Проф. И.Ю.Ващева о концепции поздней античности
Сочинение Гиббона [3], появившееся накануне Французской революции, имело ошеломляющий успех. Это был, по сути, первый исторический труд, не просто собирающий факты, но дающий определенную интерпретацию и объяснение исторического процесса. При этом сам процесс был прослежен на огромном временном отрезке и в рамках почти всей Европы (или даже более того).
* взгляд Гиббона на причины упадка и гибели Римской империи, на закат античной цивилизации.
По его мнению, здесь действовал целый комплекс причин: деспотизм императорской власти, усилившийся со времен Септимия Севера (193-211); вырождение и своеволие римской армии, которая сначала посягнула на свободу Римской республики, а затем на величие императорского пурпура; это порожденный богатством и роскошью нравственный упадок римского общества; особая вина возлагается автором на христианство, обесценившее активные социальные добродетели и последние остатки воинского духа; наконец, победоносное нашествие варваров. Таким образом, падение Западной Римской империи объясняется не одной причиной, а целым комплексом факторов, однако превалирующим у него остается тезис о разлагающем и парализующем воздействии на римских граждан новой религии смирения и утешения - христианства.
Эти положения, сформулированные Э. Гиббоном, во многом определили направления и рамки исследования античной и средневековой истории в последующее время. По сути дела вся дальнейшая наука об античности не вышла за рамки этого представления, ставшего во многом стереотипным, незыблемым. Причем если идея о продолжении упадка и деградации античных традиций и институтов вплоть до XV века вызвала естественную критику в кругах профессиональных историков, то остальные положения Гиббона - о деспотизме Императорской власти, милитаризации политической системы, о роли варварских нашествий и даже о губительной роли христианства - во многом были приняты традиционной исторической наукой.
* еще одним фактором, способствовавшим появлению новой концепции, оказалось не только развитие науки, но и изменение политической ситуации. Самими британскими учеными подчеркивается политическая актуальность нового подхода. По их мнению, именно современная политическая ситуация, или, точнее говоря, ситуация последних 20-25 лет, когда в Европе активизировались интеграционные процессы и когда государственные границы, конфессиональные и культурные барьеры казались не столь существенными и непреодолимыми, подтолкнула к изучению культурной, религиозной, государственной, социальной и культурной интеграции в период поздней античности.
* позднеримское общество обнаруживает слишком много «средневековых» элементов, и это уже не совсем античность. Медиевисты пропускают его, поскольку вплоть до VII - IX и даже XI века продолжает существовать слишком много «пережитков» античного мира, и это еще не совсем средневековье.
* Всего через несколько лет после грандиозного труда Джонса, в 1971 году увидела свет небольшая монография Питера Брауна «Мир поздней античности» [54], которая произвела настоящий переворот в изучении этой сложной эпохи и имела огромный резонанс в научном мире [55; 56, р. 46-73; 57]. Именно с этого времени сам термин «поздняя античность» уверенно входит в обращение... Данная работа произвела ошеломляющий эффект, поскольку представила читателю живую, захватывающую дух панораму совершенно иного мира со II по VII век и в географическом отношении охватывающую христианскую ойкумену от западных провинций до сасанидского Ирана. Это была не привычная картина упадка «классической античности», разложения прежних традиций и отношений...
** Более того, перед читателем представала не исключительно христианская империя, но очень неоднородное и поликонфессиональное образование, в котором наряду с христианством одинаково большую роль играли неоплатонизм, старые языческие античные культы и представления, а также различные религиозные практики, широко распространенные на восточных границах империи. В этом же году П. Браун издал большую статью о «святых людях», в которой под этим названием объединил и христианских святых и неоплатонических философов и аскетов [58. См. также 59-60]. /М. С. Если можно жить скромно и друг друга не козлить - человеки делают выбор в пользу этого?/
В 60-е гг. XX века Джонс, одним из первых обратившийся к исследованию III-VII веков как самостоятельной эпохи, разделял в основном социальноэкономический подход [7], популярный и актуальный в то время, и рассматривал преимущественно социальную структуру, экономические институты и систему управления в качестве основных факторов, определивших своеобразие данной эпохи, нежели политические события того бурного времени. Однако он совершенно не рассматривал вопросы религиозной истории, которые сегодня зачастую выносятся исследователями поздней античности на первый план. Работа Питера Брауна, которая вышла буквально через несколько лет после работы Джонса, предлагает совсем иной взгляд на позднеантичное общество - прежде всего с позиции культуры и религии.
* Сегодня в качестве одного из важнейших факторов развития позднеантичного общества признается религиозный. Именно становление и развитие христианской церкви, христианизация поздней Римской империи, соответственно Вселенские соборы, становление догматики и появление различных направлений в христианстве, в том числе и еретических, а также изменения в идеологии, системе образования и культуре в целом стали преобладающими темами в исследовательской литературе последних 30 лет. Именно эти явления, с точки зрения современных западных исследователей, во многом определяли лицо позднеантичного общества.
Концепция поздней античности поменяла и привычный взгляд на эпоху III-VII веков. Со времен Э. Гиббона в исторической и популярной литературе традиционно содержание данного периода трактуется исключительно в негативных тонах - как распад римской государственной системы, упадок и разложение империи.
С выходом в свет монографии П. Брауна ученые впервые, пожалуй, взглянули на данную эпоху с совершенно иных позиций и обнаружили, что это было время экспериментов, творческих поисков практически во всех сферах жизни. Если традиционная историография рисует образ Византии как теократического государства, а потому статичного, неизменного, консервативного, во многом косного
В настоящее время суть и наследие этой непростой эпохи являются одной из самых актуальных проблем [62-66]. Именно этот период, вне зависимости от того, как его называют («поздней Римской империей» или «поздней античностью»), стоит в центре внимания современных исследователей
Во многом именно П. Брауну принадлежит заслуга утверждения в англоязычной исторической науке новой концепции «долгой поздней античности» (long late antiquity), согласно которой античный мир не перестал существовать с падением Западной Римской империи в 476 году. Он показывает континуитет многих традиций, отношений, явлений, характерных для поздней античности и сохраняющих свое значение позднее. Ученики и последователи П. Брауна, принявшие его тезис, пошли дальше и доводят свое повествование до VIII-IX веков. При этом часто подразумевается, что даже исламский мир явился не антиподом и отрицанием античности, но неким продолжением Средиземноморского мира поздней античности [70; 38].
Одни начинают эпоху поздней античности или раннего Средневековья с правления Диоклетиана (284-305), другие - с начала правления Константина или основания новой столицы, Константинополя (330)
Историки социально-экономического направления, к числу которых можно отнести не только историков-марксистов, но и других русских историков, например М. Ростовцева, связывают конец античного мира с кризисом античного рабства, пик которого пришелся на III век. Сторонники нового подхода, рассматривая в качестве определяющего религиозный фактор, началом новой эпохи считают Миланский эдикт (313 г.). В любом случае реалии экономической, политической, религиозной и культурной жизни неким узлом связываются в IV веке, и именно с этого времени можно уверенно говорить о формировании своеобразного мира поздней античности.
До недавнего времени все крупнейшие издания по истории античности заканчивались началом IV века. Так, например, первое, классическое, издание Кэмбриджской истории античности (1923-1939 гг.) заканчивалось 324 годом, датой начала самостоятельного правления императора Константина, и всячески избегало рассказа о том периоде Римской империи, когда она становится христианской империей [74]. Нет здесь упоминаний ни об основании и строительстве Константинополя и о переносе столицы империи на Восток, ни о падении Западной Римской империи в 476 году. Однако новое издание той же Кэмбриджской истории античности воспринимает античность уже значительно шире и два дополнительных тома доводят свое повествование вплоть до 600 года [75-76]. Монументальный проект «Просопо-графия Поздней Римской империи», инициированный еще Джонсом и законченный в 1992 году, охватывает период 260-641 гг. [77-79]. Интересно, что сам П. Браун первоначально выделил в качестве особого периода 150-750-е годы. В последующих же публикациях под редакцией П. Брауна по теме поздней античности даты сдвигаются по крайней мере на полстолетия - 250-800 гг.
Византинисты, привыкшие к многочисленным проявлениям континуитета, склонны продлять позднюю античность вплоть до арабского завоевания. Историки же, занимающиеся проблемами западноевропейского Средневековья, по-прежнему настаивают на кардинальной ломке всех устоев, последовавшей за варварскими вторжениями V века.
С определением верхней границы поздней античности дело обстоит еще сложнее. В качестве конечной даты часто называют начало VII века (602 год - смерть императора Маврикия или нашествие арабов в 20-40-е гг. VII века). Однако эти события больше повлияли на судьбы Восточной Римской империи, нежели имели отношение к истории Запада. В качестве же событий, кардинально изменивших лицо Западной Европы, обычно указывают варварские нашествия и соответственно в качестве таких поворотных моментов часто называют 378 год (битва у Адрианополя) и 476 год (падение Западной Римской империи), однако современники не заметили этого грандиозного события, и 476 год скорее является некой условной датой, нежели реальным рубежом между двумя эпохами.
Вместе с вопросом о хронологических рамках эпохи возникает вопрос и о факторах, способствовавших формированию нового мира. Весьма распространенным тезисом в традиционной историографии было представление о роли внешних факторов, и прежде всего варварских переселений, нашествия новых иноязычных племен: варваров на Западе, арабов на Востоке. /М. С. Что ныне, кажется, все более пересмотрено/
Для П. Брауна, как и для других авторов концепции поздней античности, варварское вторжение на территорию Западной Римской империи само по себе не прерывает традиции античной культуры. Также и в ареале культуры Сасанидского Востока изменения наступают еще до арабского мусульманского натиска.
Соответственно подвергается сомнению ставшая уже общепризнанной модель падения Западной Римской империи в результате внешнего завоевания германскими племенами [81]. Вновь ставится вопрос о причинах падения империи и все больше внимания уделяется внутренним процессам [82-84]. Если отечественная историография давно говорит о внутренних предпосылках кризиса и падения Римской империи, то для британской историографии данное утверждение является в значительной степени новым. Современная британская историография видит в возникновении и утверждении такого подхода к объяснению тенденций и процессов позднеантичной эпохи прямое влияние политической ситуации конца XX века (крушение коммунизма и затем быстрый распад всей политической системы показал пример того, как могло произойти крушение и другой империи в древности, и главную роль в этом процессе играл не внешний фактор, а внутренний) [53, p. 190]. В настоящее время в западной историографии наибольшей популярностью пользуются именно теории системного кризиса (systems collaps).
исследователи на основании археологических материалов показывают, что, несмотря на все политические перипетии, завоевания, изменения государственного устройства и т.д., тип поселений, материальная культура и образ жизни людей в странах Средиземноморья остается неизменным вплоть до кардинальных преобразований XI века [87; 88].
Данная эпоха представляет собой крайне важный, ключевой период в мировой истории с точки зрения формирования новой Европы и Византии, формирования новой картины мира, нового типа исторического сознания и мировоззрения в целом и потому особенно важен с точки зрения научного осмысления.
* подход позволяет объяснить сходство тенденций культурного, религиозного, социального, литературного развития на огромном пространстве христианской ойкумены вплоть до VIII века, активные миграции идей и авторов от Испании до Сирии, а также общность ментальных и поведенческих установок.
Эпоху IV-VII веков теперь все больше воспринимают не как упадок и разложение традиций античного мира или эпоху смут и варварских переселений, но как самостоятельный мир, богатый и разнообразный, полный специфики и оставивший миру огромное наследство.
https://cyberleninka.ru/article/n/kontseptsiya-pozdney-antichnosti-v-sovremennoy-istoricheskoy-nauke
* взгляд Гиббона на причины упадка и гибели Римской империи, на закат античной цивилизации.
По его мнению, здесь действовал целый комплекс причин: деспотизм императорской власти, усилившийся со времен Септимия Севера (193-211); вырождение и своеволие римской армии, которая сначала посягнула на свободу Римской республики, а затем на величие императорского пурпура; это порожденный богатством и роскошью нравственный упадок римского общества; особая вина возлагается автором на христианство, обесценившее активные социальные добродетели и последние остатки воинского духа; наконец, победоносное нашествие варваров. Таким образом, падение Западной Римской империи объясняется не одной причиной, а целым комплексом факторов, однако превалирующим у него остается тезис о разлагающем и парализующем воздействии на римских граждан новой религии смирения и утешения - христианства.
Эти положения, сформулированные Э. Гиббоном, во многом определили направления и рамки исследования античной и средневековой истории в последующее время. По сути дела вся дальнейшая наука об античности не вышла за рамки этого представления, ставшего во многом стереотипным, незыблемым. Причем если идея о продолжении упадка и деградации античных традиций и институтов вплоть до XV века вызвала естественную критику в кругах профессиональных историков, то остальные положения Гиббона - о деспотизме Императорской власти, милитаризации политической системы, о роли варварских нашествий и даже о губительной роли христианства - во многом были приняты традиционной исторической наукой.
* еще одним фактором, способствовавшим появлению новой концепции, оказалось не только развитие науки, но и изменение политической ситуации. Самими британскими учеными подчеркивается политическая актуальность нового подхода. По их мнению, именно современная политическая ситуация, или, точнее говоря, ситуация последних 20-25 лет, когда в Европе активизировались интеграционные процессы и когда государственные границы, конфессиональные и культурные барьеры казались не столь существенными и непреодолимыми, подтолкнула к изучению культурной, религиозной, государственной, социальной и культурной интеграции в период поздней античности.
* позднеримское общество обнаруживает слишком много «средневековых» элементов, и это уже не совсем античность. Медиевисты пропускают его, поскольку вплоть до VII - IX и даже XI века продолжает существовать слишком много «пережитков» античного мира, и это еще не совсем средневековье.
* Всего через несколько лет после грандиозного труда Джонса, в 1971 году увидела свет небольшая монография Питера Брауна «Мир поздней античности» [54], которая произвела настоящий переворот в изучении этой сложной эпохи и имела огромный резонанс в научном мире [55; 56, р. 46-73; 57]. Именно с этого времени сам термин «поздняя античность» уверенно входит в обращение... Данная работа произвела ошеломляющий эффект, поскольку представила читателю живую, захватывающую дух панораму совершенно иного мира со II по VII век и в географическом отношении охватывающую христианскую ойкумену от западных провинций до сасанидского Ирана. Это была не привычная картина упадка «классической античности», разложения прежних традиций и отношений...
** Более того, перед читателем представала не исключительно христианская империя, но очень неоднородное и поликонфессиональное образование, в котором наряду с христианством одинаково большую роль играли неоплатонизм, старые языческие античные культы и представления, а также различные религиозные практики, широко распространенные на восточных границах империи. В этом же году П. Браун издал большую статью о «святых людях», в которой под этим названием объединил и христианских святых и неоплатонических философов и аскетов [58. См. также 59-60]. /М. С. Если можно жить скромно и друг друга не козлить - человеки делают выбор в пользу этого?/
В 60-е гг. XX века Джонс, одним из первых обратившийся к исследованию III-VII веков как самостоятельной эпохи, разделял в основном социальноэкономический подход [7], популярный и актуальный в то время, и рассматривал преимущественно социальную структуру, экономические институты и систему управления в качестве основных факторов, определивших своеобразие данной эпохи, нежели политические события того бурного времени. Однако он совершенно не рассматривал вопросы религиозной истории, которые сегодня зачастую выносятся исследователями поздней античности на первый план. Работа Питера Брауна, которая вышла буквально через несколько лет после работы Джонса, предлагает совсем иной взгляд на позднеантичное общество - прежде всего с позиции культуры и религии.
* Сегодня в качестве одного из важнейших факторов развития позднеантичного общества признается религиозный. Именно становление и развитие христианской церкви, христианизация поздней Римской империи, соответственно Вселенские соборы, становление догматики и появление различных направлений в христианстве, в том числе и еретических, а также изменения в идеологии, системе образования и культуре в целом стали преобладающими темами в исследовательской литературе последних 30 лет. Именно эти явления, с точки зрения современных западных исследователей, во многом определяли лицо позднеантичного общества.
Концепция поздней античности поменяла и привычный взгляд на эпоху III-VII веков. Со времен Э. Гиббона в исторической и популярной литературе традиционно содержание данного периода трактуется исключительно в негативных тонах - как распад римской государственной системы, упадок и разложение империи.
С выходом в свет монографии П. Брауна ученые впервые, пожалуй, взглянули на данную эпоху с совершенно иных позиций и обнаружили, что это было время экспериментов, творческих поисков практически во всех сферах жизни. Если традиционная историография рисует образ Византии как теократического государства, а потому статичного, неизменного, консервативного, во многом косного
В настоящее время суть и наследие этой непростой эпохи являются одной из самых актуальных проблем [62-66]. Именно этот период, вне зависимости от того, как его называют («поздней Римской империей» или «поздней античностью»), стоит в центре внимания современных исследователей
Во многом именно П. Брауну принадлежит заслуга утверждения в англоязычной исторической науке новой концепции «долгой поздней античности» (long late antiquity), согласно которой античный мир не перестал существовать с падением Западной Римской империи в 476 году. Он показывает континуитет многих традиций, отношений, явлений, характерных для поздней античности и сохраняющих свое значение позднее. Ученики и последователи П. Брауна, принявшие его тезис, пошли дальше и доводят свое повествование до VIII-IX веков. При этом часто подразумевается, что даже исламский мир явился не антиподом и отрицанием античности, но неким продолжением Средиземноморского мира поздней античности [70; 38].
Одни начинают эпоху поздней античности или раннего Средневековья с правления Диоклетиана (284-305), другие - с начала правления Константина или основания новой столицы, Константинополя (330)
Историки социально-экономического направления, к числу которых можно отнести не только историков-марксистов, но и других русских историков, например М. Ростовцева, связывают конец античного мира с кризисом античного рабства, пик которого пришелся на III век. Сторонники нового подхода, рассматривая в качестве определяющего религиозный фактор, началом новой эпохи считают Миланский эдикт (313 г.). В любом случае реалии экономической, политической, религиозной и культурной жизни неким узлом связываются в IV веке, и именно с этого времени можно уверенно говорить о формировании своеобразного мира поздней античности.
До недавнего времени все крупнейшие издания по истории античности заканчивались началом IV века. Так, например, первое, классическое, издание Кэмбриджской истории античности (1923-1939 гг.) заканчивалось 324 годом, датой начала самостоятельного правления императора Константина, и всячески избегало рассказа о том периоде Римской империи, когда она становится христианской империей [74]. Нет здесь упоминаний ни об основании и строительстве Константинополя и о переносе столицы империи на Восток, ни о падении Западной Римской империи в 476 году. Однако новое издание той же Кэмбриджской истории античности воспринимает античность уже значительно шире и два дополнительных тома доводят свое повествование вплоть до 600 года [75-76]. Монументальный проект «Просопо-графия Поздней Римской империи», инициированный еще Джонсом и законченный в 1992 году, охватывает период 260-641 гг. [77-79]. Интересно, что сам П. Браун первоначально выделил в качестве особого периода 150-750-е годы. В последующих же публикациях под редакцией П. Брауна по теме поздней античности даты сдвигаются по крайней мере на полстолетия - 250-800 гг.
Византинисты, привыкшие к многочисленным проявлениям континуитета, склонны продлять позднюю античность вплоть до арабского завоевания. Историки же, занимающиеся проблемами западноевропейского Средневековья, по-прежнему настаивают на кардинальной ломке всех устоев, последовавшей за варварскими вторжениями V века.
С определением верхней границы поздней античности дело обстоит еще сложнее. В качестве конечной даты часто называют начало VII века (602 год - смерть императора Маврикия или нашествие арабов в 20-40-е гг. VII века). Однако эти события больше повлияли на судьбы Восточной Римской империи, нежели имели отношение к истории Запада. В качестве же событий, кардинально изменивших лицо Западной Европы, обычно указывают варварские нашествия и соответственно в качестве таких поворотных моментов часто называют 378 год (битва у Адрианополя) и 476 год (падение Западной Римской империи), однако современники не заметили этого грандиозного события, и 476 год скорее является некой условной датой, нежели реальным рубежом между двумя эпохами.
Вместе с вопросом о хронологических рамках эпохи возникает вопрос и о факторах, способствовавших формированию нового мира. Весьма распространенным тезисом в традиционной историографии было представление о роли внешних факторов, и прежде всего варварских переселений, нашествия новых иноязычных племен: варваров на Западе, арабов на Востоке. /М. С. Что ныне, кажется, все более пересмотрено/
Для П. Брауна, как и для других авторов концепции поздней античности, варварское вторжение на территорию Западной Римской империи само по себе не прерывает традиции античной культуры. Также и в ареале культуры Сасанидского Востока изменения наступают еще до арабского мусульманского натиска.
Соответственно подвергается сомнению ставшая уже общепризнанной модель падения Западной Римской империи в результате внешнего завоевания германскими племенами [81]. Вновь ставится вопрос о причинах падения империи и все больше внимания уделяется внутренним процессам [82-84]. Если отечественная историография давно говорит о внутренних предпосылках кризиса и падения Римской империи, то для британской историографии данное утверждение является в значительной степени новым. Современная британская историография видит в возникновении и утверждении такого подхода к объяснению тенденций и процессов позднеантичной эпохи прямое влияние политической ситуации конца XX века (крушение коммунизма и затем быстрый распад всей политической системы показал пример того, как могло произойти крушение и другой империи в древности, и главную роль в этом процессе играл не внешний фактор, а внутренний) [53, p. 190]. В настоящее время в западной историографии наибольшей популярностью пользуются именно теории системного кризиса (systems collaps).
исследователи на основании археологических материалов показывают, что, несмотря на все политические перипетии, завоевания, изменения государственного устройства и т.д., тип поселений, материальная культура и образ жизни людей в странах Средиземноморья остается неизменным вплоть до кардинальных преобразований XI века [87; 88].
Данная эпоха представляет собой крайне важный, ключевой период в мировой истории с точки зрения формирования новой Европы и Византии, формирования новой картины мира, нового типа исторического сознания и мировоззрения в целом и потому особенно важен с точки зрения научного осмысления.
* подход позволяет объяснить сходство тенденций культурного, религиозного, социального, литературного развития на огромном пространстве христианской ойкумены вплоть до VIII века, активные миграции идей и авторов от Испании до Сирии, а также общность ментальных и поведенческих установок.
Эпоху IV-VII веков теперь все больше воспринимают не как упадок и разложение традиций античного мира или эпоху смут и варварских переселений, но как самостоятельный мир, богатый и разнообразный, полный специфики и оставивший миру огромное наследство.
https://cyberleninka.ru/article/n/kontseptsiya-pozdney-antichnosti-v-sovremennoy-istoricheskoy-nauke