Marshmallows and chain reactions-7
44.
Вместо того, чтобы немедленно уехать и двигаться в сторону другого Стратфорда - в Австралии - если Тома не было здесь, и он по-прежнему где-то в Стратфорде, - что, впрочем, неочевидно, - то, наверное, там? Вместо того, чтобы немедленно уехать, М. продолжала бродить по улицам все того же маленького городка. Время от времени она добиралась до Лондона, но, в основном, проводила время в Стратфорде. Нравилось ей это или нет, Том написал об этом месте в своей записке, стоит его исследовать как следует. Тут было не слишком-то много граффитти, чем, интересно, он занимается? Однако она все же нашла кое-что очень интересное. В каком-то дальнем углу небольшой узкой улочки нашлась картинка - девушка с темными волосами и в голубом платьице. Под картинкой была надпись: profit is prophetless. Замечательно, и что интересно, эту мудрость можно перевернуть: prophet is profitless. Звучит почти что так же хорошо.
Том всегда твердо верил, что хорошо то, что одобряется и принимается обществом. А также, разумеется, - вознаграждается. Добро в моральном смысле и нажитое добро - это одно и то же слово. А если что-то не одобряется обществом, то, соответственно, это и не хорошо. Коллективная мудрость, или как там она называется? Как она совместима с такими одиночными по своей природе занятиями, как живопись? Неважно, он все равно в это верил, во всяком случае, так говорил ей. Если что-то оплачивается - это самая ясная форма общественного поощрения, и стоит, следвательно, этим заниматься, и наоборот - не оплачивается - не стоит. Правда, на практике следовать этому правилу удавалось не всегда : у внутреннего развития свои законы, но он все равно в это верил.
- А что, если коллективную мудрость немножко изнасиловали? - иногда интересовалась М. - Она все равно такая же мудрая?
- Как это? - Том не хотел понимать, а М. всегда старалась и не могла понять, почему он не понимает.
- Ну так, - объясняла она. Люди говорят и делают не то, что они думают в действительности и во что верят, а то, что от них требуется. Это, как ты сам понимаешь, могут быть очень разные вещи. Интересно еще, от чего зависит, насколько они разные: скажем, твой сосед по дому дядя Вася, скорее всего, скажет о твоих картинах то, что он, на самом деле, думает. Хотя и это не обязательно. А какой-нибудь чин какой-нибудь художественной организации, которая заказы раздает - на него влияет намного больше факторов. Я хочу сказать, что навряд ли он такой же непосредственный. Увы, социологию эстетических предпочтений можно изучать, но это не очень-то поощряемая тематика, - закончила она. - Хотя от этого, может, зависит, как ты живешь. И вообще - кое-кто выпадает из сетей коллективной мудрсти, по разным причинам. Как это может быть, если она правда такая уж коллективная и синоним истины? И между прочим, выпадают не самые худшие люди.
И как, интересно, Тому удавалось сочетать это все с религией? Том всегда был религиозен, и время от времени М. пыталась понять, всерьез ли он это, а может, все - притворство, напяленная для чего-то маска? Казаться как кто? Однако она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что это не так: он не притворяется.
А ведь религия - христианство, во всяком случае, прямо говорит, что стремление к наживе греховно. А деньги, если они у тебя завелись, надо выбросить в грязь. Может, они просто намекают, что между этими двумя вещами есть связь? Никто однако ж не ждет этого от нас сейчас и сегодня. Многие считают, что все эти - притчи, может быть - вообще не надо понимать буквально. А как надо понимать? Фигурально? Что бы это значило, применительно к деньгам? И как это отнести к Тому? Однако факт оставался фактом: про него никак нельзя было сказать, что он считает, что деньги грех, и чтобы заработать их, он был готов на очень многое. Одна история с Бэтти чего стоит. Хорошо, - подумала М., - что иногда желание творить все же уводило его в сторону от прагматического.
М. не очень-то верила в то, что может оказаться, что что-то такое важное, типа Библейских притч, надо понимать не буквально. Хотя - что мы собственно знаем о том, как получилось, что кто-то записал это - и на чем, может, на дощечке? Он был безумный страстный одиночка, или выражал чье-то мнение? Сколько людей верило тогда, что нажива греховна? И если они были, такие люди, и их было много - как же все это могло принять сегодняшние очертания?
Собираясь в Стратфорд, М. вспомнила, что поезда там устроены особенным образом, не совсем обычным. Иногда случается, что они длиннее платформы, у которой останавливаются, - и тогда нужно бежать в первый и второй вагоны в начале поезда, чтобы все-таки выйти на платформу. Ужас. М. никогда не могла сказать, в каком направлении следует бежать, и часто ошибалась. Лучше уж узнать и кого-нибудь заранее, в какой вагон нужно сесть, и потом из него и выходить. Странно, почему в самой главной книге ничего не говорится о том, можно ли рисовать на стенах. Может, потому, что это было очевидно - можно. Еще со времен наскальной пещерной живописи было можно, и потом еще долго - и церкви имели к этому отношение. А потом вдруг в какой-то момент стало нельзя. Вероятно, кто-то знает, в какой? Может, это как-то совпало с увеличением числа людей, верящих, что нажива греховна?
В общем, если Том притворялся, что верит в греховность наживы - и все остальное заодно - он делал это на редкость хорошо. Но он не притворялся, М. это знала. Хотя, конечно, для него всегда было важно общественное признание - и оплата труда, как его материальное воплощение. Как это? У англо-саксов есть пословица на эту тему: things are what they seem. Как-то так случилось однажды, что эта мудрость - между прочим, совершенно непереводимая, а это ведь тоже о чем-то говорит? - так озлобила М. - что она решила пошутить. If things seem, undo the seams. Трудно сказать, против чего она озлобилась - но ненавидела это люто. Вся эта их жизнь, в которой нет разницы между правдой и ложью, и, по этому случаю, существует всего несколько слов для названия этой разницы. Как, например, будет приукрашивать? А приуменьшать? Есть какой-нибудь способ по-разному сказать привирать, присочинять и заливать? Как насчет сглаживать и замалчивать? У всего этого мало названий в английском языке, потому что говорить о лжи - неприлично. И обо всех остальных вещах, имеющих с ней хоть что-то общее. Неприлично даже, по-видимому, обозначать словом различные отношения между реальностью и ее представлениями. Впрочем, может, не всегда? Приукрашивать будет embellish? А сглаживать smooth over. Впрочем, дело не только в существовании слов, а еще в том, кто и когда их употребляет. Не то чтобы слов для описания отклонений от истины с большей буквы не было вовсе, но употребляются они реже и не совсем так же. Зато есть пословица! Things are what they seem. Неправда.
М. так разозлилась, что сочинила продолжение - If things seem, undo the seams. И вывесила на каком-то сайте, где вывешивают подобные puns. Получила тогда первый приз, виртуальный, конечно. Так может сейчас это и происходит - вдруг сообразила она. If things seem, undo the seams. Где Том? Неужели в Стратфорде? Она никогда не переставала верить, что это именно так и должно быть: if things seem, undo the seams. Есть вещи поважнее, чем что вам кажется, и суть - не в том. Какое отношение имеет ко всему этому его привязанность к Бэтти? Может и никакое: просто ситуация, прежде всего финансовая, стала для него мало выносимой, и он нашел способ сбежать из нее. Тем более привлекательный, что, возможно, с Бэтти связано получение каких-то заказов и доход, и это позволяет ему поддерживать в своих собственных глазах - и, возможно, глазах других людей - все тот же привычный имидж.
А вот если бы получилось наоборот и не нашлось выхода - когда Тому перестали платить за его преподавание, - ему пришлось бы постепенно изменить внутреннюю картину мира, и образ себя в нем. Мир заставил бы его изменить свою картину. Things are what they seem. Кому впрочем они кажутся? Здесь почему-то не говорится. Кажутся. А красота, она в глазу смотрящего, beauty is in the eye of the beholder - такая мудрость ведь у них тоже есть. Надо идти назад, в пещеры, и рисовать на их стенах - и казаться будет другое.
Наверное, Том вернулся в Австралию и потом поехал в Стратфорд, - еще раз сказала себе М. Она сделает то же самое - сейчас купит билет на самолет, потом, когда будет дома, поедет в Стратфорд. Поезда ходят от центрального вокзала несколько раз в день.
В этом втором Стратфорде они тоже много знали о Шекспире. В его честь была названа библиотека, был какой-то фестиваль. Даже небольшая речушка тоже называлась Авон. Если бы, кроме названия города, она знала о местонахождении Тома еще кое-что - это бы не обязательно помогло. Столько всяких названий совпадает. Видимо, они пытаются этим сказать, что все эти peer relationships? или как их - устроены одинаково и здесь и там. Хотя в Бухаресте, они, наверное, устроены иначе. Зачем же он тогда поехал в Стратфорд? Неужели ему все это нравится?
М. подумала еще и слезла на станции Сэйл. Чудное маленькое местечко, таких много в Виктории. Много воздуха, солнце, деревья - в основном, конечно, эвкалипты, но и другие, завезенные из Европы то ли клены, то ли буки, то ли ясени попадаются. В общем, не вечнозеленые, как эвкалипты, и кора выглядит иначе. Между деревьями прыгают зайцы - это, наверно, кролики, и, отпрыгнув пару метров от шоссе, скрываются за полупостроенными домами, обнесенными решеткой. Отойдешь от станции на пару сотен метров - торговый центр, а в нем продается мексиканская еда. М. купила буррито, довольно невкусный, и решила, что Тома здесь, похоже, нет. Милое местечко, но страшно скучное, и никаких графитти. Можно, конечно, доехать до Стратфорда - отсюда совсем недалеко, около получаса, но, может, сперва попробовать Морвэлл? Это еще ближе. Пару дней спустя она туда поехала.
Еще один маленький городок, тихий и симпатичный, как все они. Сойдя с поезда, она купила больший пакет с фиш энд чипс и теперь думала, что делать дальше. Просто побродить по улицам, пока найдешь что-нибудь интересное? Что если Том здесь где-то? Она была почти уверена в этом.
Пройдя насквозь почти бесконечную улицу, уставленную маленькими кафешками, закрытыми, разумеется, как это водится в Австралии, в позднее время после пяти вечера, она, наконец, нашла кое-что интересное. Маленький итальянский магазинчик продавал сыры, колбасы и грибы. Грибы, пожалуй, слегка отличались от тех, что можно найти в России - почти так же сильно, как и деревья - но все же это были сушеные грибы. Теперь бы еще найти, где кофе выпить. Но кофе в этот час не просматривался.
Через дорогу она заметила на стене какого-то здания картину, которую, видимо, не заметила, когда сходила с поезда. Две черноволосые узкоглазые женщины, в ярко-красных платьях, что-то делали со змеей: кажется, просто передавали ее друг другу. Может, аптека? М. прищурилась, чтобы получше рассмотреть, что это такое - и прочитала вывеску над дверью. Татуировки. Там делают татуировки, а картинка, видимо - задумана как реклама. Это были гейши, они, наверное, татуируют посетителей - наконец поняла она. - И почему, интересно, рисовать на своем теле считается лучше, чем на стенке дома, хотя последнее не так больно? Она поспешила уйти вниз по улице подальше от дома с татуировками.
Пять часов - время, когда полагается кончать пить кофе и начинать пить пиво, - наконец догадалась она. Надо искать паб, здесь наверняка есть какой-нибудь. Как грибы со странными названиями, это была одна из ее новых привычек. М. привыкла ходить в паб, и уже не могла вспомнить, когда этой привычки у нее не было. Always was, always will be. Наверняка в Морвэлле есть хоть один.
Еще побродив и поискав, она, наконец, нашла паб. Несколько мягко освещенных комнат с игральными автоматами, в центре одного из залов - стойка, у которой продаются напитки. Замечательная австралийская вещь, выражение нацинального духа, можно сказать. Заказала пиво, уселась у окна. Раскрыла книжку - в городке был книжный магазин, и в нем она купила Орвэлла, 1984. В последний раз, читанную, кажется, в переводе. На страницу упала тень. Это Том - догадалась М.
Вместо того, чтобы немедленно уехать и двигаться в сторону другого Стратфорда - в Австралии - если Тома не было здесь, и он по-прежнему где-то в Стратфорде, - что, впрочем, неочевидно, - то, наверное, там? Вместо того, чтобы немедленно уехать, М. продолжала бродить по улицам все того же маленького городка. Время от времени она добиралась до Лондона, но, в основном, проводила время в Стратфорде. Нравилось ей это или нет, Том написал об этом месте в своей записке, стоит его исследовать как следует. Тут было не слишком-то много граффитти, чем, интересно, он занимается? Однако она все же нашла кое-что очень интересное. В каком-то дальнем углу небольшой узкой улочки нашлась картинка - девушка с темными волосами и в голубом платьице. Под картинкой была надпись: profit is prophetless. Замечательно, и что интересно, эту мудрость можно перевернуть: prophet is profitless. Звучит почти что так же хорошо.
Том всегда твердо верил, что хорошо то, что одобряется и принимается обществом. А также, разумеется, - вознаграждается. Добро в моральном смысле и нажитое добро - это одно и то же слово. А если что-то не одобряется обществом, то, соответственно, это и не хорошо. Коллективная мудрость, или как там она называется? Как она совместима с такими одиночными по своей природе занятиями, как живопись? Неважно, он все равно в это верил, во всяком случае, так говорил ей. Если что-то оплачивается - это самая ясная форма общественного поощрения, и стоит, следвательно, этим заниматься, и наоборот - не оплачивается - не стоит. Правда, на практике следовать этому правилу удавалось не всегда : у внутреннего развития свои законы, но он все равно в это верил.
- А что, если коллективную мудрость немножко изнасиловали? - иногда интересовалась М. - Она все равно такая же мудрая?
- Как это? - Том не хотел понимать, а М. всегда старалась и не могла понять, почему он не понимает.
- Ну так, - объясняла она. Люди говорят и делают не то, что они думают в действительности и во что верят, а то, что от них требуется. Это, как ты сам понимаешь, могут быть очень разные вещи. Интересно еще, от чего зависит, насколько они разные: скажем, твой сосед по дому дядя Вася, скорее всего, скажет о твоих картинах то, что он, на самом деле, думает. Хотя и это не обязательно. А какой-нибудь чин какой-нибудь художественной организации, которая заказы раздает - на него влияет намного больше факторов. Я хочу сказать, что навряд ли он такой же непосредственный. Увы, социологию эстетических предпочтений можно изучать, но это не очень-то поощряемая тематика, - закончила она. - Хотя от этого, может, зависит, как ты живешь. И вообще - кое-кто выпадает из сетей коллективной мудрсти, по разным причинам. Как это может быть, если она правда такая уж коллективная и синоним истины? И между прочим, выпадают не самые худшие люди.
И как, интересно, Тому удавалось сочетать это все с религией? Том всегда был религиозен, и время от времени М. пыталась понять, всерьез ли он это, а может, все - притворство, напяленная для чего-то маска? Казаться как кто? Однако она знала его достаточно хорошо, чтобы понимать, что это не так: он не притворяется.
А ведь религия - христианство, во всяком случае, прямо говорит, что стремление к наживе греховно. А деньги, если они у тебя завелись, надо выбросить в грязь. Может, они просто намекают, что между этими двумя вещами есть связь? Никто однако ж не ждет этого от нас сейчас и сегодня. Многие считают, что все эти - притчи, может быть - вообще не надо понимать буквально. А как надо понимать? Фигурально? Что бы это значило, применительно к деньгам? И как это отнести к Тому? Однако факт оставался фактом: про него никак нельзя было сказать, что он считает, что деньги грех, и чтобы заработать их, он был готов на очень многое. Одна история с Бэтти чего стоит. Хорошо, - подумала М., - что иногда желание творить все же уводило его в сторону от прагматического.
М. не очень-то верила в то, что может оказаться, что что-то такое важное, типа Библейских притч, надо понимать не буквально. Хотя - что мы собственно знаем о том, как получилось, что кто-то записал это - и на чем, может, на дощечке? Он был безумный страстный одиночка, или выражал чье-то мнение? Сколько людей верило тогда, что нажива греховна? И если они были, такие люди, и их было много - как же все это могло принять сегодняшние очертания?
Собираясь в Стратфорд, М. вспомнила, что поезда там устроены особенным образом, не совсем обычным. Иногда случается, что они длиннее платформы, у которой останавливаются, - и тогда нужно бежать в первый и второй вагоны в начале поезда, чтобы все-таки выйти на платформу. Ужас. М. никогда не могла сказать, в каком направлении следует бежать, и часто ошибалась. Лучше уж узнать и кого-нибудь заранее, в какой вагон нужно сесть, и потом из него и выходить. Странно, почему в самой главной книге ничего не говорится о том, можно ли рисовать на стенах. Может, потому, что это было очевидно - можно. Еще со времен наскальной пещерной живописи было можно, и потом еще долго - и церкви имели к этому отношение. А потом вдруг в какой-то момент стало нельзя. Вероятно, кто-то знает, в какой? Может, это как-то совпало с увеличением числа людей, верящих, что нажива греховна?
В общем, если Том притворялся, что верит в греховность наживы - и все остальное заодно - он делал это на редкость хорошо. Но он не притворялся, М. это знала. Хотя, конечно, для него всегда было важно общественное признание - и оплата труда, как его материальное воплощение. Как это? У англо-саксов есть пословица на эту тему: things are what they seem. Как-то так случилось однажды, что эта мудрость - между прочим, совершенно непереводимая, а это ведь тоже о чем-то говорит? - так озлобила М. - что она решила пошутить. If things seem, undo the seams. Трудно сказать, против чего она озлобилась - но ненавидела это люто. Вся эта их жизнь, в которой нет разницы между правдой и ложью, и, по этому случаю, существует всего несколько слов для названия этой разницы. Как, например, будет приукрашивать? А приуменьшать? Есть какой-нибудь способ по-разному сказать привирать, присочинять и заливать? Как насчет сглаживать и замалчивать? У всего этого мало названий в английском языке, потому что говорить о лжи - неприлично. И обо всех остальных вещах, имеющих с ней хоть что-то общее. Неприлично даже, по-видимому, обозначать словом различные отношения между реальностью и ее представлениями. Впрочем, может, не всегда? Приукрашивать будет embellish? А сглаживать smooth over. Впрочем, дело не только в существовании слов, а еще в том, кто и когда их употребляет. Не то чтобы слов для описания отклонений от истины с большей буквы не было вовсе, но употребляются они реже и не совсем так же. Зато есть пословица! Things are what they seem. Неправда.
М. так разозлилась, что сочинила продолжение - If things seem, undo the seams. И вывесила на каком-то сайте, где вывешивают подобные puns. Получила тогда первый приз, виртуальный, конечно. Так может сейчас это и происходит - вдруг сообразила она. If things seem, undo the seams. Где Том? Неужели в Стратфорде? Она никогда не переставала верить, что это именно так и должно быть: if things seem, undo the seams. Есть вещи поважнее, чем что вам кажется, и суть - не в том. Какое отношение имеет ко всему этому его привязанность к Бэтти? Может и никакое: просто ситуация, прежде всего финансовая, стала для него мало выносимой, и он нашел способ сбежать из нее. Тем более привлекательный, что, возможно, с Бэтти связано получение каких-то заказов и доход, и это позволяет ему поддерживать в своих собственных глазах - и, возможно, глазах других людей - все тот же привычный имидж.
А вот если бы получилось наоборот и не нашлось выхода - когда Тому перестали платить за его преподавание, - ему пришлось бы постепенно изменить внутреннюю картину мира, и образ себя в нем. Мир заставил бы его изменить свою картину. Things are what they seem. Кому впрочем они кажутся? Здесь почему-то не говорится. Кажутся. А красота, она в глазу смотрящего, beauty is in the eye of the beholder - такая мудрость ведь у них тоже есть. Надо идти назад, в пещеры, и рисовать на их стенах - и казаться будет другое.
Наверное, Том вернулся в Австралию и потом поехал в Стратфорд, - еще раз сказала себе М. Она сделает то же самое - сейчас купит билет на самолет, потом, когда будет дома, поедет в Стратфорд. Поезда ходят от центрального вокзала несколько раз в день.
В этом втором Стратфорде они тоже много знали о Шекспире. В его честь была названа библиотека, был какой-то фестиваль. Даже небольшая речушка тоже называлась Авон. Если бы, кроме названия города, она знала о местонахождении Тома еще кое-что - это бы не обязательно помогло. Столько всяких названий совпадает. Видимо, они пытаются этим сказать, что все эти peer relationships? или как их - устроены одинаково и здесь и там. Хотя в Бухаресте, они, наверное, устроены иначе. Зачем же он тогда поехал в Стратфорд? Неужели ему все это нравится?
М. подумала еще и слезла на станции Сэйл. Чудное маленькое местечко, таких много в Виктории. Много воздуха, солнце, деревья - в основном, конечно, эвкалипты, но и другие, завезенные из Европы то ли клены, то ли буки, то ли ясени попадаются. В общем, не вечнозеленые, как эвкалипты, и кора выглядит иначе. Между деревьями прыгают зайцы - это, наверно, кролики, и, отпрыгнув пару метров от шоссе, скрываются за полупостроенными домами, обнесенными решеткой. Отойдешь от станции на пару сотен метров - торговый центр, а в нем продается мексиканская еда. М. купила буррито, довольно невкусный, и решила, что Тома здесь, похоже, нет. Милое местечко, но страшно скучное, и никаких графитти. Можно, конечно, доехать до Стратфорда - отсюда совсем недалеко, около получаса, но, может, сперва попробовать Морвэлл? Это еще ближе. Пару дней спустя она туда поехала.
Еще один маленький городок, тихий и симпатичный, как все они. Сойдя с поезда, она купила больший пакет с фиш энд чипс и теперь думала, что делать дальше. Просто побродить по улицам, пока найдешь что-нибудь интересное? Что если Том здесь где-то? Она была почти уверена в этом.
Пройдя насквозь почти бесконечную улицу, уставленную маленькими кафешками, закрытыми, разумеется, как это водится в Австралии, в позднее время после пяти вечера, она, наконец, нашла кое-что интересное. Маленький итальянский магазинчик продавал сыры, колбасы и грибы. Грибы, пожалуй, слегка отличались от тех, что можно найти в России - почти так же сильно, как и деревья - но все же это были сушеные грибы. Теперь бы еще найти, где кофе выпить. Но кофе в этот час не просматривался.
Через дорогу она заметила на стене какого-то здания картину, которую, видимо, не заметила, когда сходила с поезда. Две черноволосые узкоглазые женщины, в ярко-красных платьях, что-то делали со змеей: кажется, просто передавали ее друг другу. Может, аптека? М. прищурилась, чтобы получше рассмотреть, что это такое - и прочитала вывеску над дверью. Татуировки. Там делают татуировки, а картинка, видимо - задумана как реклама. Это были гейши, они, наверное, татуируют посетителей - наконец поняла она. - И почему, интересно, рисовать на своем теле считается лучше, чем на стенке дома, хотя последнее не так больно? Она поспешила уйти вниз по улице подальше от дома с татуировками.
Пять часов - время, когда полагается кончать пить кофе и начинать пить пиво, - наконец догадалась она. Надо искать паб, здесь наверняка есть какой-нибудь. Как грибы со странными названиями, это была одна из ее новых привычек. М. привыкла ходить в паб, и уже не могла вспомнить, когда этой привычки у нее не было. Always was, always will be. Наверняка в Морвэлле есть хоть один.
Еще побродив и поискав, она, наконец, нашла паб. Несколько мягко освещенных комнат с игральными автоматами, в центре одного из залов - стойка, у которой продаются напитки. Замечательная австралийская вещь, выражение нацинального духа, можно сказать. Заказала пиво, уселась у окна. Раскрыла книжку - в городке был книжный магазин, и в нем она купила Орвэлла, 1984. В последний раз, читанную, кажется, в переводе. На страницу упала тень. Это Том - догадалась М.