Красный след в белом поле. Глава 16

Aug 09, 2013 22:24


Глава 16.

- Будем прорываться тремя группами.
          Разведённые сырным светом луны тучные силуэты германских танков, бронетранспортёров и автомашин, выстроенных за шоссе в длинную линию, смотрелись угрожающе. С поля долетали обрывки подлаивающей немецкой речи, помаргивали в мерклой темноте огоньки сигарет. Отголоски их сладковатого душка доносились порывами до леса, где, загородившись ветками, Коврижин шёпотом объяснял задачу вновь назначенным командирам отделений.
          В который раз вновь назначенным. Сколько времени проходит на этой войне, пока "вновь назначенные" не переходят в "из списков выбывшие"? Минуты. Часы. Редко дни, не говоря о неделях. Много больше ста человек комбат вычеркнул из затёртого, разлохмаченного листа с перечнем личного состава батальона, некогда составленным пропавшим без вести старшиной Харламовым. Десятки из них он назначал командирами рот, взводов и отделений. Скольких и когда придётся назначить вновь ещё? Не терзался Коврижин этим вопросом. По крайней мере, в ту минуту, когда примерно часом ранее делил остававшуюся у него полуроту.
         - Младший сержант Юлаев с группой из тринадцати бойцов осуществляет отвлекающий манёвр по центру участка. Ваша задача - заставить противника оттянуть на вас силы с флангов.
          - Понятно, - Юлаев кивнул.
          - Атаку начнёте в... - комбат посмотрел на часы, приложил их к уху, встряхнул энергично рукой, ещё раз прислушался. - Всё. Встали. У кого часы есть?
          - Я свои ещё до плена о лафет треснул, - отозвался Костоправ.
          - У меня тоже нет, - ответил Юлаев.
          Четвёртый член "совета" - ефрейтор Грошев - просто отрицательно покачал головой.
          - Значит, атаку начнёте по готовности. Ориентировочное время готовности - тридцать минут. Основные силы батальона двумя группами по двадцать бойцов идут на прорыв по флангам. Старший сержант Костоправ слева...
          - Есть!
          - Правую группу поведу я. Как только гансы снимутся...
          - Если снимутся, - не удержался вставить Костоправ.
          Даже чернота лесной саржевой ночи не затушила молний во взгляде, которым Коврижин потребовал от старшего сержанта придержать комментарии при себе:
          - Как только противник перебросит силы в центр, это будет сигналом для нашего выступления. Понятно?
          - Так точно! - далее Костоправ был серьёзен и чёток.
          После паузы комбат добавил:
          - Так-то вот. В любом случае, сбор батальона назначаю в роще, которую обнаружил ефрейтор Грошев, - капитан обернулся к Грошеву.
          - Ага, - сразу начал ефрейтор, - от дороги километра два, а то четыре - в темноте-то поди разбери. Но рощица приметная, на взгорочке. Мимо не пробежишь. При луне-то.
          - Укрыться в ней надо успеть до рассвета, - поставил точку комбат.
          Все четверо направились в глубь леса, к собранному в три группы батальону.
          По пути капитан придержал за обшлаг Юлаева, и оставшись с ним наедине, попросил:
          - Ты берёшь ребят нашего полка. Устройте на дороге хороший сабантуй. Побольше шума! От вашей ярости зависит, сумеет ли батальон прорваться.
          - Мы...
          Не давая Юлаеву договорить, капитан неожиданно остановился и, круто повернувшись, сжал ладонями его плечи.
          - Услышишь, что мы начали прорыв, немедленно отходи обратно в лес и растворяйся! Ты понял меня, младший сержант? Пережди, пока гансы бросятся к нам, форсируй дорогу и догоняй батальон.
          Коврижин смотрел на Юлаева в упор:
          - У вас мало шансов, но ты постарайся всех сохранить. Вы - последние солдаты полка. Вы - всё, что у меня осталось!
          - Живы будем - не помрём! - ни капли бодрячества, ни грана шутовства не было в голосе Юлаева. - А помрём, так уж не задаром. Вот это я вам твёрдо обещаю, товарищ капитан.
          Даже не пытался сдерживать себя больше комбат и сдавил бойца в объятиях.

Двадцать заждавшихся красноармейцев расположились цепочкой в лесном смешанном подросте неподалёку от опушки, внимая молчанию ночной природы по обе стороны шоссе.
          В воздухе пахло рассветом.
          Коврижин нервничал, вслушиваясь, не прервёт ли просыпающийся птичий хор давно ожидаемая слева стрельба.
          Но в разноголосье пернатых вклинился только гулкий, как танковый рёв, всхрап Подубова, пресечённый тут же тычком Грошева в бок великану.
          Подубов пробудился на мгновение, расплывчатым взглядом нарисовал урезанную синусоиду и снова склонил голову.
          Придрёмывали и многие другие бойцы.
          Уложив подбородок на поставленные друг на друга кулаки, Онучин сквозь ветки и траву отрешённо смотрел на намечавшуюся над горизонтом белую полоску восхода.
          - Скоро солнце подымется, товарищ капитан, - прошептал Онучин почти мечтательно, не поворачивая и не поднимая головы. - Может, дёрнем, пока немцы дрыхнут, а?
          - Подождём ещё немного... - также чуть слышно ответил комбат.
          Несколько следующих томительных и тягучих, как патока, минут растянулись, словно сырая резина.
          - Эх, Юлаев, Юлаев, - тихо вздохнул Коврижин и передал наконец по цепи:
          - Ползком за мной!
          Быстро, но осторожно работая локтями и коленями, группа оказалась на опушке, пересекла шоссе, спустилась в кювет на другой стороне.
          Коврижин собирался уже ринуться дальше, когда слева грянула яростная долгожданная перестрелка. Казалось, сотня беспросветно пьяных бешеных чертей атаковала фашистские позиции, возмещая своё опоздание степенью исступления.
          Противник, занимавший позиции напротив группы капитана, зашевелился, забеспокоился. Забегали хлопотливо солдаты. В унисон ожили машины и танк. Фары осветили шоссе над головами красноармейцев. Запутавшийся поначалу в автоматных и пулемётных очередях, но живо взбодрённый хлопками гранат и подстёгнутый винтовочными щелчками бой сразу вошёл в полную силу, и было ощущение, что результат его вполне может оказаться грустным для обороняющихся. Левый фланг немецкого фронта, наверное, чувствовал это, но с места не трогался, позволяя себе в нетерпении только зловеще порыкивать моторами урчавшей в сумерках техники.
          - Валите же отсюда! - со злобным, но благоразумно бесшумным отчаянием выглянул из канавы красноармеец Лобанов.
          Ещё дальше слева занялся второй очаг сражения.
          - Костоправ пошёл, - почти одними губами выговорил оказавшийся рядом с капитаном Грошев.
          Коврижин согласно кивнул.
          Фашисты не выдержали: преграждавшие дорогу группе Коврижина танк и бронетранспортёр взревели и, будто голодные невыспавшиеся носороги, прямиком по полю заспешили на поддержку соседям, оставляя прикрывать своё направление только пехоте и грузовику, её перевозившему.
          - Группа, приготовиться к бою.
          Выждав, пока бронированные машины скроются за изогнувшим шоссе мысом скудного бора, комбат выскочил из кювета.
          - Вперёд! Ура!!!
          Подхватив клич командира, не экономя патронов, разбив первым делом фары широколицего грузовика, стреляя во всё, что шевелилось на их пути, красноармейцы бурей налетели на неприятельские порядки.
          Гитлеровцы были ошарашены: лишь пара кратких автоматных очередей встретила атакующих, да несколько раз треснули винтовки.
          Особого вреда эти выстрелы не причинили, но вооружённый пулемётом Подубов захромал на бегу, а один из бойцов опрокинулся, наткнувшись грудью на меткую пулю.
          Оборона фашистов была прорвана.
          Оставляя за собой поражённых врагов и занимающийся пламенем автомобиль, группа стремительно удалилась в сторону проступившей на фоне светлеющего неба роще.
          Красноармейцы успели пробежать метров сто, когда в спину им ударил пулемёт. И ударил точно: брызжа кровью сквозь музыкальные пальцы, упал схватившийся за перебитую сонную артерию Онучин. Погибли на месте ещё два бойца. А немцы продолжали усиливать обстрел, подкрепляя пулемёт всеми имеющимися стволами.
          Группа была вынуждена залечь и развернуться для огневого отпора.
          - Подавить пулемёт! Все... - пуля чикнула перед комбатом и закинула ему в открытый рот добрую горсть сдобного украинского чернозёма.
          - Всем огонь по пулемёту! - докончил Коврижин, отплёвываясь.
          Прицелы послушно сомкнулись на пулемётчике, удобно высвеченному разгоревшимся грузовиком.
          Вражеский пулемёт замолчал, но немцы умело воспользовались запинкой, грамотно разобрались в ситуации, и, подбадриваемые своим значительным численным перевесом, рассыпаясь в цепь, повели наступление.
          - Уходите! - выкрикнул Подубов, оторвавшись на мгновение от своего пулемёта. - Капитан, уводи всех! Я прикрою!
          Последние слова Подубов произносил, уже снова припав щекой к прикладу и нажимая на спуск.
          Пришла очередь гитлеровцев дружно вжиматься в землю.
          - Отходим! - без рассуждений приказал Коврижин.
          Откуда-то справа донёсся сквозь стрельбу скворечий фальцет Грошева:
          - Сюда!.. Ложбинка-то тут! Товарищ капитан, сюда!
          Группа, дав в сторону фашистов ещё залп, шмыгнула в прятавшуюся в низине темень.
          Тем временем Подубов перебрался за похожую на ощетинившегося дикобраза волосатую крупную кочку и, как мог, мешал продвижению врага.
          Лаконичные, жалящие очереди придерживали гансов, но те были вояки мастеровитые, опытные, шили их не один год и отнюдь не лыком, и совсем остановить их было непросто. Невозможно.
          Искусно используя неровности местности, попеременно прикрывая друг друга огнём, короткими перебежками фашисты приближались.
          Подубов огрызался всё короче и реже.
          Немцы наступали всё бесстрашнее и настырнее.
          И вот, проглотив последний патрон, пулемёт Подубова дёрнулся и смолк.
          Раненый в шею и плечо, Подубов замер. Позволил немцам подступить к себе вплотную, а потом, ухватив пулемёт как дубину за раскалённый ствол голыми руками, кинулся на врага.
          Полетели на землю германские каски, затрещали арийские черепа и рёбра, брызнули во все стороны зубы тевтонцев.
          В быстротечной схватке Подубов смог уложить шестерых, но вскоре былинная фигура исполина затерялась среди повисших на нём, как собаки на медведе, серых мундиров. Схлестнувшиеся в животной драке силы были фатально неравны...

Утро затуманилось, застряв среди мышастых стволов.
          Выисканная Грошевым рощица на вершине холма оказалась совсем маленькой и очень редкой.
          - Туман осядет, как мишени в тире будем...
          Кому из растаявших в пепельной дымке бойцов принадлежало тихое высказывание, Коврижин не определил. Он старательно вслушивался, рассчитывая уловить звуки приближающихся шагов кого-нибудь из групп Костоправа и Юлаева.
          - Не придут они уже, товарищ капитан, - понял командира очевидного студенческого вида красноармеец. (Фамилию его Коврижин не помнил - в памяти комбата он так и сохранился: "Студент"). - Всё давно стихло. Если бы кто-то из них выжил, он был бы сейчас здесь, с нами.
          Не то в подтверждение, не то в опровержение этих слов со стороны шоссе донеслось несколько винтовочных выстрелов, и пару раз кашлянул пистолет.
          - Добивают... - догадался кто-то.
          Туман смял отголоски стрельбы, вместо которой отчётливо зазвучала приближающаяся крупная механизированная колонна.

подвиг, горе, родина, война, дорога, времена, история, СССР, Великая Отечественная, Россия, книга

Previous post Next post
Up