Теория ограниченной войны: Постановка проблемы
Мне тут посоветовали почитать Julian S. Corbett, Principles of Maritime Strategy. Получилось забавно. Когда я узнал, что книгу неведомым произволом издателя перевели на русский как "Великие морские сражения XVI-XIX веков", немедленно обнаружил ее у себя на полочке. И вспомнил, что когда был маленьким глупеньким школьником, уже читал эту книгу. Поскольку я был тогда маленьким и глупеньким, фамилию автора я не запомнил, а описанную там теорию воспринял по-диагонали. Хотя, вероятно, что-то все же отложилось, потому что я узнаю мысли, которые всегда считал своими. Только теперь, перечитывая Principles of Maritime Strategy спустя почти 10 лет, я понимаю, какое огромное значение имеет эта работа именно для современности.
Ну и, в качестве приятного бонуса, для фантастики, для описания космических войн. Корбетт доходчиво объясняет, почему все, кто пытался рассуждать о космических войнах в рамках теории Клаузевица, могут выкинуть все это на помойку ошибались. Principles of Maritime Strategy должна стать настольной книгой любого, кто пишет про войну в космосе. Или хотя бы быть вдумчиво прочитана.
Корбетт фактически подхватывает Клаузевица на его недописанной книге. Немецкий теоретик, как и все немецкие теоретики, пытался вывести Идею с большой буквы, очистив ее от шелухи частных случаев, и создать теорию абсолютной войны. И, в конце-концов, сам осознал, что, как часто бывает при таком подходе, вместе с водой выплеснул ребенка. Последняя практическая работа в жизни Клаузевица, его план по войне с Францией, шла поперек декларированных им же принципов.
Свои принципы он вывел на основе того, что сам видел вокруг. Большая часть жизни и карьеры Клаузевица пришлись на эпоху Революционных и Наполеоновских войн. Впервые за многие столетия, эти войны велись не небольшими армиями, а вооруженными нациями. Идея levée en masse снова вернула нас во времена племенных ополчений. Ее логическим завершением стала концепция тотальной войны (про которую кричал Геббельс), означавшая также возврат к нравам и обычаям времен племенных ополчений, только теперь в масштабах целых континентов. Немцев потом еще судили за это.
Довольно сложно пересказать фундаментальный труд в одном предложении, но я попытаюсь хотя-бы передать центральную идею. Клаузевиц писал, что целью является не территория, а армия противника, и нужно наступать, бить ее до окончательного разгрома, не останавливаясь на достигнутом. Однако, сейчас мы видим, что войны, которые происходят вокруг нас, разительно отличаются от Наполеоновских. То же можно сказать и о Корбетте, жившем на рубеже XIX-XX веков. Так где же "ребенок"?
Поскольку война является продолжением политики насильственными средствами, вопрос первой важности Корбетт ставит следующим образом: Насколько большое значение придает противник цели войны? Классический наполеоновский метод, воспетый Клаузевицем, применим для ситуаций, когда целая нация готова сражаться до последнего вздоха. В таком случае, для победы необходимо полностью сломить сопротивление противника. Если это в принципе возможно, следует действовать по Клаузевицу. Если это невозможно, на смену примату наступления приходит примат обороны и контратаки. Принцип "никогда не останавливайся на достигнутом" становится просто опасен. Нужно вовремя останавливаться и закреплять свои достижения, продвигая вперед линию обороны и создавая новый плацдарм для контратак. Когда ни одна из сторон не способна добиться решительного успеха, но обе готовы сражаться до конца, война принимает затяжной характер.
Но если речь идет о принципах морской стратегии, спросите вы, какие там могут быть линии обороны? Их же там только две, одна проходит по нашим базам, а другая - по базам противника. Вот именно, отвечает Корбетт. Даже если не учитывать того, что под защитой береговой артиллерии и минных заграждений (от себя добавлю, что к сегодняшнему дню сюда добавились прикрытие базовой авиации и зона покрытия береговых радаров) боевая устойчивость флота гораздо выше, флот, действующий в собственных водах и опирающийся на плотную сеть баз снабжения, имеет значительное преимущество перед противником. Наглядным и близким нам примером являются действия японского флота в Русско-японскую войну. Рождественский постоянно мандражил по поводу атак японских миноносцев, в то время как Того просто ждал его в проливе, через который русская эскадра почти неизбежно должна была пройти. Причем последняя ее остановка была в Индокитае. К чести французов, наши стратегические партнеры нарушали международное право как могли, без расчета на это вся затея изначально была абсолютно бессмысленной. Но, по ряду причин, полноценного ремонта после путешествия в другое полушарие не получилось.
Под другой линией подразумевается блокада. Да, с точки зрения Корбетта, блокада - это оборонительное действие. Поскольку основная цель блокады - не получить что-то, а не дать противнику что-то получить. Блокада может быть направлена как на основные силы противника, так и на его коммуникации. Наглядной иллюстрацией этого принципа были действия немецких подводников во время битвы за Атлантику. Да, совершенно очевидно, что немцы изначально собирались вести с англичанами ограниченную войну. Читая Корбетта, я неудержимо вспоминаю некое другое исследование по поводу стратегии Третьего Рейха в период 1939-1941 гг. Немцы действовали так, как описано в книге, но не осознанно, а под давлением обстоятельств и без понимания того, что они делают. Вследствие чего, допустили ряд существенных ошибок. Но об этом потом. Да, об этом надо будет написать целый пост, благо тема сейчас волнует умы.
Чтобы отказаться от тянущегося за словами "наступательный" и "оборонительный" идеологического шлейфа, который имеет место быть и сегодня, пускай другого характера (ох, лучше бы вам никогда не довелось общаться с фанатиками Резуна), Корбетт предлагает ввести для целей термины "позитивный" и "негативный". Позитивной (аналог наступательной) называется цель, которую можно выразить как: "Мы хотим получить %название ценности%". Негативной (аналог оборонительной) называется цель, которую можно выразить как: "Мы хотим не дать противнику получить %название ценности%". На самом деле, одно переходит в другое. Например, часто бывает так, что чтобы высадить десант, необходимо воспрепятствовать доступу вражеского флота в район операции. Поэтому чисто оборонительные и чисто наступательные операции - фикция. В рамках одной операции неизбежно возникают как позитивные, так и негативные цели, вследствие чего приходится сочетать как оборонительные, так и наступательные меры. Однако, теоретики XIX века, осмысливая опыт недавних войн, находились в плену культа наступления. Видимо, именно систематической недооценкой роли обороны объясняется постулат Мэхена о второстепенном характере крейсерской войны. Крейсерская война, очевидно, является оборонительным действием, не имеет целью вооруженные силы противника и не подразумевает достижения решительного успеха. То есть, противоречит всему, что во времена Мэхена считалось основой правильной стратегии.
Как я уже писал в ироничном посте про кадета Перри, если бы я мог атаковать флот неприятеля, находящийся под защитой лучших из его крепостей, и разбить наголову, не понеся при этом неприемлемых потерь, я бы это уже сделал. В общем же случае, достижение победы требует гармоничного сочетания обороны и наступления не только на оперативном, но и на стратегическом уровне. Оборона необходима как средство накопления сил и изматывания противника. Недооценка военными теоретиками XIX века значения обороны связана с особенностями суши вообще и Европы в частности как ТВД. В сухопутной войне территория и то, что на ней находится, сами по себе являются оспариваемыми ценностями. А на таком ограниченном пространстве, каковым ко времени Наполеона стала Европа, все жизненно-важные центры к тому же находились довольно близко друг к другу и неизбежно ставились под угрозу удачным наступлением. Таким образом, любая наступательная операция сама же и защищала себя, что отразилось в стратегеме "лучшая защита - нападение". Однако, такой подход не сработал в России, где занимаемая территория не представляла достаточной ценности, чтобы оправдать существование Великой Армии. Да что там, даже банально не могла ее прокормить. При этом, ключевые центры были разделены огромными расстояниями, и успех Наполеона под Москвой не создавал никакой угрозы ничему еще, что стоило бы защищать. Более того, из-за удаленности от баз снабжения, Москву было невозможно даже удерживать в качестве предмета торга на мирных переговорах. Поэтому оборонительная стратегия Барклая и Кутузова оправдала себя, а наступательная стратегия Наполеона с треском провалилась.
Из сказанного выше, нетрудно уяснить, что когда речь идет о колониальных или морских войнах, классические принципы, выработанные на основе европейского опыта, не могут быть применены в полной мере. Выдвинув красивый лозунг "море - не стена, а дорога", Мэхен упустил факт, подмеченный Корбеттом, своеобразный принцип дуализма. Море одновременно И дорога, И стена. Действительно, когда Клаузевиц воспевал абсолютную войну, решительно отмахиваясь от ограниченной, он имел на то основания. Ведь под ограниченной войной Клаузевиц понимал что-то вроде завоевания Силезии Фридрихом Великим - конфликт за пограничную территорию, которая не имеет для владельца такой ценности, чтобы устраивать из-за нее абсолютное противостояние вооруженных наций. Однако, к XIX веку в Европе осталось немного территорий, про которые можно было сказать, что они не имеют для владельца особой ценности, и могут быть им оставлены без очень серьезных внутриполитических последствий. А чтобы война двух стран, имеющих общую границу, возвысилась до абсолютной, достаточно воли одной стороны. Если страны не имеют общей границы, но между ними находится некое нейтральное государство, это тоже не спасает ситуацию. Через слабое государство можно пройти без спросу. Сильное государство можно заполучить в союзники.
Но стоит выйти за рамки континентального мышления, и ситуация резко изменится. Заморские территории, как правило, имеют ограниченную политическую важность и поддаются изоляции посредством стратегических операций. К тому же, они попросту очень далеко. Иногда, как в случае Русско-японской войны, фактор стратегической изоляции наступает сам по себе, без всяких дополнительных действий со стороны агрессора. Поэтому за них ведутся ограниченные войны, в которых объективно более слабая сторона может победить сильнейшего противника за счет грамотной стратегии. Ограниченные войны зависят не от общего числа сил сторон, а от того, сколько сил они могут или хотят собрать в решающем сражении. При этом, однако, надо застраховаться от перевода войны в абсолютную, создав такую оборону, которая прикроет оставшиеся дома объекты даже в случае поражения на ключевом театре. Сунь Цзы сказал, что это невозможно, но есть лазейка - принцип дуализма. Море И дорога И стена. Даже самый узкий пролив становится стеной, защищающей сторону, которая завоюет господство на море. В этом разгадка облома Пруссии в первой войне с Данией. Датчане решили провести ограниченную войну за парочку спорных герцогств. Пруссаки, в полном соответствии с заветами Клаузевица, перевели ее в абсолютную. Но датский флот так не думает. В результате, хотя как вооруженная нация Пруссия была многократно сильнее, ситуация сложилась патовая. А во второй войне с Данией - анекдотическая. Пруссия собрала против несчастного королевства такую коалицию, что ее совокупная армия была сравнима по численности со всем мужским населением Дании. И хотя эта орда не смогла бы даже разместиться на театре военных действий, решающим сражением стала битва при Гельголанде, в которой с обеих сторон участвовал какой-то жалкий десяток фрегатов, корветов и канонерок, причем ни одна из эскадр не смогла добиться решительного успеха. Хотя с тактической точки зрения, основной успех Тегетгоффа заключался в том, что ему удалось благополучно унести ноги, в стратегическом плане именно маневр австрийского флота вокруг Европы обеспечил коренной перелом в войне и скорую капитуляцию Дании.
Таким образом, господство на море позволяет относительно слабым, но имеющим изолированное географическое положение странам добиваться успеха в противостоянии с более сильными соседями, навязывая им ограниченные войны. Предоставлю читателю возможность самостоятельно осознать, что это значит для гипотетической пока что космической войны. О стратегии такой войны (по Корбетту и по факту) будет мой следующий пост.
Ну и, в качестве приятного бонуса, для фантастики, для описания космических войн. Корбетт доходчиво объясняет, почему все, кто пытался рассуждать о космических войнах в рамках теории Клаузевица, могут выкинуть все это на помойку ошибались. Principles of Maritime Strategy должна стать настольной книгой любого, кто пишет про войну в космосе. Или хотя бы быть вдумчиво прочитана.
Корбетт фактически подхватывает Клаузевица на его недописанной книге. Немецкий теоретик, как и все немецкие теоретики, пытался вывести Идею с большой буквы, очистив ее от шелухи частных случаев, и создать теорию абсолютной войны. И, в конце-концов, сам осознал, что, как часто бывает при таком подходе, вместе с водой выплеснул ребенка. Последняя практическая работа в жизни Клаузевица, его план по войне с Францией, шла поперек декларированных им же принципов.
Свои принципы он вывел на основе того, что сам видел вокруг. Большая часть жизни и карьеры Клаузевица пришлись на эпоху Революционных и Наполеоновских войн. Впервые за многие столетия, эти войны велись не небольшими армиями, а вооруженными нациями. Идея levée en masse снова вернула нас во времена племенных ополчений. Ее логическим завершением стала концепция тотальной войны (про которую кричал Геббельс), означавшая также возврат к нравам и обычаям времен племенных ополчений, только теперь в масштабах целых континентов. Немцев потом еще судили за это.
Довольно сложно пересказать фундаментальный труд в одном предложении, но я попытаюсь хотя-бы передать центральную идею. Клаузевиц писал, что целью является не территория, а армия противника, и нужно наступать, бить ее до окончательного разгрома, не останавливаясь на достигнутом. Однако, сейчас мы видим, что войны, которые происходят вокруг нас, разительно отличаются от Наполеоновских. То же можно сказать и о Корбетте, жившем на рубеже XIX-XX веков. Так где же "ребенок"?
Поскольку война является продолжением политики насильственными средствами, вопрос первой важности Корбетт ставит следующим образом: Насколько большое значение придает противник цели войны? Классический наполеоновский метод, воспетый Клаузевицем, применим для ситуаций, когда целая нация готова сражаться до последнего вздоха. В таком случае, для победы необходимо полностью сломить сопротивление противника. Если это в принципе возможно, следует действовать по Клаузевицу. Если это невозможно, на смену примату наступления приходит примат обороны и контратаки. Принцип "никогда не останавливайся на достигнутом" становится просто опасен. Нужно вовремя останавливаться и закреплять свои достижения, продвигая вперед линию обороны и создавая новый плацдарм для контратак. Когда ни одна из сторон не способна добиться решительного успеха, но обе готовы сражаться до конца, война принимает затяжной характер.
Но если речь идет о принципах морской стратегии, спросите вы, какие там могут быть линии обороны? Их же там только две, одна проходит по нашим базам, а другая - по базам противника. Вот именно, отвечает Корбетт. Даже если не учитывать того, что под защитой береговой артиллерии и минных заграждений (от себя добавлю, что к сегодняшнему дню сюда добавились прикрытие базовой авиации и зона покрытия береговых радаров) боевая устойчивость флота гораздо выше, флот, действующий в собственных водах и опирающийся на плотную сеть баз снабжения, имеет значительное преимущество перед противником. Наглядным и близким нам примером являются действия японского флота в Русско-японскую войну. Рождественский постоянно мандражил по поводу атак японских миноносцев, в то время как Того просто ждал его в проливе, через который русская эскадра почти неизбежно должна была пройти. Причем последняя ее остановка была в Индокитае. К чести французов, наши стратегические партнеры нарушали международное право как могли, без расчета на это вся затея изначально была абсолютно бессмысленной. Но, по ряду причин, полноценного ремонта после путешествия в другое полушарие не получилось.
Под другой линией подразумевается блокада. Да, с точки зрения Корбетта, блокада - это оборонительное действие. Поскольку основная цель блокады - не получить что-то, а не дать противнику что-то получить. Блокада может быть направлена как на основные силы противника, так и на его коммуникации. Наглядной иллюстрацией этого принципа были действия немецких подводников во время битвы за Атлантику. Да, совершенно очевидно, что немцы изначально собирались вести с англичанами ограниченную войну. Читая Корбетта, я неудержимо вспоминаю некое другое исследование по поводу стратегии Третьего Рейха в период 1939-1941 гг. Немцы действовали так, как описано в книге, но не осознанно, а под давлением обстоятельств и без понимания того, что они делают. Вследствие чего, допустили ряд существенных ошибок. Но об этом потом. Да, об этом надо будет написать целый пост, благо тема сейчас волнует умы.
Чтобы отказаться от тянущегося за словами "наступательный" и "оборонительный" идеологического шлейфа, который имеет место быть и сегодня, пускай другого характера (ох, лучше бы вам никогда не довелось общаться с фанатиками Резуна), Корбетт предлагает ввести для целей термины "позитивный" и "негативный". Позитивной (аналог наступательной) называется цель, которую можно выразить как: "Мы хотим получить %название ценности%". Негативной (аналог оборонительной) называется цель, которую можно выразить как: "Мы хотим не дать противнику получить %название ценности%". На самом деле, одно переходит в другое. Например, часто бывает так, что чтобы высадить десант, необходимо воспрепятствовать доступу вражеского флота в район операции. Поэтому чисто оборонительные и чисто наступательные операции - фикция. В рамках одной операции неизбежно возникают как позитивные, так и негативные цели, вследствие чего приходится сочетать как оборонительные, так и наступательные меры. Однако, теоретики XIX века, осмысливая опыт недавних войн, находились в плену культа наступления. Видимо, именно систематической недооценкой роли обороны объясняется постулат Мэхена о второстепенном характере крейсерской войны. Крейсерская война, очевидно, является оборонительным действием, не имеет целью вооруженные силы противника и не подразумевает достижения решительного успеха. То есть, противоречит всему, что во времена Мэхена считалось основой правильной стратегии.
Как я уже писал в ироничном посте про кадета Перри, если бы я мог атаковать флот неприятеля, находящийся под защитой лучших из его крепостей, и разбить наголову, не понеся при этом неприемлемых потерь, я бы это уже сделал. В общем же случае, достижение победы требует гармоничного сочетания обороны и наступления не только на оперативном, но и на стратегическом уровне. Оборона необходима как средство накопления сил и изматывания противника. Недооценка военными теоретиками XIX века значения обороны связана с особенностями суши вообще и Европы в частности как ТВД. В сухопутной войне территория и то, что на ней находится, сами по себе являются оспариваемыми ценностями. А на таком ограниченном пространстве, каковым ко времени Наполеона стала Европа, все жизненно-важные центры к тому же находились довольно близко друг к другу и неизбежно ставились под угрозу удачным наступлением. Таким образом, любая наступательная операция сама же и защищала себя, что отразилось в стратегеме "лучшая защита - нападение". Однако, такой подход не сработал в России, где занимаемая территория не представляла достаточной ценности, чтобы оправдать существование Великой Армии. Да что там, даже банально не могла ее прокормить. При этом, ключевые центры были разделены огромными расстояниями, и успех Наполеона под Москвой не создавал никакой угрозы ничему еще, что стоило бы защищать. Более того, из-за удаленности от баз снабжения, Москву было невозможно даже удерживать в качестве предмета торга на мирных переговорах. Поэтому оборонительная стратегия Барклая и Кутузова оправдала себя, а наступательная стратегия Наполеона с треском провалилась.
Из сказанного выше, нетрудно уяснить, что когда речь идет о колониальных или морских войнах, классические принципы, выработанные на основе европейского опыта, не могут быть применены в полной мере. Выдвинув красивый лозунг "море - не стена, а дорога", Мэхен упустил факт, подмеченный Корбеттом, своеобразный принцип дуализма. Море одновременно И дорога, И стена. Действительно, когда Клаузевиц воспевал абсолютную войну, решительно отмахиваясь от ограниченной, он имел на то основания. Ведь под ограниченной войной Клаузевиц понимал что-то вроде завоевания Силезии Фридрихом Великим - конфликт за пограничную территорию, которая не имеет для владельца такой ценности, чтобы устраивать из-за нее абсолютное противостояние вооруженных наций. Однако, к XIX веку в Европе осталось немного территорий, про которые можно было сказать, что они не имеют для владельца особой ценности, и могут быть им оставлены без очень серьезных внутриполитических последствий. А чтобы война двух стран, имеющих общую границу, возвысилась до абсолютной, достаточно воли одной стороны. Если страны не имеют общей границы, но между ними находится некое нейтральное государство, это тоже не спасает ситуацию. Через слабое государство можно пройти без спросу. Сильное государство можно заполучить в союзники.
Но стоит выйти за рамки континентального мышления, и ситуация резко изменится. Заморские территории, как правило, имеют ограниченную политическую важность и поддаются изоляции посредством стратегических операций. К тому же, они попросту очень далеко. Иногда, как в случае Русско-японской войны, фактор стратегической изоляции наступает сам по себе, без всяких дополнительных действий со стороны агрессора. Поэтому за них ведутся ограниченные войны, в которых объективно более слабая сторона может победить сильнейшего противника за счет грамотной стратегии. Ограниченные войны зависят не от общего числа сил сторон, а от того, сколько сил они могут или хотят собрать в решающем сражении. При этом, однако, надо застраховаться от перевода войны в абсолютную, создав такую оборону, которая прикроет оставшиеся дома объекты даже в случае поражения на ключевом театре. Сунь Цзы сказал, что это невозможно, но есть лазейка - принцип дуализма. Море И дорога И стена. Даже самый узкий пролив становится стеной, защищающей сторону, которая завоюет господство на море. В этом разгадка облома Пруссии в первой войне с Данией. Датчане решили провести ограниченную войну за парочку спорных герцогств. Пруссаки, в полном соответствии с заветами Клаузевица, перевели ее в абсолютную. Но датский флот так не думает. В результате, хотя как вооруженная нация Пруссия была многократно сильнее, ситуация сложилась патовая. А во второй войне с Данией - анекдотическая. Пруссия собрала против несчастного королевства такую коалицию, что ее совокупная армия была сравнима по численности со всем мужским населением Дании. И хотя эта орда не смогла бы даже разместиться на театре военных действий, решающим сражением стала битва при Гельголанде, в которой с обеих сторон участвовал какой-то жалкий десяток фрегатов, корветов и канонерок, причем ни одна из эскадр не смогла добиться решительного успеха. Хотя с тактической точки зрения, основной успех Тегетгоффа заключался в том, что ему удалось благополучно унести ноги, в стратегическом плане именно маневр австрийского флота вокруг Европы обеспечил коренной перелом в войне и скорую капитуляцию Дании.
Таким образом, господство на море позволяет относительно слабым, но имеющим изолированное географическое положение странам добиваться успеха в противостоянии с более сильными соседями, навязывая им ограниченные войны. Предоставлю читателю возможность самостоятельно осознать, что это значит для гипотетической пока что космической войны. О стратегии такой войны (по Корбетту и по факту) будет мой следующий пост.