая слова, рассказывал прикрывшему воспалённые веки комбату:
- Накрыли нас ещё в лесу - обнаружили, видать. Костоправа сразу убило. Пришлось напролом идти...
- В рощу заходили? - уточнил, приоткрыв беспокойный глаз, Коврижин.
- Не, левее много вышли. Петлять по полю уж не стали.
- Ну и правильно, - удовлетворённый, заново зажмурился Коврижин.
- Бывшие бойцы Красной Армии! - словно призыв с того света пронёсся по-над полем усиленный динамиками голос. - К вам обращается командование германских вооружённых сил.
- Батальон, к бою!
Отряд быстро залёг вдоль края ложбины на западном, более пологом склоне.
Примерно в километре от оврага в степи выстроились в шеренгу пять немецких танков. Позади них высаживалась пехота и, шустро растягиваясь в протяжённую цепочку, занимала позицию на земле между бронированными коробками.
Посредине между оврагом и оцеплением, пятнистый и пузатый, как анаконда, переваливался с горки на горку вооружённый угловатыми ушами громкоговорителей фургончик:
- Вы честно, мужественно и с достоинством исполнили воинский долг перед вашей родиной...
Голос. Коврижину показалось, что он слышал уже когда-то эти безмятежные баритоновые модуляции. Голос, летевший к нему сейчас из вражеских репродукторов, был определённо ему знаком. Хорошо знаком. И он вспомнил его.
Доктор Длинный Богдан Осипович агитировал с выражением:
- Вы храбро сражались, но теперь настало время проявить человеколюбие: прекратить ненужное кровопролитие и сложить оружие, как это уже сделали все основные силы бывшей Красной Армии. Вчера германские части без боя вступили в город Киев. Полностью окружён город Ленинград. Со дня на день будет занят город Москва.
Отчетливый голос был замечательно слышен, и усилия его не пропадали втуне. Красноармейцы внимали словам доктора без исключения внимательно, но чувства на их лицах рисовались разные: Лобанов был готов лопнуть от злости, Студент привычно разбирал и взвешивал полученную информацию, Чепраков понемногу серел; а Коврижин, оставаясь безучастным, соображал о чём-то другом...
- Уходим! За мной!
Отряд двинулся вверх по оврагу, но едва Коврижин высунулся за прикрывавшую их складку, как немецкая очередь, перечёркивая путь и надежды, взбила фонтанчики у самых его ног.
- Назад!
Группа поспешно прокралась в другом направлении, однако и с юго-запада её встретили пулемёты. Был серьёзно ранен в левую руку Студент.
- Сопротивление бесполезно, - словно воочию созерцая метания красноармейцев, искренне убеждал Длинный, - вы окружены и не сможете вырваться ни при каких условиях. Ваш единственный путь к спасению - это добровольная сдача.
Ежаков располосовал на себе гимнастёрку и, туго перетянув Студенту предплечье над раной, несколько ослабил ток рвавшейся из неё крови.
Коврижин, сторожась, выглянул из оврага, чтобы осмотреться.
- Командование германских вооружённых сил гарантирует, что всем добровольно сдавшимся будет сохранена жизнь...
На восточном направлении тоже растянулась по полю цепь вражеской пехоты. И артиллерийские расчёты, развернув в сторону противника тупые рыльца лёгких семидесятипятимиллиметровых пехотных орудий, теперь торопливо выгружали из кузовов доставивших и их, и пушки сифилитических уродцев Круппа - шестиколёсных грузовиков с продавленными носами - ящики с боеприпасами.
- ...оказана качественная медицинская помощь, обеспечено полноценное питание и предоставлен необходимый отдых.
Коврижин поднял с земли свою оставленную на время наблюдения винтовку.
- Батальон, слушай боевую задачу! Занять круговую оборону. Сковать огнём силы противника возможно дольше, нанося ему потери в максимально тяжёлых для него количествах. Обрушиваться всеми огневыми средствами на атакующую пехоту противника и, отделив ее от танков и прижав к земле, массированным огнем расстреливать и добивать. В случае вклинения противника в расположение обороны батальона уничтожать его коротким штыковым ударом и прочими средствами. Огневые задачи: Чепраков, Грец - проход по оврагу северо-восточное направление; Черкас, Лагунов - проход по оврагу юго-западное направление; Смирнов, Ежаков, Концевой, Брязгин, Наливайко, Караваев, Алсуфьев - западное направление; Грошев, Молодарь, Станюкевич, Суслинский, Шишкин, Бендзь - восточное направление; Лобанов - уничтожение орудийных расчётов, по возможности поражение экипажей танков... смотровые щели, сам понимаешь. В качестве инженерных коммуникаций использовать естественное строение местности. Готовность - ноль. Так-то вот. Приказа на выход из боя и отход не будет...
- Вы будете бесплатно доставлены в свои семьи, к местам постоянного проживания, - надрывался в микрофон Длинный.
- Достал, сука! - потерял наконец терпение Лобанов.
- Командование германских вооружённых...
- А ну, заткнись! - длинно-длинно заплясал на сошках лобановский пулемёт.
- Всем огонь! - скомандовал Коврижин и первым нажал на курок.
Всё имевшееся в отряде оружие дружно присоединилось к пулемёту, наперебой и без обиняков выкладывая Длинному, что думают красноармейцы по поводу великодушного предложения его новых хозяев. Стрелял даже Студент, исхитряясь управляться с винтовкой одной рукой.
Перетрухнувший ушастый фургончик подавился недоговорённой фразой, подпрыгнул на месте и, петляя, помчался под защиту танков, два из которых, заботливо дёрнув хоботами, выпустили в сторону русских по снаряду.
Снаряды разорвались с недолётом, но красноармейцы сочли за благо нырнуть до времени на дно оврага.
- Командование германских вооружённых сил, - отдышавшийся диктор продолжал речь, спрятавшись за квадратную спину танка; слышно стало хуже, но весьма оживившийся ветерок доносил всё же вполне различимые выражения, - даёт вам время подумать.
Отряд занял предписанные ему приказом комбата позиции.
- На размышление вам предоставляется тридцать минут. По их истечении командование германских вооружённых сил будет, к сожалению, вынуждено отдать приказ о безусловном уничтожении тех, кто будет упорствовать и продолжать бессмысленное противодействие, создавая угрозу жизни и здоровью германских солдат и мирного гражданского населения освобождённых территорий. Бойцы бывшей Красной Армии, сдавайтесь!
Тишина раскатилась по полю.
- Ну что, комбат, конец? - едва слышно произнёс Чепраков.
- Ничего, Матвей, через полчаса ещё посмотрим, кому на этом свете жарче покажется. Так-то вот!
- Конец, - упёрся Чепраков. - Я в плен не хочу. И выхода нет.
- Выход есть всегда. - Коврижин поправил пропитанную сукровицей заскорузлую повязку на лбу. - Ты притчу о двух лягушках знаешь?
- Это которые в бидон с молоком сорвались? - скривился Чепраков. - Знаю. Одна, мол, сразу лапки сложила и давай тонуть, а вторая барахталась-барахталась да молоко в масло сбила и жива-здоровёхонька осталась. Так?
- Именно.
- А вы знаете, что с ней потом сталось?
- Ну-у... вылезла, наверно, из кувшина и домой попрыгала.
- Чёрта с два! Плотность масла куда выше, чем у молока, значит, итоговый объём меньше - до края она дотянуться уже не могла. Стенки скользкие, угол отрицательный - не поднимешься. Вот и сидела она в том кувшине, пока её картавая пейзанка оттуда не выудила. А потом в том же масле изжарила и с французским мужиком своим на полдник слопала. Вам такой выход по душе?
Не нашёлся комбат, что ответить.
Сидевший рядом и всё прекрасно слышавший Студент, помогая себе правой рукой, посмотрел на циферблат забрызганных кровью часов.
"Они у него ночью светятся. Как гнилушка", - ни с того ни с сего подумал Коврижин.
А Чепраков, и разобиженный, и перепуганный, точно оставленный вопреки всем слезам и воплям отлучившейся матерью карапуз, перебрался от комбата подальше.
Из-под сбитого его неосторожным движением куска дёрна потекла в овраг струйка жёлтого, как кукуруза, сухого песка.
Безмятежность над степью стояла удивительная. Довоенная, покойная, убаюкивающая...
Секундная стрелка мчалась по кругу, сталкивая в прошлое мгновения.
Торопился за ней, истончаясь понемногу, песчаный ручеёк.
- А що як, i справдi, здатися? - подал кто-то раздумчивое предложение с правого фланга. - Мабуть, так буде краще?..
- Я тебе сдамся, - веско пообещал Лобанов, не отвлекаясь от пулемёта.
Природа вокруг жила будничной, миллионами лет установленной жизнью. Тянулась, обвивалась, покачивалась, стрекотала, жужжала, звенела, ползла, скакала, бежала, принюхивалась, клевала и набивала за щёку. И не было ей дела до готовых уничтожать один другого двух неистовых лагерей заблудших её отпрысков, что выжидающе затаились друг напротив друга.
А вот стрелка часов бездействия не терпела. Она спешила закончить круг.
- Всё!
Будто вспугнутый возгласом Студента, треснул выстрел.
О том, что скатилось на дно ложбины тело Чепракова, и товарищи увидели затылок, разнесённый пущенной в рот пулей, не было сказано ни слова.
Зазвучали другие слова. Сейчас нужные.
- Батальон, приготовиться к бою! Огонь по моей команде. Бить только по пехоте. Заберём их с собой побольше! Мы не лягушки, об нас зубы пообломаешь - у нас у самих зубы есть...
Последняя песчинка упала с обрыва, и словно сорвалась с цепи вытягивающая душу визгливая дикая свора немецких мин.