Встреча с Н.Цискаридзе в Ст.Петербургском театральном музее 20.03.2006 г. Часть 4
Чего, на Ваш взгляд, не хватает современному балетному театру? Каким Вы видите будущее классического балета?
Так как я классический танцовщик, я хочу его видеть радужным. Мне хочется верить, что мы не сойдем с ума и не похороним все классические балеты, которыми мы славны. Так как все основные российские театры приглашают за границу - если это не авторские труппы - только с классикой. Основной костяк репертуара - все равно классический балет. Все равно это «Лебединое озеро», это «Дон Кихот», это «Баядерка», это «Жизель» и т.д. Потому что на это идут зрители и им это хочется видеть в русском исполнении. Мы действительно этим сильны. От последнего «Дон Кихота», который я видел в Мариинском театре, я получил такое удовольствие! Я смотрел на сцену и думал: боже, какое счастье, все танцуют! Не просто делают движения, а танцуют! Потому что последнее, что я видел перед «Дон Кихотом» в Мариинском театре - я был в Америке на спектакле New York City Ballet - и там все работали! Действительно здорово, классно, первоклассно работали. Но работали. Они отрабатывали свой контракт. А здесь танцевали. Они получают за это зарплату, но это другое ощущение, аура другая!
Как Вы считаете, балет - это элитарное искусство или популярное?
Судя по тому, что мы в основном видим взрослых людей в зале, конечно, это непопулярное искусство. Точнее сказать, не непопулярное, а непопсовое. Конечно, гораздо легче «уси-пуси»… И я это тоже люблю. Я совершенно не говорю, что это плохо. Просто это гораздо доступнее. Что касается элитарности… Вы понимаете, балет, в отличие от оперы, которую я обожаю, родился во дворце. Он был всегда привилегией императорских домов. И в России он был на таком уровне только потому, что это был императорский театр. Только потому, что император-батюшка давал колоссальные деньги на содержание этих трупп. И когда двор ехал в Москву и там были празднования - а празднования всегда были в Москве! - то конечно, то описание, которое есть, тех праздников, которые происходили - какие показывали балеты, какое количество артистов выступало - конечно, понятно, что это все не две копейки стоило. И приезд двора был очень недешевым, к тому же еще везти всех артистов - а их надо было содержать, кормить и т.д. А тогда об этом думали.
В прошлом сезоне Вы с большим успехом выступили в балете Форсайта (Спасибо! - НЦ) в Мариинском театре. Почему для Вас так важно танцевать и в классике, и в современном репертуаре? Не хотелось бы Вам попробовать поработать непосредственно с самим хореографом?
С Форсайтом - да. Боже, да я готов ехать на край света, если мне скажут, что там он будет со мной работать, не говоря уже о том, что если он на меня что-то поставит!
У меня была договоренность с Махаром Хасановичем, что я буду участвовать в премьерных спектаклях, когда Билл был здесь - но в этот момент я лежал в больнице, я не мог даже приехать просто посидеть в зале, к сожалению… И мне это очень жалко, потому что вообще о балете In the middle…, который я танцевал и который должен станцевать на своем бенефисе, я мечтал с первой секунды, как я увидел этот спектакль. Впервые дуэт из этого спектакля я увидел в 1989 году, Аньес Летестю и Жозе Мартинес танцевали его на Гала-концерте в Большом театре на гастролях Парижской оперы. И это была бомба в Большом театре! Потом прошло какое-то время, и в 1993 г., в Ковент-Гардене я этот спектакль увидел с Сильви Гиллем, на которую этот балет и поставлен. В моей жизни я могу лишь несколько событий в балете назвать, которые меня так потрясли, что я из театра выползал! Я не мог дышать - это было чудо! И то, как они танцевали этот балет… Я не могу сказать, что это не классика, все-таки балет поставлен в 1987 году, теперь это классика двадцатого века. Он поставлен абсолютно на классической основе, но владение инструментом - твоим телом, должно быть настолько стопроцентно хорошо, что тогда только ты его сможешь исполнить. Если ты умеешь делать только два тура и пируэт в «Спящей красавице» - тебя научили только этому - и ты не способен идти дальше, ты не сможешь это исполнить. Другое дело, что после Форсайта очень интересно себя чувствовать в классических балетах. Во-первых, они тебе становятся еще более родными. Ты себя чуть-чуть чувствуешь легче, потому что ты думаешь - вот здесь я могу сделать такой переход и такой нюанс…
К сожалению, балетный театр - это не музей, где мы повели картины красиво и смотрим, иногда снимаем пыль. Балетный театр развивается, развивается потому, что физика человека меняется. Есть такая книга «История фотографии». Если вы ее посмотрите, на моделей, которых снимали в начале, когда фотография только создалась, и на тех, которых вы сейчас видите - вы будете очень смеяться. Там сняты маленькие мужчины и женщины, с короткими ногами, кривыми в основном, фигуры очень странные, у женщин очень узкие талии, они все носили корсеты. И как потом потихоньку менялось представление о красоте. Естественно, это все отражалось на балете.Тот же спорт, который нас догнал, потом перегнал и сказал - догоняйте нас, конечно, тоже оказал большое влияние. Но. Мы никогда не должны забывать, что мы все-таки называемся искусством. Еще пока. Пока нам баллы не ставят за каждый наш выход на сцену, хотя все возможно! Глядя на многих артистов можно подумать, что сейчас, после конца вариации, он сделает так (вскидывает руки вверх) - Советский Союз!!! Это заводно, это действительно безумно красиво! Я обожаю виртуозов, я коленопреклоненно буду стоять перед Леней Сарафановым, который недавно два спектакля «Ундина» станцевал - это потрясающе! И таких танцовщиков можно много назвать - Анхель Корелла, Матвиенко - долго могу перечислять, это феноменально, но когда ты возвращаешься в классический балет - то, о чем я вам говорил - например, в «Жизель», на пируэте ты в этом балете не удержишься! Это прекрасно, это обязательно должно быть. Но шестнадцать тактов гобоя, которые мне завещала Галина Сергеевна Уланова, они меня как-то останавливают. Если этого нет, дальше, честное слово, я очень часто уходил из зрительного зала.
Кто-то из современных балетоведов считает, что Форсайт - прямой продолжатель Баланчина, кто-то с этим категорически не согласен. А как Вы думаете?
Многие вещи вообще придумал Баланчин. Так как мне сейчас к вечеру пришлось готовить одновременно и «Рубины» Баланчина и Форсайта, могу вам сказать, что Баланчин очень увлекался и очень любил, когда корпус смещен с оси, это не Петипа, где все должно быть на оси очень четко. В «Рубинах» это очень четко видно. Его дань в третьем балете - в «Бриллиантах» - петербуржскому балету, где все должно быть очень классично, вот там все оси, как было в балетах Петипа. А в «Рубинах» и «Изумрудах» очень много смещений. К тому же так как у вас идет много его спектаклей, вы можете увидеть: это его почерк, и в «Аполлоне», и в «Блудном сыне». Вот в этом конечно Форсайт - продолжатель. Он это еще более усугубил и заставил идти дальше. К тому же балеты Форсайта такие же бессюжетные, как балеты Баланчина - наверное еще и в этом сходство.
Что касается балетоведов. Не все балетоведы когда-то учились балету. Многие балетоведы, даже которых я знаю, жили до определенного возраста в таких местах, где просто не было балетного театра. Когда ты в балетный театр попадаешь не в пять лет, и не в три года, как я или как многие из вас, а попадаешь, уже будучи восемнадцатилетним или даже двадцатилетним, ты по-другому это воспринимаешь. Часто не надо слушать современных балетоведов - иногда надо просто поинтересоваться их биографией, кем они были до этого. Конечно, лучше всегда слушать того человека, который из этого вышел, который хотя бы понимает структуру движений. Нельзя о чем-либо судить сразу. Да, мне нравится картина, я могу восхититься - боже, какая красивая светотень! Но я никогда в жизни вам не объясню, как она положена, я никакого отношения к этому не имею. Это, кстати, к вашему вопросу о желании быть балетмейстером. Я замечательный представитель своего поколения, я знаю много версий разных балетов, мало того, очень многое станцевал, но я не смогу поставить, у меня нет этого дара! Человек должен ставить изначально, еще в школе. Вот как Фокин - есть миллион описаний, что он еще в школе что-то ставил. То же самое было с Роланом Пети, то же самое было с Григоровичем. Он с юности ставил всякие номера, пробовал. Другое дело, что у каждого жизнь складывается по-разному. Они приходят к постановке большого балета в разное время своей жизни.
Очень мало, к сожалению, из того, что я читаю из современных балетоведов… Иногда я даже удивляюсь…
Вот сейчас вышла книжка, вероятно, многие из вас ее читали, Юлии Яковлевой, о Мариинском театре. Я прочитал эту книгу, она мне ее прислала, я ей очень благодарен, это было интересно - но иногда я читал и думал: вот интересно, она рассуждает о Чабукиани и Улановой. Я этих людей знал. Мало того, я репетировал и с Вахтангом Михайловичем, очень немного, я был ребенком, и с Галиной Сергеевной. У меня есть хотя бы какие-то воспоминания, как эти люди шли по коридору, не говоря уже том, что я видел, как они работали. Я очень много видел, как Вахтанг Михайлович работал с Игорем Зеленским и Ирмой Ниорадзе, когда он на них восстанавливал «Лауренсию», потому что мы все в этом были заняты, я еще учился в тбилисском училище. У меня хоть такие есть воспоминания. Читая главу об этих замечательных артистах у Яковлевой, я думал: «но ведь она их даже никогда не видела»! Рядом не видела. Как можно судить вот так? При том, что у нее очень конкретно написано. Нет, я не против, пусть люди пишут, это замечательно, но мне кажется, что это очень сложная профессия. Недаром же существует такая пословица: то, что написано пером, не вырубишь топором.
Насколько для Вас важна сюжетная сторона балета? Драматические средства? Есть ли желание попробовать свои силы в драматическом театре или в кинематографе?
В кинематографе - да. Потому что есть шанс дубля, есть шанс переозвучивания, и все-таки это режиссерская и операторская работа. Так как я много работаю на телевидении, я на сто процентов знаю, что такое монтажер. Я видел миллиард раз как из дуры, абсолютной дуры ведущей монтажер делал гениального человека, который фантастически говорит на русском языке. На моих глазах эта женщина сидит и не может произнести трех слов без мата и междометий. На экране - красавица, умница, талантище. Потому что садится редактор и монтажер, и вырезаются все ненужные вещи. После этого мне стало ясно, что кино на самом деле - это потрясающая иллюзия, это великое искусство. Я очень большой поклонник кинематографа. Конечно, все зависит от таланта режиссера. Последнее слово за ним, все делается при монтаже.
Что касается драматического театра. Так многие люди сейчас ринулись на драматическую сцену! А это настолько сложная профессия… Последний раз, когда я понял, что перед тем - если мне вдарит в голову эта идея - мне надо просто пойти элементарно научиться говорить, голосом пользоваться. Не просто так люди придумали, что пять лет надо этому учиться. Есть замечательные ВУЗы в каждом городе нашей страны, в Москве их вообще уже штук восемь. И не даром там работает много педагогов, преподающих разные предметы - и сценическое движение, и речь и т.д.
Так вот, последнее, на чем я в этом убедился - когда Рената Литвинова вышла на сцену МХАТа играть Раневскую. У меня было ощущение, что я смотрю передачу «Аншлаг», и Максим Галкин показывает Ренату Литвинову. В этот момент в зале сидели - я вам перечислю - Ольга Яковлева, Марина Неелова, Алла Демидова, Людмила Максакова и многие другие. Не говоря уже о том, что там сидели многие режиссеры, такие, как Петр Фоменко, потому что это было открытие фестиваля «Черешневый лес». И я понял - это профессия, это сложная профессия, это очень сложная профессия. И если в балете и в опере есть такие вещи, как скажем, нота, которую надо обязательно взять, и градации, как скажем, баритон, меццо-сопрано, а в балете когда-то все-таки чтилось амплуа, есть какие-то движения, которые ты должен сделать - это обязательная программа, в драме, конечно, им сложнее - у них нет обязательной программы. Но вот этот вечер меня убедил в том, что это очень серьезная профессия. Я очень уважаю драматических актеров, у меня очень много знакомых. Конечно, мне это очень важно. Мне очень важно их мнение. Я очень дружил с Натальей Георгиевной Гундаревой, которая часто приходила на мои спектакли и разные вещи мне подсказывала, я очень дружу с Мариной Нееловой, которая мне во многих местах помогала просто двумя-тремя фразами. Для меня очень важно слово Аллы Сергеевны Демидовой, которую я очень люблю, это одна из моих самых любимых актрис. Когда-то, когда я еще был юным, она была любимой актрисой мамы, мы много ходили, когда она играла, на разные антрепризные спектакли. Она очень четко, очень хлестко дает оценку - и для меня это безумно важно. Мнение драматических актеров для меня порой важнее, чем балетных.
Когда в прошлом году я танцевал «Манон», кто-то принял, кто-то не принял, кто-то в меру своего ко мне отношения отнесся. На сцену пришел Игорь Дмитриев и встал передо мной на колени и сказал, что он в конце плакал. Вот это было для меня действительно очень большой похвалой, потому что этот человек из драмы - не говоря о том, что у него мама балетная и он в балете понимает. Для меня это очень важно - потому что без этого неинтересно. Вообще в балете, если ты постоянно чему-то не учишься - я это с возрастом понял. Сначала тоже думал - может я такой гениальный? Нет, если ты не учишься, ты заканчиваешься и становишься сам себе не интересен. Когда идешь в зал опять танцевать «Лебединое озеро», опять делать трюки, если ты не придумаешь новую историю внутри, очень скучно.
Помимо музыкального театра, я сыграл в кукольном театр. Вы сейчас увидите кусочек из спектакля театра «Тень» - «Смерть Полифема», там играют только мои ноги. Все началось с «Золотой маски», там есть номинация «Инновация». Я пришел туда отсматривать спектакль (как член жюри). Это потрясающий театр. Когда-то Фаина Георгиевна Раневская говорила, что она переходила из театра в театр только потому, что она искала искусство. Если честно, я искусство нашел в этом театре, сразу, как только переступил порог. Это бесподобные люди, они придумали такое действо, которое называется «музей театральных идей». Они обращаются ко всем знаменитым и большим режиссерам и предоставляют им возможность поставить любой спектакль, какой они захотят, в любой манере, какой они хотят. Но - 15 минут. И с куклами.
Весь театр - вот как этот стол, и куколки совсем маленькие. Я видел спектакль Васильева «Мизантроп», я видел спектакль Тонино Гуэрра, там ставил Филиппенко, сейчас ставит Петренко - это очень интересно. И каждый придумывает что-то свое. Вообще интересно бы посмотреть это психоаналитикам! Потому что каждый режиссер придумает то, что он хотел бы сделать с театром. Васильев все сжег в конце, Тонино Гуэрра все затопил…
Я тогда сказал: «Ой, как жалко, что балет невозможно поставить». Они обещали мне подумать. И вот полгода назад они мне позвонили и сказали, что они придумали балет, но ставить я не буду, я буду участвовать в этом. Я действительно управляю куклами, и мои ноги там иногда двигаются.
Был показан фрагмент из спекталкя "Смерть Полифема" (октябрь 2005)
В этом театре все спектакли безумно интересные. Этот спектакль выдвинут на соискание «Золотой маски» в номинации «Инновация» - и хорошо, что я посмотрел, какое количество танца мне надо вспомнить: мне придется сыграть три дня подряд по четыре спектакля для членов жюри, потому что это может смотреть только пять или шесть человек, при этом шестой уже видит только одним глазом.
Продолжение следует...
Так как я классический танцовщик, я хочу его видеть радужным. Мне хочется верить, что мы не сойдем с ума и не похороним все классические балеты, которыми мы славны. Так как все основные российские театры приглашают за границу - если это не авторские труппы - только с классикой. Основной костяк репертуара - все равно классический балет. Все равно это «Лебединое озеро», это «Дон Кихот», это «Баядерка», это «Жизель» и т.д. Потому что на это идут зрители и им это хочется видеть в русском исполнении. Мы действительно этим сильны. От последнего «Дон Кихота», который я видел в Мариинском театре, я получил такое удовольствие! Я смотрел на сцену и думал: боже, какое счастье, все танцуют! Не просто делают движения, а танцуют! Потому что последнее, что я видел перед «Дон Кихотом» в Мариинском театре - я был в Америке на спектакле New York City Ballet - и там все работали! Действительно здорово, классно, первоклассно работали. Но работали. Они отрабатывали свой контракт. А здесь танцевали. Они получают за это зарплату, но это другое ощущение, аура другая!
Как Вы считаете, балет - это элитарное искусство или популярное?
Судя по тому, что мы в основном видим взрослых людей в зале, конечно, это непопулярное искусство. Точнее сказать, не непопулярное, а непопсовое. Конечно, гораздо легче «уси-пуси»… И я это тоже люблю. Я совершенно не говорю, что это плохо. Просто это гораздо доступнее. Что касается элитарности… Вы понимаете, балет, в отличие от оперы, которую я обожаю, родился во дворце. Он был всегда привилегией императорских домов. И в России он был на таком уровне только потому, что это был императорский театр. Только потому, что император-батюшка давал колоссальные деньги на содержание этих трупп. И когда двор ехал в Москву и там были празднования - а празднования всегда были в Москве! - то конечно, то описание, которое есть, тех праздников, которые происходили - какие показывали балеты, какое количество артистов выступало - конечно, понятно, что это все не две копейки стоило. И приезд двора был очень недешевым, к тому же еще везти всех артистов - а их надо было содержать, кормить и т.д. А тогда об этом думали.
В прошлом сезоне Вы с большим успехом выступили в балете Форсайта (Спасибо! - НЦ) в Мариинском театре. Почему для Вас так важно танцевать и в классике, и в современном репертуаре? Не хотелось бы Вам попробовать поработать непосредственно с самим хореографом?
С Форсайтом - да. Боже, да я готов ехать на край света, если мне скажут, что там он будет со мной работать, не говоря уже о том, что если он на меня что-то поставит!
У меня была договоренность с Махаром Хасановичем, что я буду участвовать в премьерных спектаклях, когда Билл был здесь - но в этот момент я лежал в больнице, я не мог даже приехать просто посидеть в зале, к сожалению… И мне это очень жалко, потому что вообще о балете In the middle…, который я танцевал и который должен станцевать на своем бенефисе, я мечтал с первой секунды, как я увидел этот спектакль. Впервые дуэт из этого спектакля я увидел в 1989 году, Аньес Летестю и Жозе Мартинес танцевали его на Гала-концерте в Большом театре на гастролях Парижской оперы. И это была бомба в Большом театре! Потом прошло какое-то время, и в 1993 г., в Ковент-Гардене я этот спектакль увидел с Сильви Гиллем, на которую этот балет и поставлен. В моей жизни я могу лишь несколько событий в балете назвать, которые меня так потрясли, что я из театра выползал! Я не мог дышать - это было чудо! И то, как они танцевали этот балет… Я не могу сказать, что это не классика, все-таки балет поставлен в 1987 году, теперь это классика двадцатого века. Он поставлен абсолютно на классической основе, но владение инструментом - твоим телом, должно быть настолько стопроцентно хорошо, что тогда только ты его сможешь исполнить. Если ты умеешь делать только два тура и пируэт в «Спящей красавице» - тебя научили только этому - и ты не способен идти дальше, ты не сможешь это исполнить. Другое дело, что после Форсайта очень интересно себя чувствовать в классических балетах. Во-первых, они тебе становятся еще более родными. Ты себя чуть-чуть чувствуешь легче, потому что ты думаешь - вот здесь я могу сделать такой переход и такой нюанс…
К сожалению, балетный театр - это не музей, где мы повели картины красиво и смотрим, иногда снимаем пыль. Балетный театр развивается, развивается потому, что физика человека меняется. Есть такая книга «История фотографии». Если вы ее посмотрите, на моделей, которых снимали в начале, когда фотография только создалась, и на тех, которых вы сейчас видите - вы будете очень смеяться. Там сняты маленькие мужчины и женщины, с короткими ногами, кривыми в основном, фигуры очень странные, у женщин очень узкие талии, они все носили корсеты. И как потом потихоньку менялось представление о красоте. Естественно, это все отражалось на балете.Тот же спорт, который нас догнал, потом перегнал и сказал - догоняйте нас, конечно, тоже оказал большое влияние. Но. Мы никогда не должны забывать, что мы все-таки называемся искусством. Еще пока. Пока нам баллы не ставят за каждый наш выход на сцену, хотя все возможно! Глядя на многих артистов можно подумать, что сейчас, после конца вариации, он сделает так (вскидывает руки вверх) - Советский Союз!!! Это заводно, это действительно безумно красиво! Я обожаю виртуозов, я коленопреклоненно буду стоять перед Леней Сарафановым, который недавно два спектакля «Ундина» станцевал - это потрясающе! И таких танцовщиков можно много назвать - Анхель Корелла, Матвиенко - долго могу перечислять, это феноменально, но когда ты возвращаешься в классический балет - то, о чем я вам говорил - например, в «Жизель», на пируэте ты в этом балете не удержишься! Это прекрасно, это обязательно должно быть. Но шестнадцать тактов гобоя, которые мне завещала Галина Сергеевна Уланова, они меня как-то останавливают. Если этого нет, дальше, честное слово, я очень часто уходил из зрительного зала.
Кто-то из современных балетоведов считает, что Форсайт - прямой продолжатель Баланчина, кто-то с этим категорически не согласен. А как Вы думаете?
Многие вещи вообще придумал Баланчин. Так как мне сейчас к вечеру пришлось готовить одновременно и «Рубины» Баланчина и Форсайта, могу вам сказать, что Баланчин очень увлекался и очень любил, когда корпус смещен с оси, это не Петипа, где все должно быть на оси очень четко. В «Рубинах» это очень четко видно. Его дань в третьем балете - в «Бриллиантах» - петербуржскому балету, где все должно быть очень классично, вот там все оси, как было в балетах Петипа. А в «Рубинах» и «Изумрудах» очень много смещений. К тому же так как у вас идет много его спектаклей, вы можете увидеть: это его почерк, и в «Аполлоне», и в «Блудном сыне». Вот в этом конечно Форсайт - продолжатель. Он это еще более усугубил и заставил идти дальше. К тому же балеты Форсайта такие же бессюжетные, как балеты Баланчина - наверное еще и в этом сходство.
Что касается балетоведов. Не все балетоведы когда-то учились балету. Многие балетоведы, даже которых я знаю, жили до определенного возраста в таких местах, где просто не было балетного театра. Когда ты в балетный театр попадаешь не в пять лет, и не в три года, как я или как многие из вас, а попадаешь, уже будучи восемнадцатилетним или даже двадцатилетним, ты по-другому это воспринимаешь. Часто не надо слушать современных балетоведов - иногда надо просто поинтересоваться их биографией, кем они были до этого. Конечно, лучше всегда слушать того человека, который из этого вышел, который хотя бы понимает структуру движений. Нельзя о чем-либо судить сразу. Да, мне нравится картина, я могу восхититься - боже, какая красивая светотень! Но я никогда в жизни вам не объясню, как она положена, я никакого отношения к этому не имею. Это, кстати, к вашему вопросу о желании быть балетмейстером. Я замечательный представитель своего поколения, я знаю много версий разных балетов, мало того, очень многое станцевал, но я не смогу поставить, у меня нет этого дара! Человек должен ставить изначально, еще в школе. Вот как Фокин - есть миллион описаний, что он еще в школе что-то ставил. То же самое было с Роланом Пети, то же самое было с Григоровичем. Он с юности ставил всякие номера, пробовал. Другое дело, что у каждого жизнь складывается по-разному. Они приходят к постановке большого балета в разное время своей жизни.
Очень мало, к сожалению, из того, что я читаю из современных балетоведов… Иногда я даже удивляюсь…
Вот сейчас вышла книжка, вероятно, многие из вас ее читали, Юлии Яковлевой, о Мариинском театре. Я прочитал эту книгу, она мне ее прислала, я ей очень благодарен, это было интересно - но иногда я читал и думал: вот интересно, она рассуждает о Чабукиани и Улановой. Я этих людей знал. Мало того, я репетировал и с Вахтангом Михайловичем, очень немного, я был ребенком, и с Галиной Сергеевной. У меня есть хотя бы какие-то воспоминания, как эти люди шли по коридору, не говоря уже том, что я видел, как они работали. Я очень много видел, как Вахтанг Михайлович работал с Игорем Зеленским и Ирмой Ниорадзе, когда он на них восстанавливал «Лауренсию», потому что мы все в этом были заняты, я еще учился в тбилисском училище. У меня хоть такие есть воспоминания. Читая главу об этих замечательных артистах у Яковлевой, я думал: «но ведь она их даже никогда не видела»! Рядом не видела. Как можно судить вот так? При том, что у нее очень конкретно написано. Нет, я не против, пусть люди пишут, это замечательно, но мне кажется, что это очень сложная профессия. Недаром же существует такая пословица: то, что написано пером, не вырубишь топором.
Насколько для Вас важна сюжетная сторона балета? Драматические средства? Есть ли желание попробовать свои силы в драматическом театре или в кинематографе?
В кинематографе - да. Потому что есть шанс дубля, есть шанс переозвучивания, и все-таки это режиссерская и операторская работа. Так как я много работаю на телевидении, я на сто процентов знаю, что такое монтажер. Я видел миллиард раз как из дуры, абсолютной дуры ведущей монтажер делал гениального человека, который фантастически говорит на русском языке. На моих глазах эта женщина сидит и не может произнести трех слов без мата и междометий. На экране - красавица, умница, талантище. Потому что садится редактор и монтажер, и вырезаются все ненужные вещи. После этого мне стало ясно, что кино на самом деле - это потрясающая иллюзия, это великое искусство. Я очень большой поклонник кинематографа. Конечно, все зависит от таланта режиссера. Последнее слово за ним, все делается при монтаже.
Что касается драматического театра. Так многие люди сейчас ринулись на драматическую сцену! А это настолько сложная профессия… Последний раз, когда я понял, что перед тем - если мне вдарит в голову эта идея - мне надо просто пойти элементарно научиться говорить, голосом пользоваться. Не просто так люди придумали, что пять лет надо этому учиться. Есть замечательные ВУЗы в каждом городе нашей страны, в Москве их вообще уже штук восемь. И не даром там работает много педагогов, преподающих разные предметы - и сценическое движение, и речь и т.д.
Так вот, последнее, на чем я в этом убедился - когда Рената Литвинова вышла на сцену МХАТа играть Раневскую. У меня было ощущение, что я смотрю передачу «Аншлаг», и Максим Галкин показывает Ренату Литвинову. В этот момент в зале сидели - я вам перечислю - Ольга Яковлева, Марина Неелова, Алла Демидова, Людмила Максакова и многие другие. Не говоря уже о том, что там сидели многие режиссеры, такие, как Петр Фоменко, потому что это было открытие фестиваля «Черешневый лес». И я понял - это профессия, это сложная профессия, это очень сложная профессия. И если в балете и в опере есть такие вещи, как скажем, нота, которую надо обязательно взять, и градации, как скажем, баритон, меццо-сопрано, а в балете когда-то все-таки чтилось амплуа, есть какие-то движения, которые ты должен сделать - это обязательная программа, в драме, конечно, им сложнее - у них нет обязательной программы. Но вот этот вечер меня убедил в том, что это очень серьезная профессия. Я очень уважаю драматических актеров, у меня очень много знакомых. Конечно, мне это очень важно. Мне очень важно их мнение. Я очень дружил с Натальей Георгиевной Гундаревой, которая часто приходила на мои спектакли и разные вещи мне подсказывала, я очень дружу с Мариной Нееловой, которая мне во многих местах помогала просто двумя-тремя фразами. Для меня очень важно слово Аллы Сергеевны Демидовой, которую я очень люблю, это одна из моих самых любимых актрис. Когда-то, когда я еще был юным, она была любимой актрисой мамы, мы много ходили, когда она играла, на разные антрепризные спектакли. Она очень четко, очень хлестко дает оценку - и для меня это безумно важно. Мнение драматических актеров для меня порой важнее, чем балетных.
Когда в прошлом году я танцевал «Манон», кто-то принял, кто-то не принял, кто-то в меру своего ко мне отношения отнесся. На сцену пришел Игорь Дмитриев и встал передо мной на колени и сказал, что он в конце плакал. Вот это было для меня действительно очень большой похвалой, потому что этот человек из драмы - не говоря о том, что у него мама балетная и он в балете понимает. Для меня это очень важно - потому что без этого неинтересно. Вообще в балете, если ты постоянно чему-то не учишься - я это с возрастом понял. Сначала тоже думал - может я такой гениальный? Нет, если ты не учишься, ты заканчиваешься и становишься сам себе не интересен. Когда идешь в зал опять танцевать «Лебединое озеро», опять делать трюки, если ты не придумаешь новую историю внутри, очень скучно.
Помимо музыкального театра, я сыграл в кукольном театр. Вы сейчас увидите кусочек из спектакля театра «Тень» - «Смерть Полифема», там играют только мои ноги. Все началось с «Золотой маски», там есть номинация «Инновация». Я пришел туда отсматривать спектакль (как член жюри). Это потрясающий театр. Когда-то Фаина Георгиевна Раневская говорила, что она переходила из театра в театр только потому, что она искала искусство. Если честно, я искусство нашел в этом театре, сразу, как только переступил порог. Это бесподобные люди, они придумали такое действо, которое называется «музей театральных идей». Они обращаются ко всем знаменитым и большим режиссерам и предоставляют им возможность поставить любой спектакль, какой они захотят, в любой манере, какой они хотят. Но - 15 минут. И с куклами.
Весь театр - вот как этот стол, и куколки совсем маленькие. Я видел спектакль Васильева «Мизантроп», я видел спектакль Тонино Гуэрра, там ставил Филиппенко, сейчас ставит Петренко - это очень интересно. И каждый придумывает что-то свое. Вообще интересно бы посмотреть это психоаналитикам! Потому что каждый режиссер придумает то, что он хотел бы сделать с театром. Васильев все сжег в конце, Тонино Гуэрра все затопил…
Я тогда сказал: «Ой, как жалко, что балет невозможно поставить». Они обещали мне подумать. И вот полгода назад они мне позвонили и сказали, что они придумали балет, но ставить я не буду, я буду участвовать в этом. Я действительно управляю куклами, и мои ноги там иногда двигаются.
Был показан фрагмент из спекталкя "Смерть Полифема" (октябрь 2005)
В этом театре все спектакли безумно интересные. Этот спектакль выдвинут на соискание «Золотой маски» в номинации «Инновация» - и хорошо, что я посмотрел, какое количество танца мне надо вспомнить: мне придется сыграть три дня подряд по четыре спектакля для членов жюри, потому что это может смотреть только пять или шесть человек, при этом шестой уже видит только одним глазом.
Продолжение следует...