Грустная история одной любви.
Это было не с тобой,
Это все не про тебя,
Тебе лишь посвящается.
Да и как может быть иначе,
Ведь почти каждое слово здесь
Навеяно мыслями о тебе.
" Интересно, что я ненавижу больше всего на свете?
Я хожу по улицам. Навстречу столько людей, а чувствую себя абсолютно одинокой.
Забавно, что иногда слова и впрямь не нужны. Просто что-то понятно обоим и так - можно затронуть тему лишь слегка, пара намеков, и все. Кто может быть лучше моего Братика?!
Мой душевный покой снова нарушен, эх! Ну и что мне надо? Почти жизни никакой нет, так надо, а что - знаю ли я? Хочу в тепло, в темноту, хочу туда, где меня любят, хочу Домой - а вот Дома-то у меня и нет. Вот, набрела на потерянную было мысль.
Приходить и чувствовать себя как дома, где оказываюсь чуть дольше, чем на два часа.
Я снова запуталась. Чего я хочу, кого люблю? Сама не знаю. Время покажет, будущее."
* * *
Дождь лил целый день.
Ее настроению он подходил как нельзя лучше.
Она устала.
- Я что-то слишком запуталась.
Неожиданно пришло ясное ощущение - ей необходимо поразмыслить, разобраться в себе. Побыть одной, в тишине, отдохнуть от своего парня. А то она уж и не знала порой - любит она его или ненавидит.
Куда ей было пойти? Где пожить какое-то время? В конце концов, она решила, что лучшим вариантом будет попроситься к Брату, у него была уютная двухкомнатная квартирка неподалеку от ее города, где он давно жил один. Ей очень нравился его светлый просторный дом, там она сможет обрести душевный покой. А она могла бы ему готовить и помогать по хозяйству. Да, лучше всего ей будет там, вот только как ему об этом сказать?
Он всегда хорошо к ней относился. И хотя молчаливее человека сложно было найти, он был ее лучшим другом. Ей казалось, что за всю жизнь она с ним и десятком слов не обменялась. Зато как он умел слушать! Ему можно было рассказать все - он всегда внимательно выслушивал ее, не перебивая едкими замечаниями, не комментируя. Правда, он ничего и не отвечал, не советовал, не оценивал, но тогда она об этом не задумывалась. В то время он ее полностью устраивал таким, какой есть.
Хотя она не могла сказать, что хорошо его знает, зато была твердо уверена, что всегда может обратиться к нему за помощью и советом. Мысленно она формулировала это несколько иначе, вроде: "Тепло и хорошо, и кормят бананами."
Они всегда были друзьями. Но общались мало после одного случая. Тогда она начала изливать свои чувства в потоках слов, растроганная чем-то, она и сама уже не помнила, чем. А он ничего не ответил, и она вдруг почувствовала, что совершила серьезный промах, хотя в чем он заключался - так и не поняла.
- Надо записывать, а то ведь память ни к черту.
- Вот с кем, например, я показывала, как пишу разные буквы? Ха-ха! Не помню!
Они договорились встретиться в парке, около небольшого прудика под пушистым холмом. Пока они, не спеша, поднимались на вершину, она, смущаясь, многословно изложила ему свою просьбу. На вершине они сели на поросшее мхом бревно. Он молча дослушал ее, а потом посмотрел в глаза и сказал:
- Тебе нужен дом? Приходи.
И ласково улыбнулся.
Она сидела, ошарашенная, не ожидая такого легкого поворота, разом снимавшего все проблемы, столько времени мучавшие ее. Это ведь не написать сочинение или объяснить задачку по алгебре. И даже не пристроить брошенного котенка. Это гораздо серьезнее.
Беспорядочные мысли вертелись в голове, она сидела, изумленно глядя на него.
Прошло несколько минут.
Он встал и начал медленно спускаться с холма.
* * *
Она устала.
Нескончаемые разговоры, выяснения отношений, выматывающие душу, долгие, пустые - они ни к чему не приводили.
Бессмысленность происходившего давила на нее тяжким грузом, рисуя складку между выразительными бровями, омрачая ясный взгляд.
В своем неосознанном пока протесте она доходила порой до абсурда, мечтая о полном безмолвии, целебном молчании, общении совсем без слов. Ей хотелось всего лишь немного тишины и спокойствия. Улыбки утром, хлопка по плечу вечером - и все.
Очередное разногласие, угрожающе быстро перетекающее в перепалку, бесконечный обмен пустыми фразами.
Она не стала с ним спорить. Знала давно, что это совершенно бесполезно. Если уж он упрется, то ни в какую не переубедить. Поэтому она просто повернулась и ушла.
* * *
То, что Брат увидел, войдя домой, резко отличалось от всего, что он успел себе вообразить. Она сидела в кресле с ногами, одетая в потрепанные бриджи и яркие разноцветные носки, и читала.
- А, это ты? Привет!
Она легко соскочила с кресла и подбежала к нему. Светлые волосы растрепались, длинная челка упала на глаза. Она откинула мешавшую прядь и улыбнулась.
Ее нежное личико, поднятое к нему, светилось радостью, глаза сияли. Ему вдруг захотелось ее обнять, но у них это не было принято, а он чувствовал себя почему-то слишком неловко. Поэтому он ограничился тем, что потрепал ее по плечу и прошел в кухню.
И изумленно уставился на чисто вымытые тарелки, чашки и готовый ужин.
Она заплясала вокруг него, счастливая его немым восторгом.
После еды, когда они сидели и уютно пили чай, включив только настольную лампу, а за окном уже смеркалось, она стала рассказывать ему свою Историю, как она про себя гордо ее называла:
- Нет, знаешь, он сначала вел себя в высшей степени порядочно. Сперва он был просто моим другом - я и не догадывалась, что он влюбился, месяца полтора он со мной гулял, приходил в гости, чинил двери, иногда цветы дарил. А какие у нас с ним были разговоры! Интересно было - дух захватывало! Ходили на концерты и всякие походы, и бывало, ночи напролет сидели на кухне, просто беседуя - нас разделял стол. И никогда он ко мне не приставал - никогда! Если он у меня и оставался ночевать - редко и неохотно, то спал, не раздеваясь, в другой комнате.
Он вспомнил свою бывшую девушку. Сейчас ему казалось, это было сто лет назад.
По ее инициативе они сразу переспали, и не было у них таких романтичных вечеров, разговоров на всю ночь. Он и вообще был не болтлив, а она оживлялась, только когда начинала его упрекать. Ее безмерно раздражало его вечное молчание, и она все злилась и злилась, а жизнь становилось все хуже и хуже с каждой размолвкой.
Он всегда жил один. А когда у него появилась девушка, они сразу стали жить вместе и очень скоро разошлись. На прощание она бросила ему:
- Ты нисколько со мной не считаешься! Будто я не человек!
"Но ведь я никогда не спорю", - растерянно подумал он.
- Ты не споришь и не препираешься, просто делаешь все, как тебе удобнее, не думая о других! Никогда ты меня не слушал. И я не чувствую, что нужна тебе.
"Нужна, наверное…" - мысленно засомневался он.
Она же, не дождавшись ответа, взбешенно заключила:
- Никогда тебе такому не ужиться с другими.
И переехала к подруге.
А у него осталось смутное сомнение, что ей нужно было где-то жить те два месяца, что они были вместе. Он пропустил мимо ушей все ее слова, сочтя их непостижимыми женскими капризами, но одна фраза занозой застряла у него в душе. Как пел ее любимый Шахрин:
"Ведь если нам сегодня с тобой не прожить,
То кто же завтра полюбит меня?"
И потом, он не мог поступиться Сестренкой. А она ревновала к малышке, и из-за этого случались их самые страшные ссоры.
Спустя несколько месяцев он ощутил пустоту в душе и в доме. Но с девушками больше знакомиться не пытался, слишком живы еще были неприятные воспоминания.
А Сестренка продолжала:
- А потом, знаешь, словно его подменили. Он стал замкнутый, хмурый, и никак было от него не добиться - почему? Правда, он сильно ревновал меня ко всем, но выражал это странно. Уходил в себя и молчал, такой мрачный становился.
Я должна была прыгать вокруг него, спрашивать, что же случилось, пытаться понять, а он только отвечал таким голосом, будто в могилу сходит "все в порядке..."
И такое лицо несчастное делал.
Он никогда не мог меня сам обнять, поцеловать, словно я ему не нравлюсь, сколько я его ни уверяла, что мне всегда приятны его прикосновения.
Никогда прямо не говорил, что думает, сколько ни выспрашивай.
Он говорил, что он для меня всего лишь игрушка, что я его не ценю, а для меня никого больше не существовало в мире! Да я ни о ком другом не думала, не мечтала.
Она часто ругала Бывшего, горячо перечисляла недостатки, живо описывала ситуации, когда он вел себя не лучшим образом, пытаясь убедить скорее себя, чем собеседника, что они не были созданы друг для друга, обречены на разрыв, что она нисколько в нем не нуждалась. Но чем упорнее она это отрицала, тем яснее ей становилось, как же она ошибается.
Так изменилась его жизнь. И ее тоже. Многое открывалось ей. Она-то думала, что есть идеальные люди и идеальные отношения, что парни парнями, они приходят и уходят, но вот ее Брат - он совсем другой. Никогда он не виделся ей мужчиной, никогда не приходило ей в голову, что он тоже может хотеть того же, что и все остальные.
Она была прелестным ребенком, открытая, искренняя, веселая. Шаловливое создание. Не девушка, а котенок. Играет с бантиком, может поцарапать порой, но не сильно и не нарочно.
Пока она не поселилась у него, она его развлекала, вносила в его скучную размеренную жизнь свежесть и новизну. Она часто придумывала что-то неожиданное. Никогда он не знал, чего от нее ждать, и при этом она не требовала от него ничего. Она приходила в гости, они гуляли или пили чай, она болтала без умолку, а он просто смотрел на ее оживленное личико и радовался теплу и общению. Это было безопасно.
Потом она исчезала, поглощенная учебой, поклонниками, танцами, разнообразными увлечениями. В какой-то момент звонила ему или появлялась на пороге, сияя, радуясь ему, переполненная впечатлениями, жаждущая поделиться с ним всем, что ее в тот момент интересовало.
* * *
Тогда она была совсем глупенькой семнадцатилетней девчонкой.
Она просто смеялась той ночью, прыгала по бетонным блокам, и глядя на нее, можно было подумать, что нет в мире ничего занятнее и увлекательнее, чем прыгать летней ночью по бетонным блокам, брошенным строителями.
А в ней все звенело от счастья, жизнь била ключом. Только позже она поняла, почему так пело все в ней тогда. Только прожив первое предательство, разлуку, тоску, она осознала, что только тогда, когда он был рядом, у нее не возникал вопрос, есть ли смысл в жизни.
* * *
Мучаясь, решая и передумывая, страдая, бросаясь из крайности в крайность, она не могла ничего решить. Она ушла от него, чтобы поразмыслить, ей казалось, она сможет быстро и легко со всем разобраться, стоит только разложить все по полочкам.
А для этого лучше всего кому-нибудь все рассказать. Тогда все станет ясно. Что может быть легче?
Но время шло, и ей становилось все понятнее, что она запутывается все сильнее. Не в силах хоть что-то решить, она так и терзалась, не предпринимая никаких попыток что-либо сделать.
* * *
Прошло немало времени, прежде чем он узнал от знакомых, что она снова вернулась в город. Позвонив паре старых друзей, сумел добиться номера ее телефона. Сначала она отказалась с ним видеться. Но, пустив в ход все известные ему способы, он сумел все же уговорить ее.
- Но только на пять минут, не больше.
Она шла на эту встречу, как на казнь. Дрожь била ее изнутри, в горле застрял мерзкий сухой комок, внутренности скручивало узлом.
Они встретились на улице. Лето, солнечные блики в яркой листве, ясное небо, пушистые облачка - все затмила она, ее глаза, волосы и фигурка. Он онемел. Так давно не видел ее и отвык от того, как сильно она на него действовала. Непослушные губы еле выговорили:
- Здравствуй.
Тень пробежала по ее лицу. Она любила, когда он звал ее по имени. А он опять...
- Привет. - Словно нехотя отозвалась она.
Он молчал, мысли его лихорадочно набегали одна на другую, но банальности вроде "Ну, как ты? Что поделываешь? Давно здесь?" застывали у него на губах, стоило ему посмотреть ей в лицо. Растревоженная, печальная, словно усталая, она совсем не походила на себя прежнюю. Но такая, она еще больше будила в нем отклик. Хотелось защитить ее, утешить, приласкать.
Они пошли вдоль по улице.
Она подождала несколько минут, и, поняв, что тягостная пауза затягивается, желая поскорее закончить эту тяжелую встречу, собралась с силами и сказала:
- Знаешь, когда мы виделись в последний или в предпоследний раз, ты сказал очень мудрую вещь.
Он поморщился.
- Я с ней полностью согласна, - торопливо продолжала она.
- Ты сказал, что у нас был один период отношений, когда мы были парнем и девушкой. Он закончился. Потом второй - когда мы пытались стать друзьями. Так вот, мне кажется.. нет, я уверена, что у нас не получилось.
Она задумалась и поглядела вдаль.
- Это моя вина. Ты был безукоризнен. А я не могу быть тебе подругой. Не справляюсь. Подруги не ведут себя так, как я. Не пропадают так надолго, отвечают на письма, звонят и сообщают, что вернулись в твой город.
Она тяжело вздохнула.
- А я не могу. Я не могу относиться к тебе, как к другу. Извини. Мы не сможем быть друзьями, мы не друзья. Ты согласен?
- Пожалуй, да. - А что еще, интересно, он мог ответить?
Она помолчала, явно ожидая, что он скажет что-нибудь еще. Но он не произносил ни звука.
- Ну вот, в общем-то, и все. - Заключила она.
- Наверное, мне пора идти.
- Подожди, - очнулся он, - а что дальше будет?
- Что-то новое. Все по-другому.
- А мы? Мы еще увидимся?
- Не знаю. Как я могу тебе сейчас сказать? Наверное, нет, повода не будет. Ведь мы не парочка, не друзья, зачем нам встречаться?
Ее голос, такой неуверенный, становился все тише.
- А кем мы еще можем быть друг другу? Не родственниками, не сотрудниками, не одногруппниками. Никем. Значит, мы не будем писать друг другу, звонить, видеться. Незачем ведь. - Ее голос упал. Она отвернулась, смахнула что-то с лица.
Все померкло. Казалось, солнечный день издевается, так ярко било в глаза солнце, и хотя оно нещадно палило, оба чувствовали, как ледяной холод душит их изнутри.
Она подождала еще, но он словно впал в ступор. На душе ее становилось все тяжелее. Собрав последние силы, она нарушила вязкую тишину, которая стремительно несла их в глубокий омут:
- Я пойду. Прощай.
- Подожди, - почти закричал он, но получилось что-то вроде хрипа.
- Подожди! Ведь я... Ведь мы… Мы...
Она остановилась.
Он судорожно пытался уловить мысль, блеснувшую в мозгу словно молния.
Он поднял взгляд на ее поясок, не решаясь взглянуть в глаза, лучистые до боли.
- Я тогда еще сказал, что… Ведь можно... - запинался он, - ...начать заново. У нас еще ведь есть будущее... Мы могли бы снова встречаться... Попробовать опять? Мы многому научились, столько поняли за это время. Вдруг у нас получится?
Она заколебалась. Разум боролся с вспыхнувшей безумной надеждой.
- Ну не знаю...
- Давай попробуем! Не говори «нет» сейчас, подумай. Я позвоню. Ладно?
- Ладно, - уступила она. - Пока.
И почти бегом исчезла в ближайшем переходе метро.
Да, насколько нелегко было принять решение совсем расстаться с ним. Но насколько же тяжелее оказалось говорить ему об этом в лицо. Она думала, будет сильной и уверенной в себе, гордой и независимой, а получилось, что она показала себя как раз наоборот -
робкой, неуверенной, зависимой. Но кто же ожидал, что предательская слабость нахлынет, когда она увидит его. Оказалось, она ничего не забыла.
Его ласковые руки, стоило ей бросить на них взгляд, судорога свела горло, так захотелось, чтоб он прикоснулся к ней, привлек к себе.
Так живо вспомнилось, как однажды он ушел, чуть не хлопнув дверью; они снова ссорились; а вечером вернулся, молчаливый, серьезный. Не говоря ни слова, подошел к ней и неожиданно обнял, обвив руками, и прижал к себе крепко-крепко. Долго они стояли так, и горячая волна любви заливала ее сердце, наполняя неслыханным счастьем.
Тогда она без слов все поняла. Словно они слились в одно, и она почувствовала, как он ходил по улицам, ничего не замечая вокруг, мучительно размышляя, готов ли он пожертвовать ею и всем, что она ему давала, ради своей свободы, желания настоять на своем.
Он вернулся, и она знала, что в тот раз он не смог уйти от нее. Понял, что она дороже всего. Пока что.
Но еще она ощущала, как что-то невозвратимо умерло в той ссоре, и оно уже не вернется. Как жаль было этого! Но ничего нельзя было поделать, так изменить себя, да еще сразу, у нее сил не было.
А сейчас... Она не осмеливалась взглянуть ему в лицо, боялась, что не выдержит - расплачется, бросится к нему, если только увидит его глаза, такие родные, всегда полные ласки. А вдруг сейчас он смотрит сердито, зло или… равнодушно? Она вздрогнула при этой мысли.
А его губы… Будившие такие воспоминания, что она даже себе не осмеливалась признаться...
Все доводы, что она приводила, убеждая себя, насколько невозможно продолжать их связь, рассыпались в прах, стоило ей увидеть его воочию. Она все понимала: они не подходят друг другу: такие разные, и никто не хочет уступать. Мелкие разногласия сразу перерастут в крупные, и опять нескончаемые ссоры, выяснения отношений. Это был такой кошмар, что она невольно зажмуривалась и трясла головой, чтобы отогнать его.
И ведь знала, что ничего у них не получится, что снова придется рвать, а как сделать это снова, зная, что один раз она уже сдалась? Ей таких трудов стоило решиться на это, стольких слез и боли, что она не хотела проходить все это еще раз.
Но с другой стороны, она никак не могла забыть его. Он вспоминался ей так часто. И так настойчиво. Он приходил в снах и был так нежен, не скрывал своей любви под маской холодности и равнодушия. Бывало, ночами подряд снился он ей.
В первую ночь он приехал к ней в гости, в тот городок, где она столько времени пряталась от него. Они лежали вместе на кровати, и он обнимал ее, горячо шептал в ушко нежности, а она замирала, счастливая, что можно больше не притворяться, а делать все, что захочется - целовать его, обнимать, гладить, рассказывать о своих чувствах. Во сне она крепко прижимала его голову к груди и гладила по волосам.
Во вторую ночь она пришла к нему, и они лежали в кровати, на этот раз без одежды, и целовались, так долго и сладко, и занимались любовью, а в соседних комнатах ходили люди и что-то делали, кажется, смотрели телевизор.
А на третью ночь они вдвоем пришли в гости, в квартиру старой знакомой, которая была в отъезде; раньше, когда они еще были вместе, она частенько давала им приют. На кухне у нее была кушетка и вот на ней, полураздетые, они снова любили друг друга, и она ласкала его губами и языком..
А тот сон, давно-давно, где они бродили по какому-то магазину или музею, и она потеряла его, потому что все там менялось местами, прилавки и стенды. А когда нашла, он обнял ее, и ей стало так тепло, словно это было на самом деле, словно и не сон это был. Абсолютно реальное ощущение. И долго они стояли так, не размыкая объятий.
* * *
Он позвонил ей где-то через неделю. Соскучился, а до того пытался забыться в делах и заботах. Но не получалось. Ее образ все чаще вставал перед глазами, манил нежностью тела, омутом глаз, мягкостью волос. В тот день он шел по улице домой, а из ларьков неслась попсовая мелодия:
«Твои волосы, руки и плечи - твои преступленья,
Потому что нельзя быть красивой такой».
Он представил, как она снимает телефонную трубку.
- Слушай, давай встретимся. Приходи ко мне.
Она приходит, они пьют чай, болтают, как в старые добрые времена, она деликатно намекает, что была бы не прочь остаться у него. А он только счастлив.
Но ее не было дома. Его словно холодным душем окатило.
Она учится, сказала ему ее мама, закончит в восемь вечера.
- Почему бы мне не прогуляться сегодня вечерком? - спросил он себя. Опять же такой случай. Тщательно оделся, причесался, критически оглядел себя в зеркале. Пойдет, пожалуй.
Улыбнулся, вздохнул, и решительным шагом направился к метро. Через несколько кварталов он был уже у ее института.
Кажется, она удивилась. Распахнула глаза, остановилась, что-то обдумывая.
- Поздновато уже, как ты считаешь? Давай-ка я тебя провожу.
- Хорошо. - неожиданно согласилась она.
- Может, прогуляемся немного? - спросил он несколько минут спустя.
- Хорошо.
- Как у тебя дела с учебой?
- Неплохо, да как обычно, вообще-то.
Понемногу он ее разговорил, она даже начала смеяться, а он так любил ее смех. Часто смешил, просто чтобы увидеть улыбку, чудесно освещавшую ее лицо.
Скоро они дошли они до улицы, от которой рукой подать было до его дома. Она, не обращавшая внимания на дорогу, вдруг рассмеялась.
- Ты меня, что, к себе ведешь?
- А почему бы и нет? Ты против?
- Так поздно уже, мне домой надо.
- Тебе завтра рано на учебу?
- Да нет, к двенадцати тридцати.
- Так, какие проблемы, оставайся у меня.
Легкое облачко набежало на ее лицо.
«Ну вот, - мысленно огорчился он. - Только что смеялась, и вот уже хмурится.»
- Я не могу… - протянула она. - Что же это получается, только начал ухаживать и сразу в постель? А как же цветы, конфеты, обещания, которые ты не собираешься выполнять?
Она рассмеялась.
- Знаешь, это из мультика «Красавица и Чудовище», мы его на английском смотрим. Там есть часы и подсвечник, помощники Чудовища, вот он говорит: «Хочу что-нибудь для нее сделать!» А они ему: «Есть обычные вещи: цветы, конфеты, обещания, которые ты не собираешься выполнять…»
- Поцелуи в подъезде, кино, прогулки, все такое.
- А сразу в постель… - Она снова погрустнела. - Так как-то… не знаю, неправильно, что ли, нехорошо.
- Ну ты даешь! - возмутился он. Ты уже не девочка, что я должен теперь? Мы же не первый день знакомы! Это просто глупо! Ломать комедию, да перед кем?! Что ж мы теперь два месяца по календарю не будем спать вместе?
- Почему по календарю. Это же зависит от наших отношений, я почувствую, когда время придет.
- Ты как знаешь, а я так не согласен! Это просто смешно! Играй в свои детские игры с кем-нибудь еще. Целоваться в подъезде, когда у меня своя квартира! Я уже не мальчик, между прочим.
- Ты не мальчик, ты - злобный старик! Телом ты молодой, а душой старый. - Она чуть не плакала. - Я пошла домой.
И ушла по направлению к метро. А он, разозленный, остался один на один с бурей чувств в душе. А придя в свою холодную пустую квартиру, погрузился в работу, отогнав на время все мрачные мысли.
* * *
Однажды он видел ее, мельком на концерте. Она сидела, окруженная мало знакомыми ему людьми, весело смеялась, о чем-то с ними болтая. Он подошел к ней в антракте, и его резануло, каким серьезным и печальным стало ее лицо, когда она увидела его. Она опустила глаза. Он спросил:
- Привет. Как поживаешь?
- Спасибо, неплохо. - Ответ был кратким и холодным.
- Как родные?
- Спасибо, все хорошо. - Она отвернулась. Он почувствовал, как глубоко она ушла в себя, захлопнув перед ним все дверки своей души. Наглухо закрытая, отстраненная, напряженная.
- А ты сама что сейчас поделываешь? - Он присел на соседнее кресло, надеясь постепенно расположить ее к себе мирным разговором.
- Извини, мне надо срочно отойти. - Она быстро поднялась, взяла лежавшую рядом на сиденье сумочку и отошла. Больше он ее не видел, ни на концерте, ни в толпе знакомых, собравшихся у выхода обсудить выступление.
* * *
Легкий непринужденный разговор, ха! Как бы не так.
Натужная веселость, показное равнодушие - все слетело вмиг, стоило затронуть больную тему. А что делать? Ведь любая хоть немного серьезная тема для них оказывалась больной.
Фраза за фразой, они скатывались назад, в бездну непонимания, выяснений, размолвок, ссор.
Так плохо понимая друг друга, настолько неверно все представляя, так ошибаясь в другом, Они не имели уже сил просто верить, несмотря ни на что, родному человеку, верить в его любовь, преданность и благородство.
Очень много было того, что слишком сложно простить, не потому, что это так плохо, а потому, что для них именно это самое серьезное, и потому не забыть.
Ошибки, непонимание, подозрения, обиды, ссоры. Вот из чего складывается разрыв.
* * *
Что же он сказал, что ее так задело? Оба уже не могли вспомнить.
Она - захлебнувшись в волне, казалось бы, давно забытой, но от этого еще более острой боли.
Он - ошеломленный ее реакцией.
Так внезапно исказилось ее лицо, фигура словно надломилась, весь цвет стремительно покинул ее щеки и лоб, ставшие вмиг абсолютно белыми.
Лицо побелело, глаза ярко выделились, широко расширились зрачки. Она, не мигая, уставились на него.
Он видел, как в ее глазах колыхалась, поднимаясь все выше, судорога боли, пока не вырвалась в нечеловеческом крике.
Она резко вдохнула, будто ей не хватало воздуха, и в ее стоне он различил слова:
- Уходи... Просто уходи.
Он колебался, не зная, как лучше поступить.
- Пожалуйста. Пожалуйста... Пожалуйста!!!..
Это был звериный вопль, перешедший из шепота-хрипа.
- Просто уходи! - крикнула она, в голосе прорезался звон.
- Уходи!!! - громко-громко, с надрывом, не в силах остановиться, она тянула это «и-и», а голос все нарастал, переходя в вой.
Он попятился, пораженный видом этого нечеловеческого страдания. Неловко дошел до двери и вышел.
Она упала на пол, сжимая в руке лезвие бритвы. Полоснула по запястью, резко, сильно, с размаха.
И только, когда первые капли густой, темной крови начали набухать в нитке пореза, затихла.
* * *
Он проснулся в холодном поту. Приснится же такое! Липкий ужас подступал к горлу, стоило ему вспомнить ее лицо, каким он видел его во сне. А бритва? Откуда такое?!! Да она в жизни бы так не поступила. Может, с ней беда? А он чувствует на расстоянии? Или просто слишком много думает о ней в последнее время?
За стеной, у соседей, снова завыла брошенная собака. Ей тоже было плохо одной в квартире.
Он пошел на кухню сварить себе кофе и успокоить нервы. «От кофе нервы» - вспомнилась фразочка из ДМБ. Он усмехнулся и тут же вздохнул. Сколько раз они вместе смотрели этот фильм. Сейчас бы он мог сказать ей:
- Пойду-ка выпью кофе, надо успокоить нервы.
- От кофе нервы, - не преминула бы вспомнить она.
И они бы весело посмеялись вместе. Вместе… Если бы только он мог сказать ей! Он бы столько всего хотел бы ей рассказать. Но он не мог.
После того случая она исчезла. Словно растворилась в воздухе. Наступило лето, поэтому не было и шанса застать ее в институте, окна ее дома всегда были темными, сколько бы он ни проходил мимо, и на телефонные звонки тоже никто не отвечал. Телефонная трубка упрямо издавала только длинные гудки.
Только теперь он понял, как ему ее не хватает. Одиночество душило его стальной перчаткой, ледяным холодом встречала опустевшая прихожая, тишина наваливалась душной подушкой. Это угнетало, и он искал спасения в работе, но мысли не слушались, избегая всего, не связанного с ней. Попробовал, было, восстановить связи со старыми приятелями, но общение с ними могло занять его разве что на час-другой, а дальше становилось скучно, и невыносимо давила мысль - вот если б она была сейчас рядом, если б вместо них была она! Тогда он мог бы смотреть в ее оживленное радостное личико, гладить по нежным щекам, перебирать длинные волосы неповторимого чудесного оттенка.
* * *
Такая грустная история. как бы сильно и глубоко они ни любили друг друга, быть вместе не могли. Так бывает.