Oct 30, 2024 13:31
36.
Время шло, а они продолжали жить в старом вагоне.
- Надо переехать куда-то, - сказала М. однажды.
- Что ты имеешь в виду? - спросил Том. - Я совсем не хочу уезжать отсюда. Здесь хорошо.
- Здесь холодно, - возразила М. - И жарко летом. Нужен кондиционер, по крайней мере.
- Между прочим, старые вагоны, у которых был один кондиционер на два вагона имели специальное название: married couple, - сказал Том.
- А по-русски?
- Не знаю.
- А это ты откуда знаешь? - не отставала М.
- Кто-то рассказал.
- В новых, наверно, не так, - сказала М. - Там кондиционер в каждом. Я уверена. И попарно их никто не соединяет, по многу сразу, а между ними гармошка.
- Так может, купить вентилятор? - предложил Том.
- Вентилятор, - задумчиво повторила М. - Хорошая идея. Может, где-то можно купить подержанный?
- Да, пожалуй, - сказал Том. - Успеется, до лета еще далеко.
- У М. не очень-то счастливый вид, - подумал он. Кто его знает, почему, ему это непонятно, - вдруг осознал он. Может, спросить?
- Устала, - вздохнула она.
- Отчего? - спросил Том и подумал, что вопрос звучит как-то агрессивно.
Она не ответила и он повторил вопрос.
- Отчего? Не знаю, - она замялась. - Может быть, оттого, какое оно все румынское?
Я не понимаю вокруг вообще ничего: ни слова, ни знака. Ты это чувствуешь?
-Нет, - сказал Том.
- Оно как будто выталкивает меня наружу, все время, - добавила М. - Неужели не чувствуешь?
- Нет, - сказал Том.
- Это как будто меня выгнали из школы. Но я ничего плохого не делала, и оценки хорошие. За что? Неужели не чувствуешь?
- Нет, повторил Том опять. - Это ведь не школа, а ты не отличница в десятом классе. То есть, может быть, строго говоря, ты она и есть, но здесь это уже не важно.
- Почему? - не согласилась М. - Почему неважно? Для всех, или только для меня? Кстати, я никогда не была круглой отличницей, у меня четверок много тоже. Где-то около трети или четверти всех оценок. Хотя, если человек круглый отличник, и никогда не получил ни одной четверки - это тоже ведь о чем-то говорит? Что с ними потом бывает? Я такую знала одну девушку. А здесь это тоже неважно.
- Где это здесь? - спросил Том.
- Ну, в Австралии.
- Так мы же в Бухаресте?
Том вздохнул с видом: может побеспокоиться еще о чем? А это так несущественно.
Видимо, кто-то почувствовал их желание установить вентилятор и чуть-чуть облегчить себе жизнь в летнюю жару. Несколько дней спустя М. позвонили.
‘М?’ - спросил мужской голос.
‘Да,’ - ответила она. Говорили почему-то по-английски, должно быть, человек знал, что иначе она его не поймет. Но откуда?
- Сколько у вас встроенных вентиляторов в доме?
- Не знаю, - пожала плечами М. - Может быть, один, а может, это не то, что я думаю. Приходите, посмотрите.
- Давайте договоримся, - сказал человек.
- Давайте, - согласилась М. - Когда вы можете?
- Я не знаю, - cказал человек. Мы можем заменить ваш вентилятор бесплатно, - добавил он. - Давайте договоримся.
- Давайте, - сказала М. - Какое время вас устраивает?
- Не знаю, - опять сказал человек. - Но давайте договоримся.
- Что за черт? - рассердилась М. - Можно о чем-то договориться только в том случае, если вы знаете, какое время вас устраивает.
- А я не знаю, - повторил человек упрямо.
- Боже, куда я попала, - подумала М., опять сердито. Все знают, что такое встроенный вентилятор и даже как их менять, но никто не знает, какое время их устраивает. Похоже, они даже не желают знать, какое отношение это знание имеет к тому, чтобы договориться.
Впрочем, звонит, весьма вероятно, совсем не тот человек, который меняет вентиляторы. Почему-то подобные звонки всегда совершают люди, которым кто-то где-то за что-то выплачивает зарплату. Ясно, конечно, что в большом городе туча разных людей - в том числе, занятых совершенно черт знает чем. Но все-таки как трудно это объяснить! Разговоры по телефону происходят и даже оплачиваются без всякой на то причины... Договариваться не хотят, но спросить, не хочу ли я сменить вентилятор - пожалуйста.
- Я думаю, все-таки, они во мне заинтересованы, - вдруг сказал Том. Почему вдруг? Может, чтобы ответить на ее заявление о том, что она здесь больше не может находиться?
- Заинтересованы? Кто именно?
- Трудно объяснить, - сказал Том после паузы, подумав. - Но они заинтересованы. Все заинтересованы в искусстве.
- Обычно те, от кого что-то зависит, заинтересованы в том, в чем полагается. В границах дозволенного, - жестко сказала М. Она, видимо, еще не совсем отошла от разговора о вентиляторах.
- Все заинтересованы в границах дозволенного, - сказал Том, но...
- Но что?
- Но это не совсем одинаково всюду.
- Вот именно. А в чем разница?
- Я думаю это...это...не так зависит от слов, может быть?
- Зависит от слов?
- Ну да, ты знаешь, разные вещи зависят от слов в разной степени.
- И если половины слов ты просто не понимаешь, вроде как я здесь, что происходит? Ты видишь только то, что осталось, и это сама жизнь. Да?
- Может быть, но я не это имею в виду, - сказал Том.
- А что?
- Ну например, известный факт, что если граффитти включает слова, людям оно не нравится больше, и кажется каким-то более подрывным, что ли, subversive. Не только людям, живущим, скажем, в окрестных домах, но и полицейским. Им всем.
- Вау.
- Что означает, что если ты помалкиваешь, то можешь делать почти что что угодно. А здесь тебе эту замечательную сдержанность кто-то глобально обеспечил, - закончил Том. - Ты же не понимаешь ничего и сказать не можешь.
- А почему же получается наоборот?
- Что наоборот? Мне почти ничего не разрешается сказать? Очень мало, во всяком случае.
- Ну значит, так и надо. Потому что - что люди думают, то и правда. Другого критерия установления истины нет. Как это: things are what they seem.
- Между прочим эта замечательная мудрость непереводима, - заметила М. - Значит, наверно, русские верят в нее меньше. Но вообще-то это все неверно: люди сто лет считали, что Земля стоит на трех китах, Солнце ходит вокруг нее по кругу, а кто сегодня это истиной считает?
- Причем тут это?
- Ну как же, как же. Если они считают твои замечательные картины вандализмом и хулиганством, значит, так оно и есть.
- Но они так не считают, - возразил Том. - Не все, во всяком случае. С чего ты взяла, что они все должны думать одинаково? Да еще на такую тему? И в любом случае, если они что-то утверждают, это еще не значит, что они это думают. Так велено считать, вот и считают.
- Совсем не все, многие говорят, что думают, - не согласилась М. - И в любом случае, какой существует такой уж надежный способ отделить одно от другого? И вообще дело не в этом, - закончила она.
- А в чем?
- Дело в том, что всю эту Румынию я просто не могу больше выносить. Меня тошнит от всего румынского. Не могу больше. Разве не ясно? Слова, не слова. Дело в них и не только.
- Понятно, - сказал Том. - Ты значит, хочешь уехать. Понятно. Допустим, я тоже хочу. И куда же мы поедем?
- Да куда угодно.
- Куда угодно как что? Например? Ближе к Австралии или ближе к Румынии? И особенно, если тебе так важны слова?
- Я этого не говорила, - запротестовала М. - Может, не всегда важны. В любом случае, к тебе это тоже относится. Слова почему-то настраивают людей против всех этих картинок на стенах в сто раз больше. Я как раз стараюсь помнить, что есть вещи поважней. Здоровье близких, например. И тоже, при определенном обороте событий - имеет отношение к словам.
- Каком? - спросил Том. - Каком обороте?
- Я имею в виду только, что мне надоело здесь находиться. Не могу больше видеть Румынию. Она как будто выталкивает меня из себя.
- В каком смысле? - Том решил, видимо, держаться до последнего.
- Во всех. Я уже сказала.
М выглядела так, как будто ей тягостно и неловко повторять все сказанное.
- Ну хорошо, допустим я согласен с тобой, - подытожил Том. - И допустим, я тоже хочу бежать. Куда же нам деваться?
Повисла пауза. Что тут скажешь, в самом деле. С одной стороны, есть места на глобусе, которые если не убивают, то, во всяком случае, слегка придушивают людей одной своей географией. Австралия, например. С другой стороны, бежать из них не так-то просто, все очень далеко, достаточно непохоже, и через какое-то время обнаруживаешь, что дом именно там, где уже прожил двадцать лет, а все остальное - так, временно, конечно, не навсегда и тягостно чуждо. В этом смысле если, как говорится, удалось зацепиться в Румынии - надо быть благодарным судьбе. Правда, летать отсюда домой довольно далеко и трудно это делать часто - но что ж поделаешь, отовсюду так. Так что надо быть благодарным. А можно еще спросить где-нибудь: а другого глобуса у вас нет? Ужасно хотелось спросить. Румыния ей надоела до чертиков. Но она только пожала плечами:
- Деваться? Не знаю. Раньше надо было думать. А теперь, если уж начал застегивать пиджак не на ту пуговицу, - ничего не поделаешь. Надо все обратно расстегнуть и обратно застегнуть.
С тех пор как они уехали из России прошло двадцать лет. Но постоянно тающая, в смысле реализуемости, возможность вернуться обратно никогда не покидала ее сознания. Может, это зависит от того, как часто тебе об этом напоминают окружающие? А может и не зависит. Иногда ей даже казалось, что по мере того, как ‘go back where you came from’ становится все более невозможным, мечта все-таки когда-нибудь сделать это - не тает и вянет, а наоборот, разбухает и, как осьминог, опутывает все своими щупальцами, принимает фантастические очертания. Все, что было плохо - было плохо поэтому, из-за географии, и все, что хорошо - тоже, из-за другой географии.
- Куда деваться, куда деваться, - ворчливо повторила М. - А нам обязательно говорить по-английски там, куда деваться?
- Да.
- Почему?
Действительно, почему? Она никогда не могла этого понять.
- Я говорю по-английски, - сказал Том. - Достаточно хорошо. И не на одном другом языке больше я достаточно хорошо я не говорю.
- Особенно в Румынии, - вставила М. и не удержалась от смешка. - Особенно в Румынии ты говоришь. Но насчет достаточно хорошо - это иллюзия. Или, как они говорят, delusion. Реальности не соответствует, опасно для тебя и для других.
- В любом случае, я так считаю, - сказал Том. - Раз я этим зарабатываю, значит, -достаточно хорошо.
- Спорное утверждение, - возразила М. - Если кто-то по каким-то причинам решил это оплачивать, это еще не значит, что все, что оплачивается делается кем-то достаточно хорошо. Ты, конечно, можешь считать, что это по определению так, - но найдется много людей, которые с тобой не согласятся. Из числа потребителей твоих услуг, - добавила она.
- Как это?
- Ну тех, кто у тебя учится.
- А, - протянул Том. - Он, казалось, искренне не понял.
- И в любом случае, это же в прошлом, - продолжала гнуть свое М. - Почасовую нагрузку тебе больше не дают. О чем мы говорим?
- Не дают, не дают, а вдруг возьмут и дадут, - возразил Том.
- Что же ты делаешь тут, в Румынии?
- На это есть другие причины, ты же знаешь.
- Да, знаю. Ты на другом конце света и занят чем-то, имеющим лишь отдаленное отношение к тому, чем ты занимался раньше. И по-прежнему считаешь себя тем, чем ты был раньше, что интересно. И еще интересней, что при этом ты зачем-то веришь, что хорошо говоришь по-английски, это тебе важно с точки зрения того, что ты на самом деле есть. Учитель,преподаватель и все такое. Иллюзия, - повторила она упрямо. Бред.
Том казался обиженным.
- Почему? - спросил он наконец. - Почему это плохо, и, как ты выражаешься, опасно для меня и других? Кого это?
- Просто я это вижу. Это очевидно, - сказала М. - Плохо для меня, например. Я сомневаюсь, что все это хорошо для детей, но это мы еще увидим, конечно.
- Но деньги-то нужны, - возразил Том. - Это лучший способ их получить. У тебя что, есть другие способы?
- Нет, наверно нет, - призналась М. - Больше нет других способов, хотя были. И, в частности, поэтому это для меня плохо, хотя нанесенный мне ущерб этим не исчерпывается. Но, все-таки, стоит не забывать, что если они это оплачивают, это еще не значит, что кто-то действительно хорошо думает о тебе и твоих картинках и способах преподавания. В наше время, боюсь, это вообще ничего не значит. Просто так уж получилось. Время, когда тебе платили потому, что то, что ты делаешь, кому-то нужно, давно ушло. А сейчас это происходит потому, что курс чего-то повысился, а курс чего-то понизился. Курс акций, в которые вложены деньги и retirement funds твоего университета, видимо, упал, вот тебя и выгнали, - закончила она с торжеством. - Может, он специально для этого понизился.
- Что? Откуда ты знаешь?
- Я к примеру, а может, ты сам и рассказал. Движущие силы того, что происходит в таких случаях. А о твоих картинках или, скажем, стиле преподавания они не думают вовсе.
- На все есть причины, - сказал Том. - Просто так ничто не происходит.
- Возможно, хотя и это спорно, - возразила М. - Вот фонтан бьет и капли падают каждый раз чуть-чуть по-разному. На это есть причины? Какие-то случайные колебания, или как там это называется. Может и есть, вот я и толкую тебе о том, какими они могут быть. Что и как ты делаешь, к этому не имеет отношения.
- Если люди платят за что-то, значит, думают об этом хорошо, - сказал Том. - Это даже одно и то же слово: good, хороший и goods, материальные блага.
- Это по-английски они так думают, - возразила М. - А впрочем, может по-русски тоже: благой и блага. Га.
Том молчал.
- А все-таки, если кто-то что-то оплачивает, это в наше время может вообще ничего не значить, - опять сказала М. - Вот например: мне все время звонит какой-то человек с предложением поменять вентилятор в доме. Бесплатно причем, эта замена кем-то субсидируется. Я говорю: так давайте договоримся, очень интересно, хоть посмотрите, в каком он состоянии. А он такой: а я не знаю, когда я могу прийти. Звонили уже пару раз. Сама замена, может, и бесплатная, но звонки делает кто-то, кому еще кто-то платит зарплату. И так далее, и тому подобное, в больших городах этого полным-полно. Кто этого хочет? И где тут закон спроса и предложения? - закончила она.
Том казался обиженным, видимо, принял этот рассказ о вентиляторах близко к сердцу.
- И то же самое относится ко всему, - продолжала М. - Если кто-то думает, что твои картинки на стенах - преступление и вандализм, - это еще не значит, что это не высокое искусство - они просто повторяют то, что полагается говорить. Не все повторяют, а только некоторые, и притом самые глупые. И наоборот: если они считают что-то заслуживающим уважения и вполне, как это, mainstream, занятием, это еще не значит, что в этом есть хоть какой-то смысл. Сейчас более чем когда-либо. Все это происходит, сплошь и рядом, каким-то абсолютно случайным способом, не имеющим отношения к качеству производимого. И если у этих событий есть причины, они у чем-то другом.
- Случайным?
- Ну да, случайным. Тому, что что-то хорошо оплачивается, а что-то нет, часто вообще нет никакой причины. А может быть, лучше сказать, что она есть, но не имеет отношения к качеству производимого. Видимо, это не всегда было так, поскольку мы еще не отвыкли искать связь между качеством и прибылью, и считать, что она должна быть, эта прямая корреляция. Но масса вещей ее размывают, а может, и вовсе разрывают, и такие штучки, как Бэтти с ее приложениями для торговли валютой, - только одна из них, возможно, не самая худшая.
- А как насчет фресок? - вдруг спросил Том. - Которые в церквях? Это то же самое, что картины на стенах.
- Но в те времена отношения между качеством и оплатой были другие.
Когда М. проснулась на следующий день, Тома не было. Под зеркалом она нашла записку: ‘Я в Стратфорде.’
И все, больше ни слова. Похоже, Том опять исчез. Интересно, Стратфорд - это где? В Виктории, австралийском штате, есть Стратфорд, она это знала откуда-то. Но ведь они гораздо ближе к Англии, а там он тоже есть. Может, он имел в виду этот второй Стратфорд? Стратфордов, по меньшей мере, два, а может и больше. Ведь наверняка где-то есть улица с таким названием, хотя навряд ли Том имел ее в виду, скорее - город. Два значит, и все это имеет отношение к Румынии. М. тяжело вздохнула.
Ей хотелось знать, остается ли Бэтти до сих пор в Бухаресте. Может, она тоже двинула в Стратфорд? М. почему-то казалось, что этого не может быть. Но хорошо бы проверить. Она старалась вспомнить, где она - эта улица, на которой в доме номер тринадцать жила Бэтти. Чуть-чуть поплутав, она, наконец, нашла улицу. Окно на втором этаже светилось. Это значит, что она дома, - подумала М. Хотя, может быть, она выехала, а свет жжет кто-то другой.
М. хотелось убедиться, что Тома там нет, но в дверь стучать не хотелось. Что же делать? Можно, конечно, пройти пару пролетов вверх по лестнице и спросить Бэтти об этом, но как-то противно...К тому же, она ведь может и соврать, по идее?
Если она скажет нет, значит ли это нет? В принципе это может означать, что Том здесь где-то бродит с баллончиком краски, выискивая стену побольше и почище. А может быть - давно на пути в Австралийский Стратфорд. В записке-то так написано. Он не стал бы врать, в этом М. была уверена, если уж потрудился оставить записку.
Но почему Стратфорд? Что он значил для него? Этого М. не могла себе представить. И название-то дурацкое, считала она.
Чем является любая вещь, явление и тому подобное, материальное и духовное, - зависит от того, каким слоем общества, точнее, его представителями, это сделано. Боже, до чего же безобразное утверждение! Слой. Стратум. А множественное, видимо, - страта. Оно и сейчас иногда употребляется.
Страннее и безобразнее всего то, - продолжала рассуждать М. - что Том действительно верит во что-то такое. Если не в точности в это, то в какие-то очень близкие принципы. Хотя, конечно, все это бунтарство с краской и на стенах - это же наоборот? Советский, антисоветский - какая разница.
Во что он, собственно, верит? Если картина кем-то commissioned и оплачивается, - это хорошо и настоящее искусство. А если нет - хулиганство и вандализм. Да нет, верить в это, пожалуй, невозможно, если всерьез занимаешься этими картинами. Ясно, что настоящее - сами картины и, пожалуй, еще баллончики с краской, а остальное - так, шелуха, со временем отвалится. А может, и сейчас, спустя несколько веков, мы считаем что-то шедевром только потому, что безумный и очень богатый король когда-то заказал картину и повесил ее у себя во дворце? Не всегда дело в этом, конечно, а как часто?
В любом случае, - продолжала гадать М. - если он поехал в Стратфорд, она может тоже поехать туда и найти его? Конечно. Однако ж Бэтти тоже могла поехать туда, и что тогда? В этом случае Том оставил бы ей записку? Пожалуй.
Да, - М. почти решилась, - время ехать в Стратфорд. Но надо сперва разрешить это недоразумение с Бэтти. Там она или нет, все-таки лучше знать заранее. Если судить по смскам в мобильнике, не похоже, чтобы они регулярно писали друг другу. Это может значить, на самом деле, две вещи: писать не нужно, потому что она тоже там, или, наоборот, он пользуется другим номером и М. не имеет доступа к смскам.
М. нашла еще один старый телефон Тома и проверила почту. Никаких сообщений от Бэтти. Значит, она тоже там? Или, наоборот, они больше не пишут друг другу?
Похоже, Том поехал в Стратфорд сам по себе. Больше в ней не нуждается? Что-то еще развело их в разные стороны?
Как бы установить истину, причем наверняка? М. поднялась по ступенькам дома Бэтти опять и послушала под дверью. Из-под двери выбивалась тоненькая полоска света. Из-за этого в дверь хотелось войти, М. подумала, не позвонить ли. Нажать на кнопку звонка - и Бэтти откроет. Но нет, не сейчас - из-за двери доносились голоса. Лучше подождать и послушать.
Слышно было два голоса, мужской и женский. Женщина была, судя по всему, Бэтти. Но мужчина не был Том - голос совсем не похож. Значит, его там нет! - это было очевидно, или, скорее, оче-слышно. М. вздохнула с облегчением. Завтра она поедет в Стратфорд и найдет там Тома. Единственная трудность состоит в том, что на Земле существует, по крайней мере, два места с таким названием - два хорошо известных места. Один в Австралии, в штате Виктория, очень близко от Мельбурна. А второй - в Англиии, тот самый, где, по легенде, жил Шекспир. Куда же податься? Или, лучше сказать, с чего начать? Какой из них выбрал Том?
Если он ничего об этом не сказал в своей записке, значит, видимо, это должно ей быть ясно? Тогда, наверно, тот, в австралийской Виктории - ведь они там живут. С другой стороны, сейчас-то, в Румынии, к ним ближе другой Cтратфорд - тот, что в Англии. М. задумалась. Черт, если бы ее спросили, лучше бы ни одного Стратфорда, со всеми его шекспировскими коннотациями - не было. А тут сразу два - и, похоже, он мог выбрать любой, а она должна отгадать, какой именно. Что могло повлиять на этот выбор, кроме географии? Увы, она почти ничего не знала об обоих.
Если он ничего не сказал на этот счет, значит, наверно, это то место, которое ближе к дому, - наконец решила она. А дом в данном случае, это Виктория в Австралии - как ни странно это кажется отсюда, из Бухареста. Значит, видимо, с него и начать? С другой стороны, Лондон и его окрестности ближе и билеты туда дешевле. Может, с них начать? Завтра.
М. уже совсем собралась ехать в Стратфорд, когда нашла под зеркалом еще одну записку: Я в Париже, - прочитала она.
Значит, Том передумал? Когда он написал эту записку и как она очутилась здесь? Ведь если он уехал, он не мог ее доставить? Оставил перед отъездом? Но нашла-то она ее только сейчас. Как же так могло получиться? Она была уверена, что еще вчера этой второй записки не было.
Кто мог войти в ее квартирку в Бухаресте? Ключи были только у Тома, и если он уехал - никто не мог. Разве что он оставил Бэтти ключ? Но с какой стати?
Наверняка он мог бы оставить ей ключи, если бы это не было их общее жилье - старый поездной вагон, найденный пару месяцев назад. Двери не закрывались, пришлось посуетиться, чтобы сделать ключи. И вот, нате вам - они еще у кого-то есть.
А может быть - ключей нет - просто кто-то влез внутрь, скажем, через окно. Хотя окна здесь открывались с трудом и в данный момент были закрыты. Может, это вообще не его почерк. М. присмотрелась: точно, не его. Любая графологическая экспертиза это подтвердит. P в слове Paris выглядит совершенно иначе. Но кому понадобилось доставить сюда записку, если Том ее не писал? Интересно, а та первая, насчет Стратфорда - настоящая? Она вытащила записку и принялась ее разглядывать. Эта была больше похожа на почерк Тома, - решила М. Если записка про Париж - поддельная, значит, он в Стратфорде. Стратфорд, Стратфорд, Стратфорд. Что-то есть удивительно мрачное в том, что он идет через запятую с Парижем, хоть бы этот второй и был подделкой. Интересно, какое между ними расстояние в километрах? Ладно, завтра она начнет искать, - еще раз успокоила она себя.
Итак, - еще раз повторила себе М. - Париж подделка. Он уехал в Стратфорд. Но какой - австралийский в Виктории или британский? Может еще где-то они есть, но и двух хватит. И почему, интересно, англо-саксы так любят давать всему одинаковые названия? Городам, штатам и улицам? Не хотят расставаться с какими-то точками своей истории, которые, на их вкус, можно повторять бесконечно? Впрочем, к Стратфорду это имеет косвенное отношение. Сейчас главное - разработать план действий.
А что, если - он поехал в британский Стратфорд, чтобы быть ближе к России? Ведь оттуда совсем недалеко до нее, а от нас, то есть из Мельбурна - страшно подумать. М всегда считала и говорила об этом Тому, что нет смысла оставаться русским на таком чудовищном расстоянии от России - в Австралии. Какой в этом толк? Все равно все сводится к тому, что ни времени, ни возможности проводить там сколько-нибудь заметное время нет, а для того, чтобы раз в году заехать за государственный счет по пути из одной командировки в другую, паспорт не нужен. Хотя - почему бы и нет? Носят же люди, скажем, обручальное кольцо, во многих случаях и тогда, когда давно состоят в других отношениях. Что-то в этом роде. Надо видимо перестать быть тем, чем ты был - будь то семейные отношения или признание себя жителем какой-то страны - из которой ты давно уехал. Так многие считают. Но часто это просто невозможно. Том не был бы русским - кем бы он был? Или чем?
Хотя, если подумать - если бы жить где-то еще - можно было бы проводить там, то есть дома в России - значительное время. М. всегда очень хотелось этого, но сделать не получалось. Так, может быть, Том последовал ее совету? И для этого поехал в тот Стратфорд, поблизости от Лондона? Организовать свою жизнь совершенно по другому и лучше. Тогда начинать надо с того другого Стратфорда.
Она еще раз подумала, что, может быть, Том последовал ее совету, и потому не вернулся домой, а остался где-то тут. Хотя она же хочет, чтобы он вернулся домой? Чего ж ей еще хотеть? А может, наоборот, обиделся: кому понравится слушать бесконечные напоминания о том, что место для жизни ты выбрал не лучшим образом, учитывая твою систему ценностей. В которой на первом месте - Стратфорд. А на втором - паспорт страны, из которой ты давным давно уехал. Зачем он тебе, будь чем-нибудь еще. Чем еще? Легко сказать, она тоже не считала это возможным и, в сущности, не стремилась к этому. Так, может, из этого следует, что он выбрал другой Стратфорд?
М. чувствовала, что как слонопотамы, ходит по кругу, оставляя за собой все больше дорожек с следами, и скоро уже не будет знать, сколько здесь было зверей. А может, это уже произошло.
Ну что ж, в конце концов, купить билет из Бухареста в Лондон - не так уж сложно. А когда она туда приедет, видно будет, что делать дальше. Наверно - сядет на поезд в Стратфорд. Тоже, наверно, несложно - от Лондона это достаточно близко и, к тому же, это ведь не просто так никому не известный маленький городок. Место рождения Шекспира, туристов, наверно, до черта. Жалко, путеводитель не сообщает, откуда это известно. Но, видимо, есть какой-то респектабельный источник. Даже дом, в котором он родился, стоит, говорят, на том же месте. Реставрированный надо думать, но тот же самый в каком-то смысле. И близко от библиотеки, естественно. А что, если сам Шекспир - был не тот же самый? В конце концов, кто действительно знает, кто написал все эти пьесы? И еще меньше, естественно, известно о том, кто их потом редактировал. Это, очевидно, происходило больше, чем однажды? И сколько у них общего с оригинальным текстом. Впрочем, какое это имеет сейчас значение? Интересно, что у него, Шекспира то есть, вроде бы был отец, и музейный дом принадлежал сначала ему. А также дочь и внучка, и прошло три поколения пока - прямых наследников больше не нашлось - и дом достался племяннику. Однако дом не сносили и даже не перестраивали, и теперь в нем музей. Боже, - М. вдруг почувствовала, что ей как будто страшно. - Почему-то я совсем не хочу заходить внутрь. А если Том здесь? Он зашел бы внутрь? Вероятно, если уж приехал. Она купила билет и вошла в дверь. Но Тома там, разумеется, не было - он уже уехал.
У нее было чувство, что больше шансов найти его поблизости от станции. Полное название местечка было Стратфорд на Авоне. Авон почти авьон, - сообразила М. Самолет, то есть. Интересно, кто это тот ай, который выпал? Из самолета и из слова? И какая мрачная ирония в самом факте: Шекспир и все сопутствующие коннотации имеют отношение к самолетам. На самолетах тогда же не летали - кто и когда выбрал такое место? Впрочем, все здесь было настоящее, в этом сомневаться не приходилось. Здание самой станции было сделано из стекла - а может быть, это был такой прозрачный пластик, очень похожий на стекло.
Большущий кран что-то строил в двух шагах от станции. Туннель, как утверждала табличка, приклеенная на заборе. Может, Том рисует где-то здесь? Но его нигде не было видно. Но она найдет их, Тома, Джэка и Джэй. Как странно, все-таки, что посещение Стратфорда - или, может лучше сказать, застревание между этими двумя Стратфордами - ведь есть еще один - связано с тем, что вместо трех человек остался один. Она сама. Но она найдет их, обязательно.
Ближайшая к Стратфорду станция называлась Панкрас - что-то в этом роде. Pancras. Напоминает Питера Пэна и еще что-то из области медицины, хотя навряд ли это имелось в виду? Там находятся сломанные часы, - объяснил М. какой-то прохожий, к которому она обратилась за указаниями, как пройти и проехать. Часы были сломаны с 1970 года, но сейчас их отреставрировали, они ходят.
Там тоже посмотреть? Она сомневалась, что делать дальше.