Отмазки природопользователей против создания ООПТ
"Вопросы о потере первичных и значимости вторичных лесов для сохранения биоразнообразия особенно актуальны в ситуации с тропическими лесами, но те же вопросы следует ставить относительно всех прочих лесов и местообитаний. В северной Европе бореальным лесам ничто не угрожает, потому что они не сводятся в крупных масштабах для нужд сельского хозяйства. Бореальные леса используются в основном для лесозаготовок. Но утрата девственных (первичных) лесов остаётся серьёзной проблемой и здесь. Например, на юге Финляндии приблизительно 10 млн.га лесов, но лишь менее 1% из них находится в естественном или почти естественном состоянии. Доля заповедных лесов также составляет около 1%, хотя не все останки естественных лесов являются заповедными. Всё остальное - промышленные леса, как правило, монокультурные одновозрастные насаждения сосны или ели.
Казалось бы, такая богатая страна, как Финляндия, можеит позволить себе охранять больше лесов, чем один процент биологически богатых лесных угодий в южных грайонах, но на самом деле усилия по охране природы сталкиваются с очень серьёзным противодействием. Против расширения охраняемых лесных территорий пнриводятся, в частности, следующие аргументы:
(мои комментарии к ним - в скобках)
- в северной Финляндии доля охраняемых лесов выше (особенно в районах, близких к границе произрастания строевого леса, т.е. к климатическому пределу роста деревьев, где биоразнообразие очень низко по естественным причинам);
- доля охраняемых лесов выше, если включить в категорию «лесных» местообитаний различные «пустоши», например, болота с редкими чахлыми сосенками (эти ме6ста являются маргинальными как для лесного хозяйства, так и для лесных видов);
- рядом с финскими лесами произрастают обширные первичные леса России (где на самом деле ситуация быстро меняется, как мы видели в разделе 2.3 [+ тут и тут].
Кроме того, была поставлена под сомнение необходимость руководствоваться в деле охраны природы соотношением «виды-площадь». Утверждалось, что «охранять гектары и проценты» - вовсе не то, что нужно, тем более что современные промышленные леса не обладают свойствами природных лесов. Предлагалось охранять небольшие участки ключевых местообитаний, определённые в действующем лесном кодексе, как вероятные местообитания многих находящихся под угрозой исчезновения видов. Небольшими здесь, как правило, считают участки площадью менее 0,5 га. Эти ключевые участки, если только их можно без труда отграничить от остального леса, следует оставлять нетронутыми, когда всё вокруг полностью вырубается. Этог так называемая «адресная охрана», которую считают рентабельной, а традиционную охрану более крупных территорий, которая необходима согласно соотношению «виды-площадь», отвергают как напрасную трату ограниченных средств, выделяемых на охрану природы. [чем гарантируют отложенное вымирание видов, подлежащих охране, т.е. растрату значительной части средств впустую.]
Илкка Хански, 2010. Ускользающий мир. Экологические последствия утраты местообитаний. М.: Товарищество научных изданий КМК. С.173-174.
«Определение того, что такое лес, может показаться простой задачей. Но выводы, которые делаются при этом для природопользования и охраны окружающей среды, часто решающим образом зависят от того, какое определение используется. Так, в Финляндии руководители лесного хозяйства предпочитают пользоваться очень широким определением леса, включая в него и местность, покрытую кустарником, где ежегодный прирост древесины составляет от 0,1 до 0,9 м3/га, и «пустоши» с ежегодным приростом менее 0,1 м3/га. При таком определении получается, что 13,1% территории, занятой лесом, охраняется (Virkkala et al., 2000), и это кажется внушительной цифрой. Но если определить лес как участок, где ежегодный прирост древесины составляет не менее 1 м3/га, тогда доля охраняемых лесов падает до 5,4% от общей площади, занятой этой растительной формацией.
К тому же не совсем корректно рассматривать в данном аспекте северную Финляндию и Лапландию, где лес встречается близко к северной границе своего распространения. А без этих регионов доля охраняемых лесов менее 1% [при норме в 10% ООПТ от площади природных ландшафтов каждой местности.] - а это катастрофически низкая цифра. Так каким же определением следует пользоваться?
Абсолютное большинство из 20000 или примерно 20000 обитающих в лесу видов в Финляндии имеют в лучшем случае популяции-стоки [1] на пустошах и территориях, поросших кустарниками, - следовательно, разумное определение их местообитаний не должно включать кустарники и пустоши. Но этот аргумент не разрешил спора, и общественность продолжает пребывать в заблуждении, которое вызвано неоправданно широким определением леса - определением, столь же непригодным для большинства лесных видов, как и для лесной промышленности [зато очень удобным для лоббирования её интересов и «зелёной» мимикрии природопользователей].
Дальнейшие вопросы возникают по поводу сукцессионных изменений, естественно происходящих в лесах. Широкомасштабные нарушения, вызванные лесными пожарами, буреломами и массовыми вспышками размножения насекомых играют решающую роль в динамике природных бореальных лесов (Kuuluvainen, 2002). Заготовка древесины и другие лесохозяйственные мероприятия также представляют собой нарушения, приводящие к сукцессионным изменениям. Можно поставить вопрос о сходстве и различиях между естественными нарушениями равновесия и теми нарушениями, которые вызваны хозяйственной деятельностью. Из такого сравнения можно извлечь полезную ирнформацию, которая позволит проникнуть в суть явления и поможет развить экологически разумные принципы природопользования.
Именно таким образом была разработана <> концептуальная модель лесного хозяйства, так называемая модель ASIO, основанная на динамике лесных пожаров в разных типах бореального леса. Эта аббревиатура образована начальными буквами английских слов (Almost - почти; seldom - редко; intermediate - промежуточно; often - часто). Имеется в виду, что есть участки леса (расположенные на постоянно влажных почвах), которые почти никогда не горели; древостои, которые редко горели (частота пожаров <1 за 100 лет); леса с промежуточной частотой пожаров; и, наконец, такие участки, которые часто горят (сухие территории).
Утверждалось, что сплошные вырубки и посадки групп деревьев одинакового возраста и одинакового размера в местах с высокой частотой пожаров представляют собой почти естественные процессы, поскольку в таких местах сплошные вырубки якобы имеют последствия, подобные последствиям лесного пожара. К сожалению, это большое упрощение, - не учитывается та очевидная разница, что после лесных пожаров всегда остаётся огромное количество мёртвой древесины, которая оказывается важнейшим ресурсом для тысяч видов, населяющих лес (раздел 1.5)
Более того, большинство лесных пожаров не катастрофичны и не уничтожают все деревья, а скорей содействуют увеличению вдового, возрастного и размерного разнообразия древостоя. Существуют альтернативные методы заготовки древесины, основанные не на сплошной вырубке леса. Они, как правило, оказывают менее пагубное воздействие на биоразнообразие. Следовательно, стоит тщательно рассмотреть определение лесной сукцессии и роль разного рода нарушений. Прежде всего, хотел бы подчеркнуть, что даже добросовестные и благонамеренные решения по природопользованию могут привести к неудовлетворительным результатам, если позволить ввести себя в заблуждение такими «определениями», которые затемняют смысл этого термина, основный на экологических требованиях вида и, в конечном счёте, способствуют утрате местообитания.
Игнорирование популяционных процессов. Особо впечатляющим примером того, насколько важные последствия может иметь определение местообитаний для природопользований и окружающей среды, оказывается вопрос о ключевых лесных местообитаниях (также называемых ключевыми биотопами) в бореальных лесах. Ключевые лесные биотопы представляют собой такой тип местообитания, который отличается [своей естественностью] от окружающего леса [ коммерчески эксплуатируемого]. В Финляндии самые обычные ключевые биотопы - это выходы скальных пород, поросшие низкорослыми соснами, и открытые болота. Но в эту категорию также входят местообитания, в которых потенциально создаются условия для жизни огромного количества видов - например, ельники, растущие около ручьёв, или участки лиственного леса в лесном ландшафте с преобладанием хвойных деревьев и др. <>. Решающим моментом является то, что ключевые местообитания, как их определяет Закон о лесах Финляндии - это небольшие участки, отличные от окружающего леса и имеющие площадь около 0,5 га <>.
В округе Норботтен в Швеции, где проводился детальный анализ сети, состоявшей из примерно 5000 ключевых биотопов (Aune et al., 2005), их средняя площадь была более приемлемой - 8,6 га, хотя распределение было сильно смещено в сторону ещё меньших участков, и плотность составляла только 0,1 ключевого местообитания на 1 км2 <>. В Финляндии плотность составляет около 0,6 на 1 км2 (Yrjönen, 2004).
Определение ключевых биотопов, которое даётся в Законе о лесах Финляндии, призвано исключить возможность того, что собственники лесных угодий будут вынуждены оставлять не тронутыми более крупные участки леса [выделение моё.]. основываясь на этом определении, некоторые авторы пришли к выводу, что местообитания видов, которым грозит вымирание, обычно встречаются на очень маленьких участках, и поэтому сохранение клбчевых биотопов, вносит большой вклад в охрану биоразнообразия лесов в целом (Annila, 1998). В контексте природопользования термин «ключевое местообитание» появился для обозначения местообитаний, необходимых для поддержания имеющегося биоразнообразия. При этом не учитывался тот факт, что большинство ключевых биотопов на деле представляют собой такие типы местообитаний, как сосновый лес на выходах скальных пород, где видов, которым грозит вымирание, имеется очень мало (если они вообще там присутствуют). В данном случае перед нами искажённые доводы, основанные на совершенно ошибочном определении ценных для биоразнообразия местообитаний как небольших по размеру участков леса - как будто их ценность заключена именно в небольшом размере и своеобразии.
Дискуссия о роли ключевых биотопов в лесном хозяйстве Северных территорий демонстрирует нам некоторые ложные представления о местообитаниях, утрате местообитаний и биологических последствиях этой утраты. Первое ложное представление относится к взаимоотношениям вида и ареала, одной из действительно универсальных моделей видового разнообразия (разд.4.7). Поколения экологов более века проводили сотни исследований, чтобы документально обосновать соотношение «виды-площадь» и исследовать его свойства, но в настоящее время эти знания подвергаются сомнению без каких-либо существенных аргументов.
Высказывается мнение, что «охрана гектаров и процентов» старомодна и расточительна, а нужна «точечная охрана» оставляющая нетронутыми именно те участки, где встречаются виды, находящиеся под угрозой исчезновения - крошечные участки ключевых биотопов. Для неспециалистов может показаться обоснованным и рациональным стремление охранять именно те участки леса, которые характеризуются как основные местообитания многих исчезающих видов (Annila, 1998).
Может показаться также, что экономически эффективной мерой будет спасение именно небольших участков местообитаний, как это предусмотрено в Законе о лесах. Но будет достаточной для сохранения популяций и метапопуляций исчезающих видов сеть охраняемых территорий с ничтожным размером (в среднем 0,5 га) и к тому же редко разбросанных (около 0,6 км2) по лесному массиву? Знания, имеющиеся у экологов относительно воздействия фрагментации (разд.3.4, 4.4., и 4.6)и порогов вымирания (разд.4.3), ясно свидетельствуют о том, что сеть ключевых биотопов не будет способствовать выживанию находящихся под угрозой исчезновения видов. Многие из тех, кто рассчитывает на способность ключевых биотопов поддержать биоразнообразие, подменяют охрану популяций заботой о сохранении отдельных особей (разд.3.2), поскольку оценивают роль ключевых биотопов исключительно по тому, можно ли будет обнаружить в них каких-либо особей исчезающих видов. Подход неспециалистов практически не учитывает имеющиеся знания о временной или пространственной динамике популяций - и поэтому сохранение крошечных фрагментов, представляющих местообитания некоторых исчезающих видов, получает одобрение как чрезвычайно эффективная и экономичная природоохранная мера» [понятно, что это естественное заблуждение экологически настроенной публики усиливается и распространяется лоббистами корпораций в их интересах]
Илкка Хански, ibid. c.280-283.
----------------------------------------------
Вообще, Финляндия - наилучший пример, как можно изгадить природу своей страны, на большей части которой природный ландшафт оставался почти нетронутым до середины ХХ века. В отличие от соседней Карелии, и тем более от СПб с окрестностями, где урбанизация-индустриализация начались при Петре 1-м, Финляндия до 1950-х годов оставалась аграрной страной. Сколько-нибудь крупная промышленность была только в нескольких городах на юге, работала в основном на передел иностранных изделий, военных по преимуществу, так что её обслуживание несильно меняло ландшафт.
Правда, в «аграрный» период развития страны (19-середина 20 вв.) для с/х целей была осушена примерно половина болот в зоне влияния крупных городов, но природные ландшафты на севере, в центре и на востоке страны оставались почти нетронутыми. В 1960-е годы началось бурное промышленное развитие, существенно стимулированное «особыми отношениями» капиталистической Финляндии с СССР.
Для его обеспечения под водохранилища и пр. инфраструктуру были ликвидированы знаменитые финские болота аапа, сочетавшие признаки низинных и верховых, с озерковыми комплексами, отчего исключительно богатые фауной. Экспансия эксплуатируемых хвойных лесов существенно потеснила естественные бореальные леса, сохранившиеся преимущественно как «острова» в «океане» первых и почти ликвидировало старовозрастные мелколиственные леса. Всё это вызвало существенные потери в биоразнообразии, немыслимые в соседней Карелии или даже в более южных, сильнее освоенных лесных регионах России.
«Как эколог, я курировал работу студентов и исследователей, знающих буквально тысячи видов, которые составляют значительную часть из тех 20000 видов грибов, растений и животных, которые обитают в финских бореальных лесах. В результате данного исследования появились свидетельства постепенной утраты специализированных видов на небольших участках старого леса (Gu et al., 2007). Это приводит к локальному усечению пищевых цепочек (Komonen et al., 2000) и к сокращению регионального биоразнообразия (Siitonen et al., 2001; Pakkala et al., 2002) в ландшафтах, которые становятся мелкими изолированными фрагментами природного леса посреди лесных массивов, интенсивно эксплуатируемых человеком.
В национальном масштабе изменения лесов оказались настолько значительными, что это получило впечатляющее отражение в Красной книге (Rassi et al., 2001): 62 лесных вида считаются исчезнувшими, 564 вида классифицируются как находящиеся под угрозой исчезновения, и ещё 416 видов могут вскоре оказаться среди тех, что находятся под угрозой исчезновения. В целом это составляет 1042 вида, но реальный уровень угрозы для биоразнообразия леса скорее всего недооценён, так как достаточное количество доступных данных имелось только для 7000 из 20000 лесных видов. Вполне обосновано предположение, что уровень угрозы вымирания примерно одинаков для тех групп, по которым имеются сведения об их распространении, и для тех, по которым таких сведений ещё недостаточно. Это позволяет оценить общее количество исчезнувших видов, видов, которым грозит исчезновение, и видов, которые окажутся вскоре под угрозой в лесных сообществах, как близкое к 3000, что составляет около 15% всех видов, обитающих в лесу. [сравнимая доля угрожаемых видов фиксируется в каждом из крупных таксонов - птицы, млекопитающие, рыбы и пр.].
Высокий уровень угрозы биоразнообразию вызван, прежде всего, тем обстоятельством, что лишь 1% территории, занятой лесов в южной Финляндии, приходится на так называемые природные леса или леса, близкие к природным.»
Илкка Хански, ibid. C.278-279.
Одна из причин неспособности финского общества до начала 1990-х гг. противостоять этой экспансии корпораций - отсутствие сильного, антикапиталистически настроенного зелёного движения, по примеру инициативных групп охраны окружающей среды в ФРГ, действовавших с конца 1960-х гг. Дальше они дали партию зелёных. Соответственно, уличного давления за сохранение дикой природы в Финляндии почти не было - в противоположность ФРГ - почему натуралисты, желающие сохранить хоть что-то, должны были занимать просительную позицию в отношении властей/корпораций.
«Примером национальной стратегии по охране природы, которая оказалась неудачной для сохранения биоразнообразия, являются мероприятия по охране различных типов болот в Финляндии. Первоначально 1/3 всей поверхности суши в Финляндии была заболочена, но широкомасштабная программа по осушению в 1960-70-х гг. уничтожила значительную долю моховых, низинных и других типов болот на всей территории страны…. Программа сохранения заболоченных местностей была инициирована в конце 1970-х гг., с упором на которые, лучше всего сохранившиеся заболоченные участки. В это время по-настоящему осознали невосполнимость их потери.
Меры по охране, таким образом, были в основном сосредоточены на сохранении репрезентативных типов местообитаний, а не на создании сети заболоченных участков, где можно было бы ожидать сохранения жизнеспособных метапопуляций видов, специализированных к существованию в конкретных местообитаниях данного региона. В результате произошло широкомасштабное сокращение численности видов, узкоспециализированных к заболоченным местообитаниям…, при этом их остаточные популяции оказались привязанными к небольшим изолированным охраняемым территориям.
И этот процесс продолжается. Я не утверждаю, что было очевидно, какую совокупность заболоченных участков следовало охранять - специально выбранные разнотипные участки или же потенциально функциональные сети более заурядных заболоченных территорий. Но для данного периода природоохранной деятельности характерно, что этот вопрос вовсе не ставился.
Другое дело, что можно было бы взять под охрану гораздо больше заболоченных территорий, потому что экономический эффект от их осушения часто был минимальным или даже отрицательным. Любопытно, что для сохранения биоразнообразия в лесах северной Европы в настоящее время отстаивается противоположная точка зрения - большие надежды возлагаются на возможность поддерживать биоразнообразие в лесах за счёт чрезвычайно малых участков ключевых местообитаний (раздел 5.3) [как дальше показывает автор, это решение также вынужденное, а не оптимальное в научном смысле, это тот мизер, который соглашаются уступить гг.бизнесмены, а общественное движение в защиту дикой природы до сих пор слишком слабо, чтобы вырвать побольше, прогресс в области ООПТ в Финляндии скорей связан с решениями евробюрократов по созданию общеевропейских экосетей, вроде Natura 2000, охраны естественных местообитаний и пр.].
Столь противоположные подходы к охране болот (создание нескольких больших природоохранных территорий), с одной стороны, и лесов (создание многих чрезвычайно малых фрагментов), с другой стороны, основаны не на знании экологии, - скорее они продиктованы экономическими соображениями. Самые крупные заболоченные участки часто труднее всего осушить, а большие участки продуктивных лесов требуют больших затрат на охрану [плюс момент, о котором автор рассказывает в другом месте - увеличение производства древесины требует больше площадей под коммерческие леса, с которым и конкурируют «старые мелколиственные» и «естественные бореальные» на ООПТ. Болота же, подходящие для с/х, почти все были осушены ранее, осушаемые под водохранилища и т.д. объекты существенны не площадью, а объёмом. На неудобные или расположенные на севере бизнес не будет тратиться, а условия для сохранение лесного ландшафта на севере Финляндии уже плохие]…
Анализ ситуации с лесами в северной Европе в настоящее время показывает, что нет иного выбора, кроме как преобразовать некоторые из существующих ухоженных лесов в близкие к природным сукцессионные леса с большим количеством гниющей древесины. Такие меры будут особенно эффективны, если восстановленные леса будут располагаться территориально близко к существующим участкам высококачественных древостоев, так как это сможет обеспечить миграцию охраняемых видов в восстановленные леса и сократит период восстановления этих видов. С другой стороны, эти выводы особенно применимы к видам, численность которых в современных лесных ландшафтах сокращается, то есть к видам, находящимся под угрозой исчезновения. Для видов, менее требовательных к среде обитания и поэтому лучше сохранившихся в современных лесах, возможно, даже скромные меры современного «зелёного» лесного хозяйства могут оказаться полезными и уменьшат вероятность того, что эти пока что широко распространённые виды окажутся под угрозой вымирания. Но в реальном мире ситуация остаётся противоречивой, потому что все меры, направленные на уменьшение интенсификации лесного хозяйства, принуждают к экономическим затратам, и возникает вопрос, какой выбор стратегии осуществления природоохранных мер является наиболее экономически эффективным.
Илкка Хански, ibid. С.264-265, 277
[Увы, автор молчит о том, что в условиях сильного общественного давления критерий экономической эффективности, удобный предпринимательскому меньшинству, не желающим уменьшать прибыльность бизнеса экологическими ограничениями, отступает на второй план перед требованиями общественной пользы и экологической устойчивости, важными большинству. Учёному следует быть на стороне вторых, а не первых, даже если он получает финансирование от первых через гранты и пр., поскольку иначе нам, натуралистам, не останется что исследовать.]
.
Вообще, в своей природоохранной части «Ускользающий мир» является ещё одним подтверждением «ножниц» между благоустроенностью-ухоженностью-окультуренностью ландшафта (в том числе природного - лесов, лугов, речных долин и пр.) и возможностью сохранения биоразнообразия на данной территории.
Вот как это формулировал классик охраны природы в нашей стране проф. Г.А.Кожевников, давая обобщённое описание хорошо ухоженного леса по германской модели: «Представьте себе, что в лесу, ранее носившем первобытный характер, проведены широкие просеки и построены дома. На просеках сделаны богатые посадки, много цветущих кустарников, живых изгородей, много таких деревьев, которых прежде в лесу не было. Всё это пышно разрослось и даёт приют многочисленным птицам. В лесу запрещено стрелять, и это соблюдается. Целый ряд хищников остаётся здесь на гнездовьях, гнездятся даже цапли, есть белки, зайцы, даже барсуки и лисицы. Получается довольно оживлённая картина животной жизни…» (Кожевников, 1909, с.7).
Непрофессионалу эта картина может показаться настоящей идиллией. Но это впечатление обманчиво. С научной точки зрения, подчёркивает Кожевников, лес лишился значительной части своей сложности и естественности. Говоря об упрощении биоты в плотно населённой Германии, Кожевников предостерегает от подобного процесса в России:
«И если мы не примем специальных мер в охране первобытной природы (как фауны, так и флоры), она исчезнет бесследно, и заступившая на её место изменённая культурой природа только обманет нас своим односторонним богатством, затушевав образ исчезнувшего прошлого» (там же)».
Д.Вайнер. Экология в Советской России. М.: Прогресс, 1991. С.29-30.
А сейчас в развитых капстранах «культура» поддерживает столь интенсивное природопользование и столь высокие темпы преобразования ландшафта, что «природе» просто нет места. Выход - в преимуществах планового хозяйства (в т.ч. природопользования, и территориальной компенсации экологических рисков), связанных с социализмом.
[1] В отличий от популяций - источников, не способны к самоподдержанию, «наполняются» особями в периоды подъёмов численности и в демографическом отношении целиком зависимы от этого наполнения. В системе обмена особями внутри популяции больше «принимают» переселенцев, чем сами «отдают» в другие территориальные группировки системы, за счёт чего и поддерживаются. Понятно, что в таком случае охрана их местообитаний бесперспективна.
Казалось бы, такая богатая страна, как Финляндия, можеит позволить себе охранять больше лесов, чем один процент биологически богатых лесных угодий в южных грайонах, но на самом деле усилия по охране природы сталкиваются с очень серьёзным противодействием. Против расширения охраняемых лесных территорий пнриводятся, в частности, следующие аргументы:
(мои комментарии к ним - в скобках)
- в северной Финляндии доля охраняемых лесов выше (особенно в районах, близких к границе произрастания строевого леса, т.е. к климатическому пределу роста деревьев, где биоразнообразие очень низко по естественным причинам);
- доля охраняемых лесов выше, если включить в категорию «лесных» местообитаний различные «пустоши», например, болота с редкими чахлыми сосенками (эти ме6ста являются маргинальными как для лесного хозяйства, так и для лесных видов);
- рядом с финскими лесами произрастают обширные первичные леса России (где на самом деле ситуация быстро меняется, как мы видели в разделе 2.3 [+ тут и тут].
Кроме того, была поставлена под сомнение необходимость руководствоваться в деле охраны природы соотношением «виды-площадь». Утверждалось, что «охранять гектары и проценты» - вовсе не то, что нужно, тем более что современные промышленные леса не обладают свойствами природных лесов. Предлагалось охранять небольшие участки ключевых местообитаний, определённые в действующем лесном кодексе, как вероятные местообитания многих находящихся под угрозой исчезновения видов. Небольшими здесь, как правило, считают участки площадью менее 0,5 га. Эти ключевые участки, если только их можно без труда отграничить от остального леса, следует оставлять нетронутыми, когда всё вокруг полностью вырубается. Этог так называемая «адресная охрана», которую считают рентабельной, а традиционную охрану более крупных территорий, которая необходима согласно соотношению «виды-площадь», отвергают как напрасную трату ограниченных средств, выделяемых на охрану природы. [чем гарантируют отложенное вымирание видов, подлежащих охране, т.е. растрату значительной части средств впустую.]
Илкка Хански, 2010. Ускользающий мир. Экологические последствия утраты местообитаний. М.: Товарищество научных изданий КМК. С.173-174.
«Определение того, что такое лес, может показаться простой задачей. Но выводы, которые делаются при этом для природопользования и охраны окружающей среды, часто решающим образом зависят от того, какое определение используется. Так, в Финляндии руководители лесного хозяйства предпочитают пользоваться очень широким определением леса, включая в него и местность, покрытую кустарником, где ежегодный прирост древесины составляет от 0,1 до 0,9 м3/га, и «пустоши» с ежегодным приростом менее 0,1 м3/га. При таком определении получается, что 13,1% территории, занятой лесом, охраняется (Virkkala et al., 2000), и это кажется внушительной цифрой. Но если определить лес как участок, где ежегодный прирост древесины составляет не менее 1 м3/га, тогда доля охраняемых лесов падает до 5,4% от общей площади, занятой этой растительной формацией.
К тому же не совсем корректно рассматривать в данном аспекте северную Финляндию и Лапландию, где лес встречается близко к северной границе своего распространения. А без этих регионов доля охраняемых лесов менее 1% [при норме в 10% ООПТ от площади природных ландшафтов каждой местности.] - а это катастрофически низкая цифра. Так каким же определением следует пользоваться?
Абсолютное большинство из 20000 или примерно 20000 обитающих в лесу видов в Финляндии имеют в лучшем случае популяции-стоки [1] на пустошах и территориях, поросших кустарниками, - следовательно, разумное определение их местообитаний не должно включать кустарники и пустоши. Но этот аргумент не разрешил спора, и общественность продолжает пребывать в заблуждении, которое вызвано неоправданно широким определением леса - определением, столь же непригодным для большинства лесных видов, как и для лесной промышленности [зато очень удобным для лоббирования её интересов и «зелёной» мимикрии природопользователей].
Дальнейшие вопросы возникают по поводу сукцессионных изменений, естественно происходящих в лесах. Широкомасштабные нарушения, вызванные лесными пожарами, буреломами и массовыми вспышками размножения насекомых играют решающую роль в динамике природных бореальных лесов (Kuuluvainen, 2002). Заготовка древесины и другие лесохозяйственные мероприятия также представляют собой нарушения, приводящие к сукцессионным изменениям. Можно поставить вопрос о сходстве и различиях между естественными нарушениями равновесия и теми нарушениями, которые вызваны хозяйственной деятельностью. Из такого сравнения можно извлечь полезную ирнформацию, которая позволит проникнуть в суть явления и поможет развить экологически разумные принципы природопользования.
Именно таким образом была разработана <> концептуальная модель лесного хозяйства, так называемая модель ASIO, основанная на динамике лесных пожаров в разных типах бореального леса. Эта аббревиатура образована начальными буквами английских слов (Almost - почти; seldom - редко; intermediate - промежуточно; often - часто). Имеется в виду, что есть участки леса (расположенные на постоянно влажных почвах), которые почти никогда не горели; древостои, которые редко горели (частота пожаров <1 за 100 лет); леса с промежуточной частотой пожаров; и, наконец, такие участки, которые часто горят (сухие территории).
Утверждалось, что сплошные вырубки и посадки групп деревьев одинакового возраста и одинакового размера в местах с высокой частотой пожаров представляют собой почти естественные процессы, поскольку в таких местах сплошные вырубки якобы имеют последствия, подобные последствиям лесного пожара. К сожалению, это большое упрощение, - не учитывается та очевидная разница, что после лесных пожаров всегда остаётся огромное количество мёртвой древесины, которая оказывается важнейшим ресурсом для тысяч видов, населяющих лес (раздел 1.5)
Более того, большинство лесных пожаров не катастрофичны и не уничтожают все деревья, а скорей содействуют увеличению вдового, возрастного и размерного разнообразия древостоя. Существуют альтернативные методы заготовки древесины, основанные не на сплошной вырубке леса. Они, как правило, оказывают менее пагубное воздействие на биоразнообразие. Следовательно, стоит тщательно рассмотреть определение лесной сукцессии и роль разного рода нарушений. Прежде всего, хотел бы подчеркнуть, что даже добросовестные и благонамеренные решения по природопользованию могут привести к неудовлетворительным результатам, если позволить ввести себя в заблуждение такими «определениями», которые затемняют смысл этого термина, основный на экологических требованиях вида и, в конечном счёте, способствуют утрате местообитания.
Игнорирование популяционных процессов. Особо впечатляющим примером того, насколько важные последствия может иметь определение местообитаний для природопользований и окружающей среды, оказывается вопрос о ключевых лесных местообитаниях (также называемых ключевыми биотопами) в бореальных лесах. Ключевые лесные биотопы представляют собой такой тип местообитания, который отличается [своей естественностью] от окружающего леса [ коммерчески эксплуатируемого]. В Финляндии самые обычные ключевые биотопы - это выходы скальных пород, поросшие низкорослыми соснами, и открытые болота. Но в эту категорию также входят местообитания, в которых потенциально создаются условия для жизни огромного количества видов - например, ельники, растущие около ручьёв, или участки лиственного леса в лесном ландшафте с преобладанием хвойных деревьев и др. <>. Решающим моментом является то, что ключевые местообитания, как их определяет Закон о лесах Финляндии - это небольшие участки, отличные от окружающего леса и имеющие площадь около 0,5 га <>.
В округе Норботтен в Швеции, где проводился детальный анализ сети, состоявшей из примерно 5000 ключевых биотопов (Aune et al., 2005), их средняя площадь была более приемлемой - 8,6 га, хотя распределение было сильно смещено в сторону ещё меньших участков, и плотность составляла только 0,1 ключевого местообитания на 1 км2 <>. В Финляндии плотность составляет около 0,6 на 1 км2 (Yrjönen, 2004).
Определение ключевых биотопов, которое даётся в Законе о лесах Финляндии, призвано исключить возможность того, что собственники лесных угодий будут вынуждены оставлять не тронутыми более крупные участки леса [выделение моё.]. основываясь на этом определении, некоторые авторы пришли к выводу, что местообитания видов, которым грозит вымирание, обычно встречаются на очень маленьких участках, и поэтому сохранение клбчевых биотопов, вносит большой вклад в охрану биоразнообразия лесов в целом (Annila, 1998). В контексте природопользования термин «ключевое местообитание» появился для обозначения местообитаний, необходимых для поддержания имеющегося биоразнообразия. При этом не учитывался тот факт, что большинство ключевых биотопов на деле представляют собой такие типы местообитаний, как сосновый лес на выходах скальных пород, где видов, которым грозит вымирание, имеется очень мало (если они вообще там присутствуют). В данном случае перед нами искажённые доводы, основанные на совершенно ошибочном определении ценных для биоразнообразия местообитаний как небольших по размеру участков леса - как будто их ценность заключена именно в небольшом размере и своеобразии.
Дискуссия о роли ключевых биотопов в лесном хозяйстве Северных территорий демонстрирует нам некоторые ложные представления о местообитаниях, утрате местообитаний и биологических последствиях этой утраты. Первое ложное представление относится к взаимоотношениям вида и ареала, одной из действительно универсальных моделей видового разнообразия (разд.4.7). Поколения экологов более века проводили сотни исследований, чтобы документально обосновать соотношение «виды-площадь» и исследовать его свойства, но в настоящее время эти знания подвергаются сомнению без каких-либо существенных аргументов.
Высказывается мнение, что «охрана гектаров и процентов» старомодна и расточительна, а нужна «точечная охрана» оставляющая нетронутыми именно те участки, где встречаются виды, находящиеся под угрозой исчезновения - крошечные участки ключевых биотопов. Для неспециалистов может показаться обоснованным и рациональным стремление охранять именно те участки леса, которые характеризуются как основные местообитания многих исчезающих видов (Annila, 1998).
Может показаться также, что экономически эффективной мерой будет спасение именно небольших участков местообитаний, как это предусмотрено в Законе о лесах. Но будет достаточной для сохранения популяций и метапопуляций исчезающих видов сеть охраняемых территорий с ничтожным размером (в среднем 0,5 га) и к тому же редко разбросанных (около 0,6 км2) по лесному массиву? Знания, имеющиеся у экологов относительно воздействия фрагментации (разд.3.4, 4.4., и 4.6)и порогов вымирания (разд.4.3), ясно свидетельствуют о том, что сеть ключевых биотопов не будет способствовать выживанию находящихся под угрозой исчезновения видов. Многие из тех, кто рассчитывает на способность ключевых биотопов поддержать биоразнообразие, подменяют охрану популяций заботой о сохранении отдельных особей (разд.3.2), поскольку оценивают роль ключевых биотопов исключительно по тому, можно ли будет обнаружить в них каких-либо особей исчезающих видов. Подход неспециалистов практически не учитывает имеющиеся знания о временной или пространственной динамике популяций - и поэтому сохранение крошечных фрагментов, представляющих местообитания некоторых исчезающих видов, получает одобрение как чрезвычайно эффективная и экономичная природоохранная мера» [понятно, что это естественное заблуждение экологически настроенной публики усиливается и распространяется лоббистами корпораций в их интересах]
Илкка Хански, ibid. c.280-283.
----------------------------------------------
Вообще, Финляндия - наилучший пример, как можно изгадить природу своей страны, на большей части которой природный ландшафт оставался почти нетронутым до середины ХХ века. В отличие от соседней Карелии, и тем более от СПб с окрестностями, где урбанизация-индустриализация начались при Петре 1-м, Финляндия до 1950-х годов оставалась аграрной страной. Сколько-нибудь крупная промышленность была только в нескольких городах на юге, работала в основном на передел иностранных изделий, военных по преимуществу, так что её обслуживание несильно меняло ландшафт.
Правда, в «аграрный» период развития страны (19-середина 20 вв.) для с/х целей была осушена примерно половина болот в зоне влияния крупных городов, но природные ландшафты на севере, в центре и на востоке страны оставались почти нетронутыми. В 1960-е годы началось бурное промышленное развитие, существенно стимулированное «особыми отношениями» капиталистической Финляндии с СССР.
Для его обеспечения под водохранилища и пр. инфраструктуру были ликвидированы знаменитые финские болота аапа, сочетавшие признаки низинных и верховых, с озерковыми комплексами, отчего исключительно богатые фауной. Экспансия эксплуатируемых хвойных лесов существенно потеснила естественные бореальные леса, сохранившиеся преимущественно как «острова» в «океане» первых и почти ликвидировало старовозрастные мелколиственные леса. Всё это вызвало существенные потери в биоразнообразии, немыслимые в соседней Карелии или даже в более южных, сильнее освоенных лесных регионах России.
«Как эколог, я курировал работу студентов и исследователей, знающих буквально тысячи видов, которые составляют значительную часть из тех 20000 видов грибов, растений и животных, которые обитают в финских бореальных лесах. В результате данного исследования появились свидетельства постепенной утраты специализированных видов на небольших участках старого леса (Gu et al., 2007). Это приводит к локальному усечению пищевых цепочек (Komonen et al., 2000) и к сокращению регионального биоразнообразия (Siitonen et al., 2001; Pakkala et al., 2002) в ландшафтах, которые становятся мелкими изолированными фрагментами природного леса посреди лесных массивов, интенсивно эксплуатируемых человеком.
В национальном масштабе изменения лесов оказались настолько значительными, что это получило впечатляющее отражение в Красной книге (Rassi et al., 2001): 62 лесных вида считаются исчезнувшими, 564 вида классифицируются как находящиеся под угрозой исчезновения, и ещё 416 видов могут вскоре оказаться среди тех, что находятся под угрозой исчезновения. В целом это составляет 1042 вида, но реальный уровень угрозы для биоразнообразия леса скорее всего недооценён, так как достаточное количество доступных данных имелось только для 7000 из 20000 лесных видов. Вполне обосновано предположение, что уровень угрозы вымирания примерно одинаков для тех групп, по которым имеются сведения об их распространении, и для тех, по которым таких сведений ещё недостаточно. Это позволяет оценить общее количество исчезнувших видов, видов, которым грозит исчезновение, и видов, которые окажутся вскоре под угрозой в лесных сообществах, как близкое к 3000, что составляет около 15% всех видов, обитающих в лесу. [сравнимая доля угрожаемых видов фиксируется в каждом из крупных таксонов - птицы, млекопитающие, рыбы и пр.].
Высокий уровень угрозы биоразнообразию вызван, прежде всего, тем обстоятельством, что лишь 1% территории, занятой лесов в южной Финляндии, приходится на так называемые природные леса или леса, близкие к природным.»
Илкка Хански, ibid. C.278-279.
Одна из причин неспособности финского общества до начала 1990-х гг. противостоять этой экспансии корпораций - отсутствие сильного, антикапиталистически настроенного зелёного движения, по примеру инициативных групп охраны окружающей среды в ФРГ, действовавших с конца 1960-х гг. Дальше они дали партию зелёных. Соответственно, уличного давления за сохранение дикой природы в Финляндии почти не было - в противоположность ФРГ - почему натуралисты, желающие сохранить хоть что-то, должны были занимать просительную позицию в отношении властей/корпораций.
«Примером национальной стратегии по охране природы, которая оказалась неудачной для сохранения биоразнообразия, являются мероприятия по охране различных типов болот в Финляндии. Первоначально 1/3 всей поверхности суши в Финляндии была заболочена, но широкомасштабная программа по осушению в 1960-70-х гг. уничтожила значительную долю моховых, низинных и других типов болот на всей территории страны…. Программа сохранения заболоченных местностей была инициирована в конце 1970-х гг., с упором на которые, лучше всего сохранившиеся заболоченные участки. В это время по-настоящему осознали невосполнимость их потери.
Меры по охране, таким образом, были в основном сосредоточены на сохранении репрезентативных типов местообитаний, а не на создании сети заболоченных участков, где можно было бы ожидать сохранения жизнеспособных метапопуляций видов, специализированных к существованию в конкретных местообитаниях данного региона. В результате произошло широкомасштабное сокращение численности видов, узкоспециализированных к заболоченным местообитаниям…, при этом их остаточные популяции оказались привязанными к небольшим изолированным охраняемым территориям.
И этот процесс продолжается. Я не утверждаю, что было очевидно, какую совокупность заболоченных участков следовало охранять - специально выбранные разнотипные участки или же потенциально функциональные сети более заурядных заболоченных территорий. Но для данного периода природоохранной деятельности характерно, что этот вопрос вовсе не ставился.
Другое дело, что можно было бы взять под охрану гораздо больше заболоченных территорий, потому что экономический эффект от их осушения часто был минимальным или даже отрицательным. Любопытно, что для сохранения биоразнообразия в лесах северной Европы в настоящее время отстаивается противоположная точка зрения - большие надежды возлагаются на возможность поддерживать биоразнообразие в лесах за счёт чрезвычайно малых участков ключевых местообитаний (раздел 5.3) [как дальше показывает автор, это решение также вынужденное, а не оптимальное в научном смысле, это тот мизер, который соглашаются уступить гг.бизнесмены, а общественное движение в защиту дикой природы до сих пор слишком слабо, чтобы вырвать побольше, прогресс в области ООПТ в Финляндии скорей связан с решениями евробюрократов по созданию общеевропейских экосетей, вроде Natura 2000, охраны естественных местообитаний и пр.].
Столь противоположные подходы к охране болот (создание нескольких больших природоохранных территорий), с одной стороны, и лесов (создание многих чрезвычайно малых фрагментов), с другой стороны, основаны не на знании экологии, - скорее они продиктованы экономическими соображениями. Самые крупные заболоченные участки часто труднее всего осушить, а большие участки продуктивных лесов требуют больших затрат на охрану [плюс момент, о котором автор рассказывает в другом месте - увеличение производства древесины требует больше площадей под коммерческие леса, с которым и конкурируют «старые мелколиственные» и «естественные бореальные» на ООПТ. Болота же, подходящие для с/х, почти все были осушены ранее, осушаемые под водохранилища и т.д. объекты существенны не площадью, а объёмом. На неудобные или расположенные на севере бизнес не будет тратиться, а условия для сохранение лесного ландшафта на севере Финляндии уже плохие]…
Анализ ситуации с лесами в северной Европе в настоящее время показывает, что нет иного выбора, кроме как преобразовать некоторые из существующих ухоженных лесов в близкие к природным сукцессионные леса с большим количеством гниющей древесины. Такие меры будут особенно эффективны, если восстановленные леса будут располагаться территориально близко к существующим участкам высококачественных древостоев, так как это сможет обеспечить миграцию охраняемых видов в восстановленные леса и сократит период восстановления этих видов. С другой стороны, эти выводы особенно применимы к видам, численность которых в современных лесных ландшафтах сокращается, то есть к видам, находящимся под угрозой исчезновения. Для видов, менее требовательных к среде обитания и поэтому лучше сохранившихся в современных лесах, возможно, даже скромные меры современного «зелёного» лесного хозяйства могут оказаться полезными и уменьшат вероятность того, что эти пока что широко распространённые виды окажутся под угрозой вымирания. Но в реальном мире ситуация остаётся противоречивой, потому что все меры, направленные на уменьшение интенсификации лесного хозяйства, принуждают к экономическим затратам, и возникает вопрос, какой выбор стратегии осуществления природоохранных мер является наиболее экономически эффективным.
Илкка Хански, ibid. С.264-265, 277
[Увы, автор молчит о том, что в условиях сильного общественного давления критерий экономической эффективности, удобный предпринимательскому меньшинству, не желающим уменьшать прибыльность бизнеса экологическими ограничениями, отступает на второй план перед требованиями общественной пользы и экологической устойчивости, важными большинству. Учёному следует быть на стороне вторых, а не первых, даже если он получает финансирование от первых через гранты и пр., поскольку иначе нам, натуралистам, не останется что исследовать.]
.
Вообще, в своей природоохранной части «Ускользающий мир» является ещё одним подтверждением «ножниц» между благоустроенностью-ухоженностью-окультуренностью ландшафта (в том числе природного - лесов, лугов, речных долин и пр.) и возможностью сохранения биоразнообразия на данной территории.
Вот как это формулировал классик охраны природы в нашей стране проф. Г.А.Кожевников, давая обобщённое описание хорошо ухоженного леса по германской модели: «Представьте себе, что в лесу, ранее носившем первобытный характер, проведены широкие просеки и построены дома. На просеках сделаны богатые посадки, много цветущих кустарников, живых изгородей, много таких деревьев, которых прежде в лесу не было. Всё это пышно разрослось и даёт приют многочисленным птицам. В лесу запрещено стрелять, и это соблюдается. Целый ряд хищников остаётся здесь на гнездовьях, гнездятся даже цапли, есть белки, зайцы, даже барсуки и лисицы. Получается довольно оживлённая картина животной жизни…» (Кожевников, 1909, с.7).
Непрофессионалу эта картина может показаться настоящей идиллией. Но это впечатление обманчиво. С научной точки зрения, подчёркивает Кожевников, лес лишился значительной части своей сложности и естественности. Говоря об упрощении биоты в плотно населённой Германии, Кожевников предостерегает от подобного процесса в России:
«И если мы не примем специальных мер в охране первобытной природы (как фауны, так и флоры), она исчезнет бесследно, и заступившая на её место изменённая культурой природа только обманет нас своим односторонним богатством, затушевав образ исчезнувшего прошлого» (там же)».
Д.Вайнер. Экология в Советской России. М.: Прогресс, 1991. С.29-30.
А сейчас в развитых капстранах «культура» поддерживает столь интенсивное природопользование и столь высокие темпы преобразования ландшафта, что «природе» просто нет места. Выход - в преимуществах планового хозяйства (в т.ч. природопользования, и территориальной компенсации экологических рисков), связанных с социализмом.
[1] В отличий от популяций - источников, не способны к самоподдержанию, «наполняются» особями в периоды подъёмов численности и в демографическом отношении целиком зависимы от этого наполнения. В системе обмена особями внутри популяции больше «принимают» переселенцев, чем сами «отдают» в другие территориальные группировки системы, за счёт чего и поддерживаются. Понятно, что в таком случае охрана их местообитаний бесперспективна.