Фрейдизм и юнгианство: первые подходы
Продолжаю осмысливать. Ниже представлена таблица понятых мной не столько различий фрейдизма и юнгианства, сколько - источников этих различий. Мне видится, что это является важнейшей задачей для понимания анализа современной культурой происходящего в ней и с ней, ибо она сделала ставку на фрейдизм. Его безусловное лидерство, в конечном счете, инициировало, например, понимание гендера, как не-зависящего от тела, но связанного только с культурной средой. Как отцовство более социально, чем природно для человека (М. Мид), так и гендер - более культурогенен и текуч, нежели питается спецификой телесности человека. С одной стороны, это, вроде - хорошо, ибо человек не только и не столько животное. Однако фрейдизм исключил из сферы своего внимания жизнь духа, который всегда связан с телесностью вот-этого-вот-человека. Юнгианство сильно тем, что вывело дух (архетипы как духовности единицы бессознательного) в качестве основных сил, определяющих не содержание поведения (что гендера, зависящее именно от культурной среды), а стратегию гендерного поведения (как).
Таблица сравнения
Вопросы
Фрейд, Лакан (А. Смулянский)
Юнг, юнгианство
Источник Хотения
Воля-к-власти
Власть отца питает чувство вины, а вытесняемая вина питает власть желания.
Воля-к-жизни/любви
Власть матери дает защищенность и питает в отношении неё асексуальность. Отсюда, желание - не всегда итог сексуализированности, оно есть выражение воли жить, быть, поэтому уместнее говорить не о желании, а о хотении как волении. Само сексуальное желание связано с возвышенным Эросом, освобождающим от власти матери без всякого чувства вины.
Чувство вины и самоограничение
Чувство вины за смерть другого, которая стала итогом реализации своего желания. Так оно становится источником самоограничения в наслаждении.
Страх за возможность собственной [личностной] смерти (в уроборосе), за возможность смерти воления как продукта воли-к-жизни.
Чувство усталости из неспособности принять всю неутомимость воли, а также страсть к интенсификации.
Желания инициируют самоограничение (юнгианство), ибо самозапрет дает разность потенциалов между желанием и его не-реализуемостью, усиливая жизненную страсть.
Желание
Желание - это ощущение нехватки переживания наслаждения в силу его вытеснения чувством вины.
Желание принадлежит Реальному, однако Символическое определяет меру желания, ограничивает его. Сексуальность конструируется культурным дискурсом (гендерной политикой).
Внимание к телу, телесности как желающему Реальному
Отрезанное Реальное, задисциплинированное Желание переросли в нехватку уже самого желания, для которого понадобились специальные практики его производства.
Желание - это ощущение нехватки наслаждения не из чувства вины, а из состояния переполненности волей к жизни.
Желание принадлежит Реальному (воле-к-жизни) и выражается в Символическом. Культура - поле выраженного Желания. Архетипы - идеи воли-к-жизни, конкретизирующиеся в в архетипических образах.
Внимание к идеальным структурам бессознательного: архетипам и их проявленности на уровне сознания в виде архетипических образов.
Запрет на инцест
Стыд инициирует самозапрет на наслаждение (убийство отца для обладания всеми женщинами инициирует стыд за - реальное, или воображаемое, или символическое - убийство, а также - как следствие - и самозапрет, самоограничение на наслаждение). (Само) запрет на инцест инициирует страх инцеста.(1)
Инцест запретен, потому что желаем. (3)
Страх инцеста первичен в отношении запрета. К запрету на инцест приводит страх перед единством с матерью, от которой необходимо сепарироваться. (2)
Потребность духа в сепарации от родителей для самораскрытия переживает духовный инцест как опасность. Физический инцест есть один из способов реализации такого инцеста.
Инцест запретен потому, что опасен. (3)
Антропный смысл
Самозапрет на наслаждение из заботы о себе-в-перспективе, ибо только травма, страдание инициирует возникновение объема души.
Для человека в его существовании Символическое предшествует Реальному, оно защищает человека от Реального. Последнее открывается в травмах, надрывах...
Неутомимость в игре есть проявление модуса воли-к-жизни, где игра не утилитарна, но она есть неудержимая проверка себя, познание, которое тоже не прагматично, она наполняет и проявляет "Я", которое при этом не осознается.
Реальное предшествует символическому, выражается в нем.
Киноискусство (фильмы ужасов: монструозно-феминное)
Изображают подавленное - из-за невозможности его осуществить - сексуальное желание, которое выливается в насилие. В них орудия убийство - фаллические символы, а акт убийства есть символическое проникновение в тело.
Ужас - это всегда влияние Ужасной Матери. Насилие - это форма избегание инцеста при одновременности мести за нахождение в психологическом инцесте. То, что злодея убивает "последняя девушка"(концепт Кэрол Кловер) - символично, так как он гибнет от того, что девушка оборачивается ведьмой (Магом, магнессой) и окончательно ничтожит дурную бесконечность уробороса.
Комментарии:
И Юнг, и Фрейд - важны, и описывают свои реальности. Первый говорит об отношениях с матерью, второй об отношениях с отцом. (4) Здесь речь идет о приоритетной фигуре анализа.
Однако, в связи с тем, что материнство - естественно, а отцовство - итог социокультурного опыта (М.Мид об этом замечательно пишет!), то более глубинный слой психики - юнгианский. Именно поэтому архетип имеет связь с реальным, с идеей, выражая духовное в культурных символах, а символическое Лакана уже потеряло с связь с реальным, обособившись от природы дурной бесконечностью означающих-без-означаемых (культурными дискурсами).
Сноски:
1. Фрейд в книге «Тотем и табу» (опубликована в 1913 году) фантазирует о происхождении религии. Она, мол, пошла от того, что сыновья жестокого ревнивого отца, присвоившего себе всех женщин племени, как-то раз собрались, убили его и съели, а всех женщин (матерей) поделили по некоторому закону. (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
2. Это, можно сказать, сравнительно ортодоксальный взгляд. А у Юнга в «Метаморфозах» (глава «Жертва») читаем: «Человек оставляет мать, источник libido, побуждаемый вечной жаждой вновь отыскать ее и через нее получить обновление; таким образом, он совершает круговорот свой, чтобы вновь вернуться в лоно матери. Всякое препятствие на пути его жизни, угрожающее его подъему, обладает призрачными чертами страшной матери, парализующей его жизненную бодрость изнуряющим ядом тайно оглядывающейся тоски; каждый раз, как ему удается превозмочь эту тоску - он обретает вновь улыбающуюся мать, дарующую ему любовь и жизнь; это картины, созданные предугадывающей глубиной человеческого чувства, но они до неузнаваемости искажены постоянно движущимся вперед поверхностным развитием человеческого духа».(http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
3. Юнг объяснял: «Инцест запретен не потому, что желанен, а потому, что переполняющий первобытного человека страх задним числом воскрешает впечатления детства и формирует на этом материале церемонию искупления». Фрейд отвечал: «Мы, по-моему, до сих пор считали, что страх идет от запрета инцеста; вы же сегодня утверждаете, что скорее запрет инцеста проистекает из страха». (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/).
4. Обобщенно говоря, для Фрейда бог - это отец, а для Юнга - мать. Отсюда и все противоречия. Ведь мать - это жизнь, которая все породила. Но именно эта богиня подавлена в иудео-христианской культуре (как и сексуальность). Конечно, мы ей все поклоняемся. И Фрейд тоже: его поиск подавленной сексуальности, высвобождение и переключение ее на себя, - это ведь фактически заклинания Песни песней: «Встань возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» Но все-таки для еврея, выросшего в традиционной семье, бог-мать - нет, это уж слишком! (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
P.S. Выписка из текста Олега Давыдова о Фрейде и Юнге (по ссылкам, указанным в сносках)
(неоднозначно, но - интересно)
Фрейд ищет во сне личный мотив, а толкование, которое дает своему сну Юнг, отсылают в подземелье (бессознательного). Разница в способах толкования вовсе не обязательно оз-начает, что кто-то один из двух аналитиков неправ, возможно, они просто интересуются разными слоями подсознания. (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
Сексуальная теория - бастион против оккультизма, то есть - языческой нечисти, кото-рая может захлестнуть мир иудео-христианской культуры. Фрейда, конечно, трудно запо-дозрить в какой-либо ортодоксии, но то, что он всю жизнь оставался в лоне иудео-христианской культуры, - неоспоримый факт. Юнг другое дело. Ему еще в детстве было видение (подробности здесь), что бог испражняется на церковь («поток черной грязи») и кусок фекалий проламывает ее крышу. Бог, срущий на церковь (здание, но и учреждение), - это, конечно, не иудео-христианский бог, это какой-то похабник языческий. (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
Юнг объяснял: «Инцест запретен не потому, что желанен, а потому, что переполняющий первобытного человека страх задним числом воскрешает впечатления детства и формиру-ет на этом материале церемонию искупления». Фрейд отвечал: «Мы, по-моему, до сих пор считали, что страх идет от запрета инцеста; вы же сегодня утверждаете, что скорее запрет инцеста проистекает из страха». (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/ )
Когда осенью 1912 года вышла вторая часть «Метаморфоз», Фрейд испытал культурный шок. И дело тут, конечно, не просто в сексуальной теории, дело в понимании божества. Обобщенно говоря, для Фрейда бог - это отец, а для Юнга - мать. Отсюда и все проти-воречия. Ведь мать - это жизнь, которая все породила. Но именно эта богиня подавлена в иудео-христианской культуре (как и сексуальность). Конечно, мы ей все поклоняемся. И Фрейд тоже: его поиск подавленной сексуальности, высвобождение и переключение ее на себя (перенос), - это ведь фактически заклинания Песни песней: «Встань возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» Но все-таки для еврея, выросшего в традиционной семье, бог-мать - нет, это уж слишком! (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
Как раз в то время, когда Юнг писал свои «Метаморфозы», Фрейд писал книгу «Тотем и табу» (опубликована в 1913 году). Как известно, он в ней фантазирует о происхождении религии. Она, мол, пошла от того, что сыновья жестокого ревнивого отца, присвоившего себе всех женщин племени, как-то раз собрались, убили его и съели, а всех женщин (мате-рей) поделили по некоторому закону. Вывод такой: «В Эдиповском комплексе совпадает начало религии, нравственности, общественности и искусства в полном согласии с дан-ными психоанализа, по которым этот комплекс составляет ядро всех неврозов, поскольку они до сих пор оказались доступными нашему пониманию. Мне кажется чрезвычайно удивительным, что и эта проблема душевной жизни народов может быть разрешена, если исходить из одного только конкретного пункта, каким является отношение к отцу».
Это, можно сказать, сравнительно ортодоксальный взгляд. А у Юнга в «Метаморфозах» (глава «Жертва») читаем: «Человек оставляет мать, источник libido, побуждаемый вечной жаждой вновь отыскать ее и через нее получить обновление; таким образом он совершает круговорот свой, чтобы вновь вернуться в лоно матери. Всякое препятствие на пути его жизни, угрожающее его подъему, обладает призрачными чертами страшной матери, пара-лизующей его жизненную бодрость изнуряющим ядом тайно оглядывающейся тоски; ка-ждый раз, как ему удается превозмочь эту тоску - он обретает вновь улыбающуюся мать, дарующую ему любовь и жизнь; это картины, созданные предугадывающей глубиной че-ловеческого чувства, но они до неузнаваемости искажены постоянно движущимся вперед поверхностным развитием человеческого духа».
Психоанализ возник в еврейской среде. Это медицинский факт. И сам основатель, и большая часть его пациентов и учеников - интеллигентные евреи, претерпевавшие кри-зис идентичности в условиях ассимиляции европейской культурой. Разрыв с традицией выражался в болезненных состояниях. Фрейд нащупал язык для разговора об иудео-христианском боге в ситуации, когда люди в него уже не верили, а бог продолжал дейст-вовать изнутри, создавая фантазии, страхи, соматические симптомы. Психоанализ - это своего рода богословие. И одновременно сакральная процедура: исповедь пациента и по-следующее объяснение аналитиком того, что происходит с человеком, в котором действу-ет бог его предков. Происходит примерно то, что происходило с Иовом: он мучается, не понимая - почему. И эти мучения (скажем, невроз) Фрейд старался снять, находя корень проблемы в душе страждущего и доводя до его сознания причину страданий.
У Юнга взгляд на него шаманский, он говорит: «Я никогда не соглашался с Фрейдом в том, что сон - это некий заслоняющий смысл «фасад» - когда смысл существует, но он будто бы нарочно скрыт от сознания. Мне кажется, что природа сна не таит в себе наме-ренного обмана, в ней нечто выражается возможным и наиболее удобным для нее образом - так же как растение растет или животное ищет пищу. В этом нет желания обмануть нас, но мы сами можем обмануться… Задолго до того, как я узнал Фрейда, бессознательное и сны, непосредственно его выражающие, казались мне естественными процессами, в которых нет ничего произвольного и тем более намеренно вводящего в заблуждение. Нет причин предполагать, что существует некое бессознательное природное коварство, по аналогии с коварством сознательным». ((http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
А в период писания «Метаморфоз» у него еще были довольно смутные представления о структуре объективной психики. Пожалуй, их можно резюмировать приблизительно так: в коллективном бессознательном разных этносов действуют разные архетипы. Правда, вместо слова «архетип» в ту пору использовали слово «комплекс» (отколовшееся психическое содержание, группирующееся вокруг некой смысловой сердцевины и ведущее себя как независимый субъект), а вместо термина «коллективное бессознательное» употреблялось выражение «филогенетическое бессознательное».
(http://www.peremeny.ru/column/view/1222/)
Если иметь в виду, что архетипы - не только «инстинктивные формы», но и формы явления нуминозов, или попросту - богов (в то числе и национальных), станет яснее, что имел в виду Юнг, когда говорил, что «мы не можем перевести дух чуждой расы в нашу ментальность целиком не нанося ощутимого ущерба последней».
(http://www.peremeny.ru/column/view/1222/)
Здесь - начало текста про Юнга.
Таблица сравнения
Вопросы
Фрейд, Лакан (А. Смулянский)
Юнг, юнгианство
Источник Хотения
Воля-к-власти
Власть отца питает чувство вины, а вытесняемая вина питает власть желания.
Воля-к-жизни/любви
Власть матери дает защищенность и питает в отношении неё асексуальность. Отсюда, желание - не всегда итог сексуализированности, оно есть выражение воли жить, быть, поэтому уместнее говорить не о желании, а о хотении как волении. Само сексуальное желание связано с возвышенным Эросом, освобождающим от власти матери без всякого чувства вины.
Чувство вины и самоограничение
Чувство вины за смерть другого, которая стала итогом реализации своего желания. Так оно становится источником самоограничения в наслаждении.
Страх за возможность собственной [личностной] смерти (в уроборосе), за возможность смерти воления как продукта воли-к-жизни.
Чувство усталости из неспособности принять всю неутомимость воли, а также страсть к интенсификации.
Желания инициируют самоограничение (юнгианство), ибо самозапрет дает разность потенциалов между желанием и его не-реализуемостью, усиливая жизненную страсть.
Желание
Желание - это ощущение нехватки переживания наслаждения в силу его вытеснения чувством вины.
Желание принадлежит Реальному, однако Символическое определяет меру желания, ограничивает его. Сексуальность конструируется культурным дискурсом (гендерной политикой).
Внимание к телу, телесности как желающему Реальному
Отрезанное Реальное, задисциплинированное Желание переросли в нехватку уже самого желания, для которого понадобились специальные практики его производства.
Желание - это ощущение нехватки наслаждения не из чувства вины, а из состояния переполненности волей к жизни.
Желание принадлежит Реальному (воле-к-жизни) и выражается в Символическом. Культура - поле выраженного Желания. Архетипы - идеи воли-к-жизни, конкретизирующиеся в в архетипических образах.
Внимание к идеальным структурам бессознательного: архетипам и их проявленности на уровне сознания в виде архетипических образов.
Запрет на инцест
Стыд инициирует самозапрет на наслаждение (убийство отца для обладания всеми женщинами инициирует стыд за - реальное, или воображаемое, или символическое - убийство, а также - как следствие - и самозапрет, самоограничение на наслаждение). (Само) запрет на инцест инициирует страх инцеста.(1)
Инцест запретен, потому что желаем. (3)
Страх инцеста первичен в отношении запрета. К запрету на инцест приводит страх перед единством с матерью, от которой необходимо сепарироваться. (2)
Потребность духа в сепарации от родителей для самораскрытия переживает духовный инцест как опасность. Физический инцест есть один из способов реализации такого инцеста.
Инцест запретен потому, что опасен. (3)
Антропный смысл
Самозапрет на наслаждение из заботы о себе-в-перспективе, ибо только травма, страдание инициирует возникновение объема души.
Для человека в его существовании Символическое предшествует Реальному, оно защищает человека от Реального. Последнее открывается в травмах, надрывах...
Неутомимость в игре есть проявление модуса воли-к-жизни, где игра не утилитарна, но она есть неудержимая проверка себя, познание, которое тоже не прагматично, она наполняет и проявляет "Я", которое при этом не осознается.
Реальное предшествует символическому, выражается в нем.
Киноискусство (фильмы ужасов: монструозно-феминное)
Изображают подавленное - из-за невозможности его осуществить - сексуальное желание, которое выливается в насилие. В них орудия убийство - фаллические символы, а акт убийства есть символическое проникновение в тело.
Ужас - это всегда влияние Ужасной Матери. Насилие - это форма избегание инцеста при одновременности мести за нахождение в психологическом инцесте. То, что злодея убивает "последняя девушка"(концепт Кэрол Кловер) - символично, так как он гибнет от того, что девушка оборачивается ведьмой (Магом, магнессой) и окончательно ничтожит дурную бесконечность уробороса.
Комментарии:
И Юнг, и Фрейд - важны, и описывают свои реальности. Первый говорит об отношениях с матерью, второй об отношениях с отцом. (4) Здесь речь идет о приоритетной фигуре анализа.
Однако, в связи с тем, что материнство - естественно, а отцовство - итог социокультурного опыта (М.Мид об этом замечательно пишет!), то более глубинный слой психики - юнгианский. Именно поэтому архетип имеет связь с реальным, с идеей, выражая духовное в культурных символах, а символическое Лакана уже потеряло с связь с реальным, обособившись от природы дурной бесконечностью означающих-без-означаемых (культурными дискурсами).
Сноски:
1. Фрейд в книге «Тотем и табу» (опубликована в 1913 году) фантазирует о происхождении религии. Она, мол, пошла от того, что сыновья жестокого ревнивого отца, присвоившего себе всех женщин племени, как-то раз собрались, убили его и съели, а всех женщин (матерей) поделили по некоторому закону. (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
2. Это, можно сказать, сравнительно ортодоксальный взгляд. А у Юнга в «Метаморфозах» (глава «Жертва») читаем: «Человек оставляет мать, источник libido, побуждаемый вечной жаждой вновь отыскать ее и через нее получить обновление; таким образом, он совершает круговорот свой, чтобы вновь вернуться в лоно матери. Всякое препятствие на пути его жизни, угрожающее его подъему, обладает призрачными чертами страшной матери, парализующей его жизненную бодрость изнуряющим ядом тайно оглядывающейся тоски; каждый раз, как ему удается превозмочь эту тоску - он обретает вновь улыбающуюся мать, дарующую ему любовь и жизнь; это картины, созданные предугадывающей глубиной человеческого чувства, но они до неузнаваемости искажены постоянно движущимся вперед поверхностным развитием человеческого духа».(http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
3. Юнг объяснял: «Инцест запретен не потому, что желанен, а потому, что переполняющий первобытного человека страх задним числом воскрешает впечатления детства и формирует на этом материале церемонию искупления». Фрейд отвечал: «Мы, по-моему, до сих пор считали, что страх идет от запрета инцеста; вы же сегодня утверждаете, что скорее запрет инцеста проистекает из страха». (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/).
4. Обобщенно говоря, для Фрейда бог - это отец, а для Юнга - мать. Отсюда и все противоречия. Ведь мать - это жизнь, которая все породила. Но именно эта богиня подавлена в иудео-христианской культуре (как и сексуальность). Конечно, мы ей все поклоняемся. И Фрейд тоже: его поиск подавленной сексуальности, высвобождение и переключение ее на себя, - это ведь фактически заклинания Песни песней: «Встань возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» Но все-таки для еврея, выросшего в традиционной семье, бог-мать - нет, это уж слишком! (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
P.S. Выписка из текста Олега Давыдова о Фрейде и Юнге (по ссылкам, указанным в сносках)
(неоднозначно, но - интересно)
Фрейд ищет во сне личный мотив, а толкование, которое дает своему сну Юнг, отсылают в подземелье (бессознательного). Разница в способах толкования вовсе не обязательно оз-начает, что кто-то один из двух аналитиков неправ, возможно, они просто интересуются разными слоями подсознания. (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
Сексуальная теория - бастион против оккультизма, то есть - языческой нечисти, кото-рая может захлестнуть мир иудео-христианской культуры. Фрейда, конечно, трудно запо-дозрить в какой-либо ортодоксии, но то, что он всю жизнь оставался в лоне иудео-христианской культуры, - неоспоримый факт. Юнг другое дело. Ему еще в детстве было видение (подробности здесь), что бог испражняется на церковь («поток черной грязи») и кусок фекалий проламывает ее крышу. Бог, срущий на церковь (здание, но и учреждение), - это, конечно, не иудео-христианский бог, это какой-то похабник языческий. (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
Юнг объяснял: «Инцест запретен не потому, что желанен, а потому, что переполняющий первобытного человека страх задним числом воскрешает впечатления детства и формиру-ет на этом материале церемонию искупления». Фрейд отвечал: «Мы, по-моему, до сих пор считали, что страх идет от запрета инцеста; вы же сегодня утверждаете, что скорее запрет инцеста проистекает из страха». (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/ )
Когда осенью 1912 года вышла вторая часть «Метаморфоз», Фрейд испытал культурный шок. И дело тут, конечно, не просто в сексуальной теории, дело в понимании божества. Обобщенно говоря, для Фрейда бог - это отец, а для Юнга - мать. Отсюда и все проти-воречия. Ведь мать - это жизнь, которая все породила. Но именно эта богиня подавлена в иудео-христианской культуре (как и сексуальность). Конечно, мы ей все поклоняемся. И Фрейд тоже: его поиск подавленной сексуальности, высвобождение и переключение ее на себя (перенос), - это ведь фактически заклинания Песни песней: «Встань возлюбленная моя, прекрасная моя, выйди!» Но все-таки для еврея, выросшего в традиционной семье, бог-мать - нет, это уж слишком! (http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
Как раз в то время, когда Юнг писал свои «Метаморфозы», Фрейд писал книгу «Тотем и табу» (опубликована в 1913 году). Как известно, он в ней фантазирует о происхождении религии. Она, мол, пошла от того, что сыновья жестокого ревнивого отца, присвоившего себе всех женщин племени, как-то раз собрались, убили его и съели, а всех женщин (мате-рей) поделили по некоторому закону. Вывод такой: «В Эдиповском комплексе совпадает начало религии, нравственности, общественности и искусства в полном согласии с дан-ными психоанализа, по которым этот комплекс составляет ядро всех неврозов, поскольку они до сих пор оказались доступными нашему пониманию. Мне кажется чрезвычайно удивительным, что и эта проблема душевной жизни народов может быть разрешена, если исходить из одного только конкретного пункта, каким является отношение к отцу».
Это, можно сказать, сравнительно ортодоксальный взгляд. А у Юнга в «Метаморфозах» (глава «Жертва») читаем: «Человек оставляет мать, источник libido, побуждаемый вечной жаждой вновь отыскать ее и через нее получить обновление; таким образом он совершает круговорот свой, чтобы вновь вернуться в лоно матери. Всякое препятствие на пути его жизни, угрожающее его подъему, обладает призрачными чертами страшной матери, пара-лизующей его жизненную бодрость изнуряющим ядом тайно оглядывающейся тоски; ка-ждый раз, как ему удается превозмочь эту тоску - он обретает вновь улыбающуюся мать, дарующую ему любовь и жизнь; это картины, созданные предугадывающей глубиной че-ловеческого чувства, но они до неузнаваемости искажены постоянно движущимся вперед поверхностным развитием человеческого духа».
Психоанализ возник в еврейской среде. Это медицинский факт. И сам основатель, и большая часть его пациентов и учеников - интеллигентные евреи, претерпевавшие кри-зис идентичности в условиях ассимиляции европейской культурой. Разрыв с традицией выражался в болезненных состояниях. Фрейд нащупал язык для разговора об иудео-христианском боге в ситуации, когда люди в него уже не верили, а бог продолжал дейст-вовать изнутри, создавая фантазии, страхи, соматические симптомы. Психоанализ - это своего рода богословие. И одновременно сакральная процедура: исповедь пациента и по-следующее объяснение аналитиком того, что происходит с человеком, в котором действу-ет бог его предков. Происходит примерно то, что происходило с Иовом: он мучается, не понимая - почему. И эти мучения (скажем, невроз) Фрейд старался снять, находя корень проблемы в душе страждущего и доводя до его сознания причину страданий.
У Юнга взгляд на него шаманский, он говорит: «Я никогда не соглашался с Фрейдом в том, что сон - это некий заслоняющий смысл «фасад» - когда смысл существует, но он будто бы нарочно скрыт от сознания. Мне кажется, что природа сна не таит в себе наме-ренного обмана, в ней нечто выражается возможным и наиболее удобным для нее образом - так же как растение растет или животное ищет пищу. В этом нет желания обмануть нас, но мы сами можем обмануться… Задолго до того, как я узнал Фрейда, бессознательное и сны, непосредственно его выражающие, казались мне естественными процессами, в которых нет ничего произвольного и тем более намеренно вводящего в заблуждение. Нет причин предполагать, что существует некое бессознательное природное коварство, по аналогии с коварством сознательным». ((http://www.peremeny.ru/column/view/1207/)
А в период писания «Метаморфоз» у него еще были довольно смутные представления о структуре объективной психики. Пожалуй, их можно резюмировать приблизительно так: в коллективном бессознательном разных этносов действуют разные архетипы. Правда, вместо слова «архетип» в ту пору использовали слово «комплекс» (отколовшееся психическое содержание, группирующееся вокруг некой смысловой сердцевины и ведущее себя как независимый субъект), а вместо термина «коллективное бессознательное» употреблялось выражение «филогенетическое бессознательное».
(http://www.peremeny.ru/column/view/1222/)
Если иметь в виду, что архетипы - не только «инстинктивные формы», но и формы явления нуминозов, или попросту - богов (в то числе и национальных), станет яснее, что имел в виду Юнг, когда говорил, что «мы не можем перевести дух чуждой расы в нашу ментальность целиком не нанося ощутимого ущерба последней».
(http://www.peremeny.ru/column/view/1222/)
Здесь - начало текста про Юнга.