1905 : 3
Как я уже говорила, два года в братской Сербии открыли мне прям вот глубины нового понимания России, русского человека и всего такого, что трудно выразить словами и было мне не видно, пока я жила дома. Поэтому в проекте 1905 мне была интересно не столько политика, сколько менталитет, душа. Я сознательно не стала закладывать в персонажа никакой активной политической позиции или даже понимания, что это такое. Мне было интересно поговорить языком ролевой игры о том, о чём я не могу поговорить никаким другим языком, потому что поэтическое бессилие накрывает меня с головой, и у меня нет инструмента самовыражения, когда речь идёт о самых важных вещах.
Поехала рабочей: Бог есть, царь есть, Россия наше отечество, смерть неизбежна, горе неизбывно.
Я собиралась играть в то, что рабочие живут в нечеловеческих условиях, в несправедливости, нищете, унижении, и давно забыли или никогда и не знали, как это - поднимать голову. Создала персонажа, принимающего всё в целости как печальную данность, считающего страдание органичной частью любой жизни, неравенство - основой мира, а терпение - единственным жизненным путём.
Хотела на игре найти, есть ли путь, ведущий из этого, есть ли будущее для такого человека.
Игра встретила меня совсем не тем, чего я ожидала, вероятно, все уже слышали, что играть в нищету и угнетение рабочим Петербурга не пришлось. Но уже на игре у меня выросла другая острая мука. Она выросла из снисходительных слов, из постоянных подачек, из сквозящего благожелательного презрения с мерзким привкусом, заключалась она в том, что к рабочим господа относились как к вещам или животным, за которыми нужно следить, чтобы не сломались, чтобы не укусили. "Чтобы народишко не волновался", да.
Моя игра заключалась в том, чтобы почувствовать это. Чтобы из человека, лишённого достоинства, стать человеком, обладающим им. Это понемногу выросло из помощи разных пришлых просветителей, хотя их общие с нами страдания стоили в наших глазах гораздо больше, чем их слова; выросло из образования, грамотности, обучения, из случайных обстоятельств, из желания и возможности начать думать.
Шаг за шагом человек приближается к образу человека, распрямляет спину и видит, как низко он занимает своё место, и недоумевает, как раньше ему не было тесно в этой тюрьме.
Осознав свою муку, я полностью ощутила бессмысленный, бессильный и самосжигающий бунт человека, не знающего, куда ему, но больше не могущего ни минуты оставаться на старом месте. Старый метод: доброта, сохраняющая в людях людей даже при скотской жизни, - стал мне мал, а нового я не знала. Я клеила листовки, в которых писала, что ведь люди же мы, отказалась работать. Очень естественно, что этот протест не был поддержан другими, во-первых, многие не ощущали проблемы, во-вторых, решить её было невозможно. Стачка должна декларировать конкретные требования, которые можно удовлетворить, а мои требования... Царство Божие? Чтобы все люди уважали друг друга? Чтобы были равны? Я остро ощущала, что не могу больше так, как сейчас, что развидеть унижение и рабство уже нельзя, и мне нужно было делать хоть что-то.
В последнем письме родителям в деревню я писала: "С тех пор, как я научилась грамоте и думать стала, очень мне тошно живётся".
Преодоление рабства - тяжёлая тема. Персонаж, построенный на муке, породил игру о муке. Сейчас я попустилась, но во время игры и сразу после мне было непросто. Диалог о России для меня прозвучал.
Напишу ещё художественную часть, чтобы оставить это за собой.
Поехала рабочей: Бог есть, царь есть, Россия наше отечество, смерть неизбежна, горе неизбывно.
Я собиралась играть в то, что рабочие живут в нечеловеческих условиях, в несправедливости, нищете, унижении, и давно забыли или никогда и не знали, как это - поднимать голову. Создала персонажа, принимающего всё в целости как печальную данность, считающего страдание органичной частью любой жизни, неравенство - основой мира, а терпение - единственным жизненным путём.
Хотела на игре найти, есть ли путь, ведущий из этого, есть ли будущее для такого человека.
Игра встретила меня совсем не тем, чего я ожидала, вероятно, все уже слышали, что играть в нищету и угнетение рабочим Петербурга не пришлось. Но уже на игре у меня выросла другая острая мука. Она выросла из снисходительных слов, из постоянных подачек, из сквозящего благожелательного презрения с мерзким привкусом, заключалась она в том, что к рабочим господа относились как к вещам или животным, за которыми нужно следить, чтобы не сломались, чтобы не укусили. "Чтобы народишко не волновался", да.
Моя игра заключалась в том, чтобы почувствовать это. Чтобы из человека, лишённого достоинства, стать человеком, обладающим им. Это понемногу выросло из помощи разных пришлых просветителей, хотя их общие с нами страдания стоили в наших глазах гораздо больше, чем их слова; выросло из образования, грамотности, обучения, из случайных обстоятельств, из желания и возможности начать думать.
Шаг за шагом человек приближается к образу человека, распрямляет спину и видит, как низко он занимает своё место, и недоумевает, как раньше ему не было тесно в этой тюрьме.
Осознав свою муку, я полностью ощутила бессмысленный, бессильный и самосжигающий бунт человека, не знающего, куда ему, но больше не могущего ни минуты оставаться на старом месте. Старый метод: доброта, сохраняющая в людях людей даже при скотской жизни, - стал мне мал, а нового я не знала. Я клеила листовки, в которых писала, что ведь люди же мы, отказалась работать. Очень естественно, что этот протест не был поддержан другими, во-первых, многие не ощущали проблемы, во-вторых, решить её было невозможно. Стачка должна декларировать конкретные требования, которые можно удовлетворить, а мои требования... Царство Божие? Чтобы все люди уважали друг друга? Чтобы были равны? Я остро ощущала, что не могу больше так, как сейчас, что развидеть унижение и рабство уже нельзя, и мне нужно было делать хоть что-то.
В последнем письме родителям в деревню я писала: "С тех пор, как я научилась грамоте и думать стала, очень мне тошно живётся".
Преодоление рабства - тяжёлая тема. Персонаж, построенный на муке, породил игру о муке. Сейчас я попустилась, но во время игры и сразу после мне было непросто. Диалог о России для меня прозвучал.
Напишу ещё художественную часть, чтобы оставить это за собой.