День за днём (1941 - 1942 гг). Ф.А.Кондратьев
21-го октября разгром продолжался. После полудня в столовой фабрики начался пожар, перекинувшийся потом на соседний корпус. Огонь был сильный, потому что обувная фабрика имела дело с товаром, пропитанным жиром, было много гуттаперчи. Ветер был западный и жившие напротив по Юрьевской улице стали бояться за свои дома. Начали ломать деревянные сарайчики по забору, чтобы не дать пламени перекинуться через улицу, выкинули покрышки автомобильных шин. Однако через некоторое время появились военные и начали разгонять тушащих и даже угрожали выстрелами. Говорят, даже появился аэроплан и стрелял по толпе из пулемёта.
Рассказывают, что в других случаях тушить тоже не разрешали военные. В толпе были уверены, что пожары не случайны, а организованы, и по адресу правительства довольно громко отпускались со злобой нелестные эпитеты.
Возвращаюсь к другим событиям. С утра, 20-го, Нюра и Галя пошли в город в надежде добыть какие-либо продукты, заняли очередь в каком-то магазине (500-ую), однако ничего существенного не достали. Маруся тоже ходила в город с этой же целью, так как начали уже продавать продукты без нормы, но везде были громадные очереди. На обратном пути она встретила женщину, которая ей сказала, что на макаронной фабрике, что рядом с обувной, продают макароны ящиками, по 20 кг. Маруся бросилась туда, заняла очередь, но денег уже не брали: кто-то из начальства сказал, что ввиду эвакуации госбанка, денег брать не надо - «выдавайте макароны бесплатно». Вскоре она увидела, что во дворе толпа начала распаковывать ящики с макаронами, мешки с мукой. Она всё же получила ящик макарон, разбила его, уложила макароны в наволочку и корзинку и понесла домой.
Домой пришла Нюра и сообщила, что на Горяиновском переулке со склада люди тащат мануфактуру бесплатно мешками и уговаривала Федю и В.Ф. пойти туда. Они же с Галей стоят в очереди за продуктами, к тому же женщинам трудно добраться до товара - мужчины отталкивают женщин и даже отнимают у них добычу. Но в то же время мы уже видели на улице мужчин, несущих мешки не то с мукой, не то с макаронами, и я, да и Вера тоже, посоветовали Феде с В.Ф. первоначально заглянуть на макаронную фабрику.
Через короткое время после их ухода прибежал В.Ф. за коляской, чтобы перевезти мешок, но детская коляска для этого не годилась, и я посоветовал взять носилки. Он ушёл, а в это время показалась Маруся со своей добычей. Я помог дотащить её до дому. За добычей побежали теперь и Вера, и квартирантки. Одна из них принесла ящик макарон ещё раньше Маруси. Принесли свою добычу и Ф. с В.Ф. Я им посоветовал сбегать выручить жён, так как от приходящих стало известно, что в складах фабрики давка, у женщин отнимают добычу, могут задушить при выходе из дверей. Они это и сделали. Продукция оправдала затраченные усилия. Теперь можно было надеяться сносно прожить (в смысле продовольствия) 3-4 недели, а может быть, даже и несколько дольше.
Наши больше рейдов на фабрику не делали, а по улице всё продолжали тащить ящики до позднего вечера. Многие продавали свою добычу, взимая за ящик лапши или макарон 50- 70 и даже 90 рублей, а затем бежали за новой добычей.
В этот вечер наши мужчины решили уйти из Харькова в Россию и с 5-ой (обувной фабрикой № 5) двинулись на станцию Лосево в надежде добраться до Купянска и далее, но 24-го поздно вечером они вернулись, ибо дальше станции Мохнач они добраться не смогли. Идти же дальше пешим порядком было опасно.
21 октября, как я уже отметил, свирепствовал пожар на обувной фабрике. Надеялись, что он ограничится столовой, но так как никаких мер к локализации пожара не делалось, к вечеру огонь перекинулся на соседний корпус и угрожал корпусу по Юрьевской улице, а отсюда мог легко перекинуться на жилой наш квартал. Публика начала тушить пожар: поливали из брандспойта, из вёдер, но их было мало, ломали крышу. Однако в тушении огня участие принимали очень немногие. Я пошёл домой и посоветовал нашим женщинам принять участие в тушении пожара, который опасен и для нашего дома. Галя и Нюра отказались, пошла Маруся и квартирантки с вёдрами. Квартирантки довольно скоро вернулись, Маруся же активно тушила часов до 11, пока, по её мнению, пожар не был локализован. Все мирно улеглись спать и даже посчитали лишним установить дежурство, о чём был сговор ранее. Разумеется у всех вещи были сложены так, чтоб их легко можно было вынести из дома.
В половине второго ночи я услышал стук в дверь. Стучала Гончарко, она крикнула мне, что спать стыдно: огонь опять угрожает. Я выглянул за дверь - огонь бушевал уже по улице. Пылал корпус фабрики, что по Юрьевской. От жаркого огня горели даже листья тополя во дворе у Баркалова. Я тотчас разбудил Веру, а она всех - теперь все взрослые, кроме меня и В.И., двинулись на тушение пожара. Тушить, впрочем, было уже бесполезно, надо было не дать пламени перекинуться на другую сторону Юрьевской улицы. Поливали крышу, окна и двери домов по Юрьевской улице, и только в 4 часа ночи все вернулись домой, заявив, что теперь пожар не опасен. Я выглянул за дверь: действительно, пожар утихал. Разумеется, пока наши были на пожаре, я не спал. Теперь уже все улеглись спать после этой полной тревоги ночи.
Рассказывают, что в других случаях тушить тоже не разрешали военные. В толпе были уверены, что пожары не случайны, а организованы, и по адресу правительства довольно громко отпускались со злобой нелестные эпитеты.
Возвращаюсь к другим событиям. С утра, 20-го, Нюра и Галя пошли в город в надежде добыть какие-либо продукты, заняли очередь в каком-то магазине (500-ую), однако ничего существенного не достали. Маруся тоже ходила в город с этой же целью, так как начали уже продавать продукты без нормы, но везде были громадные очереди. На обратном пути она встретила женщину, которая ей сказала, что на макаронной фабрике, что рядом с обувной, продают макароны ящиками, по 20 кг. Маруся бросилась туда, заняла очередь, но денег уже не брали: кто-то из начальства сказал, что ввиду эвакуации госбанка, денег брать не надо - «выдавайте макароны бесплатно». Вскоре она увидела, что во дворе толпа начала распаковывать ящики с макаронами, мешки с мукой. Она всё же получила ящик макарон, разбила его, уложила макароны в наволочку и корзинку и понесла домой.
Домой пришла Нюра и сообщила, что на Горяиновском переулке со склада люди тащат мануфактуру бесплатно мешками и уговаривала Федю и В.Ф. пойти туда. Они же с Галей стоят в очереди за продуктами, к тому же женщинам трудно добраться до товара - мужчины отталкивают женщин и даже отнимают у них добычу. Но в то же время мы уже видели на улице мужчин, несущих мешки не то с мукой, не то с макаронами, и я, да и Вера тоже, посоветовали Феде с В.Ф. первоначально заглянуть на макаронную фабрику.
Через короткое время после их ухода прибежал В.Ф. за коляской, чтобы перевезти мешок, но детская коляска для этого не годилась, и я посоветовал взять носилки. Он ушёл, а в это время показалась Маруся со своей добычей. Я помог дотащить её до дому. За добычей побежали теперь и Вера, и квартирантки. Одна из них принесла ящик макарон ещё раньше Маруси. Принесли свою добычу и Ф. с В.Ф. Я им посоветовал сбегать выручить жён, так как от приходящих стало известно, что в складах фабрики давка, у женщин отнимают добычу, могут задушить при выходе из дверей. Они это и сделали. Продукция оправдала затраченные усилия. Теперь можно было надеяться сносно прожить (в смысле продовольствия) 3-4 недели, а может быть, даже и несколько дольше.
Наши больше рейдов на фабрику не делали, а по улице всё продолжали тащить ящики до позднего вечера. Многие продавали свою добычу, взимая за ящик лапши или макарон 50- 70 и даже 90 рублей, а затем бежали за новой добычей.
В этот вечер наши мужчины решили уйти из Харькова в Россию и с 5-ой (обувной фабрикой № 5) двинулись на станцию Лосево в надежде добраться до Купянска и далее, но 24-го поздно вечером они вернулись, ибо дальше станции Мохнач они добраться не смогли. Идти же дальше пешим порядком было опасно.
21 октября, как я уже отметил, свирепствовал пожар на обувной фабрике. Надеялись, что он ограничится столовой, но так как никаких мер к локализации пожара не делалось, к вечеру огонь перекинулся на соседний корпус и угрожал корпусу по Юрьевской улице, а отсюда мог легко перекинуться на жилой наш квартал. Публика начала тушить пожар: поливали из брандспойта, из вёдер, но их было мало, ломали крышу. Однако в тушении огня участие принимали очень немногие. Я пошёл домой и посоветовал нашим женщинам принять участие в тушении пожара, который опасен и для нашего дома. Галя и Нюра отказались, пошла Маруся и квартирантки с вёдрами. Квартирантки довольно скоро вернулись, Маруся же активно тушила часов до 11, пока, по её мнению, пожар не был локализован. Все мирно улеглись спать и даже посчитали лишним установить дежурство, о чём был сговор ранее. Разумеется у всех вещи были сложены так, чтоб их легко можно было вынести из дома.
В половине второго ночи я услышал стук в дверь. Стучала Гончарко, она крикнула мне, что спать стыдно: огонь опять угрожает. Я выглянул за дверь - огонь бушевал уже по улице. Пылал корпус фабрики, что по Юрьевской. От жаркого огня горели даже листья тополя во дворе у Баркалова. Я тотчас разбудил Веру, а она всех - теперь все взрослые, кроме меня и В.И., двинулись на тушение пожара. Тушить, впрочем, было уже бесполезно, надо было не дать пламени перекинуться на другую сторону Юрьевской улицы. Поливали крышу, окна и двери домов по Юрьевской улице, и только в 4 часа ночи все вернулись домой, заявив, что теперь пожар не опасен. Я выглянул за дверь: действительно, пожар утихал. Разумеется, пока наши были на пожаре, я не спал. Теперь уже все улеглись спать после этой полной тревоги ночи.