"Я все время воюю"
Виктор Соснора о языке, русских поэтах и снайперской стрельбе
ДЕНЬ-НОЧЬ, ДЕНЬ-НОЧЬ
- Как живете, караси? - Ничего себе, мерси!
Это утро. К открытию глаз М. будит меня. И рюмочку на ножке тянет.
Пьем. Поем. Это с утра. Ночью ж: отпето, бойцы после боя, в крови. Гимнастерки разрезаны пулями до ног.
М. у окна синей ночью, запевает заново. Луна пускает пузырьки нулей. Собака Р. сидит, с бифштексом из Парижа, вечно-вкусным (стальной он, с запахом. Обманный). Пол паркетный, как фортепианный. Цветы на окнах цветут, в комнатах. На балконе в фарфоровых бочонках - огурцы, свежевымытые. Малосольны почти.
М., поющая:
- День-ночь, день-ночь мы идем по Африке, день-ночь, день-ночь все по той же Африке, где только пыль пыль пыль от шагающих сапог, и отдыха нет на войне солдату. Пыль, пыль, пыль!
Взводит руку на меня, М.:
- Друг мой, мой друг, можешь ты меня не ждать, я здесь забыл, как зовут родную мать, здесь только пыль-пыль-пыль-пыль из-под шагающих сапог. И отдыха нет!
М., мне - грозно:
- Счет, счет, счет, счет, счет веди патронам всем, мой Бог, дай сил не сойти с ума совсем, здесь только смерть, смерть, смерть нас избавит от забот, верю в нее я и жду, как Бога, - смерть, смерть, смерть, смерть!
Песнь прервана, рывок к выключателю, свет, оскал зубовный, и М. вскакивает на окно, руки в раме, и летит вниз, с 9 этажа. Я втаскиваю за ноги, ломаю стекла.
Ничего, ничего, рассказ.
М. ела мои цветы (я сажал!).
Я сажал, она ела. Она уничтожила мои коллажи из коктебельских камней; аметисты, сапфиры, сердолики, топазы и т. д. Она их била в порошок молотком. Пила с ними, подсыпала. Она выколола глаза мне и сердце ножом на портрете, а потом в них стреляла.
Водила на постель молодых лебедей. А утром солнце встанет, и собака-пуделица мне голову на голову положит. М. стоит уж, от радости сияющая, с веснушками. Рюмка рому на полу - на золотом подносе:
- Как живете, караси? - Ни-че-го себе, мерси!
Виктор СОСНОРА Дом дней
ДЕНЬ-НОЧЬ, ДЕНЬ-НОЧЬ
- Как живете, караси? - Ничего себе, мерси!
Это утро. К открытию глаз М. будит меня. И рюмочку на ножке тянет.
Пьем. Поем. Это с утра. Ночью ж: отпето, бойцы после боя, в крови. Гимнастерки разрезаны пулями до ног.
М. у окна синей ночью, запевает заново. Луна пускает пузырьки нулей. Собака Р. сидит, с бифштексом из Парижа, вечно-вкусным (стальной он, с запахом. Обманный). Пол паркетный, как фортепианный. Цветы на окнах цветут, в комнатах. На балконе в фарфоровых бочонках - огурцы, свежевымытые. Малосольны почти.
М., поющая:
- День-ночь, день-ночь мы идем по Африке, день-ночь, день-ночь все по той же Африке, где только пыль пыль пыль от шагающих сапог, и отдыха нет на войне солдату. Пыль, пыль, пыль!
Взводит руку на меня, М.:
- Друг мой, мой друг, можешь ты меня не ждать, я здесь забыл, как зовут родную мать, здесь только пыль-пыль-пыль-пыль из-под шагающих сапог. И отдыха нет!
М., мне - грозно:
- Счет, счет, счет, счет, счет веди патронам всем, мой Бог, дай сил не сойти с ума совсем, здесь только смерть, смерть, смерть нас избавит от забот, верю в нее я и жду, как Бога, - смерть, смерть, смерть, смерть!
Песнь прервана, рывок к выключателю, свет, оскал зубовный, и М. вскакивает на окно, руки в раме, и летит вниз, с 9 этажа. Я втаскиваю за ноги, ломаю стекла.
Ничего, ничего, рассказ.
М. ела мои цветы (я сажал!).
Я сажал, она ела. Она уничтожила мои коллажи из коктебельских камней; аметисты, сапфиры, сердолики, топазы и т. д. Она их била в порошок молотком. Пила с ними, подсыпала. Она выколола глаза мне и сердце ножом на портрете, а потом в них стреляла.
Водила на постель молодых лебедей. А утром солнце встанет, и собака-пуделица мне голову на голову положит. М. стоит уж, от радости сияющая, с веснушками. Рюмка рому на полу - на золотом подносе:
- Как живете, караси? - Ни-че-го себе, мерси!
Виктор СОСНОРА Дом дней